Маленькие люди

Когда автобус в очередной раз свернул и наконец поехал по знакомым кварталам, в моей душе проснулась необъяснимая тёплая тоска. Спальные районы здесь соседствовали с развлекательными, напиханные в кучу и циркулирующие торопливой жизнью в страшной тесноте друг с другом. Сеул — логово хаоса, лабиринт из всякой всячины, настоящий киберпанковый ад с его чудаковатыми кучными пейзажами. Мне, уроженке небольшого провинциального городка, до сих пор в глубине души казалась экзотикой здешняя разношёрстая атмосфера. Я выпрыгнула из автобуса на своей остановке и двинулась в сторону кафе походкой домовитой хозяйки этих мест. Каждый камешек на этих улицах был мне знаком, каждое здание, каждый загадочный поворот. Это был мой второй дом, тихая гавань в жерле городской вакханалии, к которой меня прибило после трагического перелома в жизни. Я ненадолго задержалась напротив широких витринных окон дядиной кофейни. Был пасмурный тёмный день, тяжёлые чёрные тучи беспокойно клубились в небе, как бурлящая в котле нефть, и влажный хлёсткий ветер лупил прохожих то по лицам, то в спину. Витринные окна же открывали вид на совсем другой мирок. Дядино кафе тускло светилось, как снежный шар в тёмных толщах океанских вод. Осень делала это местечко особенно уютным. Тесный зал, маленькие столики в форме шахматных досок, снующие туда-сюда чёрные мышки-официанты, посетители с их верхними одеждами, перевешенными через стулья, загороженный огромным оборудованием бар, маленькая витрина со сладостями к кофе, несколько уединённых столиков вдоль углубления в левой стене, маленькие чёрные дверцы в стафф и неприметная чёрная шторка за витриной, за которой пряталась зона раздачи для официантов. Очаровательная сказка, меланхоличные песенки, негромкие разговоры, немая суета рабочего персонала. Как странно было, что ещё совсем недавно я являлась частью этой отлаженной системы. Но ещё более странно — что больше нет. Всё казалось другим, но в то же время ничего не изменилось. Дяди нигде видно не было — скорее всего, завис в своём кабинете. Было около четырёх дня, и уже стояли довольно густые сумерки. Помешкав немного, я всё же миновала витрины и зашла в здание. Там я сразу оглянулась на стеклянную дверь справа, светящуюся неоновой дымкой, и смело направилась туда. Тэхён был заранее уведомлён, что за дела у меня в этот день. Вообще-то, я сказала, что хочу наведаться к дяде, но он сразу смекнул, что к чему. Ким Намджун никуда не делся. Он всё ещё маячил где-то в стороне, далёким фоном наших отношений, но не исчезал из вида совсем. Теперь Тэхён верил, что у татуировщика «неприятности», совершенно никак нас не касающиеся, и я, как хороший друг, обязана поддерживать его и быть рядом. Когда я рассказала, куда иду, и вскользь упомянула, кто там будет, Тэхён нахмурился, состроил сочувственную гримасу и с важностью покивал. Спросил, связано ли это с «неприятностями» татуировщика. Поинтересовался, точно ли он не может ничем помочь. И я, краснея от стыда, смущённо проблеяла нечто невразумительное. «Лучше так, чем ссориться из-за этой глупости, — решила я, ярая защитница своих обманов, — тем более, это почти не ложь». Конечно, его ревнивый зверь всё ещё тихо рычал и скалил зубы, но я утихомирила его достаточно, чтобы он на время прекратил нападки. Впрочем, до последнего Тэхён предлагал меня подвезти, на что получил решительный отказ: не хватало ещё, чтобы дядя нас увидел. Я заявилась в салон, как к себе домой. Татуировщик увлечённо сгорбился над каким-то толстым томиком и даже приоткрыл рот — настолько там что-то происходило интересное. Он не сразу оторвался от чтива, хотя и слышал, что кто-то вошёл. Работы у него было мало, как и всегда послеобеденное время в начале недели. Когда наконец оторвался и взглянул на меня, Намджун шокировано округлил глаза. Потом зажмурился, потёр их, и снова уставился на меня с ошалелой физиономией. Я сразу заподозрила в этих движениях какую-то дурацкую шуточку и заранее закатила глаза. — Приветик, — буднично произнесла я, бросила свою чёрную сумку-портфель на крошечный диванчик у входа и сама свалилась туда следом прямо как есть, в пальто. — Как делишки? — Я сплю, и это моё видение? — недоверчиво пробубнил Намджун. — Какое-то старое воспоминание ожило перед моими глазами?.. — Заканчивай, юморист, — строго ответила я, — я же говорила, что зайду на днях. — А-а-а… — протянул он и снова отвернулся к столу, — точно-точно. — Вот так тут по мне скучают, да? А я ожидала более радушного приёма. — Если хочешь, могу станцевать, — татуировщик уже снова уткнулся в книгу, — ты надолго? — Оторвись от чтения, — попросила я, — я к дяде, ты обещал подстраховать. — Сначала жалуется, что её не ждут, а потом заявляет, что пришла к кому-то другому… От книги он не оторвался. — А надо же сохранять лицо, — я довольно улыбнулась, — гордость и всё такое. Вы меня не ждали — прекрасно, я и не к вам! — Погоди, я дочитаю страничку… — он меня явно больше не слышал. Я терпеливо притихла. А поскольку делать больше было нечего, стала смотреть, как Намджун сгорбился над своим томиком. На моих глазах этот бесстыдник перевернул страницу и продолжил чтение. Спустя минуту он повторил жест. И только в этот раз дочитав страницу, наконец отложил книгу. — Ты сказал — дочитаю страничку, — холодно пропечатала я, — а прочитал пять. — Я сказал — страничку? — виновато хихикнул Намджун. — Я имел в виду главу… Только теперь он наконец взглянул на меня нормально. — Ничего себе, ты разодетая, — было его первым комментарием, — там холодно, да? Чтобы вы понимали, я обвернула голову в широкий чёрный платок, спрятавшийся под пальто и потому служивший одновременно ещё и шарфом. А поверх платка надела чёрный берет. Видок был, наверное, странный, зато я не мёрзла. Раньше я постоянно ходила раздетая, но с тех пор, как съехала от дяди, стала серьёзно относиться к такому страшному явлению, как холод. На руках у меня, разумеется, были перчатки. Ноги в тёплых колготках, шерстяных бордовых носках поверх них и кожаных ботинках, сантиметров на пять выше щиколоток. Да и пальто на мне было из хорошей шерсти, винно-бордового цвета, с широкими подплечниками. Так что я была упакована как следует. Наружу остался выставлен лишь маленький островок лица. — Ужасно холодно, — кивнула я, — морозом уже попахивает. Холодная будет зима, судя по всему. На мне всё демисезонное, зато я капуста. Сам он был одет, как обычно — всё чёрное и мешковатое, только шапочки не хватало. Вдруг обнаружив этот факт, я вся пронялась довольным ехидством. — А ты без своей дурацкой шапки! — воскликнула я. — Никак, кто-то умный посоветовал её не носить? Если помните, это была я. Но я не ожидала, что он и впрямь её снимет! На лоб ему охапкой спадали аккуратные чёрные завитушки. Намджун всегда делал себе очень ровную стрижку… и это, пожалуй, единственное, что выделялось из его небрежного образа. Но голову он всегда скрывал под своей убогой шапкой, тем самым окончательно превращаясь в уличного мордобоя. Теперь же он вдруг сделался более похожим на приличного человека. Правда, изменение заключалось не только в имидже. Он в целом казался немного другим… зациклившимся на чём-то, будто постоянно втайне взволнованным, забывшимся в некоем глубоком наваждении. Впрочем, я догадывалась о причинах этих изменений. «Интересно, как продвигаются его дела?.. — я невольно потеребила рукава пальто. — Он знает что-нибудь о смерти этого Птичника?» — Ага, — без тени смущения бросил Намджун, приложив к голове ладонь, — и мне на днях звонила бабушка. Сказала, если ещё раз увидит эту тряпку, приедет и подожжёт её прямо у меня на голове. Вы с ней сговорились, что ли? Я без этой шапки, как голый. — Тебе без неё лучше, — довольно кивнула я, — как бабушка поживает? — Пойдёт, — отрубил Намджун, — а ты как? Как твой бандит? Я мгновенно посуровела. — Мне помнится, ты называл его по имени. — Мой запас добра иссяк, — махнул татуировщик рукой, — так что, вы помирились? Перед моими глазами возникла сцена ссоры у меня дома за двумя остывшими чашками кофе. Это был сложный разговор, до сих пор пугавший меня своей серьёзностью и завершившийся примирением только благодаря лжи. Я чувствовала усталость почти сразу же, когда это серое воспоминание возникало передо мной, и внутренне поникла. Теперь наши отношения с Тэхёном обещали стать прежними только после побега… после того, как я смогу рассказать ему обо всём. После того, как он отзлится, отрычит своё и простит меня. «Если простит, — аккуратно добавил внутренний голос, но я отмахнулась от этой мысли. — Он, конечно же, поймёт. У меня же не было выбора!» Знал бы Намджун, сколько раз за ссору фигурировало его имя. Да он был просто суперзвездой, главной повесткой отношений Ким Тэхёна и Шин Рюджин в тот день. Интересно, как он отреагировал бы? Разозлился бы, пожал плечами или поплыл в самодовольной ухмылке? Пожалуй, мне не хотелось знать ответ на этот вопрос. — Да, помирились, — зачем-то я гордо задрала подбородок, — и теперь у нас всё просто чудесно. Воцарилась тишина. Он смерил меня долгим тяжёлым взглядом, отчего я невольно поёрзала на месте. В моей экипировке стало душновато, и, пользуясь случаем, я решила спрятаться от его рентгена в каком-нибудь незамысловатом процессе, вроде снятия верхней одежды. Стащила с себя берет, вытянула из пальто платок (освободившись из плена, спутанные и растрёпанные прядки упали мне на лицо), избавилась от перчаток и даже сняла пальто, нарочито медленно перед этим расстёгивая пуговицу за пуговицей. А после аккуратно сложила всё вместе, чтобы удобнее было нести. Татуировщик же всё молчал и не мигая наблюдал за моими действиями, как за каким-нибудь шикарным остросюжетным кино… в главной роли которого, тем не менее, снимается мартышка. — Знаешь, без шапочки ты не такой страшный! — всё-таки огрызнулась я. — Хватит во мне дырки прожигать. Намджун бесшумно рассмеялся. — Ты мне расскажешь, почему вы поссорились? — спросил он. — Мне всё ещё интересно. — А ты мне расскажешь, что задумал? — я изобразила строгий прищур. — Мне тоже всё ещё интересно. — Не переводи тему. Там моё имя фигурировало, помнишь? Я сгораю от любопытства. — Я уже упоминала вскользь, при чём там твоё имя, — я деловито закинула ногу на ногу… посвящать татуировщика в подробности нашей с Тэхёном ссоры из-за него я решительно не собиралась, — ты заставил меня врать своим друзьям. Остальные подробности тебя не касаются. — Хочешь сказать, Тэхён понял, что ты ему врёшь о чём-то? — Типа того, — уклончиво ответила я. — И чем всё закончилось? — серьёзно продолжил он. — Не тем, что ты рассказала ему правду, я надеюсь? — Нет, конечно, — я помрачнела и понизила голос, — с ума сошёл? Я не идиотка. — Тем не менее, вы помирились… — Намджун, будь добр, оставь эту тему. — Снова соврала? — догадался он. — Но на этот раз эффективнее? Мы столкнулись взглядами: его спокойное открытие и моё неистовое возмущение. Но я быстро сдала позиции в этом волевом противостоянии. — У меня нет выбора, — выдохнула я и потупилась, — я расскажу ему всё, но потом. Ты поставил меня в сложное положение. — Да, я догадался, — он повёл плечами, как часто делал, и задумчиво уставился в неопределённую точку, — наверное, я не до конца понимал, на что тебя обрекаю. То есть, я знал, но на практике всё это оказалось сложнее, чем на словах. Как думаешь теперь, было бы лучше, если бы я молчал? — Нет, — мгновенно отрезала я, — я определённо предпочитаю знать. Кроме того, я хочу знать больше. Наконец Намджун поплыл в улыбке. — Ну, мечтать не вредно, — резюмировал он, поднимаясь на ноги, — идём к господину Хо? А потом выпьем кофе? Я тоже вскочила с диванчика, буравя татуировщика хмурым взглядом. Он задорно хохотнул: — Тоже решила дырки прожечь? Скажу сразу, получается у тебя не очень, — он потрепал меня по голове, проходя мимо, и добавил, — идём, трусишка. — Я не шучу, — я развернулась на сто восемьдесят градусов и потопала следом, — ты не можешь просто взять и вот так отмахнуться от меня. — А мне кажется, что именно это я и делаю! — он воздел вверх указательный палец, шагая спереди и не оборачиваясь. — Какова штука, а? — Намджун! — прошипела я и ускорила шаг, чтобы поравняться с ним. — Это не смешно, ты должен остановиться… — Послушай, ну перестань, — он притормозил у самой двери в кафе и развернулся ко мне, — ты же понимаешь, что это бесполезно. Зачем зазря сотрясать воздух? — Я хочу хотя бы знать, — я настойчиво наклонилась и перешла на агрессивный громкий шёпот, — так у меня будет больше возможностей повлиять на исход. — Не будет. Говорю тебе это искренне и от души. Довольна? — Если ты не скажешь мне, я узнаю силой! Намджун замолчал. Но в тщательно разыгранном серьёзном выражении пряталась озорная усмешка. — Вау, — произнёс он, — и какие же силовые методы ты намерена применить? — Буду следить за тобой, например. Татуировщик откинул голову назад и беззастенчиво расхохотался. Вот так мы и вошли в кафе — весельчак и злюка. Бессилие и отчаяние навалились на мои плечи. Я действительно ничего не могла сделать, чтобы заставить его заговорить… и тем более — остановиться. «Он не выиграет, — я притормозила и дала ему пройти вперёд, глядя ему в спину, — Дэнни убьёт его. А мне останется только стоять и смотреть на это». Холодный ужас оплетал сердце удушливыми лозами при одной только мысли. Я прикрыла глаза и одёрнула себя, стараясь отмахнуться от страшного видения гипотетического будущего, в котором мёртвое тело татуировщика находят без зубов и ногтей в бочке с цементным раствором. Но видение настырно возвращалось, оно было ярким и чётким, почти реальным. Может, неведение действительно было бы более милостивым? Намджун шёл прямо передо мной, и он был жив… зачем он так упорно делал всё, чтобы это исправить? Зачем он заставлял меня гипотетически проживать его смерть снова, снова и снова? «Это невыносимо». По пути мне встречались знакомые удивлённые лица официантов и бариста. Я слабо улыбалась и махала всем, но ни с кем не хотела заводить разговор. Достаточно и дяди, которому придётся вешать лапшу на уши о «новой жизни». Незачем повторять одну и ту же ложь по много раз, подобно забавному попугайчику. Мы миновали зал и бесцеремонно вошли в стафф, где прямиком направились к дядиному кабинету. Я оглянула помещение для отдыха: проходы к кухне, к морозильникам (где, в свою очередь, была ещё одна дверь в зал), к раздевалке, к мойке… тут совершенно ничего не изменилось. Ещё бы, не прошло и месяца! Но на стене вместо старой висела новая, более просторная доска объявлений. Те лица, что присутствовали в стаффе, удивлённо вытянулись, глядя на нас с татуировщиком. Я, вдруг осознав, о чём они все думают, что за ставки о нас двоих они делают, смущённо поморщилась и отвернулась. Намджун учтиво постучал в дверь. С той стороны послышалось глухое «войдите». Мы прошли в крошечный кабинет. И я невольно улыбнулась, выглянув из-за спины своего спутника и увидев дядю. Тот склонился над какими-то бумагами, нацепив очки, толстые линзы которых делали его глаза визуально больше. Лицо его обросло небрежной щетиной с проседью — с этой щетиной дядя редко расставался. Перед ним светился монтитор компьютера. Из кондиционера дул тёплый воздух. Стояло довольно громкое, хорошо ощутимое гудение — это общим хором жужжали дневная лампа, компьютер, принтер, кондиционер. Всё намекало на напряжённую, вдумчивую работу. В помещении были белые стены, чёрная мебель и буквально пара квадратных метров свободного пространства. Сразу справа — диванчик, вдоль стены за диванчиком — открытые полки с какими-то коробками и папками, сразу слева — дядин рабочий стол, вдоль за столом — закрытый шкаф. Между шкафом и полками крошечный стол на одну персону и приставленная к нему табуретка. Окна отсутствовали. Дядя оторвался от бумаг и взглянул на нас отрешённым взглядом, явно сильно погружённый в свои дела, но как только увидел меня, тут же очнулся и округлил глаза. — Какие гости! — воскликнул он, разворачиваясь на стуле сильнее и снимая очки. — Рюджин! На его лице засияла улыбка — у глаз появились ниточки добрых морщин. Я, радостная и воодушевлённая, кинулась его обнимать. Дядя хрипло рассмеялся, принимая мои объятия. От него пахло терпким табаком. Только теперь я осознала, что скучала гораздо больше, чем могла бы предположить. — Это ты её привёл? — весело спросил он через моё плечо. — А то, — довольно мурлыкнул татуировщик у меня за спиной. Я закатила глаза, разорвала объятия и попятилась назад. — Не слушай этого зазнайку, я сама захотела прийти. — Я тебя почти месяц не вижу! — он аккуратно положил на стол свои очки и снова развернулся к нам. — Заходи уж почаще, а то я решу, что ты совсем про меня забыла, и затаю на тебя обиду. Только дядя мог упрекать так по-доброму. Я виновато понурилась. — Прости. Как только нашла свободную минуту… — многократно репетированные слова путались. Я осознала, что не отрываю глаз от носков своих ботинок, а ещё, что щёки у меня горят от стыда. Сказать по правде, осуществить нашу с Ким Тэхёном «легенду» было гораздо легче, чем поддерживать её теперь, когда до побега оставалось так мало времени. Дядя всё равно узнал бы правду, и узнать её он должен был скоро. От понимания этого у меня заплетался язык, и из головы разбегались все заученные скороговорки. «Скоро ты точно на меня обидишься, дядя, — всё-таки опечалилась я, хотя обещала себе этого не делать, — и не знаю, сможешь ли простить…» — Вообще-то, я вам её не дам надолго, — вступился татуировщик «подстраховывать», как и обещал, — она мне должна кофе. — Да что ты говоришь? — дядя деловито двинул бровью. — Ну, раз такое дело… Он обвёл нас насмешливым взглядом и весело фыркнул себе под нос. До меня сразу дошло, что у него за мысли. В конце концов, он тоже сделал ставку. — Это ещё что? — мгновенно нахохлилась я, зачем-то перейдя на шипение. — Что за улыбочки? Не надо вот этого! — Что?.. — дядя решил прикинуться дурачком. — О чём это ты? «Он теперь не прячется! — вознегодовала я про себя. — Прямо при Намджуне говорит о своих глупостях… какой позор!» И, что хуже, нельзя было и словом обмолвиться о Ким Тэхёне, поскольку дядя верил, что с тем покончено. Я смущённо покосилась на татуировщика и не то к своему облегчению, не то к ещё более безутешному стыду обнаружила, что ему сложившаяся атмосфера ехидного полунамёка приносила не больше удовольствия, чем мне. Он старался выглядеть отрешённым и задумавшимся о своём, но челюсти его были намертво сцеплены, и резкий, почти злой взгляд всё никак не мог задержаться на одной точке. «Стыдоба!» — я отвернулась в сконфуженном ужасе. Не хватало ещё, чтобы татуировщик подумал, что я разделяю дядины мысли на этот счёт. — Я говорю, раз такое дело, — продолжил дядя, как ни в чём не бывало, обращаясь к Намджуну, — может, поможешь Рюджин дотащить обогреватель до дома? — Обогреватель?.. — растерянно промямлила я, но тут же просияла. — Ты уже его купил?! Мы же совсем недавно это обсуждали! Он пожал плечами и махнул рукой, будто это сущие пустяки. Сказать по правде, я пришла в такой восторг, что мигом забыла все свои претензии. — Дядя, ты самый лучший! Это же отличная новость! — я радостно обернулась на Намджуна, но увидела на лице того сомнения, и моего энтузиазма мгновенно поубавилось. — Но… у тебя же смена, да? Это совсем ничего, я и сама дотащу. — Да нет, — заговорил он, поднимая на меня глаза, — я помогу. Я же и сам хотел посмотреть, что там с сыростью. — А работа?.. — Сейчас начало недели, так что не бери в голову. Что-то в нём заранее уверяло, что отпираться бесполезно. Я стушёвано кивнула и преподнесла невнятные благодарности. — Что ж, — объявил дядя, поднимаясь с кресла, — тогда перекусим? Намджун, ты с нами? Сказать по правде, «перекусим» в мои планы не входило. Я хотела забежать максимум на полчаса и убраться восвояси. Но отказывать было бы невежливо. — Да, — объявил татуировщик. — Отлично. Значит, ужин… для начала, давайте уберёмся отсюда куда-нибудь. Мы отправились в небольшую забегаловку в соседнем квартале. Народу там было завались: душно, светло и шумно — полная противоположность того, что творилось на улице. Но нам удалось выбить себе изолированное местечко — никаких лишних ушей, вы понимаете. Полный простор для задушевных бесед. Не сказать, чтобы мне это было особо на руку. Я, наверное, запомню этот невыносимый ужин навсегда. От Намджуна не было никакого толку. Он спрятался в раковину отстранённого слушателя и упорно не желал оттуда вылезать, сколько бы я ни пыталась его достать. Например, стоило нам только усесться, снять верхнюю одежду и коснуться меню, как у нашего столика мгновенно образовалась шустрая официантка — вот это, я понимаю, сервис… совсем не то, что у Ким Намджуна в салоне. Я весело поддела татуировщика этим, но он только безмятежно пожал плечами. Все последующие мои попытки заговорить с ним имели ровно такой же успех — то есть, никакого. Я пыталась подключить его всеми возможными способами: полунамёками, смешками, а в конце концов и прямыми резкими взглядами с немым призывом увести разговор куда-нибудь в отвлечённое русло, в чём он был прожжённым мастером. Но он в ответ только корчил недоумённые хмурые физиономии, вопросительно кивал мне и, не дожидаясь ответа, оборонялся от внешнего мира увлечённым процессом поедания рамёна. Вообще, он здорово приосанился, расправил плечи, как никогда, сдвинул друг к дружке брови и крепко сжал челюсти — эдакое живое воплощение каменного ольмека. Говорил он чётко, кратко и исключительно по существу, как закоренелый солдафон. К концу ужина мне хотелось его убить. Тем временем, как вы наверняка успели догадаться, я плыла на крошечном плоте из нелепой лжи по огромному морю ещё более нелепой лжи. И дядя навёл в этом море такой шторм, что, наконец распрощавшись с ним позднее, я едва ли понимала, каким образом на этом дурацком плотике мне удалось выжить. Весь вечер мне казалось, что он вот-вот вскочит, расхохочется и заорёт «попалась!!!». И вся забегаловка примется хором скандировать в мой адрес какую-нибудь особенно уничижительную речёвку, а мне останется только заслуженно сгореть на праведном костре своего стыда. Он задавал миллион вопросов. Какие у меня повседневные обязанности, сколько у меня в целом сотрудников, кто из них уже успел мне надоесть, а кто понравиться, не слишком ли изнурительный мне поставили график («А если серьёзно, какой он у тебя? Сколько часов в неделю? Как это — ты не помнишь?»), были ли у меня уже смешные истории с какими-нибудь покупателями, и вообще, какого рода покупатели в этом магазине случаются («Должно быть, там все сплошь жутко интересные и творческие личности, поскольку уж это косплейный магазин — вспомни-ка мне какую-нибудь пикантность… ну, хоть какую-нибудь!»), смогла ли я завести новых друзей (большой ошибкой было на это утвердительно кивнуть, но в ту минуту я была абсолютно измучена, ничего не соображала и, к тому же, жевала кимчи), как я провожу свободное время и, наконец, самое худшее — можно ли ко мне как-нибудь наведаться. Я никогда в жизни столько не врала. До сих пор не пойму, как я не раскололась — если не в середине, то хотя бы под конец. Весь разговор происходил в сумбурном, торопливом и прыгающем, как от частой-частой икоты, темпе — до сих пор всё вспоминается мне подобием беспокойного живого сна, где ты не способен толком контролировать череду быстро несущихся мимо тебя событий. Наверняка от стыда у меня подскочила температура. Я была краснющей, как рак — благо хоть, в зале было совершенно нечем дышать, и мой густой румянец дядя тут же списал на духоту. Особенно он помучил меня в той части рассказа, где у меня появились друзья. — А кто? — спросил он с таким воодушевлением, что напрочь забыл про еду. Из головы предательски побежали все мысли. Спроси кто-нибудь в эту секунду, с какой буквы начинается моё имя, я не смогла бы ответить. — Да это так, ничего особенного, — я махнула рукой и тут же набила рот рисом с пулькоги. — Как это — ничего особенного? — у дяди на лице появилось глубоко оскорблённое выражение. — Ты упорно не хочешь меня в своей жизни, да? Жуя, я отрицательно помахала руками. Воспалённый мозг тем временем шипел в процессе создания очередной нелепицы. И мне пришлось выдать ему эту байку… вы бы это слышали! Это была самая подробная биография несуществующего человека, на какую только могло хватить моего больного воображения. И под давлением дядиных вопросов образ этой сумасшедшей выдумки становился всё более и более очерченным. Если вам интересно, это была девушка, её звали Сора, и она приехала с юга. Кажется, из провинции Чолла-Намдо. Она старше меня на два года, ровно столько же лет назад она приехала в Сеул. Её родители остались в её родном городе… что за город? Запамятовала, что за город, вот. Она снимает квартирку неподалёку от косплейного магазина. Вместе мы обычно ходим в кино или ночуем друг у друга. Работать ей приходится, чтобы накопить на университет. Дело в том, что её родители бедны, как церковные мыши. Она очень помогла мне обустроиться на рабочем месте, так мы и подружились. И так далее, и тому подобное. Когда этому ошеломительному шквалу лжи всё-таки подошёл конец, дядя выказал твёрдое желание познакомиться с этой особой. Мне было просто нечего ответить. Я была уверена, что это конец. Тут-то, откуда ни возьмись, появился татуировщик, вздумавший вдруг ввернуть посреди разговора: — Батюшки, как у них тут вкусно, — он пробубнил это под нос, глядя в свою пустую тарелку довольным сытым взглядом, — я же каждый день хожу прямо мимо этого места, как я умудрился ни разу сюда не заглянуть? Это была настоящая спасительная соломинка. Причём как раз тогда, когда от меня на поверхности моря остались только булькающие пузырьки. Я переключилась на эту тему со страстью собаки, вгрызающейся в кость. — Это потому, что ты вокруг себя ничего не видишь, — вознеся в воздух указательный палец, воодушевлённо протараторила я, — тебя же только я и таскала по всяким кафешкам! А ты выберешь себе одно заведение и готов есть только в нём хоть до самой смерти. — Ты больше по европейской кухне, — отбросил он, — я все эти бургеры как-то не особо… — Ты этого ни разу не говорил, — заметила я, — ты говорил, что они «модные». — Под «модными» я это и подразумевал, — татуировщик пожал плечами, — «модный» и «европейский» — это синонимы. Разговор застопорился, и ко мне вернулся панический ужас, что дядя продолжит допрос. В стремлении выдать хоть что-то, я бросила первое, что пришлось на ум. Это была несусветная глупость, из-за волнения ещё и прозвучавшая чересчур серьёзно и драматично, так что могло выглядеть (и, наверное, выглядело), будто я глубоко обижена: — Если бы я понимала, что ты воротишь нос от европейской кухни, мы бы ходили в корейскую кухню. — Чего ты завелась? — протяжно произнёс он с непрошибаемым спокойствием, всё не отнимая глаз от стола. — Я вроде ни на что не жаловался. — Ещё как жаловался, — если честно, он действительно ни на что не жаловался. Я просто несла околесицу. — Я тебя постоянно звала куда-нибудь, а ты ныл, что ты туда не вписываешься! Намджун начал злиться. — Я тоже тебя часто куда-нибудь звал, — гортанно прогудел он, — что ты несёшь? Вообще-то, это была правда. Татуировщик был мастером-гуру по посещению всяких странных мероприятий. Мы часто бывали на каких-нибудь чудаковатых выставках насекомых, хищных растений, средневекового холодного оружия или ещё какой-нибудь несусветной чуши. Ходили в кинотеатры, в которых крутили исключительно старые ужастики или нечто подобное, посещали всевозможные блошиные рынки, книжные барахолки, маленькие и совершенно никому ненужные картинные галереи и глухие лесопарки с каким-нибудь священным камнем времён Силлы, как-то раз он неизвестно где достал билеты в кукольный театр некоего безызвестного и страшно бедного драматурга, где в зрителях помимо нас была лишь слабо видящая старуха. Иногда это было невыносимо скучно, а иногда выходило весело. Всё это пронеслось перед моими глазами буквально за секунду, и я прикусила язык. — Да, если вспомнить, звал, — промямлила я, — не знаю, что на меня нашло. Мы встретились взглядами (до меня вдруг дошло, что это впервые за ужин), и я, внезапно почувствовав себя крайне неуютно, спешно отвела глаза. Вообще-то, мы перестали проводить время вместе с тех пор, как появился Тэхён. Доводилось, конечно, выпить вместе кофе и поговорить (если точнее, поссориться), но это было совсем не то, что раньше. Мне было одновременно и стыдно, и грустно, и строго-настрого запрещено грустить и стыдиться, потому что Ким Тэхён усмотрел бы в этом нечто недопустимое. Это напоминало карусели «чайная чашка», может, вы о них слышали: эти «чашки» вертятся вокруг своей оси и вместе с тем — по кругу, как планеты вокруг солнца, пока ты сидишь в них. Так вот, от этого аттракциона не получаешь никакого удовольствия — тебе просто дурно, и всё. От воспоминаний о поздних весенних ночах, когда мы с татуировщиками возвращались пустыми переулками после чёрно-белого фильма ужасов и либо ёжились от страха — если фильм был хорошим, либо покатывались со смеху, надрывая животы, — если фильм был плохим, у меня неприятно засосало под ложечкой. А когда, заглянув в глаза Намджуна, я поняла, что и в его голове вертятся те же воспоминания, мне стало совсем плохо. И от стыда перед татуировщиком, и от тоски по этим воспоминаниям, и от страха, что эти мысли прочтёт Ким Тэхён — всё вместе. Какая отвратительная каша, не правда ли? Наш столик погрузился в угрюмое тяжёлое молчание. Я вспоминала: серый фонарный свет, цветущие розовые деревья, пустые асфальты и узкие лабиринты проулков, и мы смеёмся, смеёмся, смеёмся… сгибаясь пополам, смахивая с лиц слёзы и раздаваясь звонким эхом по пустым кварталам. Всё это обрывалось презрительным лицом Тэхёна, как бы говорящим «я так и знал». Мне хотелось взвыть. Положение спасла официантка, которая образовалась рядом из ниоткуда и аккуратно положила на стол счёт. — Что ж, — бодро заговорил дядя, хватая кошелёк и доставая наличные, — отлично посидели! Пожалуйста, Рюджин, давай делать это чаще… Эта непринуждённая манера была очевиднейшей липой. Он, конечно, заметил, что за накал страстей начался за столом, и это было совсем не к добру. Потому что дядя, разумеется, придавал всему, что касалось меня и Ким Намджуна, неправильное значение. И мне от этого стало ещё хуже. Из-за него и Тэхёна любой чих в сторону татуировщика казался мне неправильным, интимным до неприличия и просто преступным. Я устало прикрыла глаза. Звонкий смех покатился по изгибам спящих крыш во вновь вспыхнувшем воспоминании. А потом посреди всего — Ким Тэхён, осуждающе качающий головой. «Всё… не могу. Не могу больше». Не выдержав, я вскочила из-за стола, схватила верхнюю одежду и молча отправилась наружу вперёд всех. Но, оказавшись на потемневшей улице, вдохнув холодного воздуха и успокоившись, поняла, что это был крайне глупый жест. «Надо было поддержать дядю и перевести тему», — запоздало дошло до меня, пока я трясущимися руками обматывала голову в платок, застёгивала пальто и натягивала берет. Холод был жуткий, а эти двое всё не появлялись. От нечего делать я стала упражняться. Встала в танцевальную позицию, поднялась на носочки и постояла так немного, затем принялась отводить в сторону сначала одну, а потом другую ногу, и, наконец, просто стояла на каждой ноге по очереди. Я проделывала это в любую свободную минуту, как и наказывал Пак Чимин. «Скажу, что меня затошнило от духоты», — осенило меня в конце концов. Но дядя и Намджун даже не стали спрашивать, куда я так внезапно сорвалась. Когда вышли, они вовсю обсуждали обогреватель. Дядя вручал татуировщику ключи от своей машины. — Потом просто пригони её обратно к кафе, — говорил он, — тебя это не сильно стеснит? — Нет, что вы, — Намджун принял ключи и сунул их в карман безразмерной чёрной кожанки, — вообще без проблем. Дядя повернулся ко мне и лучезарно улыбнулся. Я, хотя и слегка потерянная, ответила ему тем же. — Обязательно познакомь меня со своей подругой, — заговорил он, и во мне всё упало, — Сора, да? Я была загнана в ловушку беспрецедентной лжи. «Да уж, Сора… милая сказочка, которую не приведёшь в гости». Теперь, помимо прочего, мне было необходимо изворачиваться и переносить визит этой воображаемой подружки. И так до самого побега, пока дядя не понял бы, как грандиозно его надули. «Он меня ни за что не простит». — Кстати! — вдруг воскликнул он. — Рюджин, поехали отмечать мой день рождения в деревню? Я растерянно заморгала, всё ещё повергнутая в пучину гнетущего чувства вины. — Что?.. — Хонсок приглашает к нему, — пояснил дядя, — повидаешь своих братьев и сестёр. Я и Намджуна пригласил. Поехали все вместе? Прошла, наверное, целая минута, прежде чем до меня дошло. Дядин день рождения… он был в начале декабря. «Я совсем про него забыла!» — стало так стыдно, что захотелось провалиться под землю. За всеми проблемами с организацией, с нашим побегом, с татуировщиком и его играми против Многорукого Дэнни из головы вылетел этот маленький, но немаловажный факт. Дядя весь обратился в трепетное ожидание ответа. Я покосилась на татуировщика, поглядывающего на меня украдкой с явным любопытством. — Да, поеду, — мягко согласилась я в конце концов, про себя отмечая, что Тэхёну это точно не понравится, — только… если ненадолго. Работа, понимаешь… От каждой такой лжи мне приходилось изо всех сил сдерживать напрашивающиеся на лицо кислые мины. — Буквально на пару дней, — дядя расплылся в добродушной улыбке, — ты и Сору позови, если хочешь. Мне отчаянно захотелось треснуть себя по лбу. — Я её спрошу, — я изобразила радость, как смогла, но получилось наверняка скверно. Серьёзно, приходилось напрягать каждый мускул. Чем дальше, тем было сложнее. Если бы мы вдруг решили сходить куда-то ещё, то нет никаких сомнений, что шар лопнул бы. И это была бы совершенно другая история. Я больше не могла этого выносить: от бесконечных врак голова шла кругом. — Что ж… — вздохнул дядя. Он настоятельно попросил, чтобы я заходила почаще. Подробно и во всех деталях продублировал инструкцию по поводу перевозки обогревателя. Сказал, что тотчас же обрадует дядю Хонсока и его детей новостью о том, что я тоже приеду. Ещё раз выказал желание познакомиться с проклятой Сорой и заочно пригласил её в деревню. И в довершение ко всему, что окончательно меня добило, обвёл нас с татуировщиком таким взглядом, словно случайно узнал о нашей тайной помолвке. Когда мы наконец разошлись у дядиного кафе, я почувствовала, что готова лечь и тихо умереть. Но вместо этого я круто развернулась к Намджуну. — Да что с тобой такое? — отчаянно воскликнула я. — Где обещанная помощь? Татуировщик устало вздохнул, помолчал… и вдруг усмехнулся. В один момент из холодного куска камня он вдруг снова сделался самим собой. — Сора? — он насмешливо двинул бровью. — Это ещё что за чертовщина… Тут ему снова стало неимоверно весело, и он не сдержал смешок. — Ничего этого не было бы, — прошипела я, — если бы ты мне помог. Татуировщик бессовестно расхохотался. Я была настолько ошарашена такой наглостью, что не смогла найти подходящих слов. — Судя по твоим словам, она просто ангел, — мечтательно хмыкнул Намджун, — когда, говоришь, ты её приведёшь? — Иди ты к чёрту! — Ну-ну, не надо ревновать, — он снова потрепал меня по голове, к моей огромной ярости, — ты всё равно мой лучший друг, малышка Рю. Пошли тащить эту твою дурацкую бандуру, что ли? Только хлебнуть бы кофейку. Забегаловка, конечно, высший класс, но кофе там — такая гадость… заметила? С этими словами он проходил мимо меня и уже удалялся. И мне, хотя и злой, и возмущённой, и пышущей паром, пришлось топать следом. Вообще-то, у меня к нему всё ещё оставались вопросы. Птичник никуда не делся… как никуда не делось и всё остальное. На миг я даже позавидовала вымышленной Шин Рюджин с её беспечной работой в косплейном магазине, свободными вечерами в компании Соры и нулём проблем на счётчике. Состроив хмурую мину, я торопливо догнала Намджуна с намерением заставить его говорить во что бы то ни стало. Кстати сказать, кофе в той забегаловке и правда был не очень.