Часть 8
16 декабря 2020 г. в 23:28
Октябрь, приносящий северу дары поздних яблок и оранжевых крутобоких тыкв, первого холодного ветра и обещания близящегося зимнего упадка, в Калифорнии же замыкал череду бесконечно долгих девяти летних месяцев. Сент-Джеймс задыхался в пустынной пыли и раскаленном асфальте, слишком далекий от океана, чтобы насладиться продолжением пляжного сезона, вынужденный страдать за грехи колонистов, за каким-то чертом отстроившим город так далеко от воды.
Большую часть времени Саша отмокала в бассейне или трусливо сбегала в прохладу больших торговых центров, защищенных от жара батареей подтекающих конденсатом кондиционеров. Она любила калифорнийское лето за яркие купальники и длинные теплые ночи, но ненавидела за огромные волдыри солнечных ожогов на белой прозрачной коже. Вошедшие в моду широкополые соломенные шляпы немного примирили ее обгорающие плечи и шею с солнцем, но вышедший из тренда загар заставил расстаться с любимыми шелковыми бандо с пользу длинных широких рукавов. Красиво, но как теперь показать миру точеные ключицы и выпестованный идеально плоский живот? Саша надеялась, что через пару сезонов летящий силуэт городского бохо покинет подиумы так же, как это когда-то сделали джинсы с заниженной талией.
Ее маленькое кислотное приключение не прошло незамеченным, но не принесло проблем. Интересующимся Саша в красках и лицах описывала свои галлюцинации, аккуратно опуская неприятные подробности измены — просто, чтобы не порушить Мэтту бизнес. Сам по себе он был неплохим парнем, странноватым, не от мира сего, но цены не заламывал и приходил, куда скажут, а значит, не было нужды в мелочной мести за плохой опыт.
Конечно, Энн и Марси быстро оказались в курсе прошедшей вечеринки, куда их не позвали, но они не протестовали против сложившегося порядка вещей. Саша не брала их с собой ради их же блага, а значит, так было необходимо. Партию «Существ» они доиграли в следующие же выходные, а выходящий на Netflix новый сезон «Подозрительного острова» сплотил их, как никогда, в обсуждении спорных сюжетных поворотов, мнимой гибели полюбившихся персонажей и странноватых теорий, которые Марси притаскивала с реддита.
Грайма Саша избегала: безотчетно, опасливо. Она не любила людей, обладающих над ней властью, и не важно, были ли они облечены ей по долгу службы, как учителя или полицейские, или заполучили ее по ее же попустительству, как одна жаба, которая узнала слишком много. Саша сама для себя не могла сформулировать свои опасения в ясные тезисы, но она точно знала, что уязвима, и что в эту уязвимость Грайм, если захочет, может больно ткнуть.
Но он, кажется, не хотел. Саша не отвечала на его сообщения несколько дней: совершенно ребячески и несерьезно, — но внимательно читала каждое в поисках угрозы. Изменившегося отношения, навязываемой близости, полутона, полунамека — и не находила. Если бы она Грайма не знала совсем, то решила бы, что он тупой, как бревно, или что ему на нее наплевать до крайности, раз он продолжал в той же манере приятного знакомца присылать смешные мемчики и фотки красивых древних пистолей с золотыми инкрустациями. Но черт, это помогало даже слишком хорошо. Саша начинала подозревать, что этот холодный жабий сын какой-то чересчур хитровыделанный гений эмоционального интеллекта (и плевать, что такого термина не знает википедия — она вычитала его в космо, и он хорошо подходил ситуации).
И Саша немного оттаяла. Она еще не чувствовала себя в безопасности, но и какой-то неожиданной подлянки ожидать устала. Ей нравилась их переписка, а раз Грайм вел себя хорошо и тактично, то и она не будет отказывать себе в удовольствии переслать ему гифку с орущей лягушкой. С расистким подтекстом, конечно, но ей ведь уже можно? Нет, ответная гифка с обезьянкой не такая смешная: люди в своей эволюции ушли от обезьян достаточно далеко, чтобы не находить сходство оскорбительным.
И однажды приятным субботним вечером, лежа в плетеном шезлонге на краю собственного бассейна и потягивая баночную колу, Саша лениво набрала:
«Как насчет завтра?»
Ответа никогда не приходилось долго ждать.
«завтра что?»
«Пострелять. Ты обещал»
«вообще я планировал заняться уборкой, но ты права, полигон приятнее: D»
Смайлами он управлялся все ловчее: чувствовалась Сашина зумерская школа.
«Серьезно? Ты убираешься дома? Раз в год или это только мне повезло наглотаться пыли у тебя на диване?»
«ты уснула раньше, чем я успел предложить тебе простыню»
«ОМГ у тебя все это время было постельное белье?»
«нет, у меня в спальне выкопан пруд, и я укрываюсь листом кувшинки)»
«Ахах, я хочу посмотреть»
«так мы едем завтра?»
«А это далеко?»
«километров 10 от города. пятнадцать минут езды»
«Ок. Во сколько?»
Грайм замолчал. Саша поболтала остатками газировки в банке, но уже пресытилась сорбитовой сладостью лайт-колы, и потому без сожаления выбросила жестянку в мусорный бак. Телефон чирикнул уведомлением фейсбука.
«прогноз обещает завтра +28. в принципе, не очень жарко, но тебе лучше не ехать в пустыню в самое пекло. утро или вечер?»
«Эй, что за странное уточнение, типа это мне нельзя куда-то ехать?»
«у тебя может быть солнечный удар, а у меня нет., но если обещаешь следить за собой, то поехали сразу после обеда»
Саша поджала губу. С одной стороны, ей хотелось пойти на принцип. Кто это сказал, что ей чего-то нельзя? Кто это придумал, что люди слабее каких-то там амфибий? Люди построили эту цивилизацию вообще-то, можно капельку уважения? С другой стороны, ехать куда-то в самое пекло она не хотела. Точно будет жарко, потно, а в десяти километрах от Сент-Джеймса нет ничего, кроме пустыни и трансамериканской магистрали, а значит, на нее обязательно налипнет тонна горячего песка. Идея выбраться на полигон в воскресенье уже не казалась Саше такой заманчивой: можно было подождать зимы и приятно провести время при +20, но ей было скучно, и она уже разогналась.
А, к черту.
«Мне лень вставать рано в выходной, так что поехали вечером. Мы сильно надолго?»
«как скажешь. в первый раз выберемся на пару часов, а дальше как пойдет»
Посмотрите на него. «Первый раз». Может, ей еще и не понравится, и она больше никуда не поедет.
«Ок. Часа в четыре норм будет?»
«норм. пока доедем, пока расположимся, уже и попрохладнее будет»
«Мне надо с собой взять что-нибудь? Надеть что?»
«да ничего не бери. надень удобное»
Саша хмыкнула. Ничего не брать? А сервис он ей такой же обеспечит, как тогда, когда она ему стену отмывала?
И надо бы покопаться в шкафу на предмет чего-то удобного.
Синоптики любят врать в своих прогнозах — но только не в Калифорнии. Достаточно назвать любую цифру от двадцати пяти до тридцати двух, чтобы попасть пальцем в небо с дневной температурой, а приставка «ясно» так и вовсе подходит каждому дню. Саша проснулась необычно рано для самой себя (в какие-то невероятные десять утра) и весь день слонялась по дому в возбужденном ожидании. С чувством и толком она перебирала наряды: что одновременно выглядит круто в комплекте с оружием, и в то же время говорит о ее утонченном вкусе? Шпионские боевики научили ее, что выглядеть сногсшибательно можно даже в горящем вертолете, а на фильмах про Вьетнам она засыпала, так что оценить другой полюс вооруженной моды не успела. Да и не было в ее гардеробе карго-штанов, зачем бы ей вообще их покупать? Ей не идет хаки.
Грайм подозрительно молчал. Он давно принял правила игры, и больше не желал ей доброго утра и спокойной ночи, но обычно утром от него уже была парочка нейтральных сообщений с какими-то рассказами о работе. Саша не возражала: ей тоже нравилось иногда рассказывать про школьные будни, — но сегодня ни словечка, ни полсловечка о том, что прокисшее молоко в кофе по вкусу напоминает сыр Бри. И обычно она не опускалась до такого позора, как писать первой, но ее немного нервировал возможный срыв планов.
«Сегодня все в силе?»
И он не отвечал еще целые долбаные полчаса.
«прости, я решил все-таки убраться до отъезда: D»
Саша выдохнула и тут же немного на себя рассердилась. Вот глупости: распереживалась из-за того, что ей жабий старикан не пишет.
«Далась тебе эта уборка. Сегодня что, какой-то священный день? Шаббат наоборот?»
«нет, просто потом заленюсь»
Определенно у нее глубокая духовная связь с этой жабой. В плане уборки так точно: завалы шмотья и фантиков в своей комнате Саша разгребала так же исключительно по зову вдохновения. Поэтому она даже не стала придумывать очередную дежурную колкость.
«ты ко мне приедешь, или мне заехать за тобой?»
Ох, нет, только не это. В этом квартале у Саши слишком много знакомых: она просто умрет, если кто-то увидит, как за ней заезжает (господи прости) жабий мужик на пыльном додже.
«Заедь, но не прям ко мне, а там на пересечении седьмой парковой и биг саус есть булочная, вот у нее подожди. Угх, скрин надо или сам найдешь?»
«найду»
Вот и славно. Саша подозревала, что он может обидеться на такую конспирацию, но вообще-то понимать надо. Он что, очень хочет иметь дело с оскорбленным отцом, чью маленькую принцессу посадила в свою машину престарелая амфибия? Нет? То-то же. Она тоже не хочет.
Красиво упакованная в отглаженный лен и плетеное псевдонатуральное волокно Саша выскочила в лето. Лето дохнуло ей в лицо жаром всех двадцати восьми градусов цельсия: как будто и не будет никакой вечерней прохладной передышки. Саше осталось понадеяться, что хотя бы климат-контроль у Грайма есть, и даже самой распоследней амфибийной амфибии иногда хочется посидеть под холодненьким кондиционером.
Булочная на пересечении седьмой и биг саус действительно была. Саша никогда в нее не заходила, но хозяин всегда красиво украшал витрину к рождеству, и потому местечко было приметным и как-то само собой отложилось в голове, как ориентир. Хотя главным ее преимуществом было, конечно, расположение: два квартала от дома, немного наискось, чтобы точно случайно выезжающий из своего района знакомец не увидел и не узнал.
Грайм ее ждал. Сначала Саша увидела додж — внушительную махину, неожиданно отмытую до рекламного хромового блеска, а потом уже его хозяина, зачем-то вышедшего на улицу.
— Боишься, что не узнаю? — фыркнула Саша вместо приветствия. — У тебя у одного, кажется, во всем городе есть рам, мимо бы точно не прошла.
— Мне было интересно зайти, — Грайм кивнул на приветливо распахнутую дверь булочной. — Зачем-то же ты ее выбрала.
Саша пожала плечами.
— Никакого высшего смысла, просто приметное местечко. Видел, каких пряничных человечков здесь пекут на рождество? Ровные, как в рекламе.
— Значит, зря заходил? Все равно держи.
И словно бы опасаясь, что она не примет подарка, он сунул ей в руки белый бумажный пакетик. Саша приподняла бровь и заглянула внутрь. Внутри лежала большущая овсяная печенька.
— Миленько, — резюмировала она. — Но я сейчас на сушке.
Прозвучало как-то немного грубовато. Она не просила ей ничего покупать, но он же от всей души, наверное. Подумал, что это ее любимая забегаловка, купил что-то сладкое — миленько до зубовного скрежета.
Саша аккуратно вытащила печенье из упаковки двумя пальцами и надкусила. Это был больше символический жест, чем жажда быстрых углеводов — просто проявление расположения.
— Срываешься на диете? — Грайм улыбнулся уголком рта. — Если хочешь, погоняю тебя сегодня, как новобранца.
— О, нет, спасибо, — Саша утерла крошки ладонью. — У меня прекрасно расписанная система тренировок, а в армии я что-то ни одного Шварцнеггера не видела.
— Он служил в танковых войсках.
— Вот именно.
Грайм примирительно развел руками и приглашающе открыл дверцу переднего сиденья доджа. Изнутри на Сашу дохнуло прохладой, и она блаженно улыбнулась.
— Знаешь, я реально боялась, что ты ездишь без климат-контроля, — призналась она, пристегиваясь. — Ложишься на капот животом, как ящерица на камень, и балдеешь.
— Я навечно обречен выслушивать эти ксенофобские пассажи? — риторически спросил Грайм, заводя своего зверя. — В следующий раз куплю тебе банан.
— Потому что я произошла от обезьяны? Слишком толсто. А еще меня, может, бог создал.
— То есть быть вылепленной из грязи и чьего-то ребра приятнее?
— Уел.
Додж тихо рыкнул, заурчал, зарычал и уверенно покатил вверх по седьмой парковой. Саша расслабленно откинулась затылком на подголовник, лениво провожая взглядом проплывающие за окном разноцветные вывески минимаркетов.
— А музыка будет? — наконец, осведомилась она, потянувшись к неуютно молчащей магнитоле.
Грайм ее опередил, и первые бодрые аккорды заставили Сашу смешливо простонать.
— Да ладно, серьезно?
Она знала каждую ноту этой чертовой песни наизусть. Да, это была мать ее «Супер-любовь» — супер-любовь ее тринадцати лет.
— Я вообще-то пошутила тогда, — сообщила она улыбающейся Граймовой морде.
— Я знаю, — он лыбился как-то неприлично острозубо. — Поэтому не стал наизусть учить текст. Но мотивчик запоминающийся, этого не отнять.
Саша никак не могла подавить улыбку. Немного накрыло ностальгией — совсем чуть-чуть, как бывает, когда неожиданно наткнешься на старое фото или вот так услышишь старую песню, которую когда-то заслушала до блевоты. Не настолько, чтобы сидеть рыдать по старым добрым денькам, но достаточно, чтобы поднялось настроение. Незаметно для себя она начала покачивать головой в такт, потом подрыгивать ногой и тихонько подпевать на припеве — в самых кульминационных моментах.
— У меня все стены в плакатах были, представляешь? — неожиданно поделилась она, прищурившись от удовольствия. — И еще два я всегда носила в рюкзаке. Зачем? Сама не знаю. Еще помню, Энн мне подарила наклейки с их фронтменом, и я ими обклеила каждую тетрадку, кроме тетрадки по математике. Потому что математика не заслужила великолепной блестящей наклейки с Юн Хангёлем!
Саша осеклась. И снова: она зачем-то рассказывает Грайму дурацкие личные истории. Почему она это делает? Он как-то странно на нее влияет, непривычно, тревожно. Саша не склонна к откровениям, но он… слушает. Как будто ему интересно. Но ему же не может быть интересно?
«Супер-любовь» закончилась, но за ней не включилось обычное автомобильное радио. Сладкоголосые корейские мальчики послушно запели следующую песню в альбоме.
— Боже, не говори мне, что ты скачал весь альбом.
— Я скачал все альбомы, — довольно заявил Грайм, бросая на нее быстрый искрящийся подступающим смехом взгляд.
Саша закатила глаза.
— Все-все, я поняла, мой музыкальный вкус в тринадцать был ужасен. Включи уже что-то нормальное.
— Эй, я не осуждаю. Ну кто не любит в детстве корейских мальчиков?
— Ты тоже, что ли, любил?
— В мое время их не было. Но ты думаешь, у нас не было своих музыкальных пристрастий, за которые становится стыдно в двадцать? В сорок уже не стыдно, так что если хочешь, мы продолжим слушать.
Саша пожевала губами. Она могла рассматривать прослушивание кейпопа как акт постиронии? Или хотя бы как проявление ностальгии по детству? Ей правда было немного смешно, но приятно, и если Грайм не будет над ней смеяться, то…
— Ладно, оставь. Я же вижу, что ты сам проперся.
Грайм согласно кивнул. Саша немного позавидовала его полнейшей индифферентности к институту репутации. Такой взрослый уже, а слушает корейских мальчиков, и не колется ему нигде. Ладно бы еще девочек: на них хоть подрочить можно.
С седьмой парковой они свернули на гринроуд, проехались по ней на запад, ловя лобовым стеклом солнечные блики, затем выехали на интерстейт и покатили по ней все дальше и дальше, пока в окно не махнула приветливо неоновая вывеска заправки, отделяющая городскую черту от дикого пустынного края. Было что-то эстетичное в черной змее асфальта, тянущейся между песков, но наблюдать за ней приятно только из прохладного салона автомобиля или с монитора, рассматривая красивые фотографии из коллекции Nat Geo.
Когда Саше наскучило смотреть на дорогу, она чуть покосилась на своего попутчика, рассматривая его исподтишка, из-под длинной выгоревшей на солнце челки. В этом не было нужды: Грайм был повернут к ней своей незрячей стороной и вряд ли заметил ее заинтересованность. Саша хитро прищурилась и, чтобы проверить свою теорию, сложила пальцы в неприличный жест.
— Ты же не видишь! — удивленно вскинулась она, когда Грайм не отреагировал и на высунутый язык.
Он обернулся к ней: в затянутом бельмом глазу двигался зрачок, а в зрячем — ярко-желтом и как будто чуть светящемся — не было зрачка вовсе. Что за странный выверт природы?
— Что?
— Ты не видишь правой стороной, как ты машину вообще ведешь?
— М-м-м, нормально? Я же не полностью ослеп.
Саша недовольно взмахнула руками. Села в машину к инвалиду, и как они еще ни во что не врезались? Кто ему права дал вообще?
— У тебя же теперь нет этого, ну… пространственного зрения? Не знаю, ты не должен расстояние определять и прочая хрень вот эта.
Грайм пожал плечами.
— Я же родился с двумя глазами, расстояние примерно знаю. Это не такая и проблема.
Саша хмыкнула. Ехали они и правда ровно, но все-таки ей было немного тревожно.
— А стреляешь ты как?
— С одним закрытым глазом, — он усмехнулся.
Додж взрыкнул: Грайм свернул с асфальтированной трассы на растресканную от жара землю пустынного бездорожья. Саша возбужденно закрутила головой — она не знала, чего ожидать от полигона резерва, но воображение рисовало самые невероятные картины. Стоят ли там танки? А ровные линии полукруглых зеленых шатров? Маршируют симпатичные солдаты, затянутые в хаки и камуфляж?
Но пустыня вокруг была девственна и как будто слыхом не слыхивала ни о каких человеческих военных учениях: только длинные желтобрюхие змеи дремали на ноздреватых камнях песчаника. По левую сторону длинная изогнутая дюна поднималась к небу осыпающимся холмом, и больше никаких интересных деталей ландшафта не наблюдалось.
Грайм остановил машину и уверенно отстегнул ремень безопасности, будто так и надо. Саша вопросительно посмотрела на него и неловко пошутила:
— Так и знала, что это все обман, чтобы меня украсть и попросить выкуп.
Грайм приподнял бровь.
— Что? Ты думала, полигон резерва выглядит, как Абердин? Нет, это просто кусок пустыни, в котором мы раз в год разворачиваем учения, только и всего. Пойдем, могу показать куски труб, на которые наматывается колючка для проформы.
Саша недоверчиво нахмурилась, но из машины все-таки вышла. Нет, она, конечно, не думала, что ее на самом деле украли, но военное оснащение собственной страны казалось ей… более серьезным.
Грайм не соврал и торжественно указал ей рукой на гордый в своей эксклюзивности ржавый железный столб, одиноко торчащий из земли.
— Сам прихожу в восторг каждый раз, — поделился он, забираясь на заднее сиденье доджа.
Кристаллизованная ирония в его словах заставила Сашу уважительно хмыкнуть. Она чувствовала, что за ней скрывается какая-то глубокая неприятная история, и отметила в голове галочкой однажды докопаться до сути. Что-то не стыковалось для нее в жабьей личности, что-то неприятно кололо, подсказывая скрытое двойное дно, и вот это демонстративное пренебрежение собственной работой — маленький кусочек какой-то большой проблемы.
— Вот она, красавица, — проворковал Грайм с заднего сиденья, неловко вылез из машины спиной вперед и обернулся к Саше, протягивая ей пластиковый оружейный футляр. — Подержи, сейчас остальных принесу.
Длинный матово-черный кейс из твердого рельефного пластика приятно оттягивал руки. Саша чуть покачала его: тяжелый, а тяжесть — это надежно. Что внутри, винтовка? Для нее? До нее неожиданно и только сейчас отчетливо дошло, что приехали они стрелять, прямо по-настоящему, прямо в самый первый раз ей дадут в руки заряженную пушку и разрешат нажать на спусковой крючок. Саша украдкой опустила голову, надеясь услышать запах пороха или смазки через кейс, но он пах только нагретым пластиком.
— А правда, что стрелять нужно между ударами сердца? — спросила она, старательно скрывая за светской беседой накрывшее адреналиновое предвкушение.
— Откуда ты это взяла? — хмыкнул Грайм, любовно передавая ей второй футляр — маленький, для пистолета.
Саша пожала плечами — не признаваться же, что вычитала в Vogue. Одна из колумнисток делилась опытом поездки в тир.
— Никто не считает в бою никакие удары сердца, Саша, — продолжил он, захлопывая дверь доджа. — Может, только снайперы. Стрельба на расстояние дальше шестисот-восьмисот метров это что-то из области шаманства, так что если снайперу кажется, что так ему лучше стреляется, то на здоровье.
— А как тогда? — Саша, погребенная под весом двух тяжеленных кейсов, но слишком гордая, чтобы пожаловаться, послушно засеменила за Граймом к кузову пикапа.
— На выдохе и расслабленной руке. И не борись с отдачей: она помогает, когда стреляешь дважды. Я покажу.
Додж чуть осел на рессорах под жабьим весом. Грайм тяжело взобрался в кузов, явно высоковато подвешенный для его роста (зачем вообще покупать такую машину, когда едва достаешь человеку до плеча? Это комплексы?), и откинул кусок брезента, небрежно наброшенный на груз. Саша вытянула шею, пытаясь рассмотреть происходящее, и тихо охнула, когда занемевшее от нагрузки плечо прострелило болью.
— Поставь, поставь! — махнул рукой Грайм. — Тяжело?
— Нет, — упрямо отрезала Саша, но уголок большого кейса все равно прислонила к опущенной дверце кузова.
Грайм чем-то шуршал, что-то тихо бубнил под нос, пока, наконец, не перемахнул через борт кузова, держа под мышкой свернутые в трубки бумажные листы и две пары больших черных наушников.
— Правда поставь, — повторил он, увидев, что Саша вцепилась в футляр, как в родной. — Пойдем, мишени тебе наклеим.
— Я почему-то думала, что мы будем стрелять по бутылкам, — призналась она, облегченно отпуская тяжелый кофр.
— Мы что, аляскинская деревенщина? — хмыкнул Грайм и протянул ей наушники.
— Это зачем?
— Чтобы не оглохнуть. Они с активным шумоподавлением: меня ты слышать будешь, а выстрелы нет.
Саша хмыкнула, но наушники все-таки надела.
Они шли к холму, у подножья которого в землю оказались вкопаны четыре больших фанерных щита, изрешеченных пулями. Саша ковырнула пальцем аккуратную круглую дырку, как-то по-детски заглянула через нее насквозь.
— А холм зачем?
— Чтобы пули далеко не улетали.
— А щиты так и стоят круглый год?
— Стоят. Их меняют, если сильно поистреплются, но смысл убирать? Местным забава, нам меньше головняка.
Из недр десятка карманов карго-штанов Грайм извлек скотч (интересно, что еще он таскает с собой?) и, откусывая по кусочку липкой ленты, наклеил на фанеру ростовую бумажную мишень с человеческим силуэтом. Голова и грудь аккуратно расчерчены концентрическими кругами, в центре — красная точка «яблочка». Одну мишень и кусочек скотча он намекающе протянул Саше и кивнул на щит справа от нее.
Кейсы верно дожидались в машине. Всего четыре оружейных, к ним два кофра с патронами. По законам Калифорнии каждый закрывается сейфовым поворотным замком. Грайм подтянул к себе большой, винтовочный, чуть отступил в сторону, пропуская Сашу, и открыл пластиковое оружейное ложе с такой же франтоватой торжественностью, с какой в фильмах открывают чемоданы с миллионом долларов.
Внутри лежала штурмовая винтовка.
— М16А4, — прокомментировал Грайм. — Усовершенствованная М16, как ты могла догадаться, сейчас на вооружении морской пехоты. Rail Interface System с рукояткой вместо штатного цевья, прицел Trijicon ACOG — никакой электроники. Легкая и удобная: как раз освоиться и повеселиться.
Грайм щелкнул замком кофра с патронами.
— У меня здесь два готовых магазина и еще сотня патронов в коробке, если не наиграешься.
Т-образная рукоятка взведения, досылатель в виде кнопки с собачкой. Ударно-спусковой механизм курковый, достаточно простой по конструкции, ведущий свою родословную от дробового ружья Браунинга Auto-5, фурнитура из черного ударопрочного пластика. Она поглощала свет. Матово-черная, ухоженная со всем тщанием, готовая убивать.
— Бери, не бойся.
Почти четыре килограмма пластика и металла, тысяча миллиметров убойной силы в изящном, тонкошеем оружии. Саша неловко уперла приклад в плечо, левой рукой попыталась подхватить винтовку под цевье, но наткнулась на ручку. Грайм тихо одобрительно хмыкнул, но подошел поправить стойку, вполголоса комментируя свои движения.
— Затыльник приклада упри в углубление плеча… нет, здесь у тебя трехглавая мышца. Левый локоть расслабь. Просто расслабь, поставь его под винтовку, не задирай. Ручка удобнее, вот и пользуйся этим. Потрогай пальцем спусковой крючок. Удобно? Нет? Поправь, чтобы было удобно. И не держи так крепко: заблокируешь палец.
Прицельная марка оптики гуляла по всей мишени. Саша подняла на Грайма вопросительный взгляд.
— Мне не прицелиться.
— Гуляет? Так и должно быть. Потом натренируешься, будет лучше. Не торопись с выстрелом.
Магазин с тихим щелчком вошел в порт.
— Уже можно?
— Слева переключатель нащупаешь? Да сними ее с плеча.
На ствольной коробке маленький рычажок переключателя. Саша прищурилась, вчитываясь в буквы. Safe, semi и burst.
— Переключай на semi и вперед. Но направляй только на мишень, поняла? И не держи палец на крючке. Он лежит параллельно, вот так.
Палец параллельно, локоть не задирать, ноги расслаблены или пружинят? Руки немного дрожат с непривычки: винтовка тяжелая, хочется переложить ее поудобнее, чтобы разгрузить руку, черт, она задрала локоть? Слишком много науки, слишком мало веселья, может, ну его, только выстрелит разок и…
Бах!
Грохнуло страшно, громко — это ж как оно звучит без наушников? Приклад больно толкнулся в плечо, запахло кисловатым бездымным порохом.
— Ты попала, — сообщил Грайм, опуская бинокль (когда успел взять?). Саша подняла на него ошалелый от подступившего восторга взгляд.
— Я попала?
— Сама не заметила, да? Сможешь повторить успех?
Черт, да!
Она расстреливала несчастного бумажного человечка, все больше входя во вкус. На плече будет огромный синяк, но у нее два магазина и еще сотня патронов в коробке, а значит, она измочалит этот фанерный щит к чертям!
Грайм подводил ее ближе и отводил дальше, чуть посмеивался, но не зло, а как будто разделяя с ней веселый адреналиновый кайф. Саша не хотела отпускать М16 (особенно после того, как Грайм разрешил переключить на burst, и убойная машина яростно загремела с отсечкой по три выстрела), но ее бессовестно купили уже знакомым кольтом Elite Commander и обещанием показать, как делать double tap.
Tap! Отдача подбрасывает пистолет в руке. Tap! Главное: успеть — почти не думать, стрелять. Саша бегала к мишени и недоверчиво рассматривала аккуратные дырочки от пуль сорок пятого калибра: попарно рядышком. Охренеть!
Грайм не мешал, только подсказывал и стоял рядом, довольный, не сказавший ни слова похвалы, но все равно как будто фонящий одобрением. Один раз только отобрал у Саши свой кольт и, откровенно красуясь, загнал по пуле в красные яблочки головы и груди. Саша фыркнула и обвинила его в позерстве.
Беретта у Грайма тоже была в коллекции, но даже та непростая, пижонская. M9A3 песочной расцветки с планкой Пикатинни, правда, пустой. «Точен, как скальпель, надежен, как гранит», — неожиданно поэтично прокомментировал Грайм ее появление из кофра, и Саша невольно прониклась уважением к оружию, которое способно превратить даже эту холоднокровную глыбу в лирика. Ее и без этого было, за что уважать: всеядная патронами 9×19 мм, красивая, точная — Саша влюбилась бы в нее, если бы капризная пушка не взбрыкнула неожиданно тугим первым нажатием на спусковой крючок. Привыкнуть можно, но зачем, если у Грайма в домашнем сейфе целый гребаный арсенал?
Во втором винтовочном кофре — красавица Remington 700 SPS Varmint, настоящая снайперка («Можешь попробовать считать удары сердца, или как ты хотела», — поддел ее Грайм, и Саша на волне собственного всемогущества больно, но беззлобно стукнула его кулаком в плечо).
— Как далеко я могу из нее выстрелить?
— Выстрелить хоть на десять километров. А вот попасть?
Саша закатила глаза.
— Боже, ты иногда такой занудный.
Грайм улыбнулся.
— В Афганистане снайпер поразил противника с расстояния в два километра. Но ты можешь начать с трехсот метров.
— А ты бы попал?
— За два километра? Никогда.
Зато честно.
Позднеоктябрьское солнце заходило рано. Тень от дюны-холма становилась все длиннее, пока не пожрала в своем чернильно-синем нутре фанерные мишени, но было даже необидно: передоз впечатлений утомил Сашу не меньше ее обычной чирлидерской тренировки. Нагретые солнцем, напитанные порохом пушки вернулись в свои ложа. Грайм укладывал их сам, бережно, как детей, и почему-то едва касаясь левой рукой. Разгадка старой маленькой тайны нашлась сама.
— У тебя поэтому нет когтей на правой руке? — спросила она, собирая в коробку рассыпанные в запале патроны.
Грайм кивнул.
— Хирургически удалил. Военная техника нежная.
— Я предполагала какую-то более душераздирающую историю.
— Какую? Думала, меня пытали в застенках Ирака?
Волоски на загривке сами собой встали дыбом.
— Ты там был?
Он снова кивнул. Саша никогда не могла похвастаться высокой эмпатичностью, но ей вдруг стало немного страшно: чужим, инородным страхом, пробегающим по позвоночнику липким потливым холодком. Это тема, которую не стоило трогать, и черт, она уже жалела, что вообще спросила. Они в Калифорнии, им солнечно и тепло, и они классно провели время. Не лучший момент, чтобы расковыривать чужой ПТСР.
— А на второй тогда зачем? — Саша не успела придумать более далекую тему.
И Грайм в своей обычной манере сам все понял.
— На второй для рукопашной. И чтобы спину чесать.
Саша улыбнулась нехитрой шутке.
— Ты и врукопашную умеешь? А покажи какое-нибудь жабье кунг-фу!
— Мое «жабье кунг-фу», Саша, это курс подготовки солдата армии США, — наставительно заявил Грайм, упаковывая футляры обратно на заднее сиденье. — Хотя вообще-то у нас есть национальная борьба, это правда. Никогда не видела? Иногда по телевизору показывают.
Саша фыркнула.
— Я не смотрю телевизор, у меня вообще-то интернет есть. Так покажи.
— Я уже сказал, что не спортсмен. Но могу тебя чему-нибудь научить из самообороны. Хочешь?
Саша скрестила на груди руки.
— Ты маленький и толстый, я от тебя сама оборониться могу.
— Правда? — Грайм нехорошо прищурился. — А ну иди покажи.
— Не-а. Видел мои льняные штаны? Они помнутся, а лен невероятно тяжело отпаривать.
— Просто признай, что испугалась.
— Я тебе что, десятилетка, чтобы меня на понт брать? Я останусь при своем мнении, а мои штаны останутся не мятыми. И не надо ко мне подходить с таким грозным видом. Серьезно, Грайм, штаны…
И прежде, чем она успела ретироваться, ее схватили и каким-то совершенно варварским образом подняли над головой. Саша весело взвизгнула и расхохоталась: она не чувствовала себя в опасности.
— Эй, меня так партнер на станте держит! Смотри!
Саша раскинула руки, вытянулась ласточкой и замерла. И правда похоже на стант: Грайм никогда не задумывался о карьере в чирлидинге?
— И что ты делаешь? — осведомились снизу, но руки не опустили.
— Со стороны это смотрится круче. Все, опускай.
Уже на земле Саша тщательно и демонстративно отряхнулась, скрестила руки и сурово посмотрела на Грайма в упор.
— Но больше так не делай. Я этого не люблю, ясно?
— Больше не буду, — легко согласился Грайм. — Но курсы самообороны ты все еще не хочешь?
— Это что, какой-то агрессивный маркетинг? — недовольно хмыкнула Саша. — И почему тебя вообще это так парит? Если я захочу, я сама разобью кому-нибудь нос, мне не нужны для этого твои наставления.
Грайм пожал плечами, но тему развивать не стал. Вместо этого он запрыгнул в кузов пикапа и закопался в брезент. Саша присела на край откидной дверцы спиной к нему и бездумно уставилась в пустынный горизонт. Закатное небо окрашивалось пурпуром, и пустыня — кварцевое зеркало солнца — послушно отражало его, смущенно розовея остывающим песком. Красиво. И отчего-то страшно захотелось ткнуть Грайму в это пальцем, мол, смотри. Будет ли ему тоже красиво?
Сашиного плеча коснулся холодный влажный металл. Она вздрогнула и обернулась — Грайм протягивал ей алюминиевую банку пива.
— Ты его всегда с собой возишь? — усмехнулась Саша, принимая подношение.
— Сегодня есть повод.
Он сел рядом с такой же банкой в руках. «Bog Grog» — неизвестная марка, наверняка какой-то мелкий амфибийный крафт. Им нравилась тема болота, хотя Саше казалось, что это какой-то внутренний расизм. Что, если амфибия, то сразу из болота? Может, кому-то нравится пруд или озеро.
— Небо сегодня красивое, — заметил Грайм, и Саша почему-то улыбнулась. Наверное, потому что всегда забавно, когда кто-то угадывает твои мысли.
Они сидели в кузове старого доджа где-то в предсердии калифорнийской пустыни и пили холодное странноватое на вкус пиво. Было в этом что-то драматургическое, будто специально поставленное невидимым режиссером: и небо это, розово-красное, подернутое дымкой вызолоченных солнцем облаков, и пустынный антураж, где на километры вокруг ни души, только два одиноких приятеля человеческой и нечеловеческой природы. Они сидели и молчали, но это было не холодное отрешенное молчание, когда нечего сказать — это было молчание, наполненное смыслом, для которого потребуется слишком много слов.
— Знаешь, — ей почему-то очень важно было все-таки произнести это вслух, — если ты хочешь со мной тусить, тебе не обязательно придумывать какие-то причины.
Грайм согласно кивнул и подставил ей свою банку. Саша улыбнулась и чокнулась с ним своей.