Маленькие люди

Дядя почти никогда не пользовался машиной. Это был небольшой белый фургончик Kia Pregio, он пылился у нас на заднем дворе, и стабильно раз в полгода дядя поговаривал, что его надо бы продать. Но до этого, как вы понимаете, никогда не доходило. Между городами дядя передвигался на поездах, очень уж их любил, а в городе у него всё было в пешей доступности. Даже если и приходилось куда-то выбираться, автобусами и метро он пользовался гораздо охотнее. Поэтому я даже удивилась, что ключи от фургона оказались у него с собой. Мы с татуировщиком неспешно брели пешком до дома, чтобы оттуда уже на фургоне и с обогревателем двинуться в мою квартирку. Вообще-то, Намджун впервые побывал бы в моём новом жилище, и только уже в пути, когда между нами неожиданно образовался вакуум какого-то усталого молчания, я задумалась, что Тэхён вряд ли радостно заверещал бы от такой новости. Я едва волочила ноги и украдкой глазела по сторонам, оглядывая каждый дом с внимательностью туриста на экскурсии и испытывая при этом смутную ностальгию по недавней повседневности, столь внезапно и кардинально оборвавшейся. Сонные улочки, взвинченная работа, заваленный учебниками и тетрадями письменный стол и терпко-сладкий парфюм репетиторов — всё это было моей жизнью ещё пару дней назад… но в то же время короткие титры отбренчали давным-давно, завершившись твёрдым ударом по низкой пианинной клавише, до сих пор остаточным эхом звеневшей в голове. Теперь те деньки всплывали в памяти насыщенными картинками чьей-то чужой жизни. Доброй, славной и ненастоящей. Мы выдыхали облачка пара и шаркали по нет-нет попадающейся опавшей листве. Деревья стояли почти голыми, от влаги асфальт блестел в фонарном свете, и едва различимая пелена тумана превращала реальность в подобие мутного сновидения. Тихое умиротворение царило во всём. Ужин выжал меня полностью, но уже вовсю поджидала ещё одна битва с непробиваемым упрямым бараном. Сказать по правде, в те минуты я чувствовала такое моральное истощение от постоянного беспокойства, планирования и прочих мозговых штурмов, что готова была пустить на самотёк вообще всё, лишь бы ни в коем случае больше не пришлось шевелить извилинами. Но, как это бывает обычно, я пересилила себя: — Слушай, — лениво заговорила я, — забыв обо мне и Тэхёне — дядя же не знает о твоих делишках? Конечно, было совершенно очевидно, что дядя ничего не знал. Я специально зашла с этой темы, так как понимала, что игры татуировщика не снискали бы дядиного одобрения. Намджун помолчал какое-то время. Зачем-то он пнул попавшийся на пути листик. Тот не поддался, намертво прилипнув к мокрому асфальту. — Не-а. — Он бы не оценил твоих выкрутасов, — уже нравоучительно заявила я… как вдруг вспомнила о странном разговоре дяди и татуировщика обо мне и Ким Тэхёне, который мне однажды довелось подслушать. За всеми страстями с предателем, бюро, ранением Чонгука, предстоящим балом и побегом я совсем забыла об этом. — Кстати, о чём вы говорили тогда, когда я вас услышала? В кафе, помнишь? Это прозвучало гораздо резче, чем я планировала. — Что?.. — не то прикинулся идиотом, не то действительно забыл Намджун. Мы шагали плечом к плечу, но я резко притормозила, и ему пришлось обернуться. — Что-то о справедливости, наказании и воспитании, — звонким, как сталь, голосом хлестнула я, — о том, что у вас есть какой-то план. Дяде он не нравился. Что это за план? Он молча уставился на меня, явно что-то обмозговывая. «Неужели не скажет?» — Ты обещал не пытаться намеренно разлучить меня с друзьями, — напомнила я, — сказал, что твои действия направлены против Многорукого Дэнни, а не против нас лично. — Да, обещал, — татуировщик пожал плечами, — и что? — Что за план тогда вы с дядей обсуждали? — Так тяжко сложить два плюс два? — он нахмурился. — План сообщить о вас в полицию. Изначально это была моя идея, и господину Хо она не нравилась. Потом мы поменялись местами. Он всё же решил наказать тебя и твоих дружков, а я отступился от этой идеи и отговорил его. Но я могу в любую минуту передумать, рассказать ему всё, и мы вместе упечём тебя и всю твою свору за решётку. Так что не забывай и о своих обещаниях. Будь паинькой и ни во что не ввязывайся. Этот ответ был чётким, последовательным и во всех смыслах безупречным. Однако, пожалуй, Намджун думал над ним слишком долго. Я не могу сказать наверняка, было ли это выражение его лица, некие шероховатости в голосе, долгая пауза или что-то ещё, но в моём уме закопошилась подспудная уверенность, что он лжёт. — Что заставило тебя передумать? — не обращая внимания на угрозы, продолжила я. — Это, вообще-то, был неплохой план. Намджун вздохнул, обернулся через плечо туда, куда мы шли, и снова взглянул на меня. — Может, пойдём? — он сухо усмехнулся. — Чего ты застряла посреди улицы? Я невольно повиновалась, и мы возобновили шаг. Тем временем он говорил: — Я передумал, потому что появился Ким Джеук. Открыто жаловаться на вас в полицию и обращать тем самым на себя его внимание — последнее, чего мне хочется. «Значит, когда я подслушала их, Многорукого Дэнни в планах Намджуна ещё не было… он появился уже после. Когда? И как именно?» — И всё же ты угрожаешь мне именно полицией, — криво улыбнулась я, — значит, я могу не так уж переживать по поводу этой угрозы?.. — Не раскатывай губу, — сердито проговорил татуировщик, — при случае я найду способ, как убить двух зайцев. — Когда речь идёт о Многоруком Дэнни, лучше использовать другую формулировку. Это ты заяц, и он уже объявил на тебя охоту. — Он всего лишь человек, Рюджин, — серьёзно заявил Намджун, — даже многорукая тварь погибнет, если ей отрубить голову. — Как думаешь, сколько у Дэнни за плечами мертвецов, думавших так же? Татуировщик вдруг беспечно рассмеялся. — Зритель всегда боится, что акробат вот-вот поскользнётся на верёвке, — он говорил играючи, подтрунивая. По всему было видно, что он пребывал в весёлом и несколько рассеянном расположении духа, но под этой невинной дурашливостью прослеживалась глубокая задумчивость, предмет которой оставался для меня загадкой. — Не своди с меня глаз, малышка Рю. Увидишь, чем закончится этот трюк. Сейчас тебе страшно — это объяснимо. Верёвка очень тонкая, а подо мной шесть метров пустоты и никакой подстраховки. Но по окончании ты вскочишь с места, всплеснёшь ладонями и объявишь, что это было лучшее шоу в твоей жизни, да-да. — Или ты свалишься вниз замертво, — пропечатала я. — Напишу потом об этом роман… — с мечтательной ухмылкой продолжал он, — стану известным… — Гроб на твоих похоронах будет закрытым. — Твоего дурачка в романе будут звать Модные Штанишки. А для тебя я придумаю что-нибудь симпатичное, так уж и быть. Или наоборот что-нибудь совсем уж безмозгло пошлое. Нечто вроде «Нимфетка». Пошлятина, правда? Набоков чёртов маньяк. Он забавлялся со своими дурацкими шуточками, но мой собственный голос едва ли не срывался в истеричный визг. — Гроб будет закрытым потому, — упрямо цедила я сквозь зубы, — что твой труп найдут в цементе, без зубов, ногтей, каких-нибудь участков кожи — зверски изуродованным почти до неузнаваемости. Возникла неожиданная пауза. — Жуткая история, правда? — вдруг зловеще тихо проговорил Намджун. — Ты слышала, да? Про этого парнишку. Невидимая рука будто бы щёлкнула пальцами перед самым моим лицом. «Птичник». — Ну конечно… — мрачно изрекла я, — ты в курсе. — А то. — Откуда? — Меньше знаешь, крепче спишь. Смотри, мы пришли. Я видела это и без него. Мы зашли в дом, не снимая верхнюю одежду. В прихожей я всё время озиралась по сторонам, подобно больному амнезией, попавшему в смутно знакомые места. Странно, ничего толком не изменилось, но без меня это место приобрело несколько необжитый, унылый и холостяцкий вид. В то же время, и это даже смешно, моя новая квартира едва ли выглядела лучше. Получается, дело было не именно в уюте конкретно моей персоны, а в том, что мы с дядей жили по отдельности. Намджун забрал из кладовки обогреватель и перетащил его на задний двор, где и поместил в старый белый фургон. А я, не зная, чем себя занять, глупо слонялась за ним по пятам туда-сюда. Мы закрыли дом и двинулись к автомобилю. На заднем дворе у нас не имелось ни фонарей, ни новомодных мощёных тропинок, ни какой бы то ни было площадки, так что мы изрядно вымазали ноги на «газоне» (под «газоном» подразумеваются островки травки вперемешку с сорняками посреди влажной земли), когда наконец забрались в фургон. Татуировщик сел за руль, а я — на соседнее сиденье. В тесноте салона Намджун казался неестественно большим. — Странное какое-то ощущение, — пробормотала я, пока он выруливал на улицу, при этом наклонив вперёд голову и сосредоточенно осматриваясь по сторонам на наличие помех, — никогда не видела тебя за рулём. — Что ж, всё бывает в первый раз, — он уверенно вывернул руль, и мы, чересчур круто развернувшись, стремительно поехали по пустой дороге спального района. На моё несчастье, Намджун оказался лихачом. С автомобилем он вёл себя дерзко, небрежно и даже несколько неуклюже. Это не безумный Чон Чонгук, конечно, но и не Ким Тэхён с его манерой обращаться с машиной ласково и нежно. К слову, татуировщик вообще был странным в тот вечер. Он казался одновременно и расхлябанным, и собранным донельзя, и шутливым, и мрачным, и спокойным, и дёрганным. Вроде и охотно болтал, но мысленно находился где-то не здесь, и реплики у него были сплошь отстранённые, бестелесные и вообще ни о чём. — Птичника убил Многорукий Дэнни? — заговорила я спустя время. — Я, кстати, как раз хотела спросить тебя об этом. Намджун не спешил с ответом. — У тебя есть другие подозреваемые? — наконец проговорил он как будто с издёвкой. — Вообще-то, ему это оказалось не очень выгодно, — пояснила я. — А ещё он отрицает свою причастность. — А ты когда успела записаться в его адвокаты? — в голосе Намджуна засквозила улыбка. — Презумпция невиновности на скотов не распространяется, знаешь ли. — И всё же, — надавила я, — мне подумалось, что это мог быть не он. Что, скажем… предателю была бы выгоднее смерть Птичника. Если верить Тэхёну, в организации сейчас кавардак. — В голове у тебя кавардак, — татуировщик весело усмехнулся. — Невыгодна ему не смерть Птичника, а то, что тело нашли. — Тело?.. — Послушай, не стоит тебе возиться во всём этом. Вот так мягко и деликатно он послал меня к чёрту. Мы снова умолкли. Я прислонилась лбом к холодному стеклу и пустым взглядом уставилась вперёд. Время от времени приходилось указывать татуировщику дорогу, и он послушно вёл фургон, куда надо, но случалось и сделать несколько бессмысленных кругов. «Упс… ничего, я вернусь на эту дорогу», — говорил Намджун каждый раз, проезжая мимо нужного поворота, хотя делал это специально. И сердце всякий раз странно ухало. Дисков в бардачке не оказалось, так что я включила радио. Как сейчас помню, там играла торжественно-печальная итальянская песенка, единственной понятной строчкой которой была фраза «пора прощаться» на английском: с этих слов начинались припевы. Целых два раза Намджун прокатился по одному и тому же тоннелю: этот тоннель был длинным, изогнутым дугой и абсолютно пустым — татуировщику там понравилось. Наши лица темнели и светлели в насыщенном оранжевом блике несущихся мимо тоннельных фонарей. Сказать по правде, это была странная поездка. Мы почти не спорили и в целом говорили очень мало. Я даже не заикалась, когда он сворачивал не туда — будто так и надо. Временами я всё же поднимала насущные темы, но делала это как-то лениво и неохотно, и, когда Намджун без раздумий от них отмахивался, я сдавалась легко и будто даже без сожалений. Сонное молчание сопровождало нас на протяжении всего пути. Возможно, причиной служил учинённый мною ранее скандал; не исключено и то, что нас «заткнули» дядины шуточки; а может, это было что-то ещё. Я не знала, что столь внезапно остудило наш пыл, но мы прокатались в безмятежном молчании на час дольше положенного, и никто даже не пикнул ничего по этому поводу. Когда фургон остановился у моего дома, поздний вечер уже сменился ранней ночью. Туман значительно сгустился, блики стали более размытыми, воздух резко похолодел. С каменным лицом татуировщик обвёл быстрым взглядом окрестности, молча достал из фургона обогреватель и по моей кроткой указке двинулся к нужному подъезду. — Это доисторический район, — провозгласил он, поднимаясь, — недолго ему осталось стоять. — Дом тоже очень старый, — отозвалась я, — скоро снесут, наверное. Годик-два, и всё, hasta la vista. Мы добрались до нужного этажа и уже направлялись к моей двери. — Что тогда будешь делать? — с фальшивой беспечностью беспечно поинтересовался Намджун. — Вернёшься к господину Хо? Я невольно застыла с занесённым над скважиной ключом, потому что откровенно растерялась. Иногда я почему-то забывала, что он не в курсе. «Вообще-то, меня здесь уже не будет…» — Понятия не имею, — невольно поведя плечами, я открыла дверь, — что-нибудь придумаю. Мы втроём ввалились внутрь: я, татуировщик и мой новый друг-обогреватель. Я скинула грязные ботинки, двинулась вглубь квартирки и включила там свет, параллельно стягивая платок-шарф и берет. Татуировщик топтался на месте в прихожей, поставил рядом с собой обогреватель и неуверенно, но с любопытством глядел внутрь комнаты. «Что с ним сегодня весь вечер?..» — Заходи, — бодро сказала я, избавляясь уже и от пальто, — я приготовлю кофе, будешь? Он молча кивнул, избавился от обуви, схватил коробку с обогревателем и проследовал с ней в комнатку, а я пока бросила верхнюю одежду на сложенный в рулон футон и направилась к кухне. — Шкаф позади тебя, в стене, — проговорила я через плечо, доставая с полки чашки, — можешь повесить туда куртку. — Твоё пальто повесить? — не дождавшись ответа, он схватил с футона мои вещи. — У тебя хорошая кофеварка? — Нормальная, — усмехнулась я, — досталась от хозяйки квартиры. Но сорт такой себе. Слишком землистый… хотя, ты такой и любишь. Наспех вымыв руки в кухонной раковине и нажав на все нужные кнопки на машине, я развернулась к своему гостю и прислонилась к кухонному комоду. Намджун повесил нашу верхнюю одежду на вешалки и собирался было закрыть шкаф обратно, как вдруг запрокинул голову к антресоли, сплошь заставленной коробками и пакетами. — А там что? — хмыкнул Намджун. — Без человеческих конечностей, надеюсь? — У тебя глаз-алмаз на всякое барахло, — с улыбкой произнесла я, — там какой-то хлам собственницы, она говорила, что я могу всё это выбросить. Я туда ни разу не заглядывала. — Можно? — спросил татуировщик, обернувшись. Кофемашина за моей спиной щёлкнула, оповещая об окончании работы. — На здоровье, — хмыкнула я, возвращаясь к приготовлению кофе, — только потом верни всё на место. Я не хочу, чтобы этот мусор валялся по всей квартире. Когда дымящийся напиток был разлит по чашкам, я перенесла их, поставила на журнальный стол и уселась на пол. Намджун тоже возвращался к столу с небольшой белой коробкой в руках, которую поставил рядом с собой, когда сел на против. Живенько отпив из своей чашки, он принялся копаться в своей «сокровищнице». — Ну, что? — пролепетала я. — Поговорим наконец? — Что-то мне так не хочется, а тебе? — усмехнулся он, не отрываясь от коробки. — Отличный вечер, разве нет? — Несомненно, отличный, если забыть, что очень скоро тебя могут найти где-нибудь мёртвым, — хмыкнула я, — но это такая вещь, которую сложно выкинуть из головы… Где-то в этот момент я почувствовала, что в квартире всё же холодно и зябко, и меня осенило включить обогреватель. Я подорвалась с места со скоростью молнии и бросилась к коробке. Татуировщик проследил за мной глазами. — На меня завтра может рухнуть метеорит, — весело провозгласил он, — что теперь, и жизни не радоваться совсем? — Я смотрю, ты в ударе сегодня, — фыркнула я, тем временем сдирая с коробки скотч, открывая её и с восхищением уставившись на своего металлического друга, после чего схватилась за его края с обеих сторон, — но мне вот… совсем не до смеха… Эту фразу я едва пропыхтела натуженным голосом, поскольку параллельно пыталась вытащить эту махину из коробки. Но масляный обогреватель оказался чертовски тяжёлой штукой. Намджун, сидевший за столом и будто бы всё это время ожидавший подобной сцены, испустил сварливый вздох и тоже поднялся. Приблизившись, он бесцеремонно отодвинул меня плечом, с преспокойным видом достал из коробки чудо техники и опустил его на пол. Не растерявшись, я покатила обогреватель поближе к столу, подключила к переноске, располагавшейся прямо рядом с футоном, настроила самый тёплый режим и вернулась за стол, поглядывая в сторону обогревателя с завороженным ожиданием. Татуировщик тем временем тоже уселся на прежнее место. — Впервые вижу такой восторг от какого-то обогревателя, — хмыкнул он, снова погружаясь в свою коробку, — мало нужно детям для счастья. — Поживи в холоде месяц-другой, — ответила я, — и не так запоёшь. — Что-то тут одно барахло. Какие-то провода… ух ты! — Намджун вдруг просиял. — Смотри, радио! Он извлёк на свет доисторический приёмник и положил его на стол. Намджун любил радиоприёмники, потому что такие вовсю были в ходу в его детстве. В 2010-м году радио слушали в основном в машинах, и то далеко не всегда. Эпоха радио канула в прошлое. По словам же татуировщика, когда он был маленьким, по радио крутили всякие передачи, транслировали спортивные матчи, рассказывали истории, читали книги, слали друг другу письма, объявляли новости — словом, творилась всякая подобная веселуха. Когда Намджун вместе с бабушкой отправлялся в горы за травами или ягодами, они всегда брали радиоприёмник с собой. У нас с дядей тоже имелся старенький приёмник дома, и включался он только тогда, когда татуировщик приходил в гости. Тогда же он и делился этой историей про горы — снова и снова, из раза в раз. Хотя обычно я не чувствовала нашей разницы в возрасте, иногда в поведении Ким Намджуна всё же проглядывалась едва заметная печать прошлого, которое я не застала. Он отсоединил у приёмника донышко и принялся химичить с внутренностями, потому что это старое барахло, очевидно, пребывало не совсем в рабочем состоянии. — Главное, чтобы батарейки были не дохлые… — пробубнил он, согнувшись в три погибели и что-то там шурудя, — остальное поправимо. Включим тот канал, где крутят только Таро Иваширо? К слову, у Намджуна были довольно умелые руки. Этот человек мог починить, соорудить и собрать всё что угодно. Как-то раз он несколько дней кряду корпел над сломанными часами, которые чинил по инструкции из какой-то тоненькой книжечки. Эти часы даже не были ему нужны — он возился с ними просто из удовольствия. Так и теперь татуировщик соединял какие-то проводки в теле радиоприёмника с проворно-сосредоточенным видом, как будто от этого зависела чья-то жизнь. Я, всегда находившая эту его черту просто чудовищно занудной, наблюдала за ним со снисходительной улыбкой. — Ты не проронил и словечка о моём новом жилище, — усмехнулась я, — зато коробки с хламом на антресоли тебя заинтересовали. — Жилище как жилище, — пожал плечами Намджун, — правда, с сыростью вряд ли что-то можно сделать, разве что снести к чертям здание. Стены тут очень старые, оттуда и сырость. Зато ты тут такая хозяйка, это чувствуется. Он наградил меня беглым взглядом исподлобья и вернулся к работе. Перевернув устройство, он включил его, и помещение заполонило мягкое шипение пустых радиоволн. Он удовлетворённо улыбнулся. — Правда? — воодушевилась я. — А когда я жила с дядей, было не так? — Совсем не так, — татуировщик приступил к попытке настроить какой-нибудь канал, — когда я приходил к вам туда, я всё же был в гостях у господина Хо. А теперь я в гостях именно у тебя. Это совсем другое. — А я тоже недавно побывала у тебя впервые, хотя и при странных обстоятельствах, — весело заявила я, — если бы не эта история, мы бы даже не побывали друг у друга в гостях! Почему-то после этих слов он заметно помрачнел. — Угу. Наконец ему удалось. Сквозь равномерное шипение стали доноситься какие-то помехи, постепенно они становились всё чётче и наконец превратились в песенку. Это была песня «Ты слышишь?» в исполнении Пак Шиняна и Чонин. В том году она была совсем новой, и её ставили повсюду. Намджун отставил приёмник и вернулся к кофе, и тут-то я заметила, что от постоянных поворотов туда-сюда он кривился, как будто от боли. Словно по цепной реакции мне вспомнилась и другая деталь: все его движения в тот вечер были слегка деревянными. Это было едва видно, но становилось довольно очевидным, если приглядеться. — У тебя что-то болит? — уточнила я. Намджун хлебнул ещё кофе. — Ага, — он размял плечи, — всё тело. — Как так? — я нахмурилась. — Побил тебя кто-то, что ли? Татуировщик усмехнулся и обречённо покачал головой. — Силовые упражнения, они доведут похлеще любой драки, — он прикончил чашку и многозначительно посмотрел в сторону кухонной зоны, явно подумывая о добавке: в те дни он хлестал кофе, как ненормальный — только позднее я узнала, что причиной тому служили постоянные недосыпы, — особенно спина. Это ещё ничего, в первые дни я едва шевелился. — С чего вдруг ты увлёкся силовыми упражнениями? — улыбнулась я, забирая у него чашку, чтобы снова наполнить её. — Раньше ты вроде бы только выскакивал на пробежки… Задумчиво смотревший в стол, он вдруг наградил меня острым взглядом и тут же опустил глаза. Так, будто ненароком, сама того не ведая, я задела какую-то щепетильную тему. Я озадаченно сдвинула брови. Но ничего не сказала и отправилась наливать кофе. Знаете, каким-то образом я чувствовала, что в эту секунду прямыми вопросами и уговорами ничего от него не добьюсь. Чем раньше они начались бы, тем быстрее тема попросту оказалась бы закрыта. Все мои невнятные попытки ранее встретили галантный, но решительный отпор. А у меня не было никакого желания бесполезно биться о стенку. Поэтому я, подобно застенчивой школьнице, смущалась, мялась и про себя ломала голову, как бы аккуратно его раскрутить. «Как в фильмах это делают гениальные копы?» — лениво думала я, пока кофе набирался в чашку. По большому счёту, татуировщику следовало допить свой напиток и убираться восвояси, причём быстро. В любую минуту мог позвонить Тэхён, чтобы справиться о моих делах, и что-то подсказывало мне, что он гораздо лучше воспримет версию «Намджун помог донести обогреватель и уже ушёл», чем «Намджун помог донести обогреватель, и сейчас мы сидим у меня вдвоём». Мы и так катались слишком долго, и хотя я не усмотрела в этом ничего такого, как наверняка и сам Намджун — мы просто прокатали дядин бензин от балды; Ким Тэхён гарантированно не согласился бы со мной. Я устало вздохнула, схватила чашку, вернулась к столу и вручила её татуировщику. — Спасибо. Мне тут всё любопытно, — заговорил он, — как там твоё лечение душ? — Что тебя интересует? — я уселась за стол. — Да уж, если грубо говоря — вообще всё, — пожал плечами Намджун, отпивая из чашки. — Как ты вообще собралась заставить верных собачек одичать? — Так, что это не собачки, а люди, — мгновенно нахохлилась я, — каждый из них верит, что с Дэнни сможет получить, что хочет. Я просто дам им понять, что это совсем не так. Даже врать не придётся — я радею за правое дело. — Звучит просто, как дважды два, — усмехнулся он, — разве что в ответе «пять». Это был удар по больному месту. И Намджун понял это по затянувшейся паузе. — На самом деле, ты прав, — скомкано пробубнила я, — речи-то красивые, а по факту я занимаюсь какой-то ерундистикой. Видел бы ты мои попытки! Курам на смех. — Например? — воодушевлённо придвинулся он. — Например, на днях мы ведём Чонгука на свидание; я бы хотела, чтобы он так отвлёкся от своих… мотивов работать на Дэнни, — даже просто произносить эти глупости вслух оказалось стыдно, — Чонгук на свидания часто шастает, но они у него такие… ты понимаешь — несерьёзные. Я хотела попытаться поспособствовать тому, чтобы они с этой девушкой узнали друг друга получше. То есть, не получше, а вообще хоть как-то. Чтобы не было, как у него обычно бывает: привет-привет, быстрый обмен, пока-пока… Татуировщик надрывно прыснул. Он выглядел жутко заинтригованным. Судя по всему, он был в восторге урвать часть рассказа о моих новых друзьях, жизни, повседневности. Для него мои нынешние будни представляли из себя загадочную историю, скрытую за пеленой тумана. Но, как выяснилось чуть позднее, его собственная «новая жизнь» оказалась не менее таинственной. — Я тебя понял, — весело хихикнул он, — и как ты собираешься это провернуть, юная Екатерина Медичи? Я уставилась на него во все глаза, глупо моргая. — Понятия не имею. — Я вижу, у тебя всё расписано по пунктам… — тешился Намджун, — а что же Модные Штанишки? — Намджун, заткнись, — предупредительно прошипела я, — хватит называть его Модными Штанишками. — Ну, так что? — нетерпеливо бросил он. Я выдержала паузу, размышляя. — Да собственно, и делать ничего не нужно. Дэнни своими выкрутасами сам его отпугнул. Такой ответ его огорошил. — Надо же, — Намджун выпучил глаза, — я думал, этот воришка от Ким Джеука ни на шаг… то есть, разве он не молится на него, как на жабу Чань Чу, наглаживая каждый день в ожидании заветной монетки? — Вот так вот, — гордо просияла я, — Тэхён — мой. Татуировщик просканировал меня долгим скептичным взглядом, красноречиво показавшим, что он думает по поводу моего последнего заявления. — Ну-ну… — хмыкнул он. — Не веришь? — насупилась я. — Как хочешь, а это правда! Он не стал спорить, но и шибко согласным не выглядел. Однако мне было на это плевать. — Самое сложное — это Пак Чимин, — продолжила я, вспоминая об упражнениях. — Это не человек, а ходячий комок нервов. Намджун погрузился в молчание и потягивал кофе. Взгляд его был прикован к столу. — Разве это твоя проблема? — хмыкнул он в конце концов. — Или ты решила заделаться психотерапевтом каждого коллектора Ким Джеука? — Если Дэнни выйдет на тебя, — наклонилась я над столом, — то именно Пак Чимин будет заниматься твоими пытками. Татуировщик улыбнулся так добродушно, будто только что я сморозила милейшую несуразицу. — И?.. — он смерил меня насмешливо-добрым взглядом, каким взрослые обычно смотрят на маленьких детей. — Каков алгоритм действий? — Мне кажется, Дэнни его мучает, — скомкано пробубнила я, уронив взгляд куда-то в угол, — ощущение, что он прямо мучается... Чимин. — Как улучшение его состояния поможет тебе? — задумчиво хмыкнул Намджун. — Разве ты не должна наоборот хотеть, чтобы он поубавил пыл? — Ты его не видел, поэтому так говоришь — это очень гнетущее зрелище. Он похож на ходячий труп… с кругами под глазами, сами глаза запавшие, кожа серая, как мокрый снег, знаешь. А ещё он бросается на всё, что попадается ему под руку, как собака, которую слишком долго держали на цепи. Скажем, если он ударит мизинец о тумбу, от этой несчастной тумбы останутся одни щепки. Это ненормально — он ненормальный. Мне его жалко немного, а ещё есть ощущение, что эта дорога медленно растущего безумия, на которую он ступил, приведёт его к страшным поступкам, от которых даже у тебя волосы зашевелятся на теле. Но в то же время это будто бы ещё можно предотвратить… или же мне просто хочется в это верить. И вообще-то, вместо того, чтобы праздновать, можно протянуть ему руку помощи, — серьёзно и почему-то тихо заявила я, наклонившись над столом, — можно показать ему, что на другой стороне трава зеленее. Что необязательно так себя истязать в угоду этого сволочного Дэнни. — А ты интриганка! — воскликнул татуировщик вперемешку со смешком. — Что ж, искренне надеюсь, что ты сыщешь удачу. Я удручённо вздохнула, пропустив колкость мимо ушей. — Вряд ли у меня получится, — кисло промямлила я, — представляешь, я полчаса вытягивала из него, какое у него любимое блюдо! Намджун похохотал от души. — А как к твоим подковёрным играм относится твой дружок? — спросил он. — Он не считает всё это немного странным?.. — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось, — пробормотала я, глядя в неопределённую точку, — мне кажется, Тэхён смотрит на это как-то так. — Рюджин, — мягко проговорил Намджун, и я подняла на него глаза, — я, кажется, это редко говорил, но ты удивительно добрый человек. Я снова вздохнула, отворачиваясь. — А что толку?.. Одной моей доброты мало. — Просто продолжай в том же духе, — посоветовал он, — лично я в тебя верю всей душой. — Ты смеялся надо мной на протяжении всего рассказа, — холодно отрезала я. — Потому что это какая-то чёртова комедия, — хохотнул Намджун, — но в этом и суть. С тобой кровавая гангстерская неразбериха с поломанными судьбами, жестокими убийствами и трагическими концовками превращается в комедию. Ты привносишь в их серьёзный угрюмый мир милую наивную детскость. Если что и способно спасти душу, то это смех. А в этом ты у нас профи, правда? — Хочешь сказать, я смогу всех спасти, — строго пропечатала я, — потому что я клоун? — Я ничего такого не говорил, — ухмыляясь, он бодро хлебнул кофе, — но в жабо ты была бы просто очаровашкой! Моя чашка была ещё наполовину полной, а его, уже вторая, стукнула о стол вновь опустошённой. По радио заиграла лёгкая светлая песенка, в которой, как мне показалось в силу моего меланхоличного настроения, присутствовала некая печаль. Музыка мягко шипела через старый приёмник, будто её пел костёр. — А ты? — всё же ненавязчиво проронила я, неизвестно как почувствовав, что момент подходящий. — Как продвигаются твои дела? — Так себе, — к моему удивлению, пожал плечами Намджун, — приходится плясать под дудку. Я ничего не поняла. — Чью дудку? — Столько всего хотелось бы сделать прямо сейчас, — вздохнул он, устало протерев пальцами веки, — но я связан по рукам и ногам. По виду он словно постарел лет на десять, просто разговаривая об этом. Но в глазах его всё ещё горел маниакально-уверенный блеск. Он не собирался отступать. — Мне страшно, — слабо произнесла я. — Всё будет хорошо. — Нет, ты не совсем понимаешь. Тэхён и Чонгук говорили не далее, как сегодня. Дэнни скоро устраивает вечеринку. Большую такую, грандиозную и торжественную. Там будут прямо все-все, кучу людей пригласили, и меня тоже позвали. Это будет пушка-пати. — И что? «И что? — отчаянно забилось в моей груди. — До тебя не доходит?» Я вновь наклонилась над столом: — Он не похож на того, кто хоть немного опасается оказаться за решёткой в ближайшее время, Намджун, — прошипела я почти шёпотом, — он даже не похож на того, кто опасается вообще когда-либо там оказаться. И это не выглядит, как блеф. Когда на него смотришь, сама мысль о его проигрыше кажется безумием. Он внушает непобедимость. Я ему верю. — Лучше верь мне, — бросил Намджун. — Не могу. Видишь ли, ты пока не блистал случаями усаживания крупных мафиози за решётку. А вот Дэнни может похвастаться убийствами десятков таких, как ты. Математика против тебя. — К чёрту математику, Рюджин, — он заглянул мне в глаза, — и физику, и химию, и вообще науку. Скажем так, фокусы антинаучны. — Фокусы — это просто трюки. А трюки поддаются тем же пресловутым законам, что и мы все. — Тогда это не фокусы, а самая настоящая магия, — фыркнул он, — можешь считать, что я deus ex machina в реальной жизни. Добро всегда побеждает, и всё такое. Вот это и было его оружием? Какие-то идиотские трюизмы? — Ты же понимаешь, что это тебе не поможет, да? — Что мне точно не поможет, так это твои причитания. Он смотрел на меня без улыбки, без какой-либо насмешки или высокомерия, даже с теплотой, но вместе с тем и со снисходительным умилением, как на котёнка, всерьёз «сражающегося» с катушкой ниток. Право, не знаю, как у меня хватило воли так истошно навязываться. Ким Намджун, и это уже было довольно очевидно, не собирался выкладывать мне всю подноготную, причём даже не из вредности, не из желания помучить меня или наказать — нет. Он действительно не хотел, чтобы я знала. У него имелась достойная, тяжеловесная причина. Он не говорил бы вообще ничего, если бы не желание предостеречь от игр в бандитов. Во что бы то ни стало он не хотел дать моим друзьям подвести меня к той самой черте, что делит жизнь на «до» и «после». Должна признать, он весьма преуспел в этой цели. Вылазки на «дела» перестали казаться мне весёлой забавой ровно с тех самых пор, как в его одежде я покинула его квартиру… и даже не потому, что Многорукому Дэнни якобы «грозила тюрьма», и все мы, участвуя в «делах», якобы рисковали «потонуть вместе с ним», а потому, что в целом я никогда уже не взглянула на Многорукого Дэнни под прежним углом. Посвятив меня мельком в свою историю, Ким Намджун неотвратимо, бесповоротно и навсегда сделал Ким Джеука моим самым злостным врагом. Он тысячу раз задумался — я видела это по его лицу — правильно ли поступил, что вообще заикнулся об этом. И всё-таки — здесь я наконец подбираюсь к главному — стиснув зубы, он упорно молчал, давая мне мучиться. Потому что рассказав, он обрекал меня на нечто гораздо более серьёзное, чем травящее душу неведение. Иногда приходится довольствоваться выбором между чем-то сложным и чем-то очень сложным. Не скажу, что тогда я понимала всё ровно в таком виде… однако подспудное осознание чего-то подобного всё же копошилось в моём уме. Намджун не раз твердил, что рассказать мне всё было бы безрассудно, глупо и неправильно. Что это, в общем-то, даже может погубить всё дело к чертям. И я, хотя и отбивалась с рыцарской доблестью от каждого такого аргумента, всё же понимала краем сознания, что он не блефует. Но, честно говоря, мне было плевать на всё. На любые последствия, на пользу или вред от своего знания — я просто хотела знать. Такое стремление к знанию порой не поддаётся никакой логике — оно живёт в нас неистовым бунтом, который мы не в состоянии подавить. На подобном любопытстве: зверском, первозданном и маниакальном, вшитым в род человеческий с генетическом кодом, наверное, зиждутся все науки. Но это же любопытство служит подоплёкой для бесчисленных глупостей и катастроф. На нём же спотыкаются, подобно ребёнку на ровном месте, попросту ещё не умеющему сделать твёрдый шаг, миллионы и миллионы судеб. Помните, я красноречиво разглагольствовала перед Чон Чонгуком по дороге на злосчастную «доставку» — о том, что не стоит задавать вопросы, как бы ни было сильно любопытство, если ответы принесут больше вреда, чем пользы? Так вот, когда я сама оказалась в подобной ситуации, я не последовала своему совету. По правде говоря, я даже не вспомнила о нём. Мне хотелось знать. Чтобы смочь на что-то повлиять… нет, даже не так. Чтобы, если уж я и не могу ни на что повлиять, — хотя бы сказать себе об этом с чистой совестью. Чтобы после, когда всё кончится плохо, не обернуться назад и не понять с глупым лицом, что другой исход всё это время был у меня в кармане. — Расскажи мне, — наконец взмолилась я, отбросив старание быть хитрой и говорить исключительно уместные вещи, — ну пожалуйста! — Рюджин… — заикнулся он. Уже по одному этому слову я знала, что это будет очередной от ворот поворот. — Ладно-ладно-ладно, — торопливо перебила я и глубоко вздохнула, понимая, что всё придётся делать самой, — любая загадка на самом деле — простая очевидность, если правильно сформулировать вопрос. Намджун глухо усмехнулся. Он был наполовину здесь, наполовину где-то ещё — совершенно не воспринимал меня всерьёз. И явно не ждал блестяще точного изложения событий в духе Шерлока Холмса. Однако это тоже было своего рода зацепкой. — Это что-то совсем странное?.. — пробормотала я, догадываясь. — Что-то совсем невероятное… что-то, к чему сложно прийти просто из соображений логики? Татуировщик деловито двинул бровью. — Ага, — фыркнул он, — Ким Джеук на самом деле — мой злой брат-двойняшка. — А хоть бы и так, — пожала плечами я, — тебе придётся убедить меня, что это неправда! Своим поведением ты дал мне подсказку, Ким Намджун: мне не стоит мучить себя поиском разумного объяснения — надо просто вытянуть жребий из моря околесицы. Тот друг, что с тобой стрекоз ловил — ты никогда не говорил, как его зовут. Не Ким Джеук часом? А может, это его племянник, Шуга? Чего это Шуга в подпитии чешет языком? Его хлебом не корми, дай растрепать серьёзные секреты дядюшки направо-налево. Или ты мог установить жучки у каких-нибудь участников! Или ты моешь полы в том ресторане, в котором Дэнни всегда обедает. Или всё это время ты был боссом тайной государственной организации, а служба в армии — твоё прикрытие для гражданских, — меня неплохо понесло, а плечи татуировщика уже вовсю тряслись от хохота. — Или ты… или кто-то… или что-то… Не знаю, как это произошло, но в самом эпицентре беспорядочной какофонии вдруг стал медленно вырисовываться лейтмотив. Во-первых, как-то Ким Намджун узнавал о том, что творится в организации, при этом не будучи её участником. Во-вторых, как-то он доносил сведения до полиции, минуя людей Многорукого Дэнни, коих у того в правоохранительных органах предостаточно. Это были известные мне переменные, от которых стоило отталкиваться. Так называемые истоки хаоса. На первый взгляд, существовало не так много вариантов сочетать эти два процесса. «Нет, всё же угадать совершенно невозможно… — у меня опускались руки, — даже если забыть про логику и пуститься в полёт по миру фантазий, вариантов остаётся слишком много». Мне нужно было что-то, способное быстро отделить зёрна от плевел. Что-то, что заметно сократит количество бесчисленных вероятностей. Я прикипела взглядом к висевшей у татуировщика на груди небольшой, плоской и круглой подвеске с выцарапанной на ней фигурой Хэчи. Намджун всё твердил «я». «Я — предатель», «я взял порт», «я избавлюсь от Ким Джеука». Либо он всё проделывал в одиночку — и тогда число вариантов сильно сокращалось. Либо ему кто-то помогал… и тогда число вариантов тоже сильно сокращалось. — Рюджин, — вмешался татуировщик в сумеречное логово моих рассуждений, и я подняла голову, — мы можем и просто бездумно поболтать. Может, притворимся ненадолго, что нет никакого Ким Джеука? Он словно говорил откуда-то издалека. Голос стал удивительно тихим. — Скажи, это ведь крупное дельце — усадить Дэнни Многорукого за решётку? — я изобразила нарочито протяжное задумчивое мычание. — Это не то, что можно с лёгкостью делать в перерывах между приёмами посетителей тату-салона, тебе не кажется? — Я справляюсь, — подчёркнуто ехидно обозначил он, — но спасибо за беспокойство. — Один? — хмыкнула я. Мы схлестнулись взглядами. — Или с компанией? «Если он работает один, то он как-то проникает в организацию и доносит сведения до полиции, умудряясь сохранять анонимность… эдакий шпион-одиночка, — размышляла я, — если он работает не один, то у него есть знакомые либо в организации, либо в полиции… либо и там, и там». — Этот разговор меня утомил, малышка Рю, — фыркнул Намджун, — я больше не намерен обсуждать эту тему. — Нет, не сходится, — сдвинув брови и смотря одновременно и на своего собеседника, и сквозь него, продолжила я уже вслух, — как-то ты вышел на Многорукого Дэнни. Предположим, сам? Но как, через моих друзей?.. Невозможно взять и узнать, на кого работает пара коллекторов. Почитал о корейских мафиозо в интернете? Вообще-то, Дэнни не единственный преступник Сеула — они могли работать на кого угодно. Следил за нами? Возможно, но это не объясняет, как ты узнаёшь о внутренних делах организации, которые даже нам неизвестны. Следил сначала за нами, а как узнал через нас о Многоруком Дэнни, стал следить уже за ним? Тоже возможно, но тогда ты идиот, и жить тебе осталось совсем недолго, — я перевела дыхание; лицо Ким Намджуна наконец стало приобретать заинтересованный вид. — Дальше… если ты не один, значит, ты связан либо с полицией, либо с организацией, либо с обоими учреждениями сразу. Как подобное возможно? Я не поверю, что ты сотрудничаешь с кем-то из бандитов просто так, потому что ты их на дух не переносишь. Возможно, там по чистой случайности оказался кто-то из твоих старых друзей, знакомых, даже родственников?.. — Нет, — живо отрезал Намджун, обрывая меня на полуслове. Однако я упрямо продолжила: — Значит, полиция. Но если ты сотрудничаешь с полицией, то с какого перепугу тебя, постороннего человека, посвящают в подробности расследования, и как ты умудряешься остаться незамеченным для людей Многорукого Дэнни? Возможно, у тебя там есть знакомые, друзья или родственники… — я вдруг пронзительно охнула. — Твой отец сейчас на пенсии, но он, кажется, был полицейским? — Военным, — возразил татуировщик, — я разочарую тебя, но и в полиции у меня тоже никогда не было своих людей. Меня охватила паника. Я упорядочила список бесконечных догадок с ловкостью жонглёра, но теперь все варианты были исключены, а правильный ответ всё ещё не был найден. — Ты врёшь? — выдвинула я самое отчаянное предположение. — Или всё-таки работаешь один?.. — Хорошо, раз уж мы устроили тут кружок детективов, я скажу так, — усмехнувшись, Намджун наклонился вперёд, и я невольно последовала его примеру, — я готов поклясться на чём угодно, что не вру. Я никогда не имел личных связей ни в организации, ни в полиции. И тем не менее, я работаю не один. Удачного расследования, малыш Синъити Кудо. Только что предполагавшая буквально то же самое, я всё равно пришла в шок. — Что?.. Не один?.. — пролепетала я и тут же воскликнула. — С кем?! Татуировщик круто отстранился назад. — Я тебе о них расскажу, когда всё это кончится, — проговорил он, — а сейчас, честное слово, давай сменим тему? Устал, как собака… — будто в подтверждение своих слов он с видом утомлённого лебедя размял шею. — Расскажешь... о них? — моё замешательство росло. — Что это за они? По радио под грустно-мечтательные гитарные аккорды Чон Тэчун пел «При свечах». — И правда хороший вечер, — внезапно Намджун всё-таки заинтересовался интерьером комнаты, принялся озираться по сторонам и остановил взгляд на обогревателе, — эй, от него идёт тёплый воздух! Чувствуешь? — он повернулся ко мне боком и протянул к обогревателю ладони. — Намджун, — прохныкала я, — хватит меня мучить! — Я же тысячу раз говорил, что не могу сказать больше, — раздражённо фыркнул он, всё-таки покосившись на меня, — ты изумительная, правда, но тебе надо прекратить. — Нет! — В таком случае, — вздохнул он, принимаясь подниматься, — мне пора. — Нет! — повторила я. — Стой… ладно, хорошо, закрыли тему. Сначала татуировщик так и застыл в движении, заострив на мне подозрительный прищур и будто проверяя, не хитрю ли я, а после медленно вернулся в старое положение. В очередной раз размяв плечи, он снова полез в коробку, извлёк оттуда древний фотоальбом и принялся листать его, без особого энтузиазма разглядывая фотографии. Странно, он почти не разговаривал, как будто слишком для этого выдохся, но при этом и уходить совсем не хотел — это чувствовалось. Я же, воспользовавшись паузой, сверлила его взглядом и судорожно рассуждала. Невозможно доносить до полиции сведения, не имея там своих людей — слишком высок риск быть замеченным и разоблачённым. Разве что татуировщик доносил информацию наугад кому попало, но это же просто сумасшествие! Точно так же невозможно узнавать сведения из организации, не имея там своих людей. Околачиваясь поблизости самолично, Намджун опять-таки слишком рисковал попасться на глаза. Снова единственное объяснение — страшный, безрассудный, самоубийственный риск. Я не верила, что Ким Намджун способен на подобную дикость. «Кто эти люди, с которыми он работает? Всё же из полиции? Или организации?.. — в замешательстве думала я. — Но на кой им посвящать его во все подробности, если он им никто?» А что, если это вообще кто-то третий? Татуировщик сказал «они» — это мог быть попросту кто угодно. Голова раскалывалась. Намджун перелистнул очередную страничку. — Да тут вся жизнь какой-то бабки, — задумчиво хмыкнул он, не отрываясь от альбома, — вот, она пошла в школу, вот, она в шапочке выпускницы, вот, вышла замуж… даже взрослым фотографиям лет тридцать минимум. Меня от подобных вещей такая тоска берёт, хоть на стены лезь. Хочешь взглянуть? Я промолчала. Отчего-то в горле появился вязкий, саднящий ком, в котором я не сразу распознала обиду. Кем бы они ни были, эти его «они», у них было право помогать, поддерживать, знать — в отличие от меня. Сидящий напротив близкий друг вмиг превратился в далёкого, странного, непонятного персонажа. Когда-то он считался почти родным, а теперь выглядел едва знакомым человеком, черты которого складывались в нерешаемую головоломку. У Ким Намджуна была своя жизнь. Свои события. Свои люди. От него веяло историей, дверь в которую для меня наглухо закрыта. Конечно, выбрасывая его за борт, я не понимала, насколько это, должно быть, обидно. До меня дошло только тогда, когда на карте его жизни для меня самой появились пустые места. — Среди этих твоих людей, с которыми ты работаешь, — зачем-то заговорила я, — есть такие, с которыми ты дружишь? Намджун помолчал, задумчиво пялясь в альбом. Перелистнул очередную страницу. — Есть человек, которым я восхищаюсь, — негромко, даже несколько интимно проговорил он. Не было ничего такого в этой фразе. Но я почему-то почувствовала себя отвратительной, мелкой и ничтожной девчонкой. — Вау, — отчеканила я неожиданно язвительно, — это же просто здорово. Татуировщик поднял на меня вопросительный взгляд. — А что? — спросил он. — Ничего. Знаешь, наверное, тебе и правда пора идти. Уже довольно поздно. Внезапно меня осенило, что же имел в виду Тэхён. То есть, я осознала в полной мере, что он чувствовал и почему так не любил татуировщика. Ким Намджун боролся с гениальным мафиози, брал порты и рисковал жизнью — словом, купался в лучах собственного сияющего благородства. Ветер развевал в ночи его супергеройский плащ. А я была нерадивой, глупой, незадачливой дурой, как и все мои друзья. Грязные котята, которые знай себе гадят в тапки и доставляют хлопот. Бедствия в человеческом обличии. Я и моя свора. Тут, конечно, ничем не восхитишься. Брезгливая, снисходительная усталость — вот, что было в его глазах. «Зато я им ещё как восхищаюсь». — Я не хочу уходить, — беспечно промолвил Намджун, захлопнул альбом, положил в коробку и снова развернулся к столу, по пути выдыхая смешок, — посидим ещё немного? — Ты сегодня удивительно немногословный, — заметила я. — Ещё бы! Я так устал, едва сижу… — прикрыв рот ладонью, он хорошенько зевнул. — Так почему бы тебе не пойти домой и не лечь спать? — собственный голос одеревенел и сделался скрипучим. — Не хочу, говорю же, я по тебе скучаю, — татуировщик сложил руки в замок, — говоришь, кстати, поедешь в деревню? Не ожидал… В груди заболело от тоски, вместе с тем вихрем налетела паника, и душной испариной к телу прилипла неловкость. — Я хочу, — сделав ударение на первое слово, произнесла я, — имею в виду, лечь спать. Он сверлил меня долгим пытливым взглядом. Подвеска с изображением Хэчи на тонкой серебряной цепочке блестела у него на груди. В глаза ему я старалась не смотреть. — Рюджин, в чём дело? — Ни в чём, — я отхлебнула остывший кофе, — вообще-то, я тоже неплохо выдохлась после ужина. — Это не помешало тебе устроить здесь мозговой штурм, — усмехнулся татуировщик, — и весь вечер тиранить меня допросами. — Больше не буду, — внезапно ядовито прошипела я. — Я серьёзно, в чём дело? — в его голосе засквозило недоумение. — Чего ты такая колючая? — Не колючая, — я сбавила обороты и смягчила тон, — просто очень устала, правда. Тут уж он, конечно, согласился уйти. При этом он совершенно не догадывался об истинной природе моих смешанных чувств — и это хорошо, потому что я их жутко стыдилась. Намджун поместил коробку обратно на антресоль. Радио было решено оставить в комнате. Пока он доставал из ниши свою одежду, я выключила приёмник, и в комнате воцарилась тишина, в которой меня и вправду разморило. От обогревателя шёл приятнейший горячий ветерок, согревавший тело до костей, и я пристроилась с ним рядом, наблюдая, как татуировщик одевается. Влезая в куртку, он украдкой осматривал квартиру с привычно хмурой миной. «Чужак», — думала я, потому что знала, что мысли его наполовину здесь, а наполовину где-то там, в мире, в котором обитали они, а мне не было места. Удивительная несправедливость с моей стороны, не правда ли? В свой-то мир я его тоже не пускала. Знаете, если быть откровенной, наверное, всё дело в том, что я действительно по-детски им восхищалась, но в то же время сама его восхищения, как мне верилось, совсем не заслуживала. И это стало видно невооружённым глазом только теперь, когда он заговорил о каком-то там человеке, сумевшем вызвать его восхищение. Мы были настолько не равны, что захотелось назло охладеть к нему и стать совершенно безразличной. Но я не могла, потому что ему грозила опасность. И от этого было ещё хуже. — Прощай, прощай, а разойтись нет мочи? — усмехнулся татуировщик, когда напоследок развернулся уже у приоткрытой входной двери. — Что?.. — сонно пролепетала я. — Ничего, — ответил он. — Увидимся в деревне? Или раньше? — Не знаю, — я прикрыла ладонью зевок, — как пойдёт. — Спасибо за кофе, — Намджун держал ладонь на ручке приоткрытой двери и стоял полубоком, уже готовый выйти, — и правда, просто отличный сорт. Это Эфиопия? — Понятия не имею. Совсем не за что, — я прислонилась плечом к стене прихожей, — это тебе спасибо, что помог довезти обогреватель. — Первая ночь в тепле? — татуировщик усмехнулся. — Так точно, — я ответила вялой улыбкой, — я буду спать, как младенец. Это была очень странная светская беседа. Мысли у нас у обоих были совсем не о том. — Тогда, — он сделал шаг к выходу, при этом вдруг сделавшись мертвецки серьёзным, — спокойной ночи. — Спокойной ночи. Намджун скрылся. Я закрыла за ним дверь на ключ. А после отправилась расстилать футон, при этом испытывая невероятно сильное желание поскорее увидеть Ким Тэхёна.