Маленькие люди

Дождик брызнул, ветер вслед — Жди от шквала всяких бед. Морская пословица.

Неделя прошла относительно тихо. Закончились дожди, моя простуда тоже отступала под давлением кучи лекарств, и наш раненый друг теперь мог самостоятельно сидеть, хотя и не без обезболивающих. Вместе с тем настало время тёплых одежд и ветреной, резкой, трезвящей ум предзимней мерзлоты. Улицы светились жёлтыми бликами под сумрачным тёмным небом. Близился вечер как раз одного из таких темнющих серых дней, когда мы с Тэхёном припарковали Хёндай у привычных уже апатов и с коробкой пончиков и горячими напитками бросились к подъезду, подгоняемые рваными порывами холодного ветра. Последнюю неделю мы ездили сюда каждый день, и каждый день в прихожей повторялась точь-в-точь та же сцена, что и в самый первый наш визит. Хозяин дома читал «Ви» нотации о естественной иерархии в организации, согласно которой сам он занимал ступень намного выше, чем «Ви» и его «дружки-коллекторы», и только после пускал нас к больному. — Слушай, — шёпотом я остановила Тэхёна у комнаты Чонгука, — мне его жалко. Может, позовём его к нам? — Что? Даже не думай, Рюджин, — раздражённо шикнул мне мой спутник, когда увидел, что я обернулась и поглядываю на безразлично смотрящего нам вслед Кена, — оставь свою доброту для других случаев… — Мы у него дома, — прошептала я, разведя рукой с коробкой пончиков, — мы его стесняем. Представь, к тебе бы каждый день заявлялись домой посторонние и вели бы себя, будто так и надо… Я снова обернулась на Кена, теперь явно догадавшегося, что обсуждается его персона, и смотревшего на нас с любопытством. Впрочем, это могло быть и чисто моё воображение… грузное выражение его лица совершенно никак не изменилось. Густые брови нависли низко над узкими глазами, скрытыми за толстыми линзами очков. Его взгляд казался «выключенным». — Надо предложить хотя бы из вежливости, — шёпотом заключила я. — Рюджин, пожалуйста… — тихо захныкал Тэхён, ударяя себя ладошкой по лбу. — Эй, — сказала я уже на полной громкости, обращаясь к Кену и включив при этом самую добрую из своих улыбок, — не хочешь к нам присоединиться? У нас есть пончики, и мы будем играть в карты. Кен молча рассматривал нас с полминуты, из-за чего с каждой секундой застывшая на моём лице улыбка казалась мне всё более глупой. — К вашему сведению, азартные игры приводят к лудомании, — наконец, почти не шевеля губами, пробубнил Кен, — являющуюся, в свою очередь, серьёзным психологическим расстройством, провоцирующим изменения сознания и депрессию. А в одном пончике может содержаться до семисот калорий чистого сахара, то есть быстрых легкоусвояемых углеводов. — Э-э-э… — я неловко посмеялась, — то есть, ты к нам не присоединишься?.. Всё-таки многих странных людей мне довелось повидать за время знакомства с Ким Тэхёном. — Нет. У меня дела. Я не могу тратить драгоценное время на коллектора и его компанию, — твёрдо пробубнил Кен, — спасибо за предложение, но быстрее заканчивайте и уходите. — Хорошо-хорошо, Кен, — вступился за меня Тэхён, кладя руку мне на спину, чтобы пройти в «палату», — ты просто душка. Ты душка, честное слово. При этом он посмотрел на меня с гордым победным выражением на лице, и губы его явно так и хотели расплыться в улыбке, а глаза и вовсе беззастенчиво хохотали. Я огорчённо фыркнула, отворачиваясь, и мы наконец прошли в комнату. А как только закрыли за собой дверь, наткнулись на тихо хохочущего Чон Чонгука, сидящего в кровати. — Я… не понял, — пыхтел он сквозь смех, — там Рюджин Кена обрабатывала? Я мгновенно насупилась и уставилась на своего спутника, который уже вовсю заразился весельем друга. — Она звала его играть с нами в карты, — задорно объявил Тэхён, проходя к кровати вперёд меня. — Я даже испугался сначала. А потом вспомнил, что это Кен. Чонгук раскатисто расхохотался в себя. Тэхён присел к нему на кровать. Я осталась у порога, чтобы продемонстрировать им холодное неодобрение. А они, когда обернулись на меня, только синхронно расхохотались ещё пуще, но смеяться всё же старались тихо, чтобы Кен не пришёл делать замечания. Знаете, почему-то до сих пор в моей памяти очень отчётливо сохранился этот отрывок. Изначально «палата» Чон Чонгука почти пустовала и вгоняла в тоску, но тот вечер она была залита тёплым жёлтым светом из-за привезённого нами накануне торшера, водружённого у кровати; также с двух сторон кровать окружали пустые тумбы, и мы завалили их цветами, стопками манги и фруктами. Было моей идеей всего этого нахимичить для уюта, чтобы Чонгуку не было здесь тоскливо. Так вот, мои друзья сидели там, на этой кровати, обставленной тумбами с кучей всякой всячины, и синхронно смеялись, глядя друг на друга. И тёплые блики играли у них на лицах. Сколько бы ни проходило времени, мне всё кажется, что это было только вчера. Что совсем недавно я стояла там, у двери комнаты и смотрела, как они смеются. Не правда ли удивительно, насколько не избирательна память? Подобно неразборчивой стихийной волне, она может подмыть нечто важное, но почему-то оставить такие вот несущественные маленькие пустяки. Я не сдержалась и улыбнулась сквозь хмурую мину. — Да ну вас, — фыркнула я и всё-таки подошла к кровати. Чонгук завершил своё кудахтанье, поскольку отвлёкся на мою коробку: — О-о-о, пончики, — сказал он, — народ, вы лучшие, я серьёзно… — Только будь осторожнее, это легкоусвояемые углеводы, — вздохнула я, положила коробку на кровать и потянулась в свою старую сумку-портфель, — принесла тебе ещё свой старый плеер, как обещала. Я сама сделала сборник, насобирала туда просто кучу песен… там намного больше, чем есть у тебя на телефоне. Но предупреждаю, критиковать музыкальный вкус автора запрещено. — Я люблю тебя, выходи за меня замуж! — протараторил Чонгук. Тэхён зарядил ему хороший щелбан. — Цыц, — сказал он. Плеер я положила на и без того заваленную тумбу и наконец сама уселась на краешек кровати. Взглянула на нашего больного и улыбнулась, оценивая его, пока он с довольным видом открывал коробку с пончиками левой рукой. Теперь на него, конечно, было гораздо приятнее смотреть. Здоровый цвет вернулся к его лицу, и сам он больше не был намертво приварен к постели… и всё-таки выздоровление пошло по худшему сценарию. Из тех сложных терминов, которыми орудовал Кен, я поняла только, что у Чонгука проблемы с плечевым суставом, из-за чего ему должно быть тяжело поднимать правую руку. То есть, он мог сгибать её в локте, поэтому, к примеру, вполне смог бы ею есть. Но в то же время он не мог поднять руку в сторону, вытянуть её вперёд или назад, и из-за этого для него было проблематично, к примеру, надевать одежду. Собственная слабость сильно нервировала Чонгука: он то и дело психовал, срывался в брань и ругань или сильно мрачнел без видимых причин. В целом его ранение лишило его половины прежней наивной игривости и сильно его подкосило — так мне казалось со стороны. Я надеялась, что это пройдёт, потому что на это тяжело было смотреть без боли. И хотя его положение было поправимо, в те дни Чон Чонгук в основном пребывал в унылом, мрачном и дёрганном состоянии духа. Кен сказал, что боль должна была ослабнуть до вполне терпимой со дня на день… но добавил, что она вряд ли когда-нибудь исчезнет насовсем, тем более, если суставом не заниматься регулярно. То же самое было сказано про подвижность: плечо должно было вскоре заработать почти нормально, но нашему пациенту требовались постоянная физиотерапия, какие-то уколы, массажи и наблюдение у врачей… пожизненно. Такой прогноз вверг младшего жителя Скворечника в пучину безутешного отчаяния, от которого он всё ещё не оправился — это было видно сквозь всё его напускное веселье. — Ну как ты? — спросила я. Чонгук тем временем откусил от пончика и задумчиво его жевал. — Рука теперь поднимается чуть больше, — похвастался он, жуя, — но всё ещё толком не двигается. Боли я не чувствую на обезболивающих, но Кен говорит, что скоро прекратит их. Тогда будет пощипывать… — он уставился в никуда, — через недельку-две, говорит, начну почти полноценно шевелиться. — А твой сустав?.. — Да сдох сустав, — вздохнул Чонгук, — мне сделали операцию, но барахлить он теперь будет постоянно. Есть и другие операции, которые якобы восстанавливают всё либо заменяют сустав полностью… но они такие дорогие, свихнуться можно. — «Алмаз»? — хмыкнул Тэхён. Чонгук покачал головой: — Не хватит. — Возьми мою долю, — сказал Тэхён, не задумываясь. — Всё равно не хватит. Даже если заберу всё. И не буду я брать твою долю, не дури, — Чонгук усмехнулся и потянулся отобрать у Тэхёна один из стаканов, — что тут зелёный чай? — Светло-коричневый стаканчик, — сказала я. — А ты не думал… обратиться к родителям? Отпивая горячего чая, Чонгук уставился на меня весёлыми глазами. А когда допил, усмехнулся: — Я скорее руку себе отрублю, чем обращусь к ублюдкам. Если приду к ним, это будет крах всего, что я делал на протяжении всех этих лет. Я слабый, я покалеченный, я без них не смог. Отец откроет свой самый дорогущий виски и будет праздновать это, как личную победу. К тому же, просто так они мне операцию не проведут — только на их условиях. Догадываешься, каких? Галстук потуже, закончить чёртову частную школу и университет — и марш по папиным стопам. Нет уж, лучше сразу в петлю. А так, ничего страшного, сустав будет скрипеть, барахлить и побаливать… а ещё никаких силовых. Тысячи людей так живут и в ус не дуют. — Что ж, если ты так считаешь… — промямлила я. — Мне уже лучше, — заверил он, — давайте играть. Где вообще Чимин?! Мы с Тэхёном встали, принялись снимать свои пальто и плащ и отнесли их на небольшое креслице в углу. Тэхён тем временем говорил: — Как всегда, Дэнни заехал за ним утром, и они куда-то двинули. — Не чувствую дружбы с ним в последнее время, — пожаловался Чонгук, — я тут столько мыслей перегонял, пока лежу целыми днями… помнишь, как всё начиналось, Тэхён? Когда мы только стали жить вместе. Он был куда дружелюбнее. — Он тоже сделал татуировку, — встряла я, возвращаясь к кровати уже только в своём красном свитере и чёрных джинсах, — «несокрушимый», как у вас. Это как-то по-дружески. Чонгук кивнул: — Ага, а вот сейчас совсем не по-дружески. Он буквально пару раз зашёл, и оба раза минут на пять. Я как будто и не ожидал другого, а по итогу всё равно обидно… хотя и глупо. — Может, у него мало времени из-за этого бюро? — предположила я, а вместе с тем мы с Тэхёном снова уселись на краешки кровати. Я снова полезла в свою сумку, теперь уже за игральными картами. — Ага, или из-за этого чёртового доносчика… — плюнул Чонгук. Я невольно замерла. — Помнишь, Карлик говорил, — оживлённо подключился Тэхён, — что у него есть план, как поймать крысу? — Я тебе клянусь, только сегодня об этом вспоминал! — поддержал Чонгук. — Интересно, что они там задумали… слушай, кто это может быть, если серьёзно? Кому вообще всё это может быть надо?.. — он усмехнулся, но тут же отвлёкся на меня. — Рюджин, ты достаёшь карты? Я очнулась, стряхнула с себя оцепенение и вынула руки из сумки уже с картами. Достала их из пачки и принялась тасовать, а сама слушала. — Может, кто-нибудь хочет на его место? — хмыкнул Тэхён. — Я тоже об этом думал, — с энтузиазмом покивал Чонгук. — Белый? — Тяжело представить, что Белый может так с Дэнни. Друзья детства, всё-таки. Да и не похож Белый на того, кто бы рвался к власти. — Да, скучный он для этого… ему бы в уголок, где потише и потеплее, и чтобы никто к нему не лез. — Он безобидный, — заключил Тэхён, — тогда кто? Не Карлик же… — Карлик не потянет масштабы Дэнни, — отмахнулся Чонгук. — Может, это ему не мешает? — Да ну, не верю. Ему и в нынешних условиях неплохо живётся, зачем что-то менять? Они оба угрюмо поникли, размышляя. А я, перетасовав карты, принялась раздавать каждому по шесть на «Дурака» и при этом старалась ни на кого не поднимать глаз. Конечно, вряд ли мои друзья заподозрили бы меня в сокрытии чего-либо, и всё-таки руки предательски подрагивали. — Может, — заговорил Тэхён, — кому-то из них Дэнни как-то насолил? — Я тоже об этом думал, — вздохнул Чонгук, — предположим, кто-то провернул что-то у него за спиной и теперь боится наказания… либо методы Дэнни кому-то не понравились. Даже Карлику сейчас они не нравятся. Дэнни просто палит по всем, кто оказывается поблизости срывов. Как-то это… — Пугает, — закончил Тэхён. — Он и раньше так делал, — кивал Чонгук, — может, он кого-то вот так обидел, и теперь кто-то ему мстит? — Как в случае с Чимином и его девушкой… Шису? — вступила я. — Над ней же жестоко расправились? Мне кажется, за нечто подобное можно попытаться отомстить. Мои друзья умолкли. Я вытянула козырную карту, Даму Червей, и положила её под стопку. Все взяли карты и принялись оценивать своё игровое положение. — У меня шестёрка черви, — объявил Чонгук и добавил, — это же не просто Дэнни её прикончил. Чимин присутствовал там сам, он лично с ней расправился, насколько я знаю. Так что Дэнни не делал ничего против его воли. Думаю, упади Чимин в колени и попроси не трогать эту девку… — он походил какой-то мелочью на Тэхёна. — Да ну, — Тэхён принялся отбиваться от нападения, — не верю, что Дэнни позволил бы ей уйти. Но да, Чимин сам не хотел её отпускать… и вообще, жутковато это. Эта история наводила на них оторопь. Втайне они побаивались в случае чего оказаться на месте этой девушки. «Интересно, где Пак Чимин сейчас? — тем временем вертелись в моей голове мысли. — В этот самый момент он с Дэнни? И вместе они думают, как поймать доносчика? И что они, интересно, надумали?» Нужно было связаться с татуировщиком. Проклятый дурак, зачем он полез в это? — Я же не конкретно об этом случае, — вступила я; удостоверилась, что у Чонгука нет чего подкинуть, и подкинула Тэхёну сама, — просто, раз такая история есть у Чимина, она может быть и у кого-то ещё. Может, кто-то чего-то ему не простил… — В этом случае даже после свержения он может захотеть остаться инкогнито, — хмыкнул Чонгук, — но чтобы свергнуть Дэнни, ему всё-таки придётся показать себя свету. А там уж с безопасностью для него будет покончено. Он должен быть не менее влиятельным, либо у него должен быть кто-то влиятельный за спиной, иначе ему просто крышка. Тэхён озадаченно смотрел на подкинутую мной карту и в свою ладонь, но в конце концов вздохнул и взял всё, что ему понакидали. Мы с Чонгуком потянулись за картами из стопки. — Знаешь, что я подумал? — тем временем сказал Тэхён. — Как раз необязательно это должен быть кто-то сверху. Это может быть и вообще посторонний олух, который не знает ничегошеньки. Я невольно затаила дыхание. — О чём ты?.. — сдвинул брови Чонгук. — Были сорваны дела, о которых никто не знал… — Ага-ага, «Цезария» и сутенёр, — цокнул Тэхён, — помнишь историю про сутенёра? Когда Дэнни посылал Клеща следить за ним, об этом узнал Большой Джей, который болтает без умолку. То же самое с «Цезарией», о ней знали даже мы с тобой, потому что о ней проболтался Шуга. Про срыв ограблений чиновников мы не слышали, но только потому что не интересовались. Что, если там была такая же утечка? И об этих ограблениях по итогу знал каждый второй. Тогда получится, что срыв произошёл не из-за предательства кого-то сверху, а из-за того, что утечка просочилась в низы. От ужаса в моих венах стыла кровь. — Рюджин, ходи, — сказал Чонгук, а сам задумчиво помычал. — В таком случае, это может быть вообще кто угодно? Я бросила Чонгуку пару карт, чувствуя ужасную неловкость от развязавшегося разговора. — Вот именно, — кивнул Тэхён. — Тогда у доносчика нет ничего, кроме случайных утечек. Как он вообще собрался играть с такими картами? Убивать Дэнни он не собирается, иначе уже попытался бы, просто играться с донесениями из противности слишком рискованно — если донесения приведут к нему, ему крышка, а упечь по закону крупнейшего мафиози полуострова ему не по силам, раз у него нет доступа ни к каким серьёзным делам. Либо он не так прост, либо он идиот. Чонгук отбил мой ход, и мы убрали карты в биту. «Он прав», — подумалось мне. Чем больше дней проходило, тем более сюрреалистичным казался рассказ татуировщика. Тэхён походил на меня. Я отбилась. Чонгук подбросил. Пришлось забирать карты. — К тому же, ты забываешь о полиции, — продолжил Чонгук тем временем, снова делая ход, — как доносчик узнал, к кому обращаться? Там много наших людей. «Это точно, — встрепенулась я, — откуда подобная информация может быть у Намджуна?..» Тэхён тяжело вздохнул, отбивая уже третий подкидыш. Я сделала четвёртый. — Да, ты прав, — сказал Тэхён и забрал карты в руку, — на полиции всё стопорится. Ну, может, нашему доносчику просто повезло наткнуться не на наших… или он придумал, как это сделать. Я сделала ход. — Это уже пальцем в небо. Ладно, это не наша головная боль, — плюнул Чонгук, отбиваясь, — надеюсь, они поймают его до «Алмаза». И тогда плевать, будь это хоть Белый, хоть Карлик, хоть Шуга… да хоть Кен! Наконец мне захотелось улыбнуться. — А что, — хмыкнула я шутливо задумчивым тоном, — привозят вас вот так к нему, больных и перевязанных. Может, он своим пациентам колет чего, чтобы они выдавали всю информацию, как на духу. Чонгук задорно хохотнул, отбивая очередной мой подкидыш. — Знаешь, Кен мог бы пытать по-другому! — весело заявил он. — Включать телевизор без звука и обещать делать на одну ступеньку громче за каждый новый секрет организации. Чёрт побери, он бы знал всё на свете. Я бы лично ему вывалил всё, что знаю и чего не знаю. Но это человек-камень. Видела его стальную выдержку? Сколько секретов ему ни рассказывай, телевизор громче не сделает, — Чонгук вздохнул. Он отбил последнюю подкидную карту и остался с пустыми руками. В колоде остался только один козырь, Чонгук взял его и им же походил на Тэхёна, таким образом выходя победителем из игры. Мы с Тэхёном остались вдвоём. — А если серьёзно, — осторожно подобралась я, — вдруг доносчика не поймают? Вдруг всё станет хуже? Опаснее? Рискованнее? Ты свернёшь «Алмаз»? Тэхён походил на меня. В руках у меня была одна шваль, так что исход был предрешён. Я отбила. Тэхён подкинул ещё. В конце концов я отбилась полностью, но у меня осталось две карты, а у него одна, и я знала, что это была козырная Дама, которой на него походил Чонгук. — Его поймают, Рюджин, — отмахнулся Чонгук, — «Алмаз» я не сверну. — Но если вдруг, — настояла я, ходя какой-то мелочью, потому что всё равно проиграла, — вдруг это станет слишком опасно? Тэхён отбился. Игра закончилась — я осталась Дураком. — Я понимаю тебя, госпожа Осторожность, — усмехнулся младший, — но я слишком долго ждал этого, чтобы отказываться от своей идеи. «Этот план — плохой, эта идея — плохая, эта мотивация — плохая, — захотелось сказать мне, — в мести нет ничего весёлого». Но Чон Чонгук только разозлился бы на эти слова. Решил бы, что я не понимаю его драмы, обесцениваю её и навязываю ему свою мораль. Как тогда, на пикнике. И на самом деле он был бы прав, реши я вслух поучить его жизни. Поэтому я не сказала этих слов, но всё-таки, не выдержав, ляпнула: — «Олдбоя» ты не смотрел, что ли? — Смотрел и собираюсь повторить всё то же самое, что было в фильме, только без печального конца, — улыбнулся Чонгук, — смейся, и весь мир будет смеяться вместе с тобой, верно? Значит, надо просто смеяться, вот и всё. Я неловко поёрзала на месте, не решаясь ответить. Впрочем, Чонгук всё равно уже понял, что я не совсем с ним согласна. Так что больше не было смысла скромничать. «Я всё же никудышный лекарь душ, — пробежалась в моей голове мысль, — даже в своей душе разобраться не могу. И почему я так уверенно говорила Намджуну, что справлюсь? Зачем было так рисоваться?» — Ты не можешь смеяться всегда, Чонгук, — скомкано произнесла я, — так не бывает. Случаются и плохие дни… как вот сегодняшний. Я это сказала и тут же пожалела… хотя мне и казалось, что я говорю правильные вещи. Бывает такое, что озвучивать правильные вещи невыгодно. Потому что человек не настроен их слышать. Кому как не мне было это знать. Иногда правдой ты даёшь человеку хороший совет, а иногда просто тычешь его в правду носом, как непослушного щенка… и легче ему не становится. Я чувствовала, что поступаю неправильно, озвучивая правду. И всё-таки я не останавливалась. — Сегодня отличный день, — возразил Чонгук, — я попросил пончики, вы принесли, и мы играем в карты. — Я имею в виду твоё сегодняшнее положение… Он мгновенно сделался раздражённым, оно и неудивительно. Тут же вышел из себя. — Это временно и пройдёт, — фыркнул он, отворачиваясь и как бы завершая разговор. Невольно я переглянулась с Тэхёном, который смотрел на меня с вопросительным осуждением. «Зачем ты это поднимаешь?» — читалось в его глазах. Я проигнорировала этот взгляд и снова повернулась к Чонгуку: — Я не хочу навязывать тебе своё мнение, — произнесла я аккуратно, — и учить тебя, как жить. Просто… ты говорил, что не по-дружески со стороны Чимина не приходить. Я считаю, что не по-дружески с моей стороны промолчать, когда ты ошибаешься. — Скажи, ты знаешь их, Рюджин? — раздражённо прошипел Чонгук. — Ты жила с ними? Говорила с ними? Смотрела им в глаза? Ты знаешь, что они такое? Он, конечно, говорил о своих родителях. Всегда всё сводилось к ним — он хотел им напакостить, и хоть ты тресни. — Нет, — смущённо потупившись, сказала я… и всё-таки заставила себя снова поднять глаза, — но я вижу тебя здесь, непохожего на себя прежнего. И я могу ошибаться, но мне кажется, ты оказался здесь из-за своей одержимости. Я просто боюсь, что ты можешь получить и новые травмы, более серьёзные, или вообще окончательно себя угробить. Обычно с тебя всё, как с гуся вода… это, наверное, твоя лучшая черта. И потому особенно неприятно видеть, как тебя ломают. Может, это временно. Скорее всего, ты так и скажешь. Но всё-таки… я боюсь, что с каждым таким провалом в тебе будет всё меньше тебя. И даже если это не так, ты мог бы направить свою энергию во что-то другое… во что-то, что сделало бы тебя более счастливым. Понимаешь? За всё время моего монолога выражение лица Чон Чонгука становилось всё более сдавленным, как от недовольства, тяжести или боли. Он не смотрел на меня, уставился перед собой, но с каждой секундой всё больше хмурился, хотя старался сохранять спокойный вид. Когда я закончила, он не ответил и не посмотрел на меня. Затянулась длинная молчаливая пауза. Его правая рука безжизненно свисала, а левой он сжал своё одеяло. Как вдруг произошло что-то странное. Зачем-то он попытался вытянуть правую руку чуть вперёд — она поддалась буквально на пару миллиметров, задрожала и вернулась в прежнее положение, а Чонгук поморщился, как от боли. А после он свесил голову и вдруг совершенно внезапно расплакался, содрогаясь всем телом. Я почувствовала, что сделала что-то ужасное, испугалась и вскочила с кровати. В растерянности я посмотрела на Тэхёна, но и тот, судя по всему, был не менее ошарашен. — Чонгук… — испуганно позвала я, — извини… я не хотела… Он продолжал содрогаться, зажмурившись, стиснув зубы и завывая, как побитая дворняжка, вместе с тем словно и стараясь насилу подавить плач, но издавая из-за этого только более натужные всхлипы, походившие на истошное рычание. Я онемела на месте беспомощной статуей, не зная, куда податься и что сказать. Передо мной был не то маленький мальчик, не то древний старик, плачущий от бессилия. — Я не могу… — сдавленно произнёс он вперемешку со всхлипами, — всем хоть бы что… — тут его голос снова порвался, и он разрыдался, — должно быть какое-то возмездие, — тонким и слабым, совсем детским плачущим голосом произнёс он, — хоть какое-то возмездие! Он открыл глаза и принялся вытирать их левой рукой, всё ещё всхлипывая. Но постепенно всхлипы поредели. В конце концов он стал приговаривать нечто вроде: — Чёрт… — часто-часто шмыгая носом и усиленно растирая глаза, — о-о, чёрт… — плечи его теперь почти не содрогались. Только грудь время от времени резко вздымалась — остаточные всхлипы. Он всё шмыгал и упрямо смотрел перед собой. Тэхён глядел на него с тревогой и растерянностью, вроде и открывая рот, чтобы что-то сказать, но замирая в нерешительности и снова смыкая губы. А я всё ещё чувствовала себя глупой и невежливой. — Прости, Чонгук, — обеспокоенно протараторила я, — я что-то не то сказала, да? — Нет, — он шмыгнул носом и протёр его левой ладонью, — нет, всё в порядке, Рюджин, — тут он снова шмыгнул. — Проклятье, говорил же себе, что не буду плакать… прорвало всё-таки. Извините. У меня всю неделю настроение не сахар. Копилось и копилось, а тут вдруг… — Всё путём, — наконец неловко подал голос Тэхён, — полегчало? Чонгук помолчал, настойчиво не поднимая ни на кого глаза. Сделал глубокий вдох дрожащей после плача грудью и медленно выдохнул. А после сказал: — Да. Значительно. Это всё не про меня, понимаешь, — он указал левой рукой на правую, — вся эта немощность. И так глупо произошло, на этом чёртовом задании. Когда думаю, как всё могло обернуться, становится только хуже. Чёрт побери, меня чуть не прикончил тупица в дурацкой бандане. Я просто до сих пор не могу поверить, что умудрился попасть в настолько тупую ситуацию. Я не планировал становиться там калекой, это что, какая-то шутка? — он озадаченно нахмурился. — А теперь все эти проблемы… такое ощущение, что это всё не со мной. Просто в голове не укладывается, — он помолчал, — Рюджин, — наконец он поднял на меня чистые и слегка опухшие из-за слёз глаза, и я поняла, что ему для одного этого жеста потребовались усилия. Я переступила с ноги на ногу: — Да? — Я бы, наверное, на твоём месте сказал то же самое. Я и сам пересмотрел всё то, чем занимаюсь последние месяцы. Если подумать, моя жизнь висела на волоске столько раз! Представляешь, сколько раз я мог глупо и бессмысленно сдохнуть? А мне было хоть бы что. И я это понял, только попав на больничную койку, — он усмехнулся, — как классический идиот-протагонист, который думает, что он в сюжетной броне, и ему ничто не угрожает… — он помолчал, — но я не откажусь от «Алмаза». Раньше я думал, что буду просто причинять неприятности этим людям. Водиться здесь, теряться там и периодически появляться из ниоткуда, чтобы они никогда не знали, чего и когда ждать. Весело… я никак не ожидал, что могу сам попасть под раздачу. Я как бы знал, но на самом деле не ждал этого. Кто же ждёт, что закончит плохо? Сейчас, наверное, я продолжаю притворяться, что верю в эту схему. Но на деле, если быть совсем честным, мне плевать, сделает ли это меня счастливым или это меня убьёт. Скажем так, я готов отказаться от химерической идеи своего счастья, в угоду того, чтобы сделать несчастными этих людей. «Вот как, — подумалось мне, и я потупилась, — да, он говорил нечто совсем иное ещё недавно… просил не считать, что он прикрывается местью за сестру. Уверял, что делает это только ради собственного удовольствия. Получается, что всё же не совсем ради этого?» Это было сложнее. Как такое лечить? — Я не могу так поступить с ней, — добавил вдруг Чонгук, — она была хорошей, доброй, она меня постоянно смешила. Единственный лучик света в этом кошмаре, и тот они загасили. Иногда у меня ощущение, что для них всё понарошку. Я помню, как мама театрально упала на колени. Как по-киношному это было! Месяц ещё она прикрикивала вслед прислуге, чтобы не задавала больше глупых вопросов, мол, ей и без того сейчас плохо. А когда отец приходил с плохими новостями, или когда я чего отчебучивал, она прикладывала ладонь ко лбу и томно вздыхала. Посмотрите, сколько всего выпало на её долю! Честное слово, она думает, что она в каком-то кино, — речь Чонгука свелась к шипению, — ей не было жалко сестру, ей было жалко себя. Им всем жалко себя! Невинный человек умер, а им жалко себя. Они так никогда и не задумались о своей ответственности! — эту фразу он почти выкрикнул, но тут же замолчал, тяжело дыша. А когда успокоился, продолжил, — я хочу заставить их задуматься, пусть и силой. Так что я не откажусь от «Алмаза». Но мне понятно твоё беспокойство… в том числе и обо мне. Спасибо за это. Я не жду, что ты поймёшь, но подумал, что хотя бы объяснений ты заслуживаешь. Если же вдруг ты сочтёшь «Алмаз» опасным для себя и откажешься от участия, я это приму, — он сделал паузу. — Я не создан для другой жизни. А если скажешь, что создан, посмотри сначала на себя. Я хотела ответить и запнулась на полуслове. И правда, с чего бы мне учить кого-то не лезть в передряги? Мы с Ким Тэхёном собирались путешествовать, и побег казался мне самым безопасным убежищем… но Чон Чонгук об этом не знал. Я ушла в бесформенные спутанные размышления и не нашлась, что ответить. — Чонгук, — Тэхён кашлянул в кулак, — просто хочу, чтоб ты знал. Я сделаю, как ты скажешь… но если что, я обойдусь без заработка с «Алмаза». Так что если ты всё-таки передумаешь всем этим заниматься, я буду обеими руками за. Лол, — он улыбнулся, — жить для чужого несчастья — сомнительная забава. Я уставилась на Тэхёна, невольно округлив глаза. «Он меня поддержал!» Пусть не настоял, не заупрямился, не навязал свои мысли… но дал понять, что он поддерживает мою точку зрения. Но он же хотел эту диадему, надеялся на заработок с неё! Тэхён ответил мне мимолётным взглядом, выражающим поддержку. Неужели он был со мной согласен? Чонгук тем временем усмехнулся, собирая карты с кровати в единую колоду левой рукой. — Я тебя услышал, — весело сказал он, повертел картами в воздухе и спросил, — кто перемешивает? Мы просидели ещё около часа, играли в карты, ели пончики и пили кофе и чай. А потом Кен пришёл нас выгонять. Всё это время Чонгук болтал и смеялся, как ни в чём не бывало. И никто больше не вернулся к открытой мною теме. Сама я тоже не стала больше ничего говорить и даже не знала, этично ли продолжать своё душевное «лечение». Одно дело отвадить Чонгука от «Алмаза» непринуждённо и по-дружески, другое — поговорить с ним, выслушать его позицию, кивнуть и всё равно стараться провернуть что-то исподтишка. «Намджун, — устало думала я, — всё ты — это ты втянул меня в эти игры». И самое дурацкое, что со стороны татуировщика рассказать всё равно было лучше, чем не рассказать. По итогу это могло всех нас уберечь от неприятностей… если рассматривать, что Ким Намджун победит. И если рассматривать, что это вообще он всё это затеял. Но мне всё равно не нравилось манипулировать и строить козни. Я хотела уважать чужой выбор, даже если он не казался мне правильным. А тут… я не знала, что было в большей степени предательством: пустить всё на самотёк и дать ребятам попасть под раздачу в случае чего или витиевато и лукаво уводить их из организации. «Как бы там ни было, надо поговорить с Намджуном. Что он там замышляет? Он у меня заговорит…» Когда мы уже набросили верхнюю одежду и собирались уходить, Чонгук нас остановил. — Получается, эта пословица врёт, — сказал он нам вслед весело, — даже плача, не всегда остаёшься в одиночестве. Чёрт-те знает, что эта койка творит с людьми, сразу на ней какой-то становишься сентиментальный. Или это меня дырка в плече привела в чувство. Но спасибо, что приходите и поддерживаете. И за то, что сказали сегодня. Мы с Тэхёном просияли, улыбчиво переглянулись и с такими же широкими улыбками посмотрели на нашего больного. Почему-то эти слова обнадёживали. — Может, всё-таки Кен чего вкалывает? — весело проговорил Тэхён. — Чтобы ты становился мягкий и чувствительный? Сам Кен в это время стоял в пороге комнаты и монотонно буркнул: — Что? «Если Кен предатель, то он должен быть знаком с Намджуном…» — шутливо продолжила я размышления, которые не могла озвучить вслух. — Слушай, а ты насекомыми не увлекаешься? — спросила я весело у хозяина квартиры. — На энтомолога случайно не учился? Может, ты тот самый друг, что стрекоз мучил, а? Все уставились на меня с недоумением. А Кен лишь повторил с той же интонацией, с тем же выражением лица: — Что? — Да так, ничего, не берите в голову, — я махнула на него рукой и повернулась к Чонгуку. — Мы ещё придём. — Приходите… ах, да! Стойте. Рюджин, у тебя есть какое-нибудь платье? Вечернее или что-то в этом духе. — Нет, — нахмурилась я, — а что? — Купите. Как только выйду отсюда, пойдём на свидание. Моя японка уже в предвкушении, хотя пока не знает, что мы будем вчетвером. Мы пойдём в европейский ресторан. Она сказала, что хочет заказать эти… чёрт их знает. Рюджин, ты не против европейской еды? «Ах, да… японка». Я чувствовала себя героиней дворцовых интриг, которые сама же и затеяла. Свести кого-то с кем-то, развести кого-то с кем-то, менять людям приоритеты… я-то, которая свой собственный путь прощупывает с завязанными глазами. — Да я в основном европейскую и ем, — пожала плечами я, — платье, говоришь? Хорошо, куплю. — Ты уж купи. Мне нужна эта японка. Её заводит, что я калека, можешь себе представить? Вы, кстати, уверены, что хотите со мной? Я едва сдержала скептичное выражение, которое так и напрашивалось на лицо. Похоже, Чонгук не хотел цацкаться с этой японкой. Свидание обещало быть коротким и с продолжением. Разговоры по душам, узнавание друг друга, надежда на новую встречу — всё то, чего обычно ожидают от свиданий, Чон Чонгуку было совершенно до лампочки. А значит, мы с Тэхёном там были не особо нужны. «Обойдёшься, — фыркнула я про себя, — ты у меня узнаешь всю подноготную этой японки, прежде чем сузить всё её существование до объекта своей похоти, ловелас». А вслух сказала: — Да. Уверены. — Лично я не знаю, зачем ей это понадобилось, — Тэхён задрал ладони над головой. — Я спрашивал, а она говорит — просто захотелось. Я зыркнула на него холодно. Он задрал руки ещё выше. — Ну хорошо-хорошо, приходите, — Чонгук обнажил зубы, — повеселимся. Просто… — тут он стал серьёзным. — Рюджин, ты не испортишь мне дело? — Что значит, испортить дело? — сощурившись, хмыкнула я. — Не-не-не, так не пойдёт, — Чонгук ткнул в мою сторону указательным пальцем левой руки, — я так и знал, у тебя уже такой вид, будто ты хочешь испортить мне дело. Думаешь, я не вижу? У тебя именно такой вид! — Да какой у меня вид?! — недоумённо вспыхнула я. — Именно такой. Не порть мне дело. Идёт? У меня вырвался обессиленный вздох. — Хорошо, — я тоже задрала руки над головой, — я не испорчу тебе дело. «Чисто технически… заставить тебя узнать поближе девушку, с которой у тебя свидание — не значит испортить дело». Я спрятала руки в карманы пальто, а лукавство за серьёзным выражением. С этим мы попрощались и ушли. Напоследок Кен пожаловался, что мы вели себя очень шумно. А Тэхён ответил ему, что он просто душка. Ему ужасно нравилось так говорить, потому что Кен считал это слово снисходительным и не любил, когда его так называли. Когда дверь подъезда запиликала, и мы вывалились в лютый ноябрьский холод, у нас было прекраснейшее настроение. Тэхён бубнил под нос какую-то песенку, пока мы спускались в лифте, а я кивала в такт головой, подтанцовывая. При этом мы друг на друга не смотрели, как будто каждый сам по себе. В подъезде Тэхён стал петь уже вслух, а я принялась подщёлкивать ему пальцами, и на улицу мы выбежали смеясь. К тому времени уже гулял ветрище, пробирающий до костей. Мы завернулись в свои плащ и пальто и побежали к Хёндаю, согнувшись в три погибели и откровенно наслаждаясь жизнью. В Хёндае пришлось немного продрогнуть, прежде чем салон согрелся, и мы двинулись в путь. Всё как всегда: Тэхён выруливал, я искала нам музыку в бардачке. Я поблагодарила его за поддержку, и он серьёзно заявил, что я во всём права. Мы ещё немного перемыли Чон Чонгуку кости: как он теперь выглядит, как себя чувствует, что с ним будет дальше… — И всё-таки, — сказал Тэхён, когда мы ехали уже по проспекту мимо шеренг уличных фонарей, — зачем тебе сдалось это свидание? Так уж захотелось посмотреть, как Чонгук клеит эту несчастную… японку? — Кстати, тебе не неловко называть её японкой? — спросила я как бы между делом. — Мне вот как-то не по себе. Как будто это какая-то почтовая марка. Скажи? — Есть такое дело… — Тэхён нахмурился, сбитый с мысли, — для него оно так и есть… так, стой, ответь вопрос. Зачем тебе это свидание? — Я же сказала, просто так, — я откинулась на кресле с руками за головой, на душе у меня почему-то была приятная беспечность. — Мы с тобой ни разу на таких официальных свиданиях не были, — задумчиво хмыкнул мой спутник, — хочешь, сходим вдвоём? Я таскал тебя по крышам и всяким другим закрытым местам… и ели мы в забегаловках, если вдуматься. В последнее время и вовсе из этой машины не вылезаем… — Нет, Тэхён, это тут совсем ни при чём, — оговорилась я, — мы с тобой идеально проводим время. К тому же, я люблю шататься именно по кафе, а не по ресторанам. — Зачем тогда тебе это?.. — Да просто так. Для разнообразия. — Пошли тогда для разнообразия вдвоём… — Нет же. — Я на это свидание не особо хочу. Они будут друг к другу ластиться. А нам что там делать?.. Я даже хотела посмеяться, но внезапно мне стало понятно, о чём идёт речь. Неприятное предчувствие засосало под ложечкой. — А что, завидно? — подала голос я. — Тоже хотелось бы ластиться? — Да не в этом дело! — по его лицу сразу же стало понятно, что дело именно в этом. — Ты же знаешь, я бы никогда без твоего согласия ничего… — он остановил сам себя. — Просто не понимаю, что нам там делать, и всё. Он хочет с ней потом в лав-отель. А мы что будем делать? Как-то это неловко… — Неловко, что мы не тоже в лав-отель? — сварливо усмехнулась я. — Он в лав-отель, а ты чем хуже, да? — Рюджин… — начало было Тэхён. — Тебе же именно перед ним неловко, что ты не такой мачо. Ему всё и сразу, а ты по-прежнему с пустыми руками. — Да нет же!.. — пропыхтел он, сжимая руль до белых костяшек. — Просто… — он ловил губами воздух, как будто вместе с ним мог попасться и какой-нибудь правильный ответ, — а если и да, что в этом такого? — Ха, — бесцветно выдала я, снова откидываясь на спинке, — знаешь, в последнее время столько проблем… совсем вылетело из головы, что у вас всех на уме только одно. — Я тебя прошу, давай без вот этого про всех, — обиженным голосом сказал Тэхён, — зачем так грести всех под гребёнку? — А что, я неправа? — Может, и права, но не совсем права. Мне ты нравишься. Я бы не стал с кем попало, как Чонгук, например, — он вдруг понял, что пошёл по кривой дорожке. — Но и тебя я ни к чему не принуждаю!.. Не знаю, откуда ты это взяла. Я закрылась ещё сильнее. Ощущение было, будто меня прополоскали в грязи. — Я бы никогда даже не подумала, что может быть что-то неловкое в том, что эти двое после свидания пойдут в лав-отель. Это тебе неловко, потому что со мной нельзя так же… фу! — Да не хотел бы я так же, — у Тэхёна на лице появилось мученическое выражение, — хорошо, пойдём на свидание. — Ну уж нет! Никуда не идём. Не хочу ставить тебя в неловкое положение перед другом, — последнюю фразу я произнесла крайне ядовито. — Зачем ты так говоришь? — он был в растерянности и панике. — Почему ты так злишься? Знаете, на этот вопрос ведь существовали правильные ответы. «Потому что это наше с тобой дело. Чон Чонгука это никак не должно касаться. И твоё ко мне желание не должно объясняться тем, что у Чон Чонгука это есть, а у тебя нет. Иначе это не про нас с тобой, а про вас с ним. А я служу только баллами в вашем счёте». Но я не знала этих ответов. Я чувствовала обиду, а на что обижалась, не вполне понимала. Поэтому фыркнула лишь: — Забудь, просто замолчи, — и уткнулась в кресло затылком, вжимая голову в плечи, — не хочу с тобой разговаривать. — Рюджин, пожалуйста… — взмолился он, — я же сказал, пойдём на это свидание… Как будто в этом дурацком свидании дело! У меня от таких бестолковых ответов просто срывало башню. Я потянулась к плееру и сделала максимально громче. Больше Тэхён не пытался заговорить. Понял, что бесполезно, и умолк. А меня это только больше обижало… но и когда он говорил, лучше не становилось, потому что он говорил неправильные вещи. Какое-то бессилие, честное слово. Руки опускаются от такого. Наверное, я глупо поступила. Но, честно говоря, я не могла умнее. Мы раньше не вели разговоров на эту тему. Я никогда этого не начинала, и Тэхён, словно интуитивно прощупывая невидимую стену, тоже помалкивал. И мне такое положение дел нравилось. Я думала, чем дольше мы будем помалкивать, тем лучше. Когда-нибудь, когда я надумаю, мы поговорим — так мне казалось. А пока что желательно было притвориться, что этого не существует. И это, наверное, неверно. Стоило хотя бы обозначить для него свою позицию, иначе он точно рано или поздно поднял бы тему, потому что не мог вечно гадать, вовремя он или нет. Но я жутко стеснялась. В итоге всё поднялось вот таким дурацким образом, и сюда приплелись Чон Чонгук с его японкой, которые здесь были совершенно не к месту. Глупо получилось. Я знала о Тэхёне только, что у него никого не было, и он знал обо мне то же самое. И то, даже это мы узнали благодаря Чон Чонгуку. Как-то раз Чонгук подсел ко мне и просто заявил сходу, что Ким Тэхён чист, как белый лист, а потом посмотрел на меня выжидающе. И стало понятно, что мне тоже надо что-то сказать. По правде говоря, в последнюю очередь хотелось говорить на такие темы с Чон Чонгуком. Но я растерялась, тем более, про Тэхёна он уже доложил, и если бы я промолчала, это выглядело бы так, будто я что-то скрываю. Вот я и выдала, что у меня тоже никого не было. Ну и уж дальше я не сомневалась, что эту информацию Чонгук не поленился донести до сведенья своего товарища. Вот и всё. Не стоило мне, наверное, вот так играть в молчанку. Если зажмуриться и ждать, что оно уйдёт, оно не уйдёт. Оно всё ещё будет там, а в один прекрасный момент бабахнет. Это я могу сказать наверняка. Когда мы заглушили мотор у моего дома и выключили музыку, настроение у меня было ни к чёрту. Былую беспечность как ветром сдуло, и в груди появилось тяжёлое скользкое чувство. Как будто душу измазали в мазуте. Но больше всего было грустно и одновременно пугающе, что это происходило между мной и Ким Тэхёном. Между нами не должно было такого происходить. Любые перебои в нашей идиллии выбивали меня из колеи… наверное, потому что я уже решила провести с ним как минимум ближайшие несколько лет. А для этого идиллия была необходима. «Может, я его недопоняла?» — отчаянно хотелось думать мне. Но я снова прокручивала наш разговор в голове, и становилось так же неприятно. То, что он не хотел, чтобы Чон Чонгук видел, что между нами всё ещё ничего не было. То, что ему вообще было важно, что об этом думает Чон Чонгук. Это меня отвращало. Знать бы мне правильные слова, которые надо сказать. Но разве они приходят в голову, когда надо? — Мы пойдём на это свидание, — вяло заговорила я. — Правда? — оживился Тэхён. — Вот видишь, хорошо… — Хватит. Я хочу пойти из-за Чонгука. Воцарилась долгая пауза, которая действовала на нервы. Ветер пел за пределами Хёндая. — Зачем тогда врала? — спросил он. — Не совсем врала… и правда думала, что может быть весело. Просто хочу попытаться заставить его заинтересоваться этой… девушкой. Он даже не попытается её узнать, а я хочу создать им атмосферу для общения. Чонгук никогда ни с кем не сблизится с его нынешней позицией. А близость ему нужна. Так я считаю. Тэхён помолчал. — Так ты всё-таки хочешь испортить ему дело… — хмыкнул он. — Лол. А он не промах. — Не испортить, — поправила я, — а улучшить. — Зачем? Ему это неинтересно. Он же говорил. Я всё ещё не разворачивалась и сидела сжавшись в комок. — Я не согласна с ним, — наконец сказала я, — для меня его счастье выше, чем несчастье его стариков. — Мне кажется, стоит уважать его решение… — Оно неправильное, — резко перебила я, — мы уедем, а они останутся. Он и Чимин, что с ними будет? Если ваша организация рухнет… — Да с чего ты взяла, что она рухнет?! — вклинился он. — …то с ними будет беда, — всё-таки закончила я. — Они не маленькие мальчики и должны решать сами за себя. — Я не собираюсь связывать их и увозить в багажнике от эпицентра взрыва. Но я должна сделать всё возможное, чтобы повлиять на их решение, если они собираются остаться и подорваться. Должна. Потому что это самоубийство. — Ты говоришь, как старуха-кумушка, которая верит, что без неё Земля остановится. Может, ещё найдёшь ему невесту из хорошей семьи? А Чимин, с ним ты что собралась делать? — Я не знаю, — выдохнула я; одно имя «Чимин» вгоняло меня в уныние. «Может, чёрт с ним? Что я могу с ним поделать? Он чуть не придушил меня на первом занятии…» Мне вспомнилось его усталое лицо в день обмена, его паника, неуверенность и непонятные масляно-чёрные глаза. Многорукий Дэнни его убивал… но Пак Чимин сам выбрал путь медленного самоубийства в угоду кого-то другого. «Или не сам… — мрачно думала я, — его прозвище — Малыш Джей, потому что он с малых лет в организации». Он не пришёл в этот мир, будучи осознанным человеком, он родился в нём и не знал другого. «Да какое тебе вообще дело… каждого заблудшего человека будешь жалеть?..» Такое дело, что я оказалась рядом. Ким Тэхён прав? Я кумушка, которая верит, что без её вмешательства Земной шар перестанет вращаться вокруг Солнца? «Забудь, Шин Рюджин, ты и сама не веришь, что у тебя получится. Просто предпочитаешь попытаться, чем не попытаться. Чтобы впоследствии не о чем было жалеть. Ты должна быть самой хорошей, да? Это твой стиль». Стало ужасно гадко с собственных мыслей. — Рюджин? — донёсся голос Тэхёна, и я стряхнула с себя задумчивость. — Что с тобой стало после того обмена? Снова боишься? — Что?.. — отстранённо пролепетала я. — Чего боюсь? — Не знаю, как тогда, — неуверенно проговорил он, — после того, как видела меня… Какое-то совершенно неуместное предположение. — Нет, с чего ты вообще это взял? По-моему, было бы понятно, если бы я тебя боялась. — Просто ты странная после обмена, и всё. — Не только в нём дело, — вздохнула я, — доносчик, бюро, Чон Чонгук с его суставом… какая-то неразбериха вокруг. Постоянно надо быть осторожными. Так вот о чём Ким Тэхён говорил тогда, когда впервые рассказывал мне о своей жизни. Куда ни плюнь, одни ловушки. Такая жизнь даёт многие преимущества, но отнимает спокойствие. Самое страшное, что меня это трезвило. Эффект внезапного пробуждения — одно из «явлений», о которых болтал татуировщик. Это когда живёшь, будто во сне, пока однажды вдруг не проснёшься и не удивишься, как тебя сюда занесло. Раньше такое со мной частенько случалось, но не теперь. Я бодрствовала. Я чувствовала себя в своей тарелке посреди беспокойства и хаоса. Поэтому мне так хотелось убежать? Свести существование к восхитительной погоне, чувствовать огонь на своих подошвах, избегать подвохов за каждым углом. Жизнь обычного человека — унылая и скучная партия. Мне хотелось играть по-крупному. — Да, но после того обмена… — процедил Тэхён, — ты будто другая. — Почему ты продолжаешь это повторять? — нахмурилась я, всё-таки разворачиваясь к нему. Он нервно облизнул губу, глядя перед собой. У него был красивый профиль… и обеспокоенное, слегка раздражённое выражение на лице. Мне тут же сделалось как-то тепло и вместе с тем неловко. Мы правда отдалились в последнюю неделю, хотя и виделись каждый день. Всё потому, что я с головой погрузилась в… как вдруг до меня дошло. — Тэхён, — сказала я резко, — ты говоришь не об обмене, да? Ты говоришь о том, что я была у Ким Намджуна. — Вы поговорили о чём-то ещё? — даже не стал отпираться он. — Он что-то тебе сказал? Как-то пригрозил? Поэтому ты боишься? Внезапно я обнаружила, что у меня совершенно не осталось сил ссориться. Будто топливо иссякло. «Только что всё было хорошо… буквально только что!» Мы же напевали песенку под нос, мы же смеялись по дороге к машине. Мне вдруг просто захотелось, чтобы всё было хорошо. Почему порой и это — слишком много? Я готова была проглотить даже этот выпад с Чон Чонгуком и японкой, лишь бы сохранить худой мир. Жизнь и без того сложна, зачем вообще люди тратят силы на пререкания и придирки? — Он пригрозил мне только тем, что сдаст меня полиции, — вяло ответила я, — если буду продолжать соваться в опасности. Тэхён, пожалуйста, давай остановимся… — Ты вечно как не здесь с тех пор, — гнул он, — вся как на иголках. Не защищай его — скажи. Он что-то сделал? — Ничего! — воскликнула я, мгновенно выйдя из себя. — Сколько раз повторять?! Ничего! От последнего моего вскрика Тэхён слегка вздрогнул. Мы просидели какое-то время, а долгожданное перемирие так и не наступало, и с каждой секундой становилось только тяжелее. Мы планомерно удалялись от взаимопонимания. Я готова была разрыдаться от паники, поторговаться, уступить — что угодно, лишь бы помириться. У меня действительно не было сил на ссоры, а ещё они пугали меня до чёртиков. — Тэхён, что мне сделать? — спросила я жалобно. — Чтобы ты перестал из-за него беспокоиться? Он аккуратно на меня покосился. Помолчал в нерешительности. Облизнул губу. А после сказал, глядя мне в глаза: — Перестань с ним общаться. Вообще. Я не хочу, чтобы вы общались. С этими словами во мне всё упало. Мы замерли, смотря друг на друга. В конце этого тоннеля погас свет. Путь к примирению завалило камнями. — Не могу… — сказала я. Я действительно не могла. Тэхён отвернулся и просидел молча несколько минут, а после издал бесшумный холодный смешок и вышел из автомобиля. Обошёл его, открыл мне дверь и дал мне выйти. — Эй… — тут же, как оказалась снаружи, развернулась я и позвала его. Но он молча обошёл машину и вернулся в Хёндай, негромко хлопнув дверью. После чего уехал, так и не попрощавшись. А у меня в голове стало пусто, как в барабане. Ветер свистел в ушах, играл с одеждой и волосами и пробирал до костей, но я совсем не чувствовала холода, смотря вслед давно скрывшейся из вида машине. Только спустя несколько минут я очнулась и оглянулась по сторонам, понимая, что я одна посреди тёмной улицы. И страх расползся холодом по всему моему телу, сосредотачиваясь в груди чем-то ядовитым и жгучим. Мне словно дали пощёчину, которая только спустя пару минут онемения стала звенеть от боли. Тэхён был так холоден, как никогда, это меня просто ужасало. Он никогда раньше не закрывал передо мной дверь и не уезжал молча, даже если злился. «А вдруг мы расстанемся?» — сверкнула молнией в голове самая страшная мысль. В ту секунду мне захотелось только одного — помириться; вернуть всё назад и сказать что-то другое, говорить мягче или вообще не начинать ссору. Но он уехал. Не помню, как, но я побрела в дом. А оказавшись в своей крохотной квартире, не стала включать свет, рухнула на пол прямо у двери в темноте и открыла наш с Тэхёном диалог, чтобы… что? «Извиниться? Почему? За что?» У меня у самой был повод обидеться. А требовать извинений было бы странно, когда это он стал тем, кто ушёл. Глупо кричать «вернись и извинись!» вслед уходящему. Это был тупик. Нерешаемое уравнение. В конце концов я написала, что не хочу ссориться, и добавила плачущий смайлик. Он не читал, не заходил в сеть… наверное, потому что был за рулём. Глупо проглядев все глаза в экран несколько минут, я закрыла переписку и набрала номер Ким Намджуна. Холодная злость растекалась по венам расплавленным серебром. Передо мной были очертания моей маленькой комнатки в полумгле. Она всё ещё оставалась влажной и неприветливой, но уже казалась более привычной. На днях мы переписывались с дядей, он обещал подарить мне маленький масляный обогреватель. Сказал, что обогреватель должен подсушить комнату и сделать её теплее. Честно говоря, с дядей я в последнее время только переписывалась. Было тяжеловато врать ему, а через переписку он по крайней мере не мог слышать мой голос. Так что когда он звонил, меня всегда удобно не оказывалось рядом, о чём я потом говорила ему через сообщения. Он звал в гости, спрашивал о моих делах и был милым… я думала навестить его на днях, но никак не решалась. У моего уха послышались гудки. Как обычно кровь подогрело какое-то неприятное волнение. Я прикрыла глаза, обмякая на полу, и тихо ждала. Как вдруг гудки оборвались, и из трубки послышалось знакомое: — Надо же, Рюджин. Привет. Я шевельнула губами, но не издала ни звука. — Алло? — сказал татуировщик. — Ты здесь? — Я хочу попросить… — подала я слабый голос, — нет, я требую, чтобы ты рассказал, что ты там задумал. Татуировщик помолчал… а после рассмеялся. — Прошла неделя, прежде чем ты очнулась, — весело сказал он. — Ничего смешного! — шикнула я прямо в трубку. — Я говорю предельно, железно, мертвецки серьёзно. С той стороны линии послышалось какое-то шуршание. Неужели он и теперь сидел за своим захламлённым столом? — Рюджин, — веселье выветрилось из его голоса, — всё в порядке? У тебя странный голос. — Нет, не в порядке. Я поссорилась с Тэхёном из-за тебя. Говори. Тишина. Тяжёлое дыхание мне в трубку. — Не надо меня приплетать, ладно? — наконец мягко заговорил он. — Это же твои отношения, малышка Рю, я в них не участвую. — Это ты рассказал мне о своих планах! Из-за тебя я недоговариваю своим друзьям! Ты расставил нас по разные стороны! — Я сделал это в целях твоей безопасности. Хотел предупредить, что вам там лучше не светиться. Я знаю, ты не можешь сказать этого друзьям… но не моя вина, что ты недоговариваешь так неумело. Ты предпочла бы, чтобы я промолчал? — Я предпочла бы, чтобы ты рассказал больше. — Я не могу рассказать больше, — ответил он, — у меня есть причины. Я взвалил большую ношу на твои плечи, правильно? Если бы я рассказал всё, этот груз был бы ещё тяжелее. Ты бы могла столько недоговаривать своим друзьям? — Смогу, — тихо выдохнула я, — расскажи, меня это мучает. Они не считают, что организации что-то угрожает, Намджун. Мне страшно. Как это можешь быть ты? — Как только всё закончится, я тебе расскажу… Это было бесполезно. Как о стенку горохом. Неужели только и оставалось, что вот так мучиться? — Ты должен прекратить, — не сдавалась я, — тебе с ними не справиться. Тебе действительно так приятно заставлять меня всё время представлять, как тебя будут пытать? — Я же сказал, — вздохнул татуировщик, — я не проиграю. Наконец у меня кончилось терпение. — Если ты не скажешь, что делаешь, — разразилась я, — и если не прекратишь… — О-о-о, — протянул Намджун, — это уже интересно… — То я… — я замерла, лихорадочно размышляя, что бы придумать. — Расскажу своим друзьям. Снова мягкий смех с той стороны линии. — Вперёд и с песней, — сказал Намджун, — они тут же побегут докладывать своему боссу. И тогда меня зверски и с пристрастием грохнут… но перед этим у меня на глазах грохнут тебя, чтобы надо мной посмеяться. Зато мы умрём вместе! Ах… разве не поэтично? — Заткнись! — оборвала я. — Хорошо, не это, а кое-что другое. Я сделаю нечто ужасное. — Например? — сладко пропел он. — Я весь в предвкушении. Судя по звукам, он отодвинулся от стола на колёсиках кресла. — Вляпаюсь в неприятности, — я изобразила прищур, хотя он не видел, — опять. — Не вляпаешься, — словно дразня, усмехнулся Намджун. Меня разозлило, что он даже не замер на секунду, даже не опешил, не возмутился. «Он думает, я этого не сделаю?!» Вообще-то, я очень даже могла. — Если ты про нашу договорённость о том, что расскажешь всё дяде, то забудь о ней, — сказала я, — если не расскажешь, что задумал, я вляпаюсь в неприятности. — У меня аж холодок побежал по коже… — с наигранным ужасом насмехался этот нахал! — Можете сдать меня полиции, но предупреждаю, это будут не просто исправительные работы. Уверен, что не хочешь со мной ничем поделиться? Если нет, то завтра же я сделаю нечто ошеломительное… пойду и ограблю банк. Высокий раскатистый смех доносился с той стороны трубки. Честно говоря, на секунду я реально задумалась над ограблением банка, настолько выводил из себя этот чистый и светлый детский хохот. — Удачного тебе ограбления, малышка Рю, — заключил татуировщик, всё ещё смеясь. — Намджун, — обессиленно простонала я, — пожалуйста, хватит. У меня голова идёт кругом. Я очень устала. — Отдыхай, малышка Рю… — Нет. Не могу. Не существует больше отдыха, потому что я постоянно беспокоюсь. Зачем ты в это полез? — Мои причины тебе известны. — Они тебя убьют! — Пусть попытаются. Какой-то чёртов сломанный телефон. — Дурак, — фыркнула я, — дурак, идиот, тупица! Из трубки снова донёсся тихий смех. Это было выше моих сил. — А почему вы поссорились? — вдруг спросил Намджун. — С твоим Тэхёном. Я оперлась спиной на входную дверь. Дерево, которое заглядывало в моё панорамное окошко, шатало от ветра. На улице тлели остатки этого поначалу бодрого, но так внезапно испортившегося дня. Как будто художник вдруг вздумал разбрызгать кляксу по полотну в довершение шикарной, пусть и мрачной картины. День растворялся в фонарном блеске, глубоко-сером темнеющем мареве и ветреном колком холоде. В тот вечер, сидя у порога своей комнатушки без света и глядя на волнующееся на ветру полуголое дерево, на пятно фонарного света, растёкшееся по полу через окно спаленки вперемешку с тенями ветвей, я чувствовала себя самой одинокой. Если подумать, я не знала, как можно было запутаться в столь глупой ссоре. Да и Тэхён повёл себя странно. Я собиралась сбежать с ним, а он почему-то вздумал обижаться, что я не приняла его ультиматум. Наверное, следовало разозлиться… но я чувствовала только усталость. Тэхён молча хлопнул дверью, завёл машину и уехал. Не провёл меня до квартиры, не поцеловал, не вселил в меня чувство, что всё будет в порядке, как делал обычно. Без этого ритуала было удивительно неспокойно. «Может, я повела себя слишком резко…» — Рюджин? — позвал Намджун. — Ты зависла. Он, конечно, хотел знать, как именно он примешан. А мне не хотелось говорить. — Неважно, — ответила я на автопилоте, отрешённо наблюдая за танцем ветвистых теней на своём полу, — важно то, что делаешь ты. — Снова ты за своё… — Я не отвяжусь от тебя, пока ты не скажешь, что замышляешь. Это не даёт мне покоя, я не могу так, Ким Намджун. Воцарилась тишина. — Хочешь встретиться? — спросил он вдруг. — Что? — я вмиг собралась, чувствуя медленно поднимающееся подспудное беспокойство. — Зачем? — Просто так, поболтать. Заодно вернёшь мне мою одежду. Хлебнём кофе. Может, тебе полегчает. Хочешь? Сказать по правде, это была заманчивая идея. В жизни было реальнее заставить Намджуна расколоться, чем по телефону. И кофе мы тоже давно не пили. И вообще не болтали по душам. А ещё в этот тусклый печальный вечер совсем не хотелось оставаться одной и мучиться, ожидая ответа на сообщение. Но мне вспомнилось неловкое пробуждение в квартире татуировщика, а ещё вспомнился холодный смешок Тэхёна, когда я отказала в просьбе с татуировщиком не общаться. И сделалось неуютно от одной мысли о Ким Намджуне. О том, чтобы говорить с ним, находиться рядом с ним, смотреть в его сторону. — Нет, не стоит, — тихо ответила я, — но спасибо. — Рюджин, — Намджун тяжело вздохнул, — мне стоит беспокоиться? Наконец даже слабая улыбка коснулась моих губ. — Нет. — Он тебя никак не обидел? Здесь была небольшая заминка, но только на несколько мгновений. Честный ответ был лучшим решением, чем нечестный. В данном случае точно. Только улыбаться больше совсем не хотелось. Я вздохнула: — Обидел. Но я тоже его обидела. Возникла временная тишина. Я села, вытянув ноги, потому что они затекли. В верхней одежде всё-таки было жарковато. Но заходить в дом, переодеваться в домашнее и притворяться, что всё путём, совсем не хотелось. Я расстегнула пуговицы пальто и сбросила его с себя вместе с сумкой. — Я уверен, — наконец произнёс Намджун, — что вы оба обидели друг друга не специально. Снова глупая улыбка. Уже вторая! Удивительно, но татуировщик не стал вытягивать подробности ссоры, как в прошлый раз, когда мы с Тэхёном разыгрывали легенду. Видимо, он и правда знал тогда, что это было враньё... потому и требовал подробностей — понимал, что их не существует. — Мы оба? — неожиданно мягко спросила я, а сама ухмылялась в темноте, как ненормальная. — А как же наброситься на него? — Не сегодня. — Почему? — Я вижу, тебе и без моих причитаний так себе, — снова он вздохнул, выражая вселенскую усталость, — а ещё я стараюсь быть добрым, как ты просила. Я невольно округлила глаза. — Вау! Ничего себе, — выдала я вперемешку со смешком. — Кстати, сегодня ты назвал его по имени. Не воришкой, не моим дружком, не идиотом. Я это сразу заметила. — Я решил, раз уж он ребёнок без мозгов и по сути пока что только мелкий взломщик, и, на худой конец, раз уж ты умудрилась что-то в нём разглядеть, можно попытаться хотя бы не лишать его человеческого имени полностью, — торопливо и резко фыркнул Намджун, — но продолжай дразниться, и я обязательно пересмотрю своё поведение. — Нет-нет-нет! — хохотнула я. — Спасибо тебе, правда. Он промолчал, но было слышно, как он катается по полу на стуле на колёсиках. Неужели это наш разговор на него подействовал? «Тэхёна, конечно, такое снисхождение только ещё больше разозлило бы…» Тут же я вспомнила, что мы с ним поругались, и улыбки как не бывало. Снова тяжело заболело в груди, снова руки обессилели. Какое же это невыносимое явление. Можно потратить кучу сил на восстановление, на какое-нибудь развлечение, но стоит только вспомнить о ссоре, как всё снова рухнет под её тяжестью. — Намджун, — тихо заговорила я уже без нотки веселья в голосе, — ты знаешь Карлика? — Да, — ответил он. — Да откуда, чёрт возьми?! — не выдержала я. Татуировщик посмеялся и вместо ответа спросил: — А что? — Он говорил, что у него есть пара мыслей, как поймать доносчика. Что он устроит ему взбучку, — я сделала волнительную паузу, — они это так не оставят. Ты должен остановиться, правда. Это самоубийство. Снова звук катающихся по полу колёсиков. — Мило, что ты мне это рассказываешь, — мягко сказал Намджун, — знаешь, я всё же хотел бы встретиться. — Может быть, как-нибудь потом, — отложила я, потому что встретиться действительно было надо, — сейчас я не могу. — А господина Хо ты навещала? Кажется, он решил меня добить. — Нет… навещу на днях. — Ужасный человек, — объявил татуировщик. — Я знаю… просто очень тяжело ему врать. — Приходи на днях, я буду работать и подстрахую. Странные вещи творились вокруг. Кадры сменяли друг друга слишком быстро, чтобы уловить суть. Чем дальше, тем сложнее. — С чего вдруг? — сощурилась я. — А я теперь такой добрый, что плююсь радугой во всех попало, — отшутился он, — ты что, не знала? Приходи, предупреди заранее только. Я помолчала немного, уставившись на свои стопы. Сбросила по очереди каждой ступнёй ботинок с другой. — Хорошо, приду. — Как там продвигается твоё лечение душ? Очередной вопрос, на который нечего было ответить. — Из рук вон плохо. — Я верю в тебя, — вдруг добродушно и тепло объявил Ким Намджун. И я замерла в неловкой неуверенности. — Что-то… — медленно проговорила я, — ты сегодня и правда очень добрый. — А ты какой-то уж слишком человекоподобный робот, — метнул стрелки он, — где же твоя наращенная кожа, которой ты хвасталась? Всё-таки я снова улыбнулась. — Временные перебои в системе. — Чёртовы железяки постоянно ломаются, — фыркнул татуировщик, — моя бабушка стучала телевизору по шапке, когда он тарахтел. Это каждый раз срабатывало — сразу показывал, как новенький. Я бесшумно рассмеялась, подбирая к себе колени. — Ты там снова за своим столом прозябаешь? — спросила я. — Угу. — Со своими бумажками, конечно? — Угу. — Когда ты собираешься рассказать, что ты там делаешь? — Делу время, потехе час. — Это как-то связано с организацией? — Отказываюсь отвечать. Какое-то время мы помолчали, и всё снова вернулось. Сколько ни отвлекайся, оно тянет тебя назад. Перед глазами крутились сцены: в какой момент это началось, в какой момент это вышло из-под контроля. Я сделала музыку громче. Он хлопнул дверью и уехал. Я сказала, что не хочу разговаривать. Он холодно усмехнулся. Пустая тёмная улица, давно скрывшаяся машина, бьющий через одежду ноябрьский ветер. Проблема в том, что ты застреваешь в ссоре, как во временной петле, проживая её снова и снова. А жизни за её пределами нет. Я опустила подбородок на колени. Тени веток танцевали по прямоугольнику света на полу моей гостиной. Ссора снова надавила на плечи, и сделалось почти невыносимо грустно. Я даже смахнула навернувшиеся слезинки. Как мы могли поссориться? Как он мог сказать такое про свидание Чон Чонгука? Как я могла дать ему уйти? Всё возникал в голове этот его холодный смешок, и хотелось беспомощно разрыдаться, лёжа на полу. Проплакать всю ночь и уснуть до самого его прихода, лишь бы не сидеть вот так и не мучиться. «А если он не придёт?» Ушёл он достаточно красноречиво. Мне словно сдавило горло. — Ладно, я пойду, — тихо сказала я. — Хорошо, — так же тихо, почти вкрадчиво ответил Намджун. Мне стало не по себе. Мне становилось не по себе от слишком доброго тона, от любого странного слова, от любого жеста татуировщика. Теперь, когда Ким Тэхён объявил его персоной нон грата, каждое самое мелкое его действие тут же настораживало. — Это не значит, что я отстану от тебя, — на всякий случай оговорилась я. Он посмеялся. — До встречи, малышка Рю. Сказать по правде, я не помню, как встала. Не помню, как переоделась. Не помню, как пошла спать. Всё это случилось гораздо позднее и совершенно спонтанно. Единственное, что запомнилось мне из того размытого вечера: тёмные стены моей комнатки, пятно фонарного света на полу, танцующие на нём тени веток, беспокойно волнующееся от ветра дерево за окном. Чувство ссоры постепенно сдавило так, что сместило реальность куда-то на периферию. Я написала Ким Тэхёну ещё несколько сообщений похожего содержания, и он их не прочитал, хотя теперь наверняка был дома. И на этот раз всё-таки я расплакалась, зарываясь глубоко в свою беспомощность, но почему-то всё не отрывая глаз от танцующих теней на полу своей комнаты, от которых мне становилось и легче, и ещё печальнее одновременно.