Люби меня любым

Цзян Чэн выжидательно смотрит на свое запястье, еле скрывая выползающую улыбку на своем лице. Сегодня его четырнадцатый день рождения. Сегодня он узнает, кто предначертан ему небесами. Он только проснулся, еще не встал, не умылся, не получил ничьих поздравлений, он ждал свою судьбу. Он не подвижно сидит еще час с небольшим, он знает, что совсем скоро начнут стучаться обеспокоенные слуги или же его семья, но это совершенно неважно. Важно то, что на руке начинает прорисовываться нераскрытый бутон красной хризантемы. Маленький, совсем незаметный, не сравнимый с величественными пионами на запястьях его сестры, но он уже имеет большое значение для Цзян Чэна. Он его. Прекрасный цветок, имеющий большое значение и большую историю. Похоже, с суженной ему повезло. Им благоволят небеса. — А-Чэн, ты еще спишь? — раздается нежный голос сестры за дверью. Цзян Чэн слегка виновато прячет свою метку, выползая из нагретой кровати. — Не сплю, — бурчит мальчик, приоткрыв дверь для свой сестры. Его взлохмаченные волосы появляются прямо перед ее глазами, а слегка покрасневшие глаза показывают, насколько этот ребенок недоволен тем, что его разбудили. Янли на это лишь лукаво прищуривается, пряча за спиной небольшой подарок. — А-Чэн, с днем рождения! С тех пор, как сестра вручила ему в руки серебряную подвеску с розой из мелких бриллиантов, он никогда не снимал ее. Прошло несколько лет с тех пор, как расцвели маленькие красные хризантемы на его запястье. Вместе с его чувствами любви они раскрылись, создав изящную картину на тонкой руке. На чужой же до смешного нелепо выглядывает яркая желтая хризантема, придавая неожиданный контраст различием цветения одного и того же цветка. Но разве это важно? Цзян Чэн с любовью гладит рисунок своего суженного, улыбаясь виду желтого на загорелой руке. Нелепо. Мило. В ответ его пара мягко улыбается, оставляя невесомый поцелуй на его макушке. Любовь между Цзян Чэном и Вэй Ином пришла несколько…неожиданно. Она была сравнима со снежной бурей, что от малейшего действия соскальзывала с гор огромной плотиной. И проглатывала без остатка. Возможно, чувства зародились, когда беспечный Вэй Усянь случайно заглянул в душ и увидел то, о чем не мог забыть неделями. Или когда взору Цзян Чэна неожиданно попались зарисовки его старшего брата, где был изображен он и его красная хризантема. Сложно сказать в какой именно момент они поняли, что предначертаны друг другу, что любят, что расцветают их метки скромными лепестками одним лишь касанием влюбленных. Сложно сказать, когда именно они полюбили друг друга, но легче — сколько. Ровно десять лет, не хватает только месяца до годовщины. Желтые хризантемы уже как год перестали цвести чудной картиной для Цзян Чэна. А красные скрылись в маленький бутон, боясь быть сорванными не для того человека. В душе что-то мерзко, неприятно гложет с каждым днем. И это ожидание неизбежного. — Мы расстаемся, — голос, что совершенно недавно был родным и мягким, кажется таким незнакомым, чужим. Человек, с которым он поклялся быть вечно, уходит без тени сожаления. Не раздумывая. — Останься, — слова которые не мог произнести Цзян Чэн. — Вернись, — горло казалось сдавило, а слова потеряли всякий звук, — обернись.- Он отчаянно кричал, молил в глубине души, но не смог не сказать и слова. Больно. Это так больно. Однако смотря ему вслед, он резко понимает. Ничего не получится. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Они не будут вместе. И это осознание так легко вошло в него. Как жаль, что для это осознания понадобилось так много времени. Он сморгнул эти размышления. Все прежние страдания и метания просто улетучились. На душе стало чуть спокойнее. Поэтому вместо того, чтобы преследовать Вэй Усяня, он развернулся и направился домой. В дом, который принадлежит Цзян Чэну, не брату Вэй Усяня, не его возлюбленному. Он снял свою перепачканную в грязи обувь, повесил пальто в новый деревянный шкаф, поправил челку в зеркале. Даже смог ободряюще улыбнуться. Затем решительно направился в ванную. Он закатал рукава, открывая взор на незатейливый, почти уже незаметный рисунок красной хризантемы. Усмехнулся. Цзян Чэн не достоин этого цветка. Оказалось, что его чувство любви не такое уж и глубокое. Это был всего лишь самообман. Глупец. И то, что цветы цвели изящным букетом, мечтая о любви, уже ничего не значит. Действительно не значит. Именно поэтому Цзян Чэн достает чужую бритву и преподносит к рисунку. Вэй Усянь никогда не пользовался бритвами, но всегда раскупал их, как одержимый. И теперь наконец ей нашлось применение. Ведь с самого начала это было ошибкой. Цзян Чэн сминает губы, давит с небольшим усилием на дрожащее от страха запястье. Это определенно будет больно. Больно всегда. Жмурясь, силой вырезает этот рисунок острым лезвием бритвы. Цзян Чэн отчетливо чувствует пришедшую боль и лезвие, медленно вырезающую важную часть него. Кровь мгновенно вытекает тонкой ручьей, а он все также спокойно стоит прямо над раковиной. Словно не он только что грубо вырезал себе кожу необработанной на то бритвой. Безумно усмехается, осматривая лишний кусок кожи, утопающий в его крови. Сумасшедший. Что же он этим доказал? Что может убить себя, не моргнув и глазом? Что действительно сходит с ума от этой разрывающей на части боли и разочарования? Нет. Больше нет. Голова начинает болеть, рука ноет, сердце бешенно стучит. Кажется, совсем чуть-чуть и он не сможет очнуться уже никогда. Нестрашно, остается только подождать. И боль пройдет, и любовь пройдет. Все всегда проходит. Маленькая красная хризантемы была сорвана из-под корня наигрубейшим способ. Она иссыхает, питаясь кровью, не любовью. И все же она также прекрасна, как и в первый день ее цветения. — Цзян Чэн, мне кажется, я люблю тебя… — Мне кажется, я тоже.

и грустно молю на луну я на небе

что в сердце моем зародилось нелепо

те чувства, та боль, те узами цепи

исчезнут как звезды на рассвете