Ghostly

— Начнем с простого, — выдыхает Хенджин, словно учитель начальных классов. — С прикосновений. — Нет. Хана тут же делает шаг назад. Хенджин снова вздыхает, Хана отлично это чувствует, пусть и не видит. Хочет уже сорвать повязку с глаз и крепко так выругаться, но чужие пальцы снова обхватывают запястья. — Ты боишься прикосновений? Вопрос не в бровь. Точно в глаз, в лоб, в цель, оттого Хана руки выворачивает, чтобы сбросить, освободиться. Быть в зоне комфорта, в которой привыкла, но ей не дают. Ждут ответа целую минуту, глядя на трясущиеся губы и подрагивающие пальцы. Больше не касаются, и на том спасибо. — Да, — коротко на выдохе выталкивает девушка. Ждет смех или осуждения, ждет усталого выдоха или сотню вопросов, которые обычно задают. Феликс на первый раз задал. Конкретное почему, после которого последовало не менее конкретное объяснение. Боль. — Я не причиню тебе боль, — словно считывает мысли Хван, не пытаясь контактировать физически. — Я не ее боюсь, — все также, давясь слогами, выталкивает Ли. — Мы все ее боимся. Хана слышит, что парень отходит на пару шагов. Она не пытается сорвать повязку, просто вслушивается. Ей хочется, у нее есть выбор. А еще любопытство, которое душит не меньше, чем боязнь. — Меня могут касаться не-живые, — Хана все же опускает повязку, щурится от света. Взгляд Хенджина на удивление открытый. Он готов слушать, даже слушаться. Потому замирает, чуть наклоняя голову, отчего светлые пряди лезут ему в глаза. — На что это похоже? Невольный шаг назад, очередной, Ли за слабость будет себя корить больше. Пока она кожей чувствует, вспоминает это. — Ты понимаешь, что он другой, — взгляд становится пустым, почти как у не-живых. — Особенно когда касается обнаженной кожи. Будто вышел мокрый в минус пятьдесят. Еще один шаг, Хана кусает губы, держит в себе силу воспоминаний. Папа ее никогда не касался, по крайней мере, руки или лица. Говорил, что так лучше будет, что мама обработает разбитые коленки лучше, а за ручки большие девочки не ходят. Хана — большая девочка. — Пожалуйста, завяжи глаза, Хана, — голос Хенджина на удивление ровный. Спокойный и доброжелательный, с легкой улыбкой на лице, он смотрит точно в глаза, отчего Ли хочется бежать скорее. Но она покорно надевает гребанную повязку, зная прекрасно, что потом придет боль. Обжигающая, тупая, крайне тягучая. Высасывающая из нее саму жизнь. Хана вслушивается в тишину. Пустой спортивный зал отдает эхом только в начале, но сейчас даже оно скрылось. Не отражает ее слов, не отражает тихих шагов Хвана. Тот ставит музыку, тихо, ненавязчиво, успокаивающе. Пару секунд Ли вслушивается в знакомые ноты, в неторопливый перелив чужого медового голоса, в смысл песни, который уже давно никто не ищет. Невольно вздрагивает, когда все ее рецепторы вдруг замирают на одной точке напротив. Она безошибочно может сказать, что в шаге от нее стоит Хенджин. И, черт возьми, смотрит на ее испуг и беспомощность. Раньше на его месте стояла Хана Ли. — Нам нужно научиться доверять друг другу, — тихо высказывает свою мысль Хван. — Хотя бы на элементарном уровне. Я вижу, что ты не ешь то, что я тебе покупаю, не пользуешься моими конспектами и вздрагиваешь, стоит мне случайно задеть тебя локтем. — Прям так и случайно? — по привычке язвит Ли, но тут же затихает. Кожей чувствует колкий взгляд. — Так что предлагаю потанцевать, — все тем же ровным голосом выдает Хенджин. — Что, прости? — Ты слышала с первого раза, не притворяйся. Хана думает, что где-то точно должна существовать параллельная реальность, в которую она попала. По воле случая и Феликса Ли. — Какими танцами ты занималась? — тон Хвана отдает интересом. Невольно ступая с ноги на ногу, Ли припоминает пару лет обучения в балетной школе. Лучше бы забыть, честное слово, она выдает эту постыдную тайну Хенджину, и слышит одобрительный смешок. — Ну, фуите крутить не будем, с твоего позволения, — усмехается Хенджин, и Хана чувствует, что он приближается. Оттого снова шаг назад. Короткий выдох, вдох. Круговорот в мыслях о том, что она трусиха и слабачка до момента, когда надо. Пора, точнее. — Я не сделаю тебе больно, — снова повторяет Хенджин, все также уверенно, с нотками обещания. — Когда будешь готова, возьми меня за руку. Песня сменяется уже на третью. Хана сжимает кулаки до боли, пытается найти хоть одно весомое: да пошел ты, Хван Хенджин. Разум осознанно идет на это, как и тело. Подается вперед. Тянется рукой к чему-то, к кому-то, и чувствует чужие пальцы. Кончики ее пальцев соприкасаются с чужими, вызывая холодные мурашки по спине. Неприятно. Или наоборот. Хана с трудом определяется. Не вкладывает свою ладонь в мужскую, скользит кончиками пальцев по обнаженной руке, чувствуя каждую выпирающую венку, каждый маленький незаметный шрам. Замирает у шеи, отмечая, что прикасаться самой куда безопаснее и приятнее. Делает маленький шажок вперед. Хана отчетливо чувствует, как невидимые резинки страха растягиваются до одного шага, когда обе ладони находят опору в чужих плечах. Хенджин вовремя подхватывает, понимает, двигается, будто снимая заржавевшие наручники. Ли сначала топчется на месте, привыкает к ощущениям, росту партнера, ловит ритм. Не свой, его. Хенджин хорошо танцует и показывать это не торопится. Переступает с ноги на ногу, а затем все же аккуратно касается талии, отчего Хана невольно вздрагивает. Ее немного потряхивает, да и голова начинает кружиться, когда вторая его рука замирает на уровне лопаток. Наверно, Хван очень хорошо должен слышать глухие удары сердца. Притягивает на еще один, невероятно короткий, но самый тяжелый шаг. Хана отчетливо чувствует чужое тело, плотно соприкасающееся с ее. От этого не бросает в жар, в противоположную сторону. Ее трясет от холода. Хенджин подталкивает почти незаметно. Ли чувствует, как напрягается его тело, как он вздрагивает, когда девчонка цепляется за плечи мертвой хваткой. И расслабляется, когда начинает вести в танце. Сначала один полный круг вокруг собственной оси. Совсем незаметный, такой делают на школьных дискотеках, когда впервые танцуют. Неумелый, несуразный, боязливый, но они вместе справляются. Затем еще один, более уверенный, когда Хана перестает цепляться до онемения в руках. Ладони Хвана покоятся все там же и не сдвигаются и на миллиметр. Он внимательно наблюдает за партнершей. За подрагивающими губами, плотно сжатыми и посиневшими, затем румянец снова, очень-очень медленно окрашивает щеки. Хана Ли горячая, ее ладони жгут плечи, а дыхание опаляет где-то в районе шеи. Хенджину не кажется, это действительно так. В любой другой ситуации снова и снова Хван задавал бы вопросы о самочувствии, но, кажется, у ведьм и огня своя давняя история. По крайне мере, он в это свято верит. И верит в то, что ведьминское, женское начало в Хане слишком ярко выражено. Пусть она и отрицает это, пусть и уверяет, что она не ведьма, но Хван уверен в обратном. Иначе бы не старался. Следующий круг начинается иначе. Старая забытая классика, извечный для всех венский вальс. Хенджин его знает на зубок, потому легко подталкивает партнершу. Хана улавливает. Расслабляется и чувствует то, что придумал Хван Хенджин. Шаг на каждую долю такта, вальс в два па. Простой и действенный, способный закружить и так пустую голову. С повязкой на глазах он ощущается резче и плавнее, Хана невольно улыбается, когда Хенджин тормозит где-то примерно в центре зала, заставляя девушку сменить положение. Стать чуть ближе, сделать первый шаг. Попробовать вести с закрытыми глазами. Он все еще управляет траекторией, но Ли направляет движения. Они становятся быстрее, отчего Хван улыбается чуть шире, и кружит девчонку в танце сильнее. Хана смеется первая. Не выдерживает, заливаясь звонким смехом и отворачивая лицо. Это кажется слишком легким, слишком невесомым. Плавная музыка в плейлисте Хенджина, кажется, заканчивается. Хван замирает первым, отчего Ли невольно врезается в него, совсем неловко, будто кто-то выключил в ней все воздушное и легкое. Она снова переминается с ноги на ногу, убирая руки с чужих плеч. Странное желание увидеть лицо Хенджина и убедиться, что он не смеется над ней, заставляет потянуться к повязке. — Пока ты не сняла с себя это, — слишком близко раздается выдох Хенджина, замораживая девушку на месте, — тебе стоит пройти прослушивание в команду. Хван замирает в паре сантиметрах от раскрасневшегося лица и приоткрытых губ. Возможно, стоит ему сейчас наклониться чуть ближе, и он почувствует ее дыхание уже на себе. Попробует на вкус легкую дрожь от Ханы Ли, заледенеет на секунду от прикосновения чужих губ и ощутит в себе что-то. Что-то опять-таки простое и забытое, к чему не стоит возвращаться. Но Хенджин лишь тянет за уголок повязки, сбрасывая ее с чужих глаз. Девчонка напротив него моргает дважды, пока взглядом ищет то ли его, то ли нечто, за что можно будет уцепиться взглядом. Хван улыбается, выпрямляется и выключает музыку. Отворачивается первым, дав девушке время на-прийти-в-себя. Хане Ли это время кажется лишним и абсолютно пустым. Она смыкает плотнее челюсть, проглатывает невысказанное, устремляя взгляд на амулет. — Ты хочешь увидеть его сегодня, Хенджин? Вопрос прилетает точно в спину. Хван не разворачивается, скручивает полотенце в руках сильнее, почти до собственной отрезвляющей боли в пальцах. Ответ кажется ему трусливым, малодушным, недостойным его. Ему кажется, что если сейчас он приклеит к себе улыбку и твердо скажет да, ничего не произойдет. Только, возможно, разобьется что-то в самом Хване Хенджине. — Нет, — предельно честно выдает он. Видит в окне свое слабое, дрянное отражение. Хочется отвернуться, назвать себя слабаком, убежать. — Ты боишься смерти. Хана безошибочно находит объяснение. Видит это по сгорбившейся фигуре Хвана, по его бегающему запуганному взгляду. — Хенджин… — Да, я знаю, что ты скажешь: бояться смерти нормально. Все мы ее боимся, верно, просто это… — Не угадал, — звонкий голосок Ханы почему-то заставляет Хенджина отвернуться от окна. Ли собирает свои принадлежности, даже наполняет обратно водой бутылку. И чертовски загадочно улыбается. — Думаю, мы будем полезны друг другу. — Вот как? — с усмешкой откликается Хенджин, складывая руки на груди. Хитрющий лисий взгляд со стороны его ведьмы внушал удивительное доверие. — Ты понял, о чем я. — Догадался, да, — кивает Хван, подходя ближе. — Тогда договорились, — бодро кивает Хана, забрасывая сумку на плечо. — Мой страх против твоего. Будет эпично. — И как, — Хенджин давится улыбкой и легким сладким вкусом удивления, — ты будешь помогать мне в этом? Вызывать своих загробных друзей? — Я еще не думала, — честно отзывается Ли. — Но пока ты весь такой мистер Обнимашки и все такое, я придумаю, что делать нам с твоей фобией. Вообще-то, есть очень экстремальный метод… — В гроб не лягу, — тут же обрывает Хван. — Ну вот, — обманчиво обижено дует губы Ли, делая шаг в сторону выхода. — У нас дома такой замечательный гроб стоит без дела. — Ты серьезно? — Хенджин успевает схватить свою сумку, бросив туда полотенце. Хана снова смеется, чуть запрокидывая голову. Глядя на протянутую руку парня, она спустя долгих две секунды догадывается, что надо делать. Вкладывает свою сумку в чужую ладонь, Ли начинает удивительный рассказ о лавке пряностей, необычных масел и совсем чуть-чуть — специфичных предметов для призвания не-живых.