***
С неба падал снег. Большие снежинки кружились в своём танце, падали на плечи, лицо, залетали в капюшон, оставались на ресницах, и медленно таяли. «Как долго нас не было здесь? Куда нас выбросило? Почему здесь зима? Ведь в лесу на севере была лишь ранняя осень, когда мы вляпались в ту аномалию… Я вляпалась.» — мысли Ведьмы скакали от одного к другому, она даже попыталась ответить на пару возникших в голове вопросов, глянув на армейские часы, но заметила, что стрелки их неподвижны и, кажется, показывают они то же, что показывали всё время, пока они находились в том чертовом пузыре. На грани сознания возникло странное воспоминание: такой же редкий снег, серый и унылый пейзаж, она точно так же стояла, запрокинув голову, всматриваясь в небо. Тогда она плакала, а где-то на фоне был слышен рокот винта отдаляющегося многолопастевого монстра. По спине пробежали мурашки, точно так же, как и тогда, внутри поселилась тревога. Идти куда-то и, тем более, вести группу, с таким настроем совсем не хотелось, да и казалось это неоправданно опасным занятием. — Клюв, будь добр, встань позади Иона, ему точно спину прикрыть надо, и не так, как это Яд делает. — нарушила тишину Ведьма, прогоняя мысли, — Ну что, двигаем? Вопрос на самом деле был скорей утверждением-командой, потому ответов на него, естественно, не последовало — вся колона не спеша двинулась за ведущей навстречу неведомой опасности. Первым делом Ведьма вытащила из кармана КПК и попыталась включить его, не сбавляя темп движения, пока можно было спокойно подниматься по пологому склону, выбираясь из низины, в которую их выбросила коварная аномалия. Зона — в принципе место странное, однако, в этом случае она уже преподнесла гораздо больше сюрпризов, чем от неё ожидали незадачливые путешественники. КПК утверждал, что сеть здесь была, и он даже к ней подсоединился, более того, смог якобы отобразить своё местоположение на интерактивной карте, однако, веры ему пока не было. — Что за…. — начала было идущая впереди Ведьма, но осеклась, — Дождь, глянь, у тебя карта тоже показывает нас в Рыжем Лесу, или это только у меня глюк такой? Ответа сначала не последовало, однако, исходя из того, каким растерянным было лицо темноволосого Дождя, девушка сделала вывод, что если это и было глюком, то каким-то общим, сетевым, что ли, или же с Зоной творилось что-то совсем неладное. - Это Рыжий Лес, всё верно. - опередил черноволосого адепта Яддорики, гордо восседавший на спине Иона и разглядывающий окрестности, - Я чувствую. Тут атмосфера другая, совсем другая, запахи иные и крови больше. Этому месту нужно больше крови. - Договорились ведь, о-о-о-й, без религиозной туфты, забыл? - прохрипел напряжённый Ио, морда лица у него уже изрядно налилась багрянцем, а выступивший на лбу пот стекал медленными, издевательски медленными струйками по носу и бровям. - Ничего мы не уговаривались. - возразил всадник, оборачиваясь к остальным, как бы призывая их быть понятыми, - Я только на момент объяснений решил пойти тебе навстречу, но больше такой щедрости не жди. - О-о-о-х, вот пройдёт у тебя нога, так сразу опять заболит, да с удвоенной силой, я тебе гарантирую! - раздражённо, сердито и злобно подал осевший голос пыхтящий под ношей буян. - Кхм. - вмешался Белоклювый, робко и невзначай, по обыкновению, но этим он сумел заткнуть заикнувшегося было «юродивого» и отвлечь его, - Эм, но карты странно работают. Показывают, будто мы прямо на мосту в Лиманск, но тут моста никакого нет… - Естественно, мля, какой ты у нас, сука, глазастый выискался. - было видно, что Иону трудновато и непривычно тащить на себе такую здоровенную тушу, но характер у него был настырный и боевой, поэтому он не сдавался, а нашёл другой выход — огрызаться на всех и сразу. - Не ёрзай там, сволочь! - Всё просто - после выброса ведь карта Зоны меняется, меняются и расположения объектов, а оттуда всё вытекающее. У нас прошивка старая, карты не обновлённые, вот и ловим глюки системы. Нам только наобум блуждать. - Яддорики показательно поёрзал, придушил своего перевозчика, но палку не перегибал, очень тонко выверил грань. - Ах, а как же, фух, лес твой, твои умения? - не унимался и без того неважно выглядящий «молот», по которому точно пошли трещины. - Они бы, тпру, очень сейчас кстати были. - Я же говорю: этот лес хочет крови. Пока её не будет, он меня даже слушать не станет, только насолит со зла. А ты вообще помалкивай, тебе силы экономить нужно, да и лошадям говорить не положено. - Пошли вы, ой-ой, в жопу. И ты, и лес твой… Вокруг и вправду был лес, только никакой не рыжий на вид, а очень даже зеленый: к небу вздымались не обугленные или покалеченные неведомой хворью стволы, а настоящие мощные исполины древесного мира: сосновые лапы зеленели где-то высоко над головами путников, под ногами не шуршала опавшая листва — вместо неё землю покрывал неравномерный ковёр из пушистого мха и короткой, несколько чахлой, кажется, пережившей небольшой морозец травы. Кустарники, ветки которых попадались на пути то там, то тут, тоже выглядели вполне здоровыми, и даже удивляли путников своей ещё сохранившейся листвой. Наиболее логичным и адекватным поначалу Ведьме казалось выбрать северо-восточное направление, идти обратно к Северным Кордонам, попытаться найти путь обратно в лагерь, однако, идти из Рыжего Леса туда было чертовски далеко, а ещё невероятно опасно. В добавок ко всему, они ведь понятия не имели, сколько времени прошло с момента их исчезновения и, соответственно, что нынче творится в лагере, из которого они, казалось, ушли совсем недавно. Одна мысль и вовсе заставила Ведьму почувствовать огромный ком в горле, который мешал не то что глотать, даже дышать с ним было очень сложно: а что если тот маленький пузырь был частью чего-то большего, ещё одной, огромной, пространственной аномалии? Вдруг их выбросило на какую-то альтернативную грань их реальности, и теперь у уже, возможно, бывших монолитовцев нет никаких шансов вернуться? Мысль эта показалась Ведьме по-настоящему страшной, она долго не могла уложиться у неё в голове, однако, как только это произошло, она почувствовала настоящую безысходность. Где-то на пределе слышимости что-то тоненько журчало, и звук этот столь слился с остальным шумом, издаваемым лесом, что отделить его было очень сложно. Сначала Ведьма решила, что ей просто показалась, однако, спутники её, судя по настороженным лицам, тоже услышали непонятный шум. Это определенно была вода: слабый поток, не слишком быстрая речушка, которая протекала где-то в низинке, возможно, гораздо ближе, чем они ожидали. Пойти на звук плещущейся воды казалось одновременно хорошей и невероятно глупой идеей: с одной стороны, увидев воду, они вполне могли бы попытаться сориентироваться, понять, где они находятся, и насколько врёт их карта, а с другой, это могла быть вовсе не вода, и Мира даже знать не желала, что это могло бы быть. Однако, кровь в её жилах кипела, требовала действия, и так как карте не было никакой веры, а других ориентиров не было видно, группе пришлось двигаться на звук, по мере возможности ощетинившись стволами, стараясь находиться в тени деревьев и не слишком светиться на открытой местности, ведь мало ли что и кто здесь может встретиться. Источник звука, однако, обнаружился достаточно быстро: за деревьями, всё такими же зелеными и подозрительно ровными, скрывалась мелкая речушка, один из берегов которой был низким и пологим, второй же значительно возвышался над уровнем воды, давая прекрасный обзор на другую сторону реки. Идея перебраться на противоположную сторону казалась вполне логичной, однако, сделать это было почти невозможно: противоположный склон был крутым и подозрительно блестящим, возможно, скользким, обещающим фееричное падение прямо в реку тому, кто решится на него взобраться. Однако, сама река заставила Ведьму сильно засомневаться, то ли в собственных познаниях, то ли в правильности показаний компаса, ведь судя по тому, на что указывала намагниченная стрелка, речка текла с юга на север, а сама Мира почему-то была почти уверена в том, что всё должно быть наоборот. Однако, делиться своими сомнениями с товарищами девушка не стала, лишь дала отмашку двигаться вдоль течения реки, как раз на север, судя по показаниям компаса. Дорога на север вряд ли заняла больше получаса: хотя часы показывали какой-то несусветный бред, внутренние ощущения подсказывали, что именно столько времени прошло прежде чем берег речушки, тянущийся по правую руку путников, наконец поравнялся с противоположным, а через несколько метров и вовсе замельтешило на первый взгляд весьма удачное место для перехода на другой берег. В этом месте как раз была протоптана дорожка, скорей всего, самими мутантами. Склон был пологим по обе стороны от водоёма, а сама речушка хоть и не была здесь совсем мелкой, не казалась серьёзной преградой, поскольку её было вполне реально перейти по выступающим со дна камням, уже достаточно плоским, отшлифованным водным потоком и, возможно, ногами и лапами тех, кто ходил по ним ранее. Аномалий у самой воды видно не было, их не показывал детектор, да и наметанный глаз бродяги со стажем тоже не определял никаких неведомых опасностей, естественно, помимо самого места перехода. Камни оказались мокрыми, а от того и скользкими, и хотя пройти по ним было совсем не трудно благодаря их размеру и расположению, обремененный живой ношей Ион едва не шлёпнулся в воду, когда подошва его ботинка вдруг поехала по покатому камешку. От этого Ведьме вдруг стало досадно, но лишь на секунду: с одной стороны, прохладная ванна была бы весьма полезна для рыжего изверга, но с другой, он бы утащил в неё ещё и Яда, который пока что своё получил, да и внезапное купание, скорей всего, принесло бы целый ворох проблем. На подъёме на склон, однако, Иону всё же пришлось помочь: ноша становилась для него обузой, силы медленно покидали упрямца, но тот не желал соглашаться с этим, продолжая страдать, стиснув зубы, для какой-то собственной цели. Пологий склон, за которым, казалось бы, не могло что-то укрыться, оказался настоящей переломной точкой: стоило лишь группе уже порядком вымотанных служителей Всевышнего подняться на него, как пред ними открылась панорама уже знакомого Рыжего Леса. Деревья здесь были такими, как из описывали все и везде, да и видели те, кто всё же добрался до этого не самого благоприятного местечка: темные, обожженные невесть-чем стволы исполинов уходили далеко в небо, вся хвоя, трава и листья растений имели неизменные рыжие, коричневые и желтые оттенки. Молодой или свежей зелени здесь не наблюдалось вообще, но вместо этого у корней некоторых деревьев наблюдались остатки рыхлого снега, который, судя по всему, ещё не успел растаять. Этот факт, указывающий если не на зиму, то хотя бы на позднюю осень, заставил идущую впереди медичку затормозить и в растерянности оглядеться по сторонам. Ну да, и до этого в том странном лесу шел снег, редкий, но очень пушистый. Вопрос о том, как долго их не было, вновь взволновал девушку, заставил её насторожиться, ведь теперь в ней оставалось всё меньше уверенности в том, что им повезет вернуться в лагерь на Северных Кордонах и застать там товарищей, а не врагов или не оказаться в рядах этих самых врагов, предателей или уже давно списанных со счетов в один огромный условный цинковый ящик. Однако, грустные мысли не сделали Ведьму отреченной, более того, они всё ещё не мешали ей петлять между деревьев, огибая по широкой дуге воронки, карусели, а также просто подозрительные участки местности. Куда они идут? Ответа на этот вопрос красноволосая не знала. Почему её тянет именно на север с небольшим отклонением на восток? Неужели она всё ещё надеется выйти к лагерю? Вряд ли, ведь для этого им пришлось бы сначала пройти ЧАЭС, а затем и Генераторы, а оба эти участка пути в последнее время совсем не казались дружелюбными, легкими и не имели вообще никакой положительной характеристики. Впрочем, никто не говорил, что за время их отсутствия ничего не изменилось. Сейчас, казалось бы, был наиболее подходящий момент для того чтоб остановиться, объявить привал и решить вопрос касательно дальнейшего направления движения группы, однако, впереди наконец замельтешило весьма интересное нечто, к чему они всё это время шли, двигаясь вдоль течения реки. То, куда впадал этот шумный поток, нельзя было назвать никак иначе, лишь слово "котлован", всплывшее в сознании Ведьмы описывал это странное углубление в земле. Берега условного озера были весьма крутыми, возможности быстро спуститься к воде, кажется, не было, да и спускаться вниз сначала отпала всякая охота, стоило лишь глянуть на то, что творилось там. Со дна озера поднимались какие-то странные, похожие на сталактиты участки земли, какие-то огромные валуны, вода была мутной, бурой, а в ней плавали какие-то бесформенные мешки, в которых не сразу удалось признать тела, видимо, погибших ранее сталкеров. Эти же тела усеивали берега водоёма, некоторые из них в неестественных позах раскорячились на поднимающихся со дна валунах, словно они упали сюда все разом, при том, кажется, с немалой высоты. Дождя раздражало, коробило, гневило буквально всё. Погода, окружение, соратники, он сам, вечные вопросы в голове, тишина и даже человеческая речь. Ему под комбинезон словно запустили ежа или сразу дикобраза, который свернулся клубком и начал наворачивать виражи по всему телу зеленоглазого, особенно тщательно обходясь со спиной. Странное, щетинистое, разрезающие сознание колотьё так и бегало по коже, взрываясь зыбью мурашек. Казалось, что ещё немного, совсем чуть-чуть и истязаемый потеряет всякий контроль над собой, устроит непроизвольный выброс агрессии и прекратит сопротивление, навсегда теряясь в боли, укутываясь в неё, как в самую мягкую перину. Этому не дали случиться только ноги, страшно затёкшие после длительной ходьбы. Впрочем, они переживали и худшие времена, выносили и не такое, поэтому оставалось только удивляться столь резко осевшим физическим параметрам. Дима весь извёлся, измучился, истерзался. Он чихвостил и костерил всё, что только видел, всё, что только лезло в его голову, полностью занятую бесовством и хворью. Со своими проблемами и обострениями он несколько выпал из реальности, что было делом вполне заурядным и не вызывало удивления даже у самого витающего в облаках. Обнаружив себя у экстраординарной выемки, Хранитель точно знал, чего хочет и как этого добиться. Мужчина решил, что раз уж его тело взбунтовалось против него, то хотя бы снаружи всё должно идти по его велению и хотению. Вожделение это было настолько чуждым, неправдоподобным и даже враждебным, что обладатель угольных волос неожиданно оторопел, не смог ничего ему противопоставить, сдался, сбегая прочь от такой версии себя. Это было так на него похоже. Монолитовец не хотел видеть того, что надвигалось, не мог это остановить. Это было шокирующей, сбивающей с ног, удушающей и обжигающей волей, остатками воли. Было ли это воздействие пространственной аномалии и её влияния на психику - долговязый не знал, однако только такое объяснение, хотя скорее целое оправдание, гуляло в чертогах его разума. - Привал! - менторским тоном распорядился Человек Дождя, вдобавок к этому он хотел ещё и повести рукой, но дрожь помешала, заставила безобразно, резко и анормально дёрнуть плечами и шеей. - Но не для всех. - добавил он, водя укутанной в кожзаменитель ладонью по маршруту от внутренней яремной вены до общей сонной артерии, деревянно скрипя всей семёркой шейных позвонков. Голос даже не сразу был опознан Ведьмой, она до последнего не верила, что он принадлежал Дождю — слишком много холода и металла было в его тоне, - Яддорики отдыхает по понятным причинам. Ион по чуть менее мне понятным причинам надрывался и тужился так, что из него скоро прямая кишка змеёй из одного места выползет, поэтому отдых, считай, заслужил. Ведьма, ты, я надеюсь, не будешь спорить с тем, что медик, а по совместительству и проводник, обязан находить время на сиесту, в крайнем случае на передышку, как моральную так и физическую. Исходя из этого тебя тоже хотел бы видеть в арьергарде. Да и мне, честно сказать, спокойнее будет, если за моей спиной будет наблюдать человек умелый и уравновешенный. Без обид, парни. Что же, а нам с Белоклювым ещё предстоит поработать на общее благо. А, Клюв, готов? - перманентно спящая птица как всегда ограничилась едва заметным, равнодушным кивком, который незнакомому с ней человеку было бы даже трудно трактовать как осмысленное действие, а не сонное подёргивание. - Хорошо. Значит так, займите-ка позицию получше, да хоть бы там — где склон чуть выше берёт, вон-вон, меж тех кустов и булыжников, там обзор, что надо будет, зуб даю. И располагайтесь, только на нас украдкой поглядывайте, исключительно ради безопасности и профилактики. Наш дуэт возьмётся за исследование того «жерла», мы невесть где, провизия и амуниция может нам пригодиться, лишней точно не будет. Пока темноволосый сталкер, который словно в один момент изменил всю свою сущность до неузнаваемости, раздавал указания, Ведьма наблюдала за ним стеклянным взглядом, теряясь в догадках касательно причины, по которой нечто подобное могло произойти с зеленоглазым Хранителем. В этот момент перед ней стоял не тот Диман, которого она знала, совсем не тот, который, казалось, совсем недавно сидел на каком-то пне в деревне, обхватив голову руками, не зная, за что и как ему держаться в этой жизни. Это уже был кто-то другой, и Ведьма понятия не имела, хорошо это или плохо. Кем бы ни был внезапно выбившийся в лидеры мужчина, ослушаться его, перечить ему почему-то не хотелось — слишком холоден был его тон, слишком беспристрастен: он не Ион, он не кричит, не бьёт себя кулаком в грудь, не стремится что-либо кому-либо доказывать. Он просто приказывает, так обыденно и просто, словно делает это каждый день, и никто ещё ни разу не смел его ослушаться. Словно он не знает, что такое непослушание, что такое возражения. - Тормози коней, Шумахер! Ты чего это выдал? Тебе моча в голову ударила, по понятным, мля, причинам? Мы только что из сраной аномалии, где нас манать как тряхнуло! Я думал, что там уже и окуклюсь, но нет, судьбинушка уберегла, а ты хочешь лезть в самое пекло, рисковать? Думаешь эти хлопчики просто так там лежат, для декора? Очевидно же, что там очередная аномалия, а то и чего хуже. Ну ладно, повелись вы на того фантома, ладно, простительно. Но в лапы к костлявой хоть не лезьте специально, заимейте же мозги наконец! - не смог сдержаться «молот», он всё ещё пыхтел как паровоз, жутко хрипел, но от нового вызова не отказывался, ему повезло, что тот был исключительно моральным и психологическим. Ион, дури и напыщенности в котором с лихвой хватило бы на троих, естественно, пытался выбиться вперёд, упереться рогом, пойти наперекор тому, кто пытался заставить его действовать по своему усмотрению, но он словно налетел даже не на бетонную стену, а на слой пуленепробиваемого стекла: толстый, крепкий, надежный, при этом обманчиво-хрупкий и чертовски холодный, который пробить, однако, не удалось, ни криком, ни попытками оскорбить или задеть его за что-то живое. Всё было бесполезно: Дождь всё решил для себя, и теперь был вполне в состоянии переубедить остальных, а если не удастся переубедить — приказать им, сломить сопротивление, заставить понять, что в этот раз наскоком и наглостью взять его не получится. - Я понимаю твоё опасение, Ион, в нём есть логика. - Димка вполоборота глянул на рыжебородого мягкой, подплавленной и отёкшей сталью глаз, вот только в таком варианте она смотрелась ещё опаснее, шла в разрез с обычно наполняющими их лаской и смирением — Но ответь, не мне, себе: ты знаешь где мы сейчас находимся? Знаешь как всё работает вокруг? На мой взгляд сейчас опасность таит в себе всё, каждый шаг, ибо мы не можем быть решительно убеждены, что мы в той самой Зоне, которую мы знали. Неделя прошла после Большого Выброса, примерно тогда мы пропали. А какая сегодня дата, какое число, какой месяц хотя бы? Ты снег давно в ЧЗО видел? А в Рыжем Лесу встречал такие территории? Слышал что-то о реках, котлованах? Слишком много вопросов и никаких ответов, не так ли? К ПДА даже не тянись, после попадания в такого типа ловушки он стал обрубком пластмассы, который, в свою очередь, набит микросхемами, ничего более. Там даже прошивка уже не та, верно до этого было подмечено. А значит мы ничегошеньки не знаем, вот совсем. Всё сейчас есть риск. Но если это место хоть сколько-то работает по похожим законам, то вышедшую к сталкерам группу «Монолитовцев» встретят только пулей. А мы на территории врага, однозначно. Сколько мы протянем играя в партизанов? Как скоро нас отловят? Мы никогда больше не увидим близких, никогда не увидим Его свет, если будем действовать узколобо. Вера в первую очередь внутри и проявляется она не тем, как хорошо и изысканно ты убиваешь, а именно тем, как веришь. Партизанство — отчаяние, неблагородная смерть, плен, в первую очередь для самого себя. Это моя точка зрения… Но не забывай, что у тебя есть прямое начальство, роль которого, в столь экстремальных условиях выполняем я и Ведьма. Если не хочешь слушаться начальство, считаешь, что ты умнее, то можешь спокойно идти на все четыре стороны. Я даже закрою глаза на то, что Орден обязует делать с дезертирами и буду молить нашего медика отпустить тебя в добром здравии. - трибун замедлил темп речи, набрал грудью воздух, - Если мы будем предельно осторожны, если вы будете предельно внимательны, то ничего страшного случиться не должно. Мы просто стащим с упокоенных несколько костюмов, которые позволят нам действовать более открыто, может ещё чего полезного найдём и сразу назад. Я не полезу в самое пекло, но и упускать такую возможность не имею права. - Дождь окончательно отвернулся от слушателей, демонстрируя свою прямую и поджарую спину, - Хватит болтовни. По коням, Клюв, туда и обратно, прямо как Хоббит! Ио стоял ошарашенный, неуверенный и потерянный. Он первое время искал идеальные слова для такой ситуации, самую отборную ругань, но понял, что нет смысла стараться, его речевой аппарат не сможет прыгнуть выше головы. Но что-то сказать было нужно, молчаливое удаление двойки бойцов было невыносимым. - Ведьма, ты это… Видимо я действительно погорячился, когда всыпал этому дурню, шарики у него за ролики закатились после такого, какой важный индюк стал… - Но до тебя ему далеко, дружище! - добавил Яд, «пришпоривая» каблуками своего извозчика и лошадь в одном лице. Казалось, этот странный привал, являющий собой по сути напряженное ожидание невесть-чего, вытягивал из них все силы ещё похлеще чем переход по бурелому почти по косточку в снегу. Снег… Мерзлая вода… А ведь там, в котловане, почему-то вода не замерзла, она была мутной, почти наверняка дурно пахла, но сохранила свою текучесть, и в неё влез и Дождь, и Клюв. Их комбинезоны долго не смогут отталкивать влагу, вскоре промокнут, а потом начнутся проблемы. Думать об этом совсем не хотелось, строить догадки касательно того, что может ждать их после купания, — тем более, однако, легкомысленно относиться к данному факту никак не получалось. Последним, что почувствовал угрюмый адепт перед спуском по трясинному склону был странный диссонанс температуры тела. Внутренняя сторона ладони буквально покрылась инеем, трескаясь кровавой болью от каждого неуверенного движения. А вот внешняя наоборот, пылала жаром, какой бывает при высокой температуре у человека. Грудь и подмышки все усеялись капельками пота, а ступни подковал дикий хлад. Такой, каким обдавал туман на Северных Кордонах. Хорошим предзнаменованием это быть точно не могло.***
Белоклювый остановился у обрыва, решив задержаться на секунду. Ведущий не торопил, терпеливо ожидая подопечного, рассматривая предстоящее место приземления. У котловины, чашеобразной впадины, сразу же определялась малоприятна особенность: спуститься можно было вполне комфортно, а вот с подъёмом выходило усложнение. Везде между кромкой земляного ободка и нижней поверхностью имелось расстояние равное примерно одному человеку среднего роста, где-то больше, где-то меньше, однако весомой роли эта деталь не играла, как бы там ни было, а подняться одному по осыпающемуся ландшафту очень хлопотно, не помешала бы рука помощи сверху. А вот случись ЧП? Одного точно быстро сможет вытянуть восстановившийся Ион, но вот второго вытаскивать пришлось бы девушке, а «дворф» не мог быть уверен, что ей, при её физических характеристиках, хватит сил даже на таких тощих ребят, как он и Дождь. И всё же делать было нечего, поэтому оставив рюкзак на земле, предварительно бросив болт под собой, приспешник прыгнул, погрузил свои ноги в песок. Хрупкий и мягкий, как раскрошенное печенье, и он, казалось, хрустел под ногами, прямо как песочное тесто. Съехав по сыпучей горке вслед за командиром, «шахтёр» приметил ещё и то, что изнутри котловина выглядит идеально ровной, хотя снаружи дефекты будут заметны даже тем, у кого есть нарушения в работе зрения. Такая оптическая иллюзия навевала жуткие мысли и аналогии, тем не менее, о них думать возможным не представлялось. Сектант по примеру проводника включил свой детектор аномалий, тот по обычаю пропищал в разных тональностях, тем самым оповещая, что готов к работе, о чём свидетельствовала и мигающая красная лампочка. Краснолицый бродяга, который мог бы напоминать один любимый многими овощ, а точнее ягоду, если бы не его выразительная особенность, интенсивно захлопал ресницами, сладко зевнул и в полной тишине взбаламутил воду.***
Белоклювый не особо умел мыслить глубоко. Он откуда-то знал, что это такое, хотя, вроде бы, дураку не ведомо понятие о разуме, так как он никогда с ним не сталкивался. Однако послушник Всевышнего был стопроцентно уверен в том, что когда-то давно с понятием глубокой мысли он дружил, причём очень крепко. Однако разрыв этих связей совсем не огорчал носатого мужчину, ему было хорошо и так, точнее он привык считать, что ему хорошо и свято верил в это. Вечно ватный, заспанный и осовелый организм рассматривался скорее как плюс, ведь если знаешь, что будет плохо и при десяти часах сна и при пяти, при этом в равном соотношении, то почему бы не поспать пять, экономя тем самым время своим братьям, помогая им, как и завещали Проповедники. Ухудшением концентрации внимания, что удивительно, Клюв не страдал, просто вечно чувствовал себя уставшим и желающим прилечь, пусть даже на нечто твёрдое, только бы принять горизонтальное положение, но никогда не позволял себе этого. Потому как оно бывает? Забылся на секунду, позволил слабости взять верх и инициативу потерял уже надолго. Вся жизнь «дворфа» в группировке была огромной работой над собой, часто не очень удачной, ещё реже откровенно провальной и уж точно для всех незаметной. Впрочем, важности это для него несло мало, сам процесс доставлял ему удовольствие и заставлял почувствовать себя не безвольной букашкой, а букашкой вольной, которая очень хочет расправить крылья и когда-нибудь точно это сделает. На задирающего его Иона «шахтёр» внимания не обращал, фанатик считал, что рыжая бестия это его кнут, который подстёгивает к качественным изменениям и работе над собой, Яддорики же на роль пряника походил мало, однако относился к члену отряда нормально, скорее даже стерильно, чем полностью удовлетворял соклановца. За отсутствие тяжелых дум Белоклювому никогда стыдно не было. Он был уверен, что у каждого свой путь и своя роль в группировке и что выдаёт её сам Святейший Монолит, а сомневаться в его выборе — грехопадение, низость и сумасшествие. Верил же послушник мягко, сдержано, даже тихомолком. Ведь полагал, что вера это в первую очередь вещь очень личная, глубокая и сакральная, пусть и объединяющая людей под одними знамёнами, но не требующая громких речей и лозунгов. Вообще, во всех своих размышлениях и выводах Клюв никогда уверен не был, потому что был уведомлен о своём скудоумии из первых рук, отчего на публику их не выносил, путая возможно неверными умозаключениями только самого себя. Да и в обществе «молота» многого говорить не стоило, только Яд мог терпеть, да чего уж там, получал удовольствие от реакций напарника, у третьего члена небольшой экспериментальной группы «Вспышка» таких сил не было, поэтому он белой завистью покрывался, глядя на извечные перепалки своих товарищей. - Вместе не держимся, я беру на себя правый фронт, ты берёшь левый. В эфир выдавай только важную информацию. Андестенд? - фыркнул Человек Дождя и моментально направился в заданном самому себе направлении. Подначальный почитатель Солнцеликого только плечами повёл и забрал левее. Жидкость в большой луже - а только так можно было назвать скопление воды в песчаной воронке - была мерзкой. Липкой, грязной и очень холодной. Через толщи мути невозможно было разглядеть даже своих ног, речь о столь близком дне даже не шла, а оно, судя по ощущениям, было издевательски скользким, покрытым тиной или илом, так и норовящим опрокинуть тех, кто решился пройтись по нему до островков, которые начинали появляться только ближе к центру водоёма. По водной глади вечно проплывали неизвестные ни Белоклювому, ни науке обрубки растений, мелкие вещи мертвецов, вроде пустых бутылок из под алкоголя и таких же пустых пачек сигарет. Всё это дополняли разноцветные флуоресцентные обрывки всплывшего месива, схожего по цвету с бензином или кислотой какой. Взяться им здесь в таких количествах было неоткуда, посему «шахтёр» обходил их стороной, прокладывая себе растянутый, но безопасный фарватер. Приспешника должно было напрягать то, что ни одного трупа не было за пределами кочек, но не напрягало, он не думал об этом. Уровень влаги то поднимался до колен, иногда даже выше, что замедляло движение и немного нервировало, как бы намекало на наличие здесь огромной рыбины-охотника на таких вот беспечных исследователей. Это конечно было бредом, но бредом угрожающим, поэтому Клюв даже радовался, когда ему приходилось прилагать усилия, дабы подняться по осклизлой матовой поверхности, освобождая ноги до самых Ахилловых сухожилий. Вычурностью приправлял и детектор, как назло даже не пискнувший ни разу, а ведь коварные «газировки» просто обязаны были находиться в этих водах, всё на это указывало. И всё же приступов дальтонизма, окрашивания глаз зелёнкой не последовало, это могло значить только одно — данного типа аномалий нет на опасном расстоянии, даже если прибор не в состоянии их обнаружить. У черноволосого Хранителя проблем, по-видимому, равным образом не наблюдалось, более того, он уже приступил к раскулачиванию тех первых, кому уже всё без пользы. Клюв вытянул шею на манер журавля, поёжился от холода и приступил к покорению вершины, к которой он успел добраться. Приплюснутая конусовидная горка из янтарного крошева никак не походила на бывшее дно, что выбралось наружу после понижения уровня вод. Таких горок здесь было несчётное множество, все они были раскиданы в форме кластерных возвышенностей так умело, что где-то в подсознании заиграла трипофобия. «Дворф» бы скорее поверил, что это заботливый прораб согнал сюда своих крепких ребят и по заказу легендарных Чёрных Сталкеров натыкал здесь кочек. Не было на поверхности этих разжиревших сталагмитов даже намёка на жизнь, одна голая россыпь крошек и ничего больше. Минимализм. Ах да, были ещё трупы, много трупов. От их обилия и разнообразия становилось дурно на каком-то энергетическом уровне, это было несравнимо с телами после жатвы Монолита, от них шёл другой холодок. Могильный, гнилой, затхлый, но настойчивый, забирающийся в ноздри и расползающийся по всему телу как вирус. Бедняги умерли слишком спокойно, будто без эмоций, не сопротивляясь, отчаиваясь, впадая в коматозное состояние, хотя на некоторых и имелись следы насильственных ранений. Экипировка у всех была разной, котлован стал братской могилой чуть ли не для всех сортов сталкерства, имелись даже бронекостюмы расцветки «урбан», что только добавляло пикантности и какой-то неуютности. Издалека, из гущи лесополосы доносились непостижимые слухом и мозгом завывания, гул, нервная игра на чем-то напоминающем скрипку, но ей определённо не являющимся. Белоклювый чувствовал себя здесь настолько лишним, что ему хотелось бросить всю затею и бежать к самому началу пути невзирая уже ни на что, при этом прикрикивая «группе поддержки», чтоб его вытягивали поскорее, бросали спасательный круг. Тем не менее он не имел права отступить только потому, что его мрачный руководитель смиренно выполнял свою работу метрах в двадцати от бугра Клюва, и уже, как можно было заметить периферийным зрением, стягивал с закостеневшего трупа видавшую виды «СЕВу», владелец которой умудрился в своих приключениях просеять всю систему замкнутого дыхания, которой эта броня была так известна. Выходило, что и приспешник не имел права отступать, обязан был обдать презрением свои тревоги, перепрыгнуть через самого себя, победить змея сомнений, уподобляясь Георгию Победоносцу, и всего-то раздеть несколько давно покинувших этот мир людей, обшарив при этом их рюкзаки и карманы. Ничего сложного и страшного, пустяк, плёвое дело. Так ему казалось. Первый дохляк был из старой гвардии, то есть преставился уже относительно давно. Рожа его, выжженная чем-то вроде химических испарений от аномальных образований, уже иссохла, почернела, чудом оставшиеся клочья обезображенной кожи обтянули кости, прилипли к ним до надрыва, тело сделалось «слащавым» и губчатым. Очи давно покинули орбиты, оставив после себя чёрную пустоту и трепет. Что-то опять прилипчиво завертелось-заворочалось в сознании, но по итогу всё же затихло, не раскрыв себя. Белоклювый посмотрел на серьёзно потрёпанную защиту мумии и решил, что снимать её смысла не имеет, ибо такие бреши в комбинезонах вызывают слишком много вопросов, даже куда больше чем вольник в одной флиске. Брезгливо перевернув ногой бездушную оболочку на живот, приспешник обнаружил, что вместо вещмешка у умершего остались разве что шматы ткани удерживаемые на одной лямке, передёрнув мышцами лица он оставил все надежды о наживе и двинулся дальше. Нужны были только сталкерские комбинезоны, поэтому множество разношёрстных покойников остались обделены вниманием монолитовца, лишь некоторых «хорошо сохранившихся» мужичков он обобрал, запуская руки им в карманы, разгрузки, поясные системы и рюкзаки. Стойкое ощущение, что они здесь не первые валом вкручивалось в умозаключения, но к верным его никак нельзя было отнести. У некоторых покинувших этот мир бродяг имелись деньги, патроны, частично использованные медикаменты, которые никто не трогал, но вот провизии не было ни у кого из обследованных. Это настораживало. Шестерни рефлексии точно встали на своё место, но вот «соня» не мог привести их в действие, как ни старался. Ещё и Дождь не нарушал молчания, значило ли это, что у него всё в порядке или же он просто не видел в этом ничего тревожного? Клюв ругал себя за робость, но нарушить молчания не мог — руки не слушались, были заняты делом, делом полезным для общины. Очередной жмурик носивший «Зарю», которая на глаз была в самую пору для Ио, был на вид ещё ничего. Тело конечно уже приняло двухцветную окраску, физиономия помолодела, гнилостный запах вовсю стоял такой, что очи слезились, а нос закладывало, попутно сбивая дыхание. Впрочем, этот душок был создан общей атмосферой, над ним потрудились все усопшие, он встал в воздухе ровно что туча и не планировал никуда исчезать, даже несмотря на порывы ветра. Омерзения, тошноты или даже антипатии к трупам и всему из них вытекающему, причём иногда в прямом смысле этих слов, Клюв не испытывал, ибо имел с ними дело не раз и не два. В группировке низшие ранги частенько заставляли заниматься сортировкой тех, кого забрал Бог. Свои обычно отправлялись в аномалии, да и враги туда же, но порой им находились менее почётные места - на кольях, на деревьях, на алтарях. Больше всего любили пробивать иноверцев штырями и усаживать в неестественные позы или даже подвешивать. А Ион рассказывал, что Алый вообще в обязательном порядке поручал своему отряду выкладывать трупы в целую композицию, он считал, что это вполне доступный язык общения с неверными. И ведь к таким телам даже мутанты не приближались, оставляя инсталляции покоиться с миром и даровать предупреждения другим. Как после такого не уверовать в священный Монолит? После всех подобных перфомансов само собой выработалось хладнокровие, безразличие, сдержанность, которые непроизвольно накрывали «дворфа», когда нужно было браться за такой фронт работ, вот только сейчас их не было, ну вот совсем. Неприютно чувствовал себя фанатик, виделось ему, будто его засунули в абсолютно чужой организм, а сзади чьи-то длинные, противные, закоченелые пальцы щекочут рёбра самым зверским образом, прямо до измора. Снова захотелось побыстрее с этим покончить, поэтому Белоклювый суетливо начал проверять подсумки так тщательно рассматриваемой им до этого жертвы Зоны. - Пощщщём ыбе м-м-о-иии вешиии… - заскрипело что-то совсем рядом, подобно тому, как ветвь скрипит в ураган. Сухо, надрывно, натянуто, словно тетива, как человек на последнем издыхании. «- Что это может быть?» - успел было прикинуть «соня», но дальше с мысленным процессом всё обстояло туго. Иначе и не бывает, когда что-то ударяет тебя с размаху по голове. Сложно было понять что это было и как оно успело набрать такую скорость. Однако это самое нечто определённо было твёрдым, очень твердым и оно же клином врезалось приспешнику в левую щёку, также не пощадив челюсть. Он потерял равновесие, прямо с полусогнутых вошёл в самопроизвольный перекат, поверхность под ним подло осыпалась, утаскивая «ленивца» вниз. В полёте имели место быть только странные ощущения, описать которые можно было одним словом - неразбериха. Зрительный аппарат же сдал сбой, покрыл всё мраком и только диковинные солнечные зайчики в этой темноте давали представление - плясали, сходясь друг с другом, делая круг и разбегаясь вновь. Клюв свалился в мелководье прямо лицом, порядочно хлебнул воды, отшиб колени и ладони, в уши моментально будто вставили пробки и сама вселенная как бы потухла, утратила своё значение. У него были вполне реальные шансы продлить ритуал купания на определённый срок, остаться в местом водоёме, стать очередным набухшим от воды трупом, так и не приходя в состояние осознанного существования. Однако организм «дворфа» настолько хорошо и отчётливо принял все позывы, ощутил всю боль, что не позлил себе приостановить функционирование, как бы осознавая последствия. «Соня» забарахтал руками, нащупал гиблое, норовящие ускользнуть дно, насилу оттолкнулся от него, загрёб туда, где по его подсчётам должен был находиться берег. Вынырнул, выплюнул всё, что находилось в его ротовой полости, но от ощущения изрезанных галькой дёсен так и не избавился, зашёлся кашлем, да таким, что если не лёгкие, то содержимое желудка точно должно было выплеснуться наружу, но этого, хвала Монолиту, не случилось. Отчаянно, порывисто и настойчиво Белоклювый затрепетал веками, пытаясь раскрыть их как следует. У него это получилось, не с первой попытки, но получилось. Как только изображение перед глазами устаканилось, парень молниеносно начал метать взгляды в поисках угрозы и нашёл её. Угроза была ему знакома и выглядела она очень плохо. Это был тот же сталкер в комбинезоне, что производят «народные умельцы», в том самом, который «шахтёр» хотел бесцеремонно с него содрать и вручить Иону. Даже один из подсумков, на котором мародёр как раз остановился, был расстёгнут. Недавно ещё безжизненное тело теперь упорно осуществляло методичный спуск по склону, волоча за собой левую, судя по всему сломанную в районе голени ногу, а в ручищах кое-как, в районе щёчек, удерживая двухствольное ружьё охотничьего типа, столь популярное на просторах Чернобыля. Двигался бездушный хаотично, бессвязно, толчками, исходившими откуда-то извне, голова его была направлена вообще наискось цели к которой он надвигался, а вот целью точно был Клюв. Монолитовец и до этого видел зомби, даже куда более отвратительных чем этот. У этого не было открытых ран по всему телу, не было странных наростов и язв, не было отсутствующих конечностей, даже лицо его ещё имело вполне человеческий вид. Но «дворфа» подавила паника, копьём пробившая ему грудь, обратившая его рёбра в мелкое крошево. Он остолбенел, потерялся, несколько секунд просто стоял не в силах унять дрожь и вырвать «копьё» из груди, но фигура была всё ближе, она уже начала характерно реветь, рокотать и плеваться буквами. «Ленивец» всё же отступил на шаг, сделал свою вариацию разножки — на пару сантиметров оторвал ноги от земли, причём одновременно, и тут же принял нужную ему позу — это был его личный метод справиться с волнением, выработанный ещё в незапамятные времена. Только что воспрянувший из мёртвых пугал его до мозга костей только тем, что так резко сменил свой жизнеутверждающий статус, но в такие моменты первородного ужаса нужно было просто стрелять, как его учил Ион. Так он и собирался сделать. Собственный «семьдесят четвёртый» Клюва потонул или зарылся в песок, однако у него всё ещё оставался украинский самозарядный пистолет в кобуре — Форт-12. Вполне себе неплохое оружие, чтобы утихомирить того, кто неожиданно начал претендовать на место под солнцем, которое уже даже не может лицезреть. Приспешник было одёрнул руку, сжал её в кулаке, сразу же растопырил пальцы и потянулся к тому, что должно было положить одновременно начало и конец такой вот конфронтации. В ушах у него всё ещё звенело после удара, башка немного егозила, пострадавшие места дико горели, пришквариваясь к нервным окончаниям, большой коренной зуб похоже что держался на одном святом духе, обильно подливая в ротовую полость солоноватую жидкость, всё так же чертовски сильно хотелось промыть желудок самым примитивным путём. Несмотря на всё это у Белоклювого были силы на несколько выстрелов, он точно знал это и верил в священное вмешательство извне. Вдруг невесть что плюхнулось ему на один из берцев, на тот, что ближе стоял к воде. А потом сжало его обувку с необыкновенной силой, так, что аж пальцы стиснулись и хрустнули. «Шахтёр» бешеным рывком одёрнул ногу, высвободился и направил свой взор к земле. Там его ждал ещё одни кадавр, куда более страхолюдный, с вытянутой вперёд культей. Весь опухший, красный, устрашающий, алармистский и расхлябанный, готовый вот-вот развалиться, но настырный донельзя. Сектант опять дал заднюю, почувствовал нарастающую тревогу, перестроился, достал оружие, извернулся, оббегая зеницами окрестность и обомлел. Полутрупов рядом было не два, далеко не два. Его уголок суши, как и все соседние был оккупирован пока что вялой нежитью. Некоторые уже поднялись, обнаружили в своих рядах незваных гостей и устремились к ним, некоторые только предпринимали попытки встать, а кто-то так и не мог осознать, что для этого нехитрого дела нужно заиметь две ноги, которые не у всех шли в комплекте. Приспешнику было не до таких мелочей, он ясно осознал масштаб проблемы, очевидность ловушки, которую они не заметили, в которую позволили себя заманить. Так он и стоял, как приваренный к земле, пока по той же щеке не прилетело прикладом второй раз. Тем не менее, в последнее мгновение рефлексы позволили вильнуть хвостом, что сделало удар касательным, смягчило его результат, только заставило пошатнуться, согнуться в три погибели, потерять равновесие, но не до фееричного падения. Зуб, вроде бы, наконец-то покинул своё насиженное место и решил составить компанию песчинкам. Из ступора Белоклювого вывел только звук стрельбы. Это и до Дождливого дошли прописные истины. Ничего из произошедшего за считанные минуты «шахтёр» потом не вспомнил и этому факту был невероятно рад, очень не хотелось ему вспоминать тот хаос, сумбур и сумятицу. Его память почти всегда работала приблизительно похожим образом: запечатывая где-то в глубинах сознания все неудобные, позорные и зловещие воспоминания, в моменты отчаяния заставляя действовать по наитию. Благодаря этому фанатик до сих пор был жив, благодаря этому он так свято верил в своё Божество даже после того, как оно покинуло своих сынов. Его Монолит не покинул точно, «соня» в этом даже не смел усомниться. Дальше последовали только ужас и инстинкты. Они силились воедино, начали работать вместе, несмотря на личную неприязнь. Клюв не знал, как он умудрился подняться с мокрого, шафранного-жёлтого грунта в кратчайшие сроки, как удалось ему уклониться сразу от двух атакующих, проскочить мимо столпотворений смерти и прорваться к открытому, чистому участку котлована, откуда его уже могли худо-бедно прикрыть свои, помогли не иначе как помогли великие силы. Он только орал, орал свирепо, возбуждённо, яростно, в общем-то во всю мочь и звуки издавал ничем не лучше самих преследователей. Со стороны вообще могло показаться, что он хочет перекричать весь сброд разом. На самом деле это его сердце бешено колотилось в «раскуроченной» до этого груди, то и дело выпрыгивая наружу, являя себя и все свои чувства. Очень хотелось «дворфу» помощи от союзников. Он, даже не отдавая себе отчёта, двигался диагонально, так, чтобы стрелкам с горы было комфортнее вести отстрел, не боясь поранить в спину попавшего в беду. Орудия монолитовцев с возвышенности были приведены в боевую готовность почти что в один миг. Сначала захлопал РПК Иона, его сопроводила «Гэшка» Ведьмы, редко, но на удивление эффективно огрызался Яддорики с помощью своего «Бельгийца», до обидчиков «ленивца» даже иногда долетали короткие очереди со стороны Дождя, тому, судя по всему, было поначалу чуть легче, раз он находил время и ресурсы на оказание поддержки. Странные, совсем не весёлые размышления поглотили Ведьму, словно огромная рыбина малюсенькую букашку, оказавшуюся на поверхности воды, и барахтаться эта букашка начала лишь тогда, когда рядом с ней что-то произошло. Что-то шлёпнуло далеко внизу, захлюпало, закашляло, словно кто-то подавился перечным соусом, щедро вылитым из баночки прямо в ротовую полость, и игнорировать данный набор звуков было просто невозможно. Красноволосая встрепенулась, вздрогнула, покачнулась, и сразу же глянула вниз. Глаза её расширились от удивления: Ион оказался прав, лезть в котлован было опасной затеей, чертовски опасной. Мышеловка захлопнулась, однако, вместо металлического прута, прижимающего шею несчастного грызуна, у неё были внезапно восставшие против мародёров мертвяки. Клюв, чьё неловкое падение в воду и привлекло к нему всеобщее внимание, всё время пятился, да так, что стрелять пришлось бы прямо над его головой, непомерно рискуя жизнью и здоровьем несчастливого сони. Он всё время закрывал обзор, шарахался, вызывая своей бестолковостью и ступором желание заорать, прикрикнуть хотя бы на него, одёрнуть, вернуть в реальность, вдохнуть жизнь в его вялое тельце, однако, здравомыслие заставляло отказаться от этой дурацкой идеи: бывшие трупы пока не заметили тех, кто остался на возвышенности, но стоило издать один слишком громкий звук, потревожить воздух, как вся эта орда мычащих и стонущих дурно пахнущих уродцев попрётся прямиком к ним, оккупирует склон, в лучшем случае обвалит его, в худшем — выползет наверх и примется истреблять остатки группы на ровной и почти открытой местности, где спастись от кадавров было бы почти невозможно. И наиболее прискорбным было то, что если бы зомбаки и потеряли весь интерес к Дождю и Клюву, их почти наверняка снесли бы, затоптали и похоронили в этой мерзкой и грязной жидкости, слабо напоминающей воду. Жидкость обратилась в какой-то мазут уже на первой сотне метров, утягивала в себя ноги, сбивала ритм шагов, рельеф то и дело норовил создать под ногами беглеца яму, в которую тот должен был провалиться. Парнишка ещё каким-то образом умудрялся и отстреливаться вполоборота, собственная огневая мощь стала феноменально действенной, когда рыжий Астарот сначала ушёл на перезарядку, а потом и вовсе сменил вектор обстрела, оказывая содействие Человеку Дождя. Однако палил Белоклювый почти что наугад, просто в толпе из более чем двадцати рыл, которые отстают от тебя максимум на десять метров, передвигаясь неравномерной колонной, сложно не найти для пули уютного места внутри мясного покрытия. Первый, а за ним и второй сменный магазин рухнули в водную пучину, не найдя себе места в неловких руках. Поначалу всё выглядело гладко, «шахтёр» даже было успокоился, стал нестись в перёд не так самоотверженно, и всё же мертвяки пребывали быстрее, чем их успевали отстреливать, а энные даже умудрялись вставать после самых тяжелых ранений. Клюв ещё и ухитрился найти мысом обуви кочку, что послужило для него уже вторым падением в жидкую среду, тем самым падаль сократила разрыв ещё на пяток метров, начиная дышать добыче прямо в спину. Тогда и началось самое интересное — вторая стадия переполоха, бучи, малодушия и прилива адреналина во все возможные и невозможные места. Последний был выведен из всех закромов и мгновенно приведён в действие, ибо без него выживание не представлялось возможным. «Соня» слышал только своё учащённое, аритмичное, заходящееся и булькающие дыхание, барахлящее шипение искупавшейся рации, в ушах эхо барабанной дроби - это билась в агонии жидкая соединительная ткань. Позади скверно, паршиво, томительно чавкали десятки шагов, так и норовящих ускориться и поймать свой завтрак, обед и ужин. Дурно вопили, рычали, стонали, рыдали, ревели и причитали кадавры, их однотипные, осевшие, сломанные голоса, зачастую даже просто сопение из-за неимения голосовых связок, переплетались, смешивались, звучали в унисон, образуя саму симфонию сумасшествия и отчаяния. «Дворф» вкусил кусок безумия и его будто во внеочередной раз ударили по голове. Опомнился он уже тогда, когда колени его подкосила усталость, когда спину и плечи его нафаршировали шипами и иглами, а сам «ленивец» стоял перед обрывом и глазел на небосвод, чуть выше голов собратьев и одной сестры по вере. Белоклювый напряжённо выдохнул, всеми силами пародируя паровоз, отёр грязным, намокшим предплечьем пот со лба, оттянул ставшую режущей куфию, сплюнул багряным сгустком неизвестных образований на берег, потёр запёкшуюся юшку на скошенном подбородке и осел на кучу песка, откидываясь на спину, прямиком на прохладные крупицы грушевой мякоти. Истома наступила сама собой, позволяя даже закрыть глаза и дёрнуть уголками губ. Через какое-то время к нему медленно подошёл Дождь, который выглядел не многим лучше его, особенно измученными у него выглядели очи. Но садиться долговязый не собирался, только опёрся рукой о податливую поверхность и принялся за восстановление дыхания. Сильнее всего в сложившейся ситуации радовало то, что Дождь был жив, возможно, даже живее Клюва, ведь купаться в местных «водах» и хлебать их ему не довелось. Перекур длился недолго, рыжебородому надоело стоять и свысока поглядывать на неудавшихся грабителей с физиономией полной удивления, негодования и превосходства, о чём свидетельствовали борзо, наступательно выпяченные глаза. Поэтому представление «мима» закончилось быстро, он сам оборвал его кратко и велегласно. - Эй! И чё?! - «Ни-чё», - отмахнулся от него черноволосый хранитель, - отлично сработано, конкретно вы наши задницы прикрыли, иначе лежать бы нам среди тех, кто встать не удосужился. Все целы и ладушки. Ладно, Клюв, отдохнём немного и на исходную, без костюмов и снабжения уходить смысла нет, иначе все усилия и патроны в пустую ушли. «Монтажники-Высотники», вы тоже не расслабляйтесь там шибко, ваша выручка ещё может понадобиться, мало ли кто там живой из мёртвых остался. Бледноликий закончил речь, «молот» ещё какое-то время потрепетал, поурчал, взобрался на верхние ноты своего негодования, но утих, понимая, что и без него все всё давным-давно решили. Клюв заворожённо вперил свои глядела в плавающие в водной глади трупы, то и дело немного пружинящие невесть от чего. Из них вытекала уже знакомая, похожая на бензин жидкость. - Да, конечно. Сейчас. - ответил «соня» абсолютно холодным и люто уставшим тенором.***
Мокрые, грязные, с бледными и уставшими лицами, они сидели прямо на мерзлой земле, пока шел "переучёт" всего, чем удалось разжиться столь дурным и опасным, как оказалось, способом. Плата за все страдания и старания как водолазов, так и компашки их прикрывающей, по итогу оказалась не такой уж и скудной, особенно для некоторых. Главным достижением было то, что Клюву с Дождём в этом безумном месиве удалось раздобыть всем хоть какое-то снаряжение, в котором, вероятно, их не пристрелят первые встречные. - Итого мы имеем… — спохватился подвести итоги ревизии Ион, поднимаясь с колен и оглядывая разложенные на земле пожитки, - Три «Зари» в посредственном состоянии, но их хотя бы надеть можно не рискуя, что нас запишут в ряды тех, с кого мы их содрали. Две «СЕВЫ», одна прямо-таки чистенькая, хорошенькая, ах, жаль только не мой, совсем не мой размер, а мне конечно же досталась дырявая, угу. Везёт же бабам, ё-моё… Что ещё? Капитал в размере целых тринадцати тысяч рублей с копейками. Не знаю зачем это нам, но пусть будет на всякошный случАй, хоть полюбуемся на предметы роскоши неверных. Приличное количество патронов калибра 7,62 и 5,45, неприлично маленькое количество НАТОвских 5,56. Остальные запасы у нас в порядке, мы их не пополняли. Так же наша горячо любимая флегма посеяла свой «калаш» где-то в лихом омуте, поэтому у неё новый, вроде как стреляющий, но в боевых условиях не проверенный… И ко всему этому штук пять аптечек в трёх разных комплектациях, все без обезбола, без анестетика, ни кеторолака тебе, ни налбуфина, даже лидокаина не было ни у одной бездушной швали. Всё сожрали, свиньи. В прямом смысле слова, ни у кого так же и провизии не обнаружилось, даже нормальной питьевой воды. Значит голод остаётся острым вопросом не повестке дня, не сегодняшнего, но грядущего. А вообще, это все наталкивает на одну мысль…. - Ту самую, которая несёт в себе предположение о том, что все эти бедняги наши менее удачные собратья по общей беде? - перехватил инициативу «леший», не отрываясь от ухода за своим Браунингом. - Хах, вот это ты интеллектуал, умник, разумист! Голова! Ищи дураков в другом месте, здесь каждый уже успел это понять минут за пятнадцать до тебя, детина. - Да? А я вот уверен, что Клюв ничегошеньки не понял! А, птица-антиговорун? Отличаешься ты умом и сообразительностью? - ответом бородатому ироду послужила тишина, приспешник даже глазом не моргнул. - Над душевнобольными смеяться нехорошо, мой горячо любимый друг, неужели не знаешь? Хотя почём тебе знать, если смеялись всегда над тобой… Впрочем, кроме шуток, парнишка действительно пережил тяжелую травму, слышал как он орал? Я громче шестидесяти децибелов от нашего ленивца ни единого возгласа не слышал, а тут были все девяносто, нет, даже сто. - Как ты ловко измеряешь громкость на слух, диву даюсь! - с читаемой издёвкой и иронией в голосе произнёс «молот», как бы ставя под сомнения способности товарища. - А ты как думал, Игогошенька? У меня, между прочим, идеальный слух, я бы даже сказал музыкальный. Я слышу песнь, что мне поёт природа! - товарищ же сделал вид, что услышал исключительно похвалу, отчего разошёлся ещё сильнее, продолжая раздражать лиходея. Последнее предложение даже произнёс на манер стиха. - К слову о природе, как там твой лес? Хватило ему кровушки, может он сжалится над нами? – рыжий-конопатый перепрыгнул на другую тему, в надеждах подловить своего визави на лжи, желая отыграться, отомстить за ущемлённое достоинство. - Ой дурааак… - ошеломляюще точно сымитировал момент из советской классики юродивый, - Вот ты бы на месте могущественной силы стал принимать в дар то, что вытекало из упокоенных? Это не «руда», а один гной и помёт, такое дарование тебе минимум обратно в лицо выплюнут, в чём будут максимально милосердны и благосклонны. Ему нужна свежая, живая, энергичная, мотивированная кровь. Такая, которая дарует, гонит по венам жизнь, а не тленное существование. Наша, к примеру. Вскроешь себе вены ради нас? - вдруг в голосе сына леса прорезался интерес, такой острый, будто он действительно хотел понаблюдать за такого рода ритуалом, но огонёк затух так же быстро, как и разгорелся. - Заодно и посмотрим, прав я был или нет… - А ты меня в задницу поцелуешь, пёс! Тоже мне, шутник нашёлся, инвалид, мля. Щас на своих двоих потопаешь, сучье племя!.. - Ио сделал глубокий вздох. - Умозаключения твои можно ведь и под сомнение поставить. Ты же утверждал, что нас аномалия отрыгнула из-за несварения, много ей оказалось, как акуле, что кита съела. Но там столько народу, неужели все по одному или в паре туда попали? - Мы не знаем как работают другие пространственные аномалии, не знаем даже сколько этих молодчиков консервировали, а ведь разница в датировках смерти у них ОХ какая! Ничего не знаем об их особенностях и возможностях. Потому как для начала в них нужно хотя бы побывать, угу? Я трактовал вам описание одной конкретной, ничего более. - Оставьте эту белиберду светилам науки, - вклинился было Дмитрий, но тут же начал перхать, бухать и грохать, выплёвывая слова вместе с микробами, - они хоть деньги за свои труды получают, а вы только птиц пугаете… - Вороны с раскидистых ветвей хвойных растений действительно всё никак не могли успокоиться после стрельбы, орали, желая выпроводить нарушителей спокойствия с их законных территорий. Живыми здесь были только они, теперь уж это не подвергалось сомнению, - Уходить отсюда нужно, причём скорее. - Может пожрём сначала? С утра ведь ни крошки в желудке. - упросил Ио, хлопая себя по пузу. - Как-то аппетита нет совсем… - вдруг прошептал Белоклювый, однако его услышали все без исключения. - Да. - вперемешку подписались под словами «сони» остальные двое, что участвовали в диалоге. - Ах, какие же вы мерзавцы, я не могу! Ладно, давайте тогда собираться что ли? Замечаний на счёт последней фразы ни у кого не было, все просто молча приступили к сборам. Сперва переоделись в краденные, на подсознательном уровне мерзкие и липучие комбинезоны. Ио даже с материнской заботой помог Яддорики облачиться в броню. Старые хотели было оставить прямо на месте бойни, но это казалось вопиющей роскошью. Кто-то считал это богохульством, кто-то расточительством, кто-то просто нелогичным действием. Так или иначе костюмы, принадлежащие ордену, было решено волочить с собой до мест более пригодных для организации тайника, либо до того момента, когда балласт станет непосильной ношей. Когда рюкзаки были набиты снаряжением поровну, когда нательное обмундирование и оружие было проверено, тогда животы дружно заурчали, подгоняя караван с единственным, но точно крайне ценным грузом двигаться вперёд.***
Думая, что худшая часть их приключения осталась позади, Ведьма ошиблась, да так сильно, как не ошибалась уже очень давно: стоило потрёпанному и побитому жизнью отряду двинуться с насиженного, в прямом смысле этого слова, места, как погода решила окончательно испортиться, а Рыжий лес — доказать, что не зря он по праву считался одним из наиболее опасных мест во всей ЧЗО. Температура воздуха начала снижаться так резко, что всего через каких-то двадцать минут ходьбы вся пятерка монолитовцев прочувствовала все прелести зимнего перехода по редколесью. Листья под ногами уже почти не различались, казалось, вся листва здесь давно сгнила, сбилась в один плотный слой, в котором ноги теперь тонули едва ли не по косточку, застревали в нём, ботинки то и дело цеплялись за прикрытые месивом из листвы палки и вылезшие на поверхность гнилые корни старых деревьев. Некогда зеленые исполины стали попадаться всё реже, а если и встречались на пути, то непременно оказывались преградами, создающими проблемы: стволы множества деревьев были обломаны, разломаны напополам, и нижние части вместе со всей корневой системой торчали из мерзлой земли, в то время как обломанные верхушки валялись рядом, загораживая всю дорогу, заставляя искать обходные пути, а то и перелазить прямо через стволы, норовя насадить себя на очередную ветку словно на вражеский штык, и остаться здесь навсегда ещё одним маленьким жалким украшением Леса. Ещё одним извечным источником проблем был Яддорики, который оказался слишком тяжелой ношей даже для крепыша Иона, а потому заставлял последнего всё чаще требовать привал, пусть и кратковременный, но позволяющий немного отдышаться, восстановить силы и брести дальше, словно навьюченный мул за поводырём. Во время одного из таких привалов погода решила испортиться окончательно. Редкий снежок пролетал и до этого, но в определенный момент у Ведьмы создалось впечатление, что злой «некто» открыл какую-то «Шкатулку Пандоры», в которой вместо всех бед был ветер со снегом, и с этого самого момента продвижение группы замедлилось ещё сильнее. Если до этого Ведьме удавалось хоть как-то разбирать дорогу и ориентироваться на местности, то и дело осматривая стволы деревьев в поисках того самого мха, что должен расти на их северной стороне, то теперь единственным ориентиром ее был компас, стрелка которого дёргалась, дрожала, словно билась в агонии, не в состоянии точно указать путникам на север. Метель набирала силу: снег уже не кружился вокруг стволов деревьев, выписывая дивные кренделя, теперь он бил прямо в лицо и грудь, заметал глаза, больно хлестал по раскрасневшемуся лицу, словно злой дворник, орудующий метлой как оружием ближнего боя. Однако, плюс у такой погоды всё же имелся: ни один здравомыслящий сталкер, если он здесь и был, не стал бы покидать хоть какое-то убежище, а покинув его, уже наверняка давно сдался бы; то же касалось и мутантов: хищникам в такую пору не на кого было охотиться, а травоядным или падальщикам и вовсе не было никакого резона высовывать носы из своих нор. В момент когда все молитвы были брошены, когда уже пришло смирение, а обморожение было ближе рядом идущих однополчан, всё поутихло, но даже и не думало заканчиваться, элементарно дало шанс адептам на передышку. И они им воспользовались, как дворовые животные, что просто хотят дождить до тёплых деньков. Впереди появились явные очертания рыжего и коричневого, усердно скрытые белоснежностью, впрочем, меткий глаз проводника подметил ориентир и повёл бойцов возможно в последнем их направлении. Через четверть часа возникли знакомые каждому бывшему в Рыжем Лесу вольному сталкеру очертания, такие, которые ни с чем не спутаешь, которые никогда уже не забудешь. Прямо по направлению, как ни символично, был Ведьмин Круг. - Твою мать! Мы выбрались из этого дерьма! Вы слышите? МЫ ВЫБРАЛИСЬ! Ох, давай куда-нибудь к знакомым землям двигать, хоть к Чёртовой Стоянке, но двигать!- переорал режущее уши ненастье Ион, с задором подкидывая своего пассажира выше на спину, тем самым выражаю крайнюю степень счастья и готовность идти дальше. Дождь молчал, ему было очень стыдно. «Я раз за разом ищу что-то, что я мог бы уничтожить. И вечно нахожу лишь себя».