Так кончается звук и так начинается свет

      Золотая осень уже полностью вступила в свои права, окрасив листья на деревьях во всевозможные оттенки красного, желтого и коричневого. Это выглядело красиво, спокойной и уверенной в себе красотой природы, особенно когда лучи позднего рассветного солнца проходили сквозь листья и как будто бы подсвечивали их изнутри. Когда я в последний раз видел эти деревья, эти листья только едва прорастали из своих почек и окутывали голые стебли и веточки невесомой зеленой дымкой. Я так же видел эти деревья из своего окна, и сменившийся цвет листьев напоминал мне о движении жизни, о смене жизни и смерти. После возвращения я постоянно об этом думал, как будто бы это была мелодия едва услышанной песни, которую постоянно хочется напевать, но это была не гребанная песня.       Я лежал в постели и бездумно смотрел через окно на эти деревья, проснувшись рано утром. Причины просыпаться так рано не было, сказывалась привычка, приобретенная, вбитая за много лет. В моей спальне было тихо, и только за окном шумела улица. Туда мне смотреть было гораздо интереснее, чем в свою же комнату, которая за время моего отсутствия не изменилась ни капли. Плакаты на стенах, узкая кровать, деревянный стол и отметины на нем, стерильный порядок и чистота, наведенная не мной — это всё было мне противно до дрожи в пальцах. Мерзко, как будто вляпался пальцами в чужую блевотину. Такое окружение чем-то напоминало сценические декорации, ширму для выступлений, что давало повод для грусти. Я больше не ощущал себя частью этого мира, этой маленькой части родного дома, что окружала меня, когда я рос. Всё стало по-другому, и мне не нравились эти изменения.       Однако настало время, когда пришлось вставать и собираться. Надевать гражданскую одежду и собирать совершенно гражданскую сумку, за содержание которой капитан бы расстрелял меня на месте. Или устроил выволочку перед всей группой, что было еще хуже. Я старательно не обращал внимания на письменный стол, за которым в далеком детстве рисовал и делал уроки — на его краю лежала целая россыпь брошюрок о психологических клиниках и реабилитационных центрах. Они появились на моем столе, когда я выходил в сортир, и это было совершенно очевидно, что их положила моя дражайшая матушка. Она с чего-то решила, что у меня стрессовое расстройство и что меня нужно лечить. Наверное, потому что после службы я не видел ровно никакого смысла с ней быть вежливым и делать именно то, что она мне скажет. Решил я это после того, как она без моего спроса запихнула меня на учебу в колледж с каким-то длинным названием, обещавшим мне степень по земельному праву. Матушка решила, что это прибыльная профессия, наверно, по сериалам в телевизоре, и моего мнения не спросила. Поставила просто перед фактом, что я там учусь и всё, даже не спросив, хочу ли я этого. Это было обидно, но закономерно, если учитывать ее характер. И теперь вот приходилось ходить туда, куда мне не хотелось и делать то, в чем смысла я не видел.       Сидя на лекции, я неожиданно обнаружил себя среди небывалого ажиотажа, поднятого среди моих сокурсников. Я прислушался к разговорам, а потом и вовсе выглянул в окно. Небольшой, тихий обычно сквер перед колледжем превратился в громкую и яркую торговую площадь. Я совсем забыл, что сегодня в колледже ярмарка вакансий. На перерыве я не пошел на улицу, уселся с книгой на подоконнике, но громкие звуки и яркие цвета то и дело привлекали мое внимание и отвлекали. Эти люди, все эти представители разных фирм и крупных компаний, вели себя как покупатели на рынке, которые выбирали себе свежее мясо, получше качеством, да посочнее. С того места, где я сидел можно было перестрелять их всех, мне известна даже последовательность всех действий, которые можно сделать. Я мог это сделать, но только зыбкие законы морали мешали мне провернуть такое. Мерзость всё это. Точно так же вели себя многочисленные студенты, которые ходили между этих палаток и глядели на эти яркие вывески и подходили под них. Они тоже пытались отхватить себе кусок покрупнее, сновали как маленькие рыбки между больших, затаившихся акул. Всё это вроде и должно было иметь какой-то смысл, но мне они казались лишенными его напрочь. Смотреть на это буйство цветов и движений было попросту неприятно. Радовало только, что это продлится недолго, только несколько дней.       Среди этого нездорового ажиотажа я углядел кое-что, выбивающееся из общий картины. Красные огни, как бы сказали в моем отделении. Огни были действительно красные, даже чересчур — целая копна распущенных ярко-рыжих волос, на солнце отливающих благородной медью. Женщина сидела далеко в стороне, за простым деревянным складным столом с небольшой стопкой листовок, и читала книгу. Она выбивалась из общей картины, привлекала к себе внимание именно своей незаинтересованностью, что ли. И она единственная казалась здесь самой нормальной. Подивившись такому феномену, на следующем перерыве я подошел к ней, стараясь по пути не наткнуться на других ярмарочных зазывал. Вблизи было видно, что она сильно была увлечена чтением книги, которая лежала перед ней на краю стола. Пока я наблюдал за ней, к ней подошла Эйлин — девушка с моего курса, довольно популярная и броская на вид, и дерзкая, и поэтому она мне не очень нравилась. Когда она подошла к столу, женщина за столом только пару слов ей сказала и дала небольшую листовку. Как и пришла, Эйлин отошла от стола с явным выражением замешательства на миленьком личике. Выждав, чтобы она отошла достаточно далеко, я подошел к столу сам.       Вблизи эта женщина выглядела моложе, чем я думал — гладкая, светлая кожа без единого намека даже на морщины, гладкая кожа рук и здоровые ногти. Внешний вид ее несколько портили вытянутое лицо и почти до белизны выцветший цвет радужки глаз, но с ее внешностью это скорее могло считаться экстравагантным, чем портящим красоту. Одета она была в гражданскую одежду — темные брюки и футболку и, по случаю теплой погоды, висящую на спинке стула кожаную куртку. На мое приближение она не обратила ровно никакого внимания, оно полностью было захвачено, я не поверил своим глазам, любовным романом. Не зная, что сказать, я просто взял листовку с ее стола. Практически вся информация с листовки была замарана аккуратными, черными, широкими, во всё слово, полосками, и только где-то ближе к концу оказались нормальные слова. «Нестандартный» и «Перспективы». Даже круглый герб в заглавии был аккуратно зацензурен. Первые свои мысли по этому поводу я сдержал. — Я не хочу говорить, как делать вашу работу, — я взмахнул листовкой, — но таким образом вам вряд ли кого-то удастся завербовать. — Мне этого и не требуется, — проговорила она мягким сопрано с едва заметным южным акцентом. — Вряд ли это понравится вашему начальству, — продолжил я. — Тем более если вы работаете на федеральной службе.       Это заявление заставило ее оторваться от книжки и обратить на меня внимание. Она была красива, простой, но яркой красотой — и такие красивые девушки обычно не работают в федеральных агентствах, а продают ювелирные украшения или дорогие автомобили с широкой улыбкой и короткими юбками. — С чего вы решили, что я там работаю? — спросила она с заинтересованностью. — У вас орел на печати, — я положил листовку на место, — цензуру накладывайте в следующий раз на всю печать.       Она искоса глянула на листовку, как будто ее это мало касалось и кивнула. Я всё продолжал глазеть на нее, особенно ее руки, как будто мне еще шестнадцать было. — Что-то не так? — спросила она, уловив мой взгляд. — У вас весьма лояльное руководство, — я показал на книгу, — раз позволяет вам читать развлекательную литературу на рабочем месте.       Она заложила большим пальцем страницу снизу и перевернула книгу обложкой вверх. Мягкий переплет стал твердой обложкой, на которой значилось что-то про теорию струн и квантовую механику. — Так лучше? — поинтересовалась она.       Я нахмурился, не понимая, что произошло. Только что же была другая книга, я же своими глазами видел. Это было странно, по крайней мере. Она еще и фокусы тут показывает? Ловкость руки и никакого мошенничества? Что-то здесь явно было не так. — Так есть желание поработать с нами? — спросила она, улыбнувшись легко и приятно. — У нас интересно бывает. Плюс хорошие зарплаты и отличная медицинская страховка, — видя мое сомнение, она добавила. — Военный опыт приветствуется и будет востребован. — Откуда вы узнали, что у меня военное прошлое? — спросил я, мертвея от страха. — Я слишком много времени провела, работая с военными, — спокойно ответила она. — Выправка, положение тела, манера речи, знание о том, как выглядит орел на гербе федерального агентства, достаточное, чтобы его распознать. Так что? — Думаю, откажусь, — я пожал плечами. — Был опыт работы на государство, не понравилось. — Как пожелаешь, — заявила она и вернулась к книге.       Это было странно, в самом деле. В той листовке даже не было указано названия федерального агентства, что набирает сотрудников, и направления работы не было, только вымарано всё. Федеральные агентства даже по-другому набирают сотрудников, действуют иным образом — собирают сведения, анализируют, а потом в приказном порядке забирают себе в обучение и стажировку студентов. Мне не хотелось таких странностей, мне хотелось спокойной размеренной жизни, без какого-либо намека на ужасы прошлой жизнь. Что-то размеренное и предсказуемое, что не напоминало бы мне ежеминутно о смерти. И точно мне не хотелось бы каких-то таких непонятных, и даже опасных вещей.       Я наблюдал за ее столом весь день. Весь день она провела, читая свою книгу — любовный роман или книгу по физике — и к ней никто не подошел. Если у нее такое задание от руководства, то она его явно провалила, хотя по ней, ее поведению и ее лицу, этого не было видно. Лояльное руководство? Отсутствие серьезного недостатка кадров? Не слишком подходящий под их профиль колледж, чем бы они там не занимались? Слишком много вопросов без ответов, однако она не покидала мои мысли весь день. То ли странностей хватало, то ли образ ее слишком ярким был. В любом случае, я поглядывал через окно в ее сторону. С места она сдвинулась только с окончанием всех занятий, когда разошлись все другие, с яркими балаганными вывесками. Сложила книжку и листовки в маленькую дамскую сумочку, легко сложила стол и стул, подхватив их легко одной рукой, двинулась прочь, другой закинув куртку через плечо. Двигалась она в сторону дороги, явно к большой черной и очень государственного вида машине. Я не выдержал и отправился за ней, двигаясь быстрым шагом и едва не переходя на бег.       Я догнал ее, когда она уже сложила всё в багажник машины и закрывала его. Увидев мое приближение, она багажник захлопнула и приветливо мне улыбнулась, узнав в лицо. — Ты всё-таки передумал? — Я хотел спросить, зачем вообще федеральному агентству понадобились люди с военной подготовкой? То есть, — я даже смутился немного, — это же не одно из подразделений Министерства Обороны? Да и они набирают новобранцев в других местах. — Да, это так, — кивнула она. — Скажем так, военные нужны в службу внутренней безопасности, для защиты собственных сотрудников. — Защиты от чего? — спросил я. — Засекречено, — она мило и легко улыбнулась, хорошей такой улыбкой. — Но вам будут прочитаны все необходимые лекции и выданы служебные инструкции. — Знаете, а я вам верю, — заявил я. — Даже если вы и так сильно засекречены, вы хороший человек и ваше руководство заботится о людях. В отличии от большинства федеральных агентств и частных корпораций и фирм. — С чего ты взял, что я хороший человек? — Я видел ваши руки, — заявил я. Женщина сделала удивленное лицо. — Я могу понять, что за человек передо мной, посмотрев на его руки. Я знаю, глупо звучит, но это меня еще никогда не подводило. — Продолжай, — произнесла она. — У тебя красивой формы руки и ногти. Гладкая кожа рук, длинные пальцы, небольшие суставы, достаточно развитая мускулатура рук, хорошая координация. Ногти гладкие, здоровые, подходящие к телосложению, форме лица и форме ладоней, — я провел ладонью по голове сверху. — Хобби у меня такое, хирогномика — много об этом знаю и могу говорить об этом часами. А если кратко, по твоим рукам я могу с уверенностью заявить, что тебе можно доверять.       Женщина покачала головой, как будто бы она была совсем иного мнения, но всё-таки открыла свою сумочку и достала оттуда одну из листовок. — Ты сумел меня удивить, — заявила она и отдала мне ее.       Я принял и ради интереса ее открыл. Все слова в ней так же оставались зачеркнутыми, и пожал плечами. — И что мне это даст? — Завтра, к десяти, и не забудь ее взять с собой, — проинформировала она, обходя машину с другой стороны и садясь на пассажирское сидение.       Тут же она двинулась с места и быстро уехала прочь по улице. Интересно, что это за федеральное агентство, что выдает своим рядовым сотрудникам личные автомобили с водителями? Кажется, в этом месте к людям относятся куда более человечно, чем в иных известных мне местах. Было бы замечательно, если бы так относились на всех остальных работах. Я вспомнил свою семью. И не местах работы тоже. До конца дня я то и дело возвращался в мыслях к этой женщине и ее предлагаемой работе, балансируя от сомнения в этих всех зачеркнутых строках до уверенности в ней и ее ногтях. Для меня всегда легче было воспринимать людей через из руки. Не знаю, почему именно так, но в армии надо мной попробовали потешаться, пока я своими руками пару морд не начистил. Матушка вовсе и не знает, иначе бы засмеяла, самым жестоким образом. Эта женщина, наоборот, отреагировала так, как будто это в порядке вещей. Ей бы самой более… подходящим, что ли, было заниматься, ноготочками, чем мне. Гендерные стереотипы, ненавижу их.       Может, в самом деле попробовать? Сходить туда, осмотреться, поговорить с людьми, посмотреть на их руки, узнать, в конце концов, что это за место и чем они там занимаются. Я даже не стал спускаться на ужин, за что заслужил внеплановый визит матушки с куском пирога на подносе и ее пристальный взгляд. Я даже успел и позабыть, насколько жутко и неприятно может быть, когда мать так пристально и недоверчиво смотрит на меня. Неловко как-то — я прошел одни из самых горячих боевых точек в Азии, награжден медалью за доблесть, а она приходит и смотрит, всё ли со мной в порядке, в состоянии ли я держать одежду в порядке и не сломал ли ногу, находясь в собственной комнате. Чем больше об этом думал, тем привлекательней мне казалась мысль о работе в неизвестном месте, это было предпочтительней, чем оставаться в родном доме, под этим пристальным, жутким взглядом. В конце концов, я всегда могу отказаться.       Следующее утро для меня началось точно так же, с такими же мыслями и таким же ощущением жуткой статики. Одна единственная вещь была отличной от привычного окружения — почти полностью заштрихованная черным листовка. Я снова ее осмотрел, больше от нечего делать. Там точно так же мало чего осталось вне цензуры, однако сейчас я смог прочитать другое. На последней странице оставался читаемый адрес. Я точно помнил, вчера вечером его здесь не было. Нью-Йорк, центр Манхеттана — недостатка в средствах они тоже не испытывали. И тогда удачно получается, что сегодня я снова проснулся очень рано, дорога в цент города займет не меньше двух часов.       Успел я как раз вовремя, ровно без пяти десять я стоял по указанному адресу и с некоторым недоумением смотрел на высоченный серый небоскреб, что безмолвной громадой возвышался над соседними домами, крышей, казалось, подпирал само небо. Я не стал зацикливать на этом свое внимание, а просто вошел внутрь, через парадный вход, представляющий собой три двойных прозрачных раздвижных двери под тяжело нависающим бетонным козырьком. Ресепшен, правда, выглядел куда более приветливее — две симпатичных секретарши за высокой стойкой, несколько сотрудников службы безопасности в легких бронежилетах и еще один парень лет тридцати, дружелюбно болтающий с одной из секретарш. А на полу, прямо под ногами, в темном камне, был выгравирован огромный герб, очертаниями очень похожий на тот, что был замазан на листовке. Федеральное Бюро Контроля, значит. Перевернутый треугольник, орел, башня и три слова на латыни — всё равно не было понятно, чем здесь занимаются. Контролируют налоги? Или транспортное движение? Выглядело фойе очень внушительно и воодушевляющее, со всей этой отделкой камнем и минималистического дизайна диванами. Удачно разбавляли основную серость жизнеутверждающе-зеленые растения в кадках и теплое дерево отделки на втором этаже. Я попытался осмотреть всё разом и едва не был сбит Эйлин, которая целенаправленно и несколько сердито шагала к стойке ресепшена. Я решил не вмешиваться. — Я хочу подать жалобу на вашего сотрудника, — заявила она бесцеремонно, с размаху опуская листовку на стойку. Одна из секретарш поднялась и забрала ее. Я подошел ближе и отдал свою другой девушке. — Приветствую вас в Бюро Контроля, мэм! — воскликнула секретарша. — Какого именно сотрудника и в чем смысл вашей претензии? — Та сотрудница, что проводила набор на ярмарке вакансий, — она назвала наш колледж. — Она не представилась, не рассказала о социальных гарантиях или страховке, не рассказала, в чем, собственно, состоит работа. Только всучила мне листовку и кинула высокомерно «вы приняты». Это безобразие! — Одну минуту, мэм, — секретарша опустила глаза и руки вниз, видимо, ища в своих бумагах нужную информацию. Я хорошо видел ее со своего места и успел заметить, как на ее лице на мгновение промелькнуло выражение то ли паники, то ли суеверного ужаса. — Я думаю, мэм, будет лучше поговорить с ней лично. — Да, давайте, выскажу, — кивнула Эйлин. Она была в боевом настроении и готова разрывать на мелкие кусочки. Я мысленно осудил ее. С таким норовом ее в таком месте сожрут банально, фигурально выражаясь.       Секретарша подняла трубку телефона и почти сразу же сказала в нее: «Пригласи Джесси на ресепшен». Джесси, значит. Через минут пять со второго этажа спустилась та самая женщина с рыжими волосами и красивыми ногтями — Джесси — одетая сейчас в строгий офисный костюм и с гладко зачесанными волосами. Я мог точно сказать, что такая одежда шла ей гораздо больше, чем неформальная гражданская. — Добрый день, — вежливо произнесла она у секретарши. — Что случилось?       Она кивнула в сторону возмущенной Эйлин. Та буквально вздулась, набирая в грудь воздуха. — Вы совершенно бесполезны! — резко заявила она. — Совершенно не умеете работать! Совершенно не стараетесь, даже не удосужились что-то объяснить про вашу организацию, или даже мотивировать, чтобы пойти к вам работать! — Прежде всего, мисс, сбавьте тон, — спокойно попросила Джесси. — Вы не со своей приятельницей, или даже не с матерью разговариваете. Во-вторых, работать здесь — большая привилегия, а не обязанность. Вы даже отдаленно не имеете понятия, где вы находитесь.       Хождение на войне между жизнью и смертью очень хорошо учит разбираться в нюансах настроения других людей и контролировать собственные эмоции. Джесси эта смотрела на Эйлин как на мелкую надоедливую пакость, оставаясь при этом спокойной, как лежащий на камнях отдыхающий хищник, излучая при этом какую-то внутреннюю силу. Как может сама Эйлин не понимать, что не нужно себя так вести и кто перед ней находится. Однако другие понимали, и действовали соответственно. — Да что вы говорите! Вы совершенно не справляетесь со своими обязанностями. Как вы вообще попали на эту работу и как вам позволили здесь остаться? И что ты здесь делаешь вообще? — она цепким взглядом окинула Джесси, — полы намываешь, что ли? Вобла сушеная! Бездарность и никчемность!       Эйлин была явно не права, даже навскидку я мог предположить, что один ее строгий брючный костюм был сделан явно на заказ, что не всякий работник среднего звена может себе позволить, и явно не уборщик.       Вокруг люди пришли в движение. Секретарши разом спрятались за высокой конторкой, парень сделал шаг в сторону, собираясь последовать их примеру, а на втором этаже, прямо над нами, загрохотали тяжелые ботинки, и буквально полминуты спустя группа, одетых в военное обмундирование — странное с виду, таких я нигде не видел — спустилась с лестницы и, следуя друг за другом, рассредоточились по залу. Оружие они не поднимали, однако готовы были его применить. — Позвольте рассматривать вопросы моей компетенции иным людям, в чьи обязанности это входит, — холодно произнесла она. — И, к вашему сожалению, я здесь еще принимаю какие-то решения, — не глядя, она протянула руку, и одна из секретарш торопливо положила на стойку ресепшена открытую папку с ручкой. — Исполнительный Отдел, я полагаю, вам отлично подойдет, с такой… смелостью, как и место младшего ассистента помощника, — она широко написала в папке, захлопнула ее и подвинула обратно. — Удачной работы и не смейте попадаться мне на глаза. — Вы не имеете права решать, кем я буду здесь работать! — снова взвилась она. — Вы не можете назначить меня девочкой на побегушках! Да кто ты вообще здесь такая?       Она перевела фокус своего внимания на меня. От такого Эйлин и вовсе потеряла дар речи. — А у вас, мистер Майерс? — поинтересовалась она. — У вас есть претензии ко мне? — Свое мнение я уже высказал, — коротко произнес я. — Хорошо. Саймон, его я рекомендую к тебе в Отдел, — произнесла она парню, который вышел из-за ресепшена. Тот в ответ только кивнул и внимательно оглядел меня.       Джесси тем временем развернулась и направилась обратно. Военные ей не мешали, наоборот, синхронно расступились, давая ей проход на лестнице, однако только с ее уходом перестали быть такими встревоженными. Потрясающей силы самообладание у этой женщины. На ее бы месте, я бы точно стукнул борзую девку по голове, и не раз, и только затем, чтобы не говорила такие дурные вещи. Мозгов у нее ни на грамм. Вслед за Джесси покинули и военные. Я смотрел им в след, так пристально, что даже не с первого раза услышал, как меня окликают. — Мистер Майерс, — позвала секретарша. — Ознакомьтесь и подпишите, — она положила на стойку передо мной документ, согласно которому я был уведомлен об ответственности за распространение информации и еще об опасности некоторых вещей — я не поверил своим глазам и перечитал несколько раз — сотовых телефонов и резиновых уточек. Последних у меня не было, поэтому я просто скинул свой сотовый телефон в подставленной девушкой черный ящик и вместо него положил во внутренний карман прямоугольный кусок неведомого материала. Его я в подписанном документе обязался носить в стенах этого места. Дождавшись, пока я закончу, парень у стойки — он представился как руководитель Отдела Безопасности Саймон Эриш — провел меня на второй этаж, где в уголке отдыха возле лифта нас уже ожидали трое. Как я понял, эти были мои будущие коллеги. Женщина вполне не женской, грубой внешности, парень лет двадцати без особых примет и еще один мужчина, заметно хромающий при ходьбе. Их руки я увидеть не успел, поэтому не стал делать выводов насчет них. Всех нас Эриш завел в лифт и отправил его, как я успел заметить, в Сектор Содержания. Лифт ехал плавно, но быстро, и подозрительно долго для его скорости, минут пять как. Я хотел было спросить об этом у Эриша, но лифт уже остановился, мелодично звякнул и медленно раздвинул свои двери, давая возможность узреть короткий и широкий коридор, оканчивающийся офисным столом, за которым сидел молодой парень в офисной форме и разговаривал по телефону. Мой будущий начальник первый выдвинулся из лифта, я перевел взгляд на других новеньких. Женщина пожала плечами и пошла за ним, хромающий мужчина проигнорировал мой взгляд, старик поспешил сразу же за Эришем. Не то, чтобы мне не нравился этот коридор, что-то в нем было неправильное. Но я подавил в себе это ощущение и вышел из лифта, как оказалось, последним. Руководитель не отошел далеко. Он сделал несколько шагов от лифта и развернулся к нам лицом. — Поздравляю, — сообщил он незатейливо. — Вы прошли одну из самых серьезных проверок перед принятием в Федеральное Бюро Контроля, — а именно проверку вашей биографии. Все эти данные, включая все ваши оценки в школе, кого вы травили в младших классах, кем работали в студенчестве ваши родители и какие домашние животные живут у вашей дальней родни, — женщина на такую откровенность хмыкнула и готова была что-то сказать, но Эриш поднял руку, прерывая ее. — Однако Бюро по большому счету плевать на все эти данные, они просто осядут в ваших личных делах. Волноваться вам нужно о совершенно других вещах. — Другие проверки, — буркнул я. — Совершенно никакой дисциплины, — покачал головой он. — Но всё верно, мистер Майерс, дальше будет гораздо хуже. Впереди у вас всех будет неделя обучения и две недели испытательного срока, за это время вы должны усвоить множество информации, которая может и будет схожа с привычной вам картиной мира примерно так же, как схожи рак и рыба. Вам нужно будет к этому быть готовым. Так же выучить наизусть все служебные инструкции и протоколы, сдать нормативы по физической и стрелковой подготовке, а также самое страшное — пройти психолога. Вопросы? — Медицинская страховка? — подал голос хромающий. — Ваше колено полностью вылечат, как только вы пройдете испытательный строк и будете зачислены в штат, — отозвался Эриш. — А так страховка замечательная. Пришьют любую оторванную конечность, поэтому берегите головы — обратно их обычно не пришивают, — говорил он с самым серьезным выражением своего простоватого лица, поэтому непонятно было, шутит он или манера речи у него такая. — Кто будет нами руководить? — спросила женщина. — Я ваш непосредственный начальник, поэтому и провожу знакомство. В экстренных ситуациях отдавать вам приказы имеют право агенты Кирклунд и Маршалл, однако если они или их люди попросят вежливо, советую не отказываться. А мной руководит только Директор. Дальше ваш уровень допуска не распространяется, и мы продолжим эту беседу после зачисления в штат. — А что насчет лояльности Бюро Контроля? — снова заговорил я. На меня обернулись все разом. — Я имею в виду, если кто-то захочет донести конкурентам или совершить диверсию? — Внутренними квалификационными нарушениями занимается Сектор Расследования, — протянул Саймон вроде бы как непонимающе. — По их результатам выносится наказания, если проступок серьезный — его выносит лично Директор. Все об этом знают, и никто не хочет этого. Если вопросы закончились, то идемте дальше.       Зверствует здесь этот Сектор Расследований, раз ими запугивают работников, но, по сути своей, он на мой вопрос не ответил. Здесь же должна быть разведка и контрразведка, чтобы вообще это Бюро продолжало существовать? Проходя мимо ресепшена, я поймал на себе любопытствующий взгляд парня за ним. Я что, рубашку надел наизнанку сегодня или сказал что-то не то? Странно это всё как-то. Эриш повел нас направо, через офисы, потом через огромный зал Отдела Логистики, где поздоровался с некоторыми сотрудниками за руку, а потом еще дальше — собственно, в Отдел Безопасности. Скажу только, зал моего будущего Отдела уступал Отделу Логистики только незначительно, да и за стеклянными стенами на первом этаже я видел еще кабинеты. В основном своем и стены, и пол с потолком были черного цвета, и только немного эту черноту разбивали белые доски с объявлениями и песочного цвета ковры с едва заметным геометрическим узором. Уютно, но не расслабляющее, я мог бы сказать. Мужчина повел нас на второй этаж, где были еще кабинеты. — Что за шизоид здесь планировку разрабатывал, — недовольно протянула женщина. Она мне уже не нравилась. — Все претензии по планировке Отдела подавайте после зачисления в штат на имя Директора, с подробными предложениями по перепланировке, — заявил Эриш. — Сейчас же соизвольте переодеться в форму, — он показал рукой на дверь одного из кабинетов. — Мальчики направо, девочки налево.       За дверью оказалась обширная раздевалка, целый лабиринт из шкафчиков образца восьмидесятых годов, даже в школе у нас таких не было, с большими навесными замками и прорезями в коричневых дверцах. И много их здесь было, по крайней мере, я насчитал три поворота до следующей двери, на которой значилось «Оперативный Отдел». Планировка здесь была действительно… необычной. Одна стена оставалась свободной, и на ней висел огромная доска, разделенная на множество отделов. Пять вертикальных столбцов и строки с датами, на пересечении выдавая три ячейки, в которых были утоплены бумажки с номерами. Бессмыслица какая-то. Зато на трех шкафчиках висела полная комплектация серой формы и даже с ботинками и бронежилетом странного вида. Никогда не видел таких бронежилетов, но, видимо, здесь такая форменная одежда. Гораздо интереснее было то, что на форме уже было вышито мое имя. То есть, форму здесь повесили сразу после того, как я вошел в это здание или сразу же после. Но если они поднимали всю мою биографию, то и о форме могли заранее беспокоиться. Я сомневался, что они смогли так быстро, за одну ночь, всё выяснить, но благодаря современным технологиям, при правильном обращении, можно было и не такое провернуть. Пожав плечами, я надел форму, затянув бронежилет, застегнув рубашку на все пуговицы и поправив ремень с оружием и прочими предметами на поясе.       Мы все снова вышли в главный зал, уже одетые по форме. Эриш молча проверил обмундирование и продолжил только тогда, когда было всё поправлено. — Соответствие принятым нормам обмундирования входит в ваши должностные обязанности, на ряду со многими прочими. Со всеми ними вы сможете ознакомиться, вам выдадут отредактированные копии, а также копии протоколов действий и принятых ритуалов. Вы с ними ознакомитесь дома, а пока следуете за мной, просмотрим ознакомительный фильм. — Может, не стоит, — подала голос женщина. — Если вам отдают приказ, то вы должны только думать, как его выполнять, а не как его нарушить. Приказы вам отдают люди, которые владеют более полной информацией, так что их решения не должны быть оспорены, — спокойно сказал Эриш, как будто бы не в первый раз рассказывал новичкам прописные для него истины.       Возражений больше не нашлось и Эриш развернулся к нам спиной, призывая идти за ним. Теперь понятно, зачем сюда набирают военных — следование прямым приказам здесь в приоритете, даже если такие приказы не ясны, на первый взгляд. Саймон повел нас в маленький кабинет со множеством стульев и — я не поверил своим глазам — старинным видеопроектором, более громоздким, чем некоторые современные компьютеры. Он уже был включен и явно для нас лично. Я сел в центре и правее, женщина села на первый ряд, хромающий просто уселся на ближайший стул. Мужчина пересек весь кабинет и сел за самый дальний зал. Эриш подошел к самому видеопроектору и включил его. Кадр заставки с мелодичным звуком сменился изображением улыбающегося мужчины средних лет с бородкой и усами, и с полноватыми щечками. Был виден его белый халат и свитер с узорами-треугольниками и совсем уже дурацкой бабочкой. Женщина не выдержала и засмеялась. — Это что еще за… — хромающий запнулся, не зная, как описать, — мишка?       Эриш нажал на паузу. — Может, заткнетесь? — предложил я.       Эти трое посмотрели на меня явно недоброжелательно, женщина что-то пробормотала негромко, явно злое. Но вслух никто не сказал, и поэтому Эриш включил лекцию обратно. — Меня зовут доктор Каспер Дарлинг, — «мишка» широко улыбнулся. — И я возглавляю Сектор Исследований. Сегодня я с вами для того, чтобы объяснить специальные правила поведения в новом месте, куда вы попали и где вы будете работать. Все они будут описаны в ваших должностных инструкциях, но сейчас я обрисую вам общую картину.       Он сделал шаг в сторону, камера двинулась за ним, являя в кадре нарисованный небоскреб на большом куске ватмана, стоящий на деревянной подставке. На рисунке так же был нарисован так же и город, но он был изображен очень маленьким для этого небоскреба. Или небоскреб был слишком большой для города. Дарлинг с размаху ткнул указкой в этот небоскреб. — Вы находитесь здесь, — заявил он радостно. — Федеральное Бюро Контроля с тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года базируется в этом здании, называемое Старейшим Домом. Вы будете приняты на работу в качестве сотрудников внутренней безопасности, носить выданную форму и бейдж, — он, не глядя, провел пальцами по правой стороне груди, где у него висел его собственный бейдж, — на передней стороне тела, не прикрытый одеждой или средствами защиты. Это входит в перечень правил, которые нельзя нарушать.       Чьи-то руки поставили на подставку еще один лист бумаги. — Однако вашей главной задачей будет выполнять две функции. Наблюдать, — он ткнул указкой в большой нарисованный распахнутый глаз, — и действовать, — он ткнул в изображение бегущего человека, схематичного такого, который больше ожидаешь увидеть на светофорах. — Поясню подробнее. Вас назначат в разные сектора и в разные отделы, и вы будете обходить территорию и наблюдать за происходящем. Смотреть, что делают сотрудники, правильно ли на них надета форменная одежда и виден ли бейдж, нет ли у них отклонений в поведении и не находятся ли они на территории, на которых у них нет допуска. Я говорю о Отделах, где требуется специальная подготовка, такие как Паноптикум или НАС. Вам в обязанности будет вменяться следить за офисами, лабораториями и теми помещениями, где будете дежурить. Вы будете смотреть на стены и столы, на расположение предметов на столе и наличие тех предметов или явлений, которых быть не должно. Приведу пример, — он сместился в другую сторону, к столу, на котором стояли два одинаковых кофейника и пустые кружки с гербом Бюро. Он взял каждый кофейник и налил в кружки кофе. С первой кружкой ничего не произошло, кроме как легкой дымки над кружкой, жидкость же из второго очень быстро растворила кружку, как будто кусок сахара оказался в воде. — Правильно, — он ткнул указкой в первую кружку, — не правильно, — он ткнул в стол возле темной лужи, что осталась от кружки.       Он снова сместился к рисунку. — Вы должны будете действовать, — он снова ткнул в бегущего человека. — Если будут выявлены отклонения от нормальности, вы должны будете предпринять утвержденные протоколами действия. Отдельно замечу, что, если действия не будут выполнены, они могут повлечь за собой нарушения сознания, физические травмы, неминуемую смерть, легкий дискомфорт и ухудшение психологического комфорта в коллективе. Иногда, — он перестал улыбаться, — действовать нужно будет быстро, счет может идти буквально на минуты до неминуемой катастрофы. Например, если будет отдан приказ об эвакуации сотрудников отдельной лаборатории, Отдела или целого Сектора. Ваше промедление или неорганизованность может стоить офисным сотрудникам жизни. Но вы справитесь, — «мишка» снова широко, совершенно по-идиотски улыбнулся, — я в вас верю.       Глаза за его маленькими, круглыми, стеклами очков увлеченно блеснули. — Но самое главное, что вы все должны запомнить, самое важное — безопасность сотрудников, их продуктивная работа зависит от вас всех, вашей слаженной групповой работы и индивидуальной внимательности. Самое главное здесь, в Бюро, это люди, и они будут видеть вас и знать, что вы их защищаете, обеспечиваете их безопасность. По сути своей, это от вас и требуется, делать работу офисных или иных сотрудников безопасной. Если возникнет ситуация, с которой вы не сможете справиться, или испугаетесь чего-то, или произойдет что-то совсем из ряда вон выходящее — вам всегда помогут рейнджеры и даже, — голос его упал до трагического и почтительного шепота, — даже Директор.       Видеопроектор издал мелодичный звук и выключился. Зажегся верхний свет. — Есть какие-либо вопросы, — поинтересовался Эриш больше ради проформы. Никто не отозвался, будучи впечатленными увиденным. Я же сам хотел задать вопрос, но не стал. — Пройдите теперь в зал, вам выдадут нужные документы, протоколы и прочее.       Трое моих будущих коллег встали с мест и вышли из кабинета. Я проводил их взглядом, оставаясь на месте, и когда они все вышли, встал и подошел к руководителю. — Мистер Эриш, — позвал я. Мне было неловко, точно так же, как и утром. — Можно задать вопрос? Я понимаю, я не могу просить, я даже не еще не прошел обучение… — Говори прямо, — попросил он. — Я попробую тебе помочь, чем смогу. — Эти материалы, что вы выдали, они же секретные, верно? — Саймон кивнул. — Если кто-то полезет без спроса в мои вещи и найдет такие документы, это же плохо будет?       Он кивнул и неожиданно проницательно посмотрел на меня. — Мать, да?       Я только и смог, что кивнуть. Его простое лицо исказилось, то ли в сочувствии, то ли в муках. — Ты прав, мы не можем тебе ничем помочь, — выдавил он. — Тем сотрудникам, что себя зарекомендовали или получили благодарность за проявление себя в чрезвычайных ситуациях, мы идем навстречу, но ты даже еще не принят в штат. — Так что ничего нельзя сделать? — Я не хочу нарушать протоколы или пользоваться своим служебным положением, но мне хочется тебе помочь. Я немного разбираюсь в людях, и могу сказать, что ты очень перспективный работник, да к тому же, тебя порекомендовала Джесси… — Она действительно не только полы моет здесь? — Бывало, моет и полы, — брови его взлетели вверх, и он как бы смутился. — Жуткое зрелище, если честно. Пойдем со мной.       Он развернулся и отправился на первый этаж, в самую дальнюю часть зала, и зашел в небольшой кабинет, довольно скромно обставленный. Стол, заваленный документами, сдвоенный шкаф с бумагами и широкий стеллаж, выполняющий функции полки и обеденного стола одновременно. Голые стены с единственным невнятным пейзажем. Табличка на его столе, с его именем и должностью, подтверждали, что это его кабинет. Он уселся за стол и показал мне на гостевое место. Я послушно уселся в кресло. Эриш помедлил немного и поднял трубку, набрав короткий внутренний номер. — Эрик, привет, приятель, — приветливо произнес он в трубку, когда ему ответили. — Как жизнь молодая? Как семья? — выслушав ответ, он засмеялся. — Ты бываешь потрясающе хорош в сравнениях, да. Я чего тебе звоню, да. У меня есть здесь человек, кандидат на зачисление в штат, с трудной жизненной ситуацией. Ему нужна отдельная квартира, желательно в городе, потому что там, где он живет сейчас, ему невозможно будет ни отдохнуть спокойно, ни секретность соблюсти, — он выслушал ответ. — Я понимаю, что так нельзя, что все квартиры задействованы как конспиративные, но ты мог бы пойти навстречу… да, я могу за него поручится, да, уже после первого ознакомления. Да, и еще кое-кто может. Посмотри, пожалуйста, чуть вверх и направо, — после полуминутного молчания трубка разразилась экспрессивными высказываниями, — да, именно поэтому и прошу. Хорошо. — Пойдем, — положив трубку и вставая, предложил Эриш. Я послушно пошел за ним, через зал и пропускной пункт, дошли до соседнего Отдела Логистики, и мужчина подошел к одному из сотрудников, который поднялся ему навстречу. Они пожали друг другу руки. — Саймон, ты меня в гроб вгонишь когда-нибудь, — пожаловался мужчина лет сорока с прилизанными волосами в униформе офисного сотрудника. При нашем прибытии он внимательно оглядел меня с ног до головы. — Вы Майкл Майерс, я думаю? Тот серийный убийца вам случайно не родственник? — поинтересовался он. — Однофамилец, — выдавил я с натужной улыбкой. Эта шутка была совсем не смешной, особенно если почти каждый встречный так шутит. — Значит так, что я могу сделать. Эриш, будешь мне должен, — предупредил он. — Само собой, — кивнул тот. — Сегодня вы заселяетесь в квартиру в Бронксе, — деловито начал логист, смотря на меня пристальным взглядом. — Неплохая в самом деле квартира, укомплектованная и готовая к проживанию, но ей пользуются нечасто, она находится несколько неудобным способом. Перевозите нужные вещи, ходите на лекции и практику и пишете мне перед этим расписку, что сохраните ее в том виде, что получили. Постарайтесь не подвести никого, за вас поручились серьезные люди, — предупредил он, и я понятливо кивнул. — Далее, когда подпишите договор о найме на работу, напишите прошение на предоставление квартиры в ваше пользование в связи с трудной жизненной ситуацией, и описывайте, что за дерьмо случилось. Если квартира понравится, то пишите еще «с возможностью выкупа собственности Бюро по адресу». Тогда из вашей зарплаты сотрудника безопасности будет вычитаться определенный процент, в погашение стоимости квартиры. Собственно, вы выкупите эту квартиру в собственность. Пишите лично Директору, а еще лучше, лично принесите прошение, — говорил он быстро и суетливо, и я понял, что он нервничает. — Я постараюсь сделать всё, и в лучшем виде, — серьезно ответил я. — Ну вот и славно, — выдохнул Эрик. — Пишите.       Следующая неделя стала для меня адом земным. Стрелковые и физические нормативы я сдал без проблем, их принимала лично руководитель Оперативного Отдела, мадам Маршалл, женщина с лицом неприятным и даже отчасти злобным. Мне она понравилась с первого взгляда, может быть тем, что лицом и движениями напоминала мне одного капитана, под началом которого мне посчастливилось служить. Он так же казался злым на всех и вся, но при мне он на собственных плечах вытащил несколько парней, которым суждено без него было умереть и навсегда остался лежать в горячей азиатской земле, прикрывая отход моего взвода. По результатам Маршалл мне ничего не сказала, просто зачла мои результаты и отправила прочь. Скорее всего, тех, кто в нормативы не уложился, она гоняет в три шеи. С теоретическим материалом возникли сложности. Часть инструкций была понятна и с ней не было никаких нерешаемых проблем — такие могли писать в любом объектном учреждении строгой секретности — про уровни допуска, про то, что можно разглашать, что нельзя, и о том, что вообще никому и не под какими пытками.       Были вещи, которые понять было можно. Трудно, но можно. К примеру, здесь был целый Сектор, отведенный под научные изыскания. Тот улыбчивый «мишка» с видеолекции был как раз их главой. В документах отдельно прописывалось, какое их поведение считается нормальным и приемлемым, а какое — аномальным. Если вот такой белохалатник начинал танцевать на столе, то следовало просто наблюдать за ним и не дать оступиться со стола, а если у него начинаются проблемы с речевым аппаратом или координацией движений, то следовало эвакуировать лабораторию, запечатать ее снаружи и позвать на подмогу рейнджеров. У меня тоже бывают проблемы с координацией и речью, особенно если я накануне переберу пива, но это не значит, что меня нужно запирать в сортире за хлипкой дверью и вызывать ментов.       Были вещи и откровенно странные. Почему, к примеру, в Бюро запрещены простые карандаши номер два или резиновые уточки? Кому вообще в голову могло прийти приносить сюда резиновые уточки? Почему нужно было остерегаться внешних окон, и зачем нужно было закрывать глаза? Это всë не имело ни капли смысла или логики. Меня особенно впечатляло правило о так называемых сдвигах. Кто и относительно чего сдвигается, расшифровано так и не было в этом документе. Я смутно предполагал, что сдвигалось сознание у того, кто составлял этот документ, как под ЛСД или марихуаной, но здесь явно это было не так. Выкидыши сознания обкуренных идиотов могли находиться в рваных тетрадках или вырванных обожженных страницах, которые я находил иногда на службе, но никак не в официальных федеральных документах. Причем это всё было очень серьезно и очень строго, и за несоблюдение таких идиотских правил могло меня ждать серьезное взыскание. С педантичностью, удивившей меня самого, я выписал эти опасные странности на отдельный лист бумаги и подошел с ним к Эришу. Тот внимательно его изучил, аккуратно положил на стол и приложил к нему вытащенный из ящика стола предмет, отдаленно похожий на обычный гражданский шокер. Аппарат издал ленивый и слабый звук. Эриш вышел и вернулся с небольшим плоским контейнером из черного материала, в который бережно уложил этот лист. Я смотрел на эти манипуляции и ничего не понимал. Отложив в сторону контейнер, Саймон посмотрел на меня и покачал головой. — Тебе нужно просто выучить эти инструкции, а не анализировать их, — произнес он непонятным тоном. — А если я хочу знать про организацию, где буду работать? — возразил я.       Он посмотрел на меня взглядом, полным странного отцовского участия. — Бюро Контроля это не то место, о котором можно узнать всё, — произнес он. — Здесь совершенно особенное место, и вещи тут происходят совершенно особенные. И тебе стоит принять за данность тот факт, что информация, которой ты владеешь, это то, что ты можешь выдержать. Слышал про дураков, которые пытаются проглотить куски, которые больше их глотки? Здесь ровно так же. — Что значит особенное? — не сообразил я. — Тебе когда-нибудь снились сны о том, что ты падаешь безо всякого конца? Или что ты видишь кого-то, кто напоминает тебе знакомца или даже тебя самого, но на самом деле что-то совершенно иное? Или, — он перебил самого себя, — ты слышал о Ящике Пандоры? — Легенду о Пандоре, — поправил его я. Саймон улыбнулся. — Эта штука хранится в Бюро уже лет сорок, крайне опасная детка, — заявил он. — Никто не торопится его открывать, потому что может случиться конец света. Так же я могу сказать о секретах Бюро. Если тебе нужно будет, информацию ты получишь, любым способом.       Я молчал и обдумывал эту ситуацию. Здесь было то же странное, что и в том видео. Что-то я упускаю, или мне намеренно об этом не говорят, о вещах, которые происходят именно в этом Бюро. Но всех всё устраивает, все об этом знают и вполне нормально работают. То есть, есть некий механизм или алгоритм, который контролирует степень осведомленности сотрудников? Это похожи на уровни допусков в любой секретной организации, которой, по сути своей, и является Бюро Контроля, но дело явно серьезнее и глубже. Это вписывалось в мои понятия о секретности. — Я не владею всей информацией, Майкл, — покаялся он, расценив мое молчание как сомнение. — Я являюсь Заместителем Директора, — зачем-то голосом он выделил эти два слова, — по вопросам внутренней безопасности, но даже у меня нет полной картины происходящего. Думаю, что даже у Директора нет. — Что значит — нет? Как тогда он Бюро управляет? — Очень эффективно, — заявил он с готовностью. — Парадокс? Ты к ним привыкнешь. К тому же, — он встал с места, — Пойдем, я покажу тебе кое-что. Мы вышли из его кабинета и свернули в небольшой закуток, где была организована зона отдыха с диванчиками, автоматами с едой, кулером и кофейным аппаратом. На стене висел портрет моей рыжей знакомой с красивыми ногтями. Я видел этот портрет в разных местах, но все забывал спросить, зачем. — Читай, — попросил он.       Под портретом была маленькая табличка с подписью. Директор Джесси Фейден. — И что? — не понял я. — Еще раз прочитай, — его губы тронула улыбка. — И еще раз, пока не поймешь.       В этих трех словах должно быть что-то, что меня удивит? Я послушно прочитал еще раз, а потом до моего сознания дошло явное несоответствие, которое я должен был увидеть с самого начала. Я открыл рот, пальцем показал на портрет, рот закрыл, а затем снова его открыл. — А с каких пор Директор ходит по ярмаркам вакансий и лично набирает сотрудников? — Она, как Директор, делает ровно то, что хочет и то, что нужно, — заявил Эриш. Я снова хотел спросить, но вспомнил про парадоксы и заткнулся. Саймон ощутимо хлопнул меня по спине. — Прими это за данность, что полной информацией ты не будешь владеть никогда. Добро пожаловать в Бюро Контроля, новичок. — Я хочу с ней поговорить, — заявил я, отмерев. — Удачи. Центральный Сектор, от лифта следовать по указателям, — оповестил он меня.       В тот же день я отправился по указанному направлению. Едва я вышел из лифта, то сразу почувствовал, что нахожусь в другом Секторе, в другой части Бюро. Дело было то ли в кондиционировании, то ли в освещении, то еще в чëм-то, но атмосфера этого места отличалась от того, что я видел в Отделе Безопасности. То ли в людях было дело, здесь в основном сновали мимо меня сотрудники, одетые в черно-белую офисную форму. Проходящий сотрудник безопасности рядом со мной замедлил шаг, приглядываясь к моему лицу и бейджу, но практически сразу же потерял интерес и пошел дальше. А может дело было в огромных кадках с цветами, в которых помимо зеленых листьев, торчащих прямо из земли, росли колючие стебли роз, цветы которых испускали сладкий цветочный запах. А может дело было в пространстве, в длинных коридорах и высоких потолках. Мне понадобилась пара минут, чтобы соотнести себя с таким большим пространством. Люди не обращали на меня внимания, в большей степени, просто проходили мимо. Видимо, мое состояние и моя реакция отчетливого оцепления не было чем-то чрезмерно новым или нестандартным, мне давали возможность привыкнуть, что ли.       Придя в себя, я огляделся и пошел по указателям, как и советовал Эриш. Они направили меня в другой зал, а затем в коридор, который вильнул пару раз, как кокетка завитыми локонами, и вывел меня в широкое помещение. Указатели сообщали, что офис Директора прямо, видимо, прямо за широкими двойными дверями в другом конце этого зала. Приемная, судя по всему, решил я, оглядывая широкое и длинное помещение, с высокими потолками, они уходили вверх метра на четыре, как минимум — на пространстве здесь явно не экономили. Выглядело это очень впечатляюще и несколько даже подавляюще, особенно в сопоставлении собственных границ тела и объемов окружающего пространства. Кажется, сама приемная была больше Центрального Отдела, хотя это было закономерно. Ищущие личной аудиенции высшего руководства должны были проникнуться величием этого самого руководства. Кто-то для этого вешает в приемные дорогие картины или статуи, а здесь, видимо, давят пространством. Не могу сказать, что это не работает, более того, такое решение видится новым и оригинальным. Пока я осматривался, парень за окошком охраны долго изучал бейдж, который мне выдали еще на ресепшене при входе, но не нашел, к чему придраться, и пропустил меня дальше.       Но в тот раз к Директору я не попал. Яркая и эффектная блондинка на месте личного секретаря — Барбара Мартин, если верить бейджу — заявила непреклонно, что Директора сейчас нет в здании. Такое зло мне было знакомо, и я попытался уговорить, что ли, непреклонную девушку, чтобы меня пустили, но у меня так и не получилось. На мои попытки выяснить побольше информации откуда-то позади моей спины вышел мужик самого недоброжелательного вида, в строгом офисном костюме и практически вежливо попросил убираться отсюда, пока ему не пришлось мне помогать. Мужик этот был чем-то похож на голливудского актера, со своим костюмом и гладко выбритым квадратным подбородком, на тех парней, что показывают в фильмах беспринципными ублюдками. Только поэтому я с ним спорить не стал и отбыл прочь.       От всей этой полученной информации, от этих впечатлений и эмоций у меня голова шла кругом. Я подозревал, что получил — мне позволили узнать — только малую часть, и этим меня ограничивают. Не то что я был в обиде или чувствовал себя обделенным, до меня наконец-таки дошло, что Бюро — секретное учреждение, и за нарушение этой секретности я простым выговором не отделаюсь. Меня могли убить, если я раскопаю что-то действительно серьезное. Впрочем, ничего нового — на войне меня могли убить много раз, и это ощущение нависшей надо мной смерти было уже нормальным. С этим уже можно было существовать, и даже работать, и я понял еще раз, зачем именно бывшие военные им нужны на эту должность. Есть такое понятие — бесконечная миссия, постоянно возложенные на солдата обязанности по одной задаче. В этом случае — защита офисных и лабораторных сотрудников, защита гражданского состава отряда. Такое положение дел именно для военных было знакомым, и поставленные в таком свете должностные инструкции и все те невразумительные и опасные вещи приобретали смысл. В любом случае, Бюро было тем местом, где о людях, о рядовом персонале, действительно заботились, проявляли человечность и участие в мелких неприятностях. В ином бы случае тот приятный логист Эрик не пошел бы на нарушение инструкций и не позволил бы жить в корпоративной квартире. Мне нравилась эта позиция, и так подозревал, мне понравится работать в такой среде. В таком случае, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы уберечь гражданских, а для этого нужно было выучить досконально предоставленные мне опусы, насколько бы странными мне они не казались.       Неделя обучения закончилась, и началась стажировка. Меня в паре с Эришем — как оказалось, он курировал меня лично — поставили в сетку дежурств, и мы отправились топтать бетонный пол в Исполнительном Отделе. Эриш на деле оказался исполнительным и несколько молчаливым парнем, зато очень надежным, и мне он нравился, просто как человек. Эриш был хорошим мужиком, конкретным и простым таким, как и его широкие, квадратные и аккуратно подрезанные ногти. На мой взгляд, его рукам недоставало косметолога, но эта проблема была большинства мужчин. Его появление всколыхнуло волну слухов, я ясно видел, как одна молоденькая секретарша между делом наклоняется к другой и что-то увлеченно нашептывает, глядя на Саймона. Сплетни и слухи — дело понятное и привычное для любого коллектива, скоро и меня начнут так обсуждать. Но слухи — понятие для меня привычное, куда более меня поразил сам Исполнительный Отдел, его планировка и расположение предметов. С одной стороны, та женщина, которая со мной устраивалась, была права, и тут явно с планировкой псих поработал, однако в то же время этот хаос казался хорошо организованным и упорядоченным. Все кулеры с водой и кофейники были в шаговой доступности от каждого из сотрудников, имелись свои закутки для отдыха с диванами и радиоприемниками, и вездесущими Портретами с рожей Фейден. Я ходил по Отделу несколько ошалелый. Видимо, для этого новичков и ставили в пару с опытным сотрудником — чтобы тот смог сориентировать себя относительно окружающего его пространства. Некоторое время я тупо пялился на стоящую в самом центре каменную башню. Это был памятник или что вообще такое, просто колона из серого камня, сочетающаяся с черным блестящим камнем, выложенным разномерными геометрическими фигурами. Что оно должно было обозначать? В первый день Эриш позволил мне просто походить и посмотреть на происходящее. Я послушно ходил, смотрел на работающих людей, и на меня офисные сотрудники не смотрели, видимо, привычные к смотрящим на них людей в серой форме. Всё точно так же, как и говорил улыбчивый доктор на видеолекции. Люди занимались здесь в основном перепечатыванием и редактированием документов, в основном на поистине старинных печатных машинках. Видимо, в других отделах надиктовывали на диктофон материалы и сдавали сюда, чтобы перенести их на бумагу. В свете цифровой аппаратуры, сотовых телефонов с самым разнообразным программным обеспечением, этот Отдел казался пережитком прошлого, бесполезным атавизмом. Однако чуть позже я понял, что здесь любят антиквариат — здесь были не только печатные машинки, но и аналоговые компьютеры, те, которые первыми были, пузатенькие и на светодиодных лампочках. Я подозревал даже, что мой личный сотовый телефон, который я оставил дома, по мощности превосходил все эти пережитки восьмидесятых годов. Видимо, всему этому было весьма здравое и логичное объяснение. Да и вся здесь атмосфера была сделана под старину, что ли, семидесятых-восьмидесятых годов, не позже, только облагорожена однообразием формы сотрудников. Это было немного странно, особенно если учесть, что в это время сама Директор еще даже не родилась. Если учесть, что большая часть сотрудников, сейчас работающих здесь, даже не застала эти времена.       Я долго стоял у тумбы с непонятной конструкцией и пялился на длинные оранжевые трубы, ведущие в потолок. Я долго пытался понять, зачем это вообще нужно, до тех пор, пока один из сотрудников не подошел к такой штуке. Он засунул несколько скрепленных листов документов в оранжевую колбу из стойки рядом и положил в одну из этих труб, и с чпокающим звуком колбу всосало. Эришу пришлось объяснять, что это за дерьмо. Эта штука оказалась пневмопочтой, дикой древностью, о которой раньше я даже и не слышал. Это как адский гибрид текстовых сообщений и телефонного провода, жуткий пережиток старых времен, как то же самое аналоговое оборудование. Саймон только пожал плечами заявил что-то в духе высшей философии программистов, о которой здесь, наверно, даже не слышали, что, типа если всё работает, то трогать и менять не нужно. Так же он по ходу дела показал мне работу так называемых «Убежищ» — больших, черных, герметичных комнат, со спальными местами, запасом еды и сральником с источником воды — это настойчиво наводило на мысль, что такие места нужны и регулярно используются. На фоне политики Бюро заботы о сотрудниках такие места наталкивали на мысль, что в основных помещениях иногда или периодически возникает смертельная опасность. Веселое место, ничего не скажешь.       После смены Саймон потащил меня в сторону неприметной двери в Отделе Безопасности, за которой располагалась прямо-таки шикарная для обслуживающего персонала комната отдыха. Как я понял — исключительно для оперативников и безопасников. Он пригласил выпить стопку у барной стойки, как он сказал: «в честь первого спокойного дежурства», и при этом выглядел довольным, как будто бы кот, сожравший жирную мышь. Опрокинув в свое нутро первую стопку, я огляделся уже внимательнее. Место было действительно уютным, будило теплые давние воспоминания. Больше даже похоже на старый бар, с приглушенным светом и с отдельными столиками-кабинками и достаточным пространством в центре то ли для танцев, то ли для драк. Хотя нет — для любителей почесать кулаки был отведен отдельный отгороженный ринг в дальнем углу. Я даже глазам своим не поверил, когда его увидел. Руководство здесь настолько лояльное, что попускает и поощряет драки среди личного персонала? Конечно, о чем я говорю, если здесь всем заправляет девица, тайком читающая любовный роман на рабочем месте. Эриш оставил меня наедине с достаточно мирным на вид барменом, который наливал мне выпить. На бейдже у него числилось «Эйден Милер, Сектор Расследований». Значит, тут три Отдела собираются. Полезная информация. — Ты меня искал, Майкл? — послышался позади меня знакомый голос. Джесси Фейден собственной медноголовой персоной просто подошла и села рядом со мной. Миллер поспешил налить ей точно такую же стопку, как и у меня, и Фейден опрокинула ее в себя точно таким же движением. Можно многое сказать о человеке по форме его ногтей и рук, но также можно многое сказать о том, как человек пьет спиртное. Такой тип женщин я знал, и встречались они мне только в армии — женщины, что во многом походили на мужчин. И даже если не физически, то морально во многом. Умением воевать, пить джин и в частности, любовью к другим женщинам. Фейден относилась к их числу, это можно было понять только даже по тому, как она держалась и как двигалась. Может, даже несознательно, но это было так. Поэтому, я считаю, ей удавалось руководить этим странным местом, держать его под своим контролем в своих красивых пальчиках. — Полагаю, у тебя возникли некоторые вопросы, — произнесла она. — Да, есть некоторые вещи, на которых мой мозг просто ломается, — признался я. — Ты осознаешь, что это место чертовски странное? — Ты даже малой части не видел, — хмыкнула она и опрокинула еще одну стопку. — Пойдем, я тебе покажу кое-что.       Она сошла с барного стула и направилась к выходу, даже не оглянувшись на меня. Подразумевалось, что я последую за ней, я помедлил только минуту и поспешил ее нагнать. Выйдя из Отдела Безопасности, она пересекла, не останавливаясь и не замедляя шага, Логистику и вышла к лифтам. При этом люди с ее пути спешили убраться, и она была уверена, что в никого не врежется. Удивительная в своем существовании система взаимодействия, я даже после многих лет службы так слажено не мог взаимодействовать со своими сослуживцами. Мне только и оставалось, что не отставать от нее. Лифт она отправила в движение бесцеремонным ударом кулака о кнопку, и я только успел увидеть пункт назначения — Обслуживающий Сектор. — Тебе стоит усвоить некоторые вещи, — произнесла она. Замкнутое пространство лифта было хорошо освещено, но всё равно ее изящная фигура, запакованная в костюм, и ее голос казались несколько зловещими. — Тот мир, окружающий тебя с самого детства, те вещи и явления, которые кажутся для тебя мирными, безопасными и знакомыми, могут быть совершенно иными, чем ты привык. Сейчас для тебя твое представление о мире рушится, как стекло или как карточный домик, и это может быть больно или неприятно, но это нормально. На самом деле мир вокруг нас более многогранен, чем можно себе вообще вообразить. Что если вещи — или явления — могут и будут выходить за привычные грани твоего понимания и представления о мире. — Что ты имеешь в виду, — подал голос я. — Зеркало, ведущее в другое измерение, где сидит твоя копия, желающая твоей смерти. Дрон беспилотной разведки, ведущий себя, как большая хищная птица, помидоры, катапультирующиеся в людей, которые шутят дурные шутки, живое одеяло, питающееся пылью, и многое, многое другое. — То есть, подожди, Бюро Контроля — это для того, чтобы контролировать эти взрывающие мозг штуки? — По крайней мере, мы пытаемся, — кивнула она. — Отделяем их от обычных людей и удерживаем здесь. — Это сложно принять, — признался я, — Но понять возможно. — На это просто нужно время, — заметила она.       Я посмотрел на ее лицо, кажущееся маской в таком свете, и понял, что она через это всё проходила. — А люди так могут? Выходить за грани возможностей? — задал вопрос я.       Она только улыбнулась и вышла в открывшиеся двери остановившегося лифта. Значит, так тоже можно было. Попросту невероятно. Она прошла вперед по коридору и в небольшом зале свернула направо, где над дверью числилось «Полевая подготовка». Стремительно пройдя по коридору, она нагнулась у окошка пропускного пункта. — Джерри, привет, — бросила она в него. — Там поле не занято, нет? Я займу его на полчаса, покажу новичку кое-что впечатляющее.       Джерри что-то проговорил в ответ и дал ей бланк, на котором она расписалась, затем положила ручку и двинулась дальше. Я только кивнул немолодому мужчине в окошке и пошел вслед за женщиной. Она зашла в небольшую комнату, из которой вело две двери, с размаху стукнула кулаком по кнопке на постаменте посередине комнаты и двинулась влево. — Это полоса препятствий, специально разработанная для элиты среди рейнджеров, — заметила Джесси, перекрывая звук мужского голоса из динамиков. — На отсчет не обращай внимания, мы в любом случае не успеем до конца.       Дверь отомкнулась, и она стремительно вошла внутрь. Это место сразу же показалось мне чем-то неправильным, по сравнению с предыдущим помещением. Не останавливаясь, она вскинула руку, в которой я заметил полуавтоматический пистолет с небольшой ручкой и золотой отделкой, и выстрелила в мишень, а потом, когда поднялась дверь — еще в шесть мишеней. Четыре из них она выбила, а еще в две благополучно промахнулась, хотя расстояние не такое уж и большое было. Ей бы в стрелковую подготовку, на стрельбище походить, но я мудро оставил эту мысль при себе. Мужской голос продолжал обратный отсчет. Минуту и два помещения спустя после входа я понял — здесь всё было слишком большое, высокие потолки, широкие стены, далеко стоящие мишени и всё остальное. — Я просматривала записи прохождений, — проговорила она, сохраняя ровное дыхание. — Мне понравилось, как получилось у агента Роуз. Боже, да она просто проломила всё здесь и пробежала сквозь. — Что значит «проломила»? — не сообразил я. — Ну то и значит, — бросила Фейден, и лицо ее плавно сдвинулось вверх. — Я тоже прошла эту линию препятствий не с первого раза. Я пыталась действовать деликатно.       Не только ее лицо, всё тело плавно поднималось вверх, как на эскалаторе, и я не сразу догадался, что происходит. А потом увидел, как она вся плавно поднимается вверх, как будто обычные силы притяжения на нее не действуют, как будто она была легче воздуха и порывистее шквального ветра. Как будто я видел, как воздух дрожит вокруг нее и едва ли не искрится от распирающей ее мощи. В это мгновение, пока она преодолевала земное притяжение и прочие незыблемые законы физики, я понял сразу несколько вещей: происходящее здесь выходит и будет выходить всегда из принятых мной рамок нормальности и это здесь так и положено; она в полной мере заслуженно занимает свое место, она привыкла действовать в иных системах исчисления, чем другие люди. Градус бреда всё-таки пробил всевозможные баррикады нормальности и адекватности, сделал полный разворот и встал ровно на свое место, — Но мне совсем не нужно действовать деликатно, — заявила она с высоты и подтянула к груди колени. В следующую секунду она полетела на ворота, как огромное пушечное ядро, буквально проламывая своим телом. Я кинулся к ней, с ужасом представляя, что может с ней случится, после такого… удара, но она поднималась с пола как ни в чем не бывало. Пол в том месте, где она приземлилась, пошел радиальными трещинами, но она была абсолютно целой. Таким же образом она прошла дальше, проламывая стальные поднимающиеся перегородки. Сами помещения, как я заметил, были не такими, где проводят обычные учения полевых агентов, здесь всё было гораздо сложнее, будто бы сделано для тех, кто превосходит все мыслимые человеческие способности. Я видел разъемы, в которые предлагалось вставить что-то больше и на высоту больше человеческого роста, преодолевать расстояния между провалами шире трех метров. И на всё на это отводилось всего шестьдесят секунд. Тут как минимум нужно быть суперменом, героем из комиксов со сверхспособностями, чтобы выполнить этот норматив. Или элитным рейнджером Бюро Контроля, что, при всём очевидном, было одним и тем же. — И как тебе, Майерс? — спросила она после последнего препятствия, представляющее собой мини-лабиринт, который она попросту перелетела поверху.       После интенсивных действий волосы ее даже не растрепались, а форменный костюмчик не помялся, как будто она спокойно прошлась пешком по коридору. Эта женщина была стремительной и порывистой, грубой местами в своих движениях и действиях, но это ей несомненно шло, особенно если не забывать, на что она была способна. Я стоял от нее в трех шагах, но мог чувствовать нечто, что больше ожидаешь у известных актеров или больших политиков: харизматичность что ли, или обаяние, границы ее личного пространства простирались гораздо шире, чем у других людей. Я мог даже в некоторой степени почувствовать, и это ощущалось буквально кожей, эта ее невесомая импозантность и притягательность. Эта женщина впечатляла, и не только своим положением, но и личной привлекательностью. — Это было поразительно, — только и сумел проговорить я.       Она широко и радостно улыбнулась. Интересно, здесь ей часто говорят комплименты? Я твердо был убежден, что таким красивым женщинам нужно говорить приятное, иначе они зачахнут, как цветы без полива.       На второй день стажировки Эриш ознакомил меня с наплечной рацией, которую я вчера не использовал. Можно было слушать в пассивном режиме то, что происходило на радиолинии. Переговоры сотрудников охраны по всему Бюро, и разговоры не смолкали практически ни на секунду: докладывали о происходящем, что отдаленно напоминало организованную сеть сплетниц, предупреждали о настроении и изменении в приказах вышестоящих руководителей, да и смело использовали внутреннюю линию переговоров для вполне внерабочих разговоров. Кто-то травил анекдоты, кто-то делал и разбивал ставки, изредка кто-то всласть матерился, и тогда на периферии возникал милый голосок девушки, видимо, оператора связи, с вежливой просьбой следить за языком. Мат затихал, но через определенное время снова возвращался на линию. Управление собственной рацией ничем от того, что я делал на службе, не отличалось, поэтому трудностей у меня и не вызвало. Я подозревал, что на этой линии так же находились рейнджеры Оперативного Отдела и агенты Сектора Расследований, но я их пока на общей линии не различал. Второй день моей стажировки прошел не менее бурно, чем первый. Примерно к середине дежурства Саймон отошел что-то проверить, а я как раз проходился мимо местного сортира, когда услышал внутри глухой хлопок, как будто книгой по столу хлопнули. Я чуть замедлил шаг, прислушиваясь к насторожившему меня звуку, а потом вспомнил, что такого звука в туалете, вдалеке от книг и столов, не должно было быть. Написанное в своей должностной инструкции я выучил назубок, а опыт с кофе на видеолекции, кажется, я не забуду до конца своей жизни. Поэтому я всё-таки заглянул в туалет, просто чтобы проверить, и увидел там, возле умывальника, огромное разрастающееся облако белой пены. Отвратительно-резко запахло детским мылом или шампунем, чем-то таким детским. А самое главное, внутри этого облака исчезали самые настоящие человеческие руки.       Я онемел от неожиданности всего лишь на мгновение, только потому что не ожидал здесь такого увидеть, но после потянулся вперед и вытащил из этого облака мужчину лет тридцати, всего, с ног до головы, облепленного пеной. Облако всё разрасталось, и я буквально вытащил его из сортира. Пена клоками обваливалась с нас. А в коридоре навстречу нам уже спешил Саймон с самым обеспокоенным выражением лица. — Медицинскую бригаду в Исполнительный Отдел, — бросил он в наплечную рацию, с размаху захлопнул дверь сортира и поспешил ко мне, буквально на руки принимая у меня пострадавшего. Я отошел на шаг назад, оставляя ему простор для действий и во все глаза смотря на происходящее. А посмотреть было на что. Белоснежная пена на воздухе серела, как грязный снег. Саймон уложил бережно мужчину на пол и методично очистил его лицо, рот и ноздри от пены. — Дыши, — спокойно произнес он. — Всё уже закончилось, тебе остается только дышать.       Офисный служащий послушно затих на месте и шумно задышал носом как заяц. Тем временем я почти машинально начал обирать пену с рук и заметил, что потемневшая пена становится твердой, как пемза. Не вытащи я бедолагу, он бы попросту задохнулся в камне. — Майерс! Эй, Майерс, ты здесь? — услышал я голос Эриша. Я только и промычал что-то положительное. — Ты молодец, слышишь? Ты справился, спас человека от Измененного Предмета. Не беглеца даже, а от новичка, которого здесь еще не видели, понятно?       Я посмотрел на него, как будто он заговорил на незнакомом языке. — А теперь сосредоточься, — попросил он. — Расскажи, почему ты зашел в уборную. — Я услышал хлопок, — выдохнул я. — Как будто хлопнула по столу книга или папка. Но здесь нет ни книги, ни папки. Я вошел и увидел, увидел руки, торчащие из пены. — И вытащил человека, — закончил за меня Саймон. — Еще что-то? — Ты чувствуешь запах? — спросил я. — Как будто детское мыло.       Он чутко принюхался и тут же снова потянулся к наплечной рации. — Говорит Эриш, — бросил он в рацию. — Приказ по всему Отделу Безопасности. Изолируйте все туалетные комнаты. Повторяю, туалетные комнаты, — в его голосе неожиданно прорезались металлические нотки командующего, и я резко понял, как он оказался на своему посту. — Обнаружен Измененный Предмет: кусковое туалетное мыло. Нужно собрать его со всех туалетов, а также жидкое мыло и средства для мытья. Проверьте еще душевые комнаты. Всё, что может делать пену, упаковывайте в контейнеры и тащите в Исследовательский. Руками не трогать, в контакт не вступать. При активации создает цементирующую пену, обозначается глухим хлопком и сильным запахом детского мыла.       Чистой рукой я поправил наушник, прислушиваясь к откликам. Во множестве Отделов во всём Бюро сотрудники безопасности откликались о принятой информации. — Сэр, Архивы, — выбился из всей картины один голос. — Я слышал такой хлопок и запах минуту назад. — Вернись и проверь туалет, откуда был хлопок, — приказал он и переключил канал. — Медицинская служба, пришлите еще бригаду к туалетам в Архиве. — Шеф, тут пена серая и твердая, — откликнулся тот же голос. — Простите, что вмешиваюсь, — появился на линии еще один голос, бармена из комнаты отдыха. — Эйден Миллер. Научники всучили мне прототип, прибор для уничтожения неорганики. Могу я попробовать его использовать? — Да, конечно, — облегченно ответил Эриш. — Это тот, который из Измененного Кофе? — Да, сэр, — откликнулся Миллер. — Буду на месте через две минуты.       Как и стоял, Эриш осел на пол в изнеможении. Я понял, что в последние пять минут он испытал громадный стресс. Будучи еще в глубоком удивлении, я всё же подошел ближе и неловко хлопнул его по плечу. — Мы справились, — заявил я. — Ну ты и фокусы показываешь, мистер серийный убийца. Второй день стажировки, ну надо же! — он коротко хохотнул. — Смог унюхать Измененный Предмет! Спас человека! — он прислушался к звукам в наушнике, — даже двух людей! Чтобы было, если бы ты раньше пришел, на полгода так, Ииссам пинок под жопу дал? — Чего? — не понял я. — Ничего, я просто, — он закряхтел и поднялся с пола, — Мне нужен отпуск, — пробормотал он.       Большая катастрофа местного масштаба закончилась, и у меня на глазах сглаживались ее последствия. Медики унесли закутанного в пемзу, видимо, для ее отскабливания, и отвалившиеся куски добрались оттенком до антрацитового. Я их потихоньку собрал и выкинул в ближайшую мусорку. Объяснил жаждущим уединения сотрудникам, почему уборная закрыта, и выдал каждому по стаканчику из ближайшего кулера и организовал очередь в маленькое подсобное помещение. Недовольные возмущались было, но быстро заглохли. То ли такое здесь не принято, то ли до них сами офисные сотрудники донесли мысль, что так делать не стоит. Эриш в это время сидел на диванчике в зоне отдыха и присутствовал только физически, по связи организовывая работу отдаленно. Через два часа примерно он с диванчика встал и открыл дверь туалета. Я заглянул через его плечо и поразился еще раз — туалет сверкал чистотой и отсутствием пены, как будто я пропустил бригаду каменщиков и уборщиков. Сам Эриш таким метаморфозам не удивился, только проверил наличие мыла и закрыл дверь. Что-то новое, как говорила Джесси, и что-то парадоксальное, как говорил сам Эриш. Я не стал заострять на этом внимания, а вместо этого убрал весь урожай из маленькой кладовой, и не побрезговал донести его до естественной среды обитания.       К концу того дежурства произошло еще кое-что интересное. Саймон уже ушел в Отдел, а я снова обходил пустующий офис, как услышал кое-что новое. Слова песни на другом языке, наложенные на красивую музыку. Кто-то здесь слушает танцевальное танго? Звуки музыки были хриплыми, надрывными и вывели меня снова к злополучному туалету. Они исходили из небольшого старого, даже на вид радиоприемника на тележке уборщика, большой такой тележке, со многими прибамбасами. Помнится, в детстве я хотел иметь такую, сам не знаю, почему. Сам уборщик нашелся неподалеку — старик с рябым лицом и взъерошенными волосами, наполовину седыми. Он со шваброй стоял в туалете и с недобрым выражением лица смотрел на пол. Как будто чистота пола наносила ему личное оскорбление. — А, это ты, лурджус, — он развернулся, едва я подошел. — Новенький здесь, значит, возомнил себя самым умным, да? — Простите, а что случилось? — ошеломленно спросил я. — Раз ты служивый, значит, должен служить, а не мусор подбирать, — сварливо произнес уборщик, опираясь на швабру. — Я просто убрал за собой грязь, — пояснил я. — Ничего плохого не делал. Если каждый будет держать за собой чистое место и доносить мусор до мусорного ведра, то вам же меньше работы будет.       Старик задумался на минуту, пожевав губами, а затем недобро глянул на меня. — Ну так ты тут прав, исо-паа. Никто так не думает, а если и думает, то не делает, — он помолчал немного. — Я Ахти, местный уборщик. А ты кто, я знаю. Майкл Майерс.       Мне только и оставалось, что кивнуть. — Меня даже не назначили, — проговорил я в некоторой растерянности. — Меня на стажировку только определили. — Не случилось в этом месте еще вещи, которая мне неизвестна, — несколько сварливо ответил Ахти. — Второй день только работаешь, а уже жизни спасаешь. Так держать, — в его голосе слышалось одобрение. — Спасибо, да, — я показал пальцем себе за спину, на тележку. — Слушаете танго? — А тебе не нравится? — с вызовом спросил уборщик, пристально смотря на меня — Нравится, — ответил я. — Только мне по вкусу больше джаз. Знаете, тот старый добрый джаз, с которого всё начиналось. Та, душевная музыка, сделанная душевными людьми, — я сделал несколько танцевальных движений локтями и бедрами, имитируя джазовый танец. — Никогда не слышал, — проворчал Ахти, возвращаясь к мытью полов. Но под его внешним равнодушием я ясно видел заинтересованность. — Не против, чтобы я принес вам несколько виниловых пластинок? Послушаете, если не понравится, вернете. — Виниловые? — переспросил он. — Такие пойдут. И не вздумай тащить сюда эту новомодную штуку, которая здесь не работает. Молодежь ее «цифрой» называет, что ли? — Хорошо, учту это. — А теперь иди отсюда, мне работать надо, — проговорил он.       Мне пришлось уйти из туалета, чтобы не мешать ему прибираться. Нет человека опаснее, чем вооруженного мокрой тряпкой на швабре уборщика, когда ты прошелся грязными ботинками по свежевымытому полу.       А пластинки я уборщику принес. Пришлось, правда, перед этим заехать еще раз в материнский дом и выслушать порцию бессмысленных нравоучений матушки. Ей не нравилось всё, что я сейчас делал и что, собственно, не делал. По ее словам, я должен присутствовать при ней и вести себя паинькой, заглядывать ей в рот и выполнять каждый ее совет, являющийся на самом деле приказом. Но я, как непочтительная тварь, делал то, что я хотел. Не ходил в тот колледж, в который она меня определила, жил не в ее доме и занимался весьма непонятной и опасной деятельностью, вне ее контроля. Я молча глотал пыть и собственные возражения, собирая по чердаку старые отцовские виниловые пластинки. Потом спустился в свою уже бывшую комнату, пошарился хорошенько и забрал то немногое, что оставил в прошлый раз. Всё это проходило под нескончаемый спитч матушки, а сам думал про своего отца.       Его я практически не знал. То есть теоретически он существовал, и я даже отдаленно помнил запах крепкого табака и старой дубленной кожи его куртки. Я представлял его молодым и загорелым от солнца, с вечной папиросой в зубах. Я не помню его лица, но старался его вообразить, всё детство слушая его виниловые пластинки на старом граммофоне. Теперь эти пластинки были мне без надобности, я мог слышать звуки старых джазовых мелодий в своей голове, как будто отец всегда теперь со мной, через эти звуки музыки. Если я отнесу их Ахти в Бюро, то такую славную музыку послушает еще кто-то хороший, даже если он и такой ворчун, как этот странный уборщик.       Передать пластинки оказалось гораздо легче, чем забрать. Я сложил небольшую их часть в пакет и просто спросил Эриша, где обитает Ахти. Он подавился большим сэндвичем, которым завтракал. — Ты знаешь Ахти? — подозрительно поинтересовался он. — Застал его и его тележку с танго в конце смены, когда ты уже ушел. — А зачем он тебе? — Передам ему кое-что. Подарок, — я показал на пакет с виниловыми пластинками. — Надеюсь, там не танго. — Старый добрый джаз. — Ну, надеюсь ему понравится. Это получше будет его вечного танго. Итак, значит, Сектор Обслуживания… а ты знаешь, давай я сам ему отнесу. Ты новенький, и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.       Я немного подумал и всё-таки отдал пакет с пластинками Эришу. У меня не было причин ему не доверять, тем более сам Ахти ждет от меня пластинок. Саймон спрятал в свой стол пакет и достал оттуда небольшие оленьи рога. Я уже было хотел спросить, зачем ему рога, но он опередил меня и сам надел их себе на голову. Я заткнулся. — Меня в школе называли Оленем, — признался несколько грустно. — Я играл оленя в школьной постановке, и потом приклеилось. — Не похож на оленя, — оценил я. — А зачем тебе вообще быть оленем? — А ты не видел объявление? — в свою очередь изумился Эриш. — Поглядывай на доски, там иногда интересное появляется.       Он повел меня вниз, в комнату отдыха, и показал на объявление, висящее в самом центре доски. «Объявление о праздновании тридцать первого октября. За неделю до обозначенной даты объявляется празднование Самайна, включающее в себя элементы маскарада и прочие средства маскировки под разрешенных выдуманных и реальных персонажей. Рабочий дресс-код на рабочем месте, утвержденный график дежурств и запланированных мероприятий при этом нарушать запрещается. В ночь с тридцать первого октября на первое ноября разрешается провести фуршет в пределах собственных Отделов. Разрешаются закуски, сладости и некрепкий алкоголь». Текст был завершен размашистой подписью Фейден. — Мы будем две недели работать в прежнем режиме, при этом с раскрашенными лицами и с ушками на голове, — недовольно заявил Эриш. — Хорошо, что не разрешили мишуру и головы тыквы-Джек, как в прошлом году. А ты кем будешь?       К маскараду я всегда относился не очень хорошо, главным образом, что меня каждый раз «нарочно» путали с тем самым серийным убийцей, которого показывали в кино: на самом деле его не существовало, но основное заблуждение людей было в том, что он существовал в действительности и реально расчленял людей. Я хотел было выбрать что-то не очень выделяющееся и скучное, вроде бы шапочки из оранжевой бумаги, но я вспомнил, где нахожусь и что тут со мной случилось, и поэтому передумал. — Мне особо и маскироваться не нужно, — с каменным лицом, как много раз репетировал перед зеркалом в подростковые годы, я достал с пояса выданный мне вместе с формой армейский нож и молча, с таким же каменным лицом замахнулся на Эриша. Моей целью не было убить или ранить его, я всего лишь хотел его напугать. У меня это получилось. У него была хорошая реакция тела, он отскочил быстро, но на лице отразилось недоумение, которое медленно перетекало в ужас. — Эй, новичок, ты чего творишь, — позвал он меня.       В оригинале серийный убийца с моим именем не разговаривает, поэтому я молча замахнулся ножом еще раз и медленно, но неотвратимо, пошел на Эриша. Он неожиданно-волнительно и высоко взвизгнул, упал на задницу, перевернулся и резво на четырех конечностях побежал в другой конец зала. Те из сотрудников, что были сейчас в комнате отдыха, кто еще не обернулись на мое нестандартное поведение, уже смотрели, как Эриш кверху задницей выбегает прочь из комнаты отдыха. Некоторые вскочили со своих мест, больше половины достали личное оружие, и все они стали окружать меня, но никто из них даже не попытался перехватить меня или встать на моем пути. Это что, протоколы поведения такие, которые я не успел или мне не дали ознакомиться? В любом случае, я беспрепятственно шел за Саймоном еще полторы минуты, до тех пор, пока мог еще идти. Меня оборвали на полушаге — как будто поймали в невидимую сеть, я мог двигаться, но что-то невидимое не давало мне совершить шаг. Правую руку стало выворачивать, самым правильным образом, против большого пальца, и я поспешил выпустить из руки нож, чтобы мне натуральным образом не сломали руку. Из-за моей спины вышел парень, молодой еще, даже младше меня, с очень серьезным лицом и немного оттопыренными ушами. Левую руку он держал вытянутой вперед и сжатую в кулаке, а второй придерживал автомат. Он был одет в форму сотрудника Отдела Безопасности, однако что-то было такое, на его молодом лице, что заставляло относиться к нему крайне серьезно. Я не поверил собственным глазам. Это он меня таким немыслимым образом держал? Я бы мог взвопить, что такое невозможно, но после демонстрации Фейден я не стал этого делать. — С чего ты орешь, Саймон, — спокойно спросил этот парень, продолжая меня держать. — Он хотел меня убить! — признался Эриш, выходя из тени, куда убежал, уже эволюционировав до прямоходящего и взяв себя в руки. — Эй, мужики, отпустите, — подал голос я. В ответ последовало молчание. — Да ладно, я пошутил, вы пошутили, — признался я. — Это ты считаешь шуткой? — снова взвился Эриш. — Ну сам подумай, кем мне еще быть на маскараде, если не тем, с кем меня всегда путают, — заявил я. — Это называется распространенное заблуждение, — раздался от входа новый голос, и в комнату отдыха зашла Хелена Маршалл, неся на плечах свою большую винтовку. — Агент Нельсон, отпустите мистера Майерса. Саймон, прекращай орать, тебя в соседнем Отделе слышно, и собирай тех, кто сейчас свободен. Сотрудники Сектора Расследований неверно поняли Приказ Директора и решили, что можно пьянствовать всю неделю, — заявила она. — Надо донести до них правильное толкование и будет очень удачно, если этого не заметит сама Директор.       Невидимая сила перестала меня удерживать, и я по инерции сделал несколько шагов, потом вернулся и подобрал нож, чтобы вернуть его на место. Хелен равнодушно проследила за моими действиями и развернулась, чтобы выйти обратно. Я поспешил за ней. — Почему вы точно знаете, что я не серийный маньяк? — спросил я ее. Саймон что-то сказал мне в след, что-то о моем чувстве юмора, и начал организовывать действие и сопровождение. — Потому что ты такой же серийный маньяк, как я белая певичка в джазовом клубе, — отрезала она. — Но всё же? -С того момента, как ты перешагнул порог Старейшего Дома, — грубовато проговорила она, — за тобой следят множество глаз, и будут следить до тех пор, пока ты не подпишешь контракт приема на работу. — А после этого? — не унимался я. — Сам увидишь, — бросила она. — Если вздумал помогать, то двигай ногами, а не языком! — почти рыкнула она, и я счел за благо заткнуться.       Маршалл была неумолима. Следуя от кабинета к кабинету и от зала к залу Сектора Расследований, она безжалостно изымала не разрешенный алкоголь, которым уже начинали накачиваться сотрудники этого места, полевые агенты, как я понял, которые проводили активные расследования. Милер, бармен из комнаты отдыха, примазался к нам и буквально излучал счастье, потому что всё изымаемое попадало в его коллекцию. Сотрудники Отдела Безопасности следовали вместе с нами и придавали весу словам и так грозно выглядевшей Маршалл. Я бы и так не стал с ней спорить, только из-за ее большой пушки, которая покоилась на ее плече. Следующие несколько дней оказалась повеселее и полегче. Полегче в том смысле, что воспринимать творящееся безумие вокруг было для меня не в пример легче, и я послушно обходил выделенную для меня территорию, стараясь орать только мысленно. А веселее в смысле, что даже без алкоголя атмосфера воцарилась легкая, радостная и безумная даже местами. Ну а где еще можно увидеть, где на серьезный лад беседуют друг с другом Йети и фея. Мужчина в маске бигфута и девушка в офисной форме и с прозрачными мерцающими крылышками за спиной. И так было со всеми сотрудниками, все были разодеты во что-то очень интересное и яркое. Я тоже веселился, периодически молча доставал нож и демонстративно размахивал им, что приводило в искренний восторг девчонок из офиса. Интересно, здесь разрешены личные отношения?       Или, что самое прекрасное, время от времени пролетающая на швабре, явно взятой из рабочего набора Ахти, Фейден собственной персоной, в строгом офисном костюме, с распущенными волосами и в высокой остроконечной шляпе. Увидев первый раз это зрелище, я с открытым ртом таращился ей в след. Так вот зачем здесь такое большое пространство и такие высокие потолки. Чтобы было удобно Директору. В этом хаосе и больной фантазии подсевшего на стимуляторы психа начинала прослеживаться логика. Значит, и всё это место работает по логике, только надо ее постичь.       В ночь Самайна я остался на работе, завлеченный обещанием фуршета. Не знаю, чего я ожидал и кому фантазии хватило это организовать, но в конечном итоге получилось больше похоже на шведский стол. Сдвинули вместе несколько столов, выставили блюда, несколько линий бутылок спиртного, отодвинули ринг и комнаты отдыха — стало как будто больше. По всему открытому пространству оказались выставлены столики разного размера, рассчитанные от трех до десятка человек, и я попытался их все подсчитать, однако бросил это на третьем десятке. Комната отдыха была вроде не такой большой, чтобы всё это вместить, однако вопреки очевидному и элементарной логике, все эти столики поместились и так же сотрудники, которые за ними собирались. Дежурства и внутренние посты рейнджеров никто не отменял, и ребята приходили в перерывы и сами накладывали себе еду. Выпивали, что характерно, очень мало, хотя никто никого не ограничивал. Перед своим же дежурством я тоже только немного выпил, помня слова Маршалл о том, что «за мной следят». Отдельно я заметил два ящика пива, хорошего немецкого пива, к которому никто не притрагивался.       На фоне этой всей картины выделялась одна стена, завешанная множеством фотографий людей. Перед этой стеной стоял небольшой стол, на котором стояло пару открытых бутылок со спиртным и множество зажженных свечей. Я некоторое время смотрел на это место, пока не понял, что именно это. Мемориал погибшим. Что-то случилось, ужасное, что погибло так много людей, причем совсем недавно, если об этом еще не забыли и отдавали дань этой памяти. Они что, тут мир спасали? Я хотел спросить об этом Эриша, но не решился, наверняка он тоже потерял много подчиненных и ему было больно об этом вспоминать. Вместо этого я спросил у него про сам банкет. — Такой банкет — это что-то новое, — подтвердил он мои опасения, нерешительно примериваясь к салатам. — Но зачем тогда это? — Приказ Директора, — он только и пожал плечами. — Здесь вопросов «зачем» не задают. Не знаю, зачем ей это понадобилось, да и не желаю знать. Может, просто приятное личному составу хочет сделать, то ли ритуал какой провести хочет.       Конечно, проведения ритуалов — дело обязательное, как же без них в современном мире. Но, как Саймон сказал, приказы не обсуждаются. Позже, может быть, мне даже позволят узнать, зачем вообще это.       Оглядывая зал, я заметил в дальнем углу широкую, приметную спину Маршалл и подошел к ней. Она стояла в дальнем углу, у барной стойки, в окружении десятка человек. Набрав всё-таки себе еды, Саймон направился к их компании. Выждав минуту, я подумал как следует и пошел к этой компании за ним.       Моему появлению никто не удивился и никто не отреагировал, только бармен подвинул три налитых стопки. Я их принял и присмотрелся к лицам собравшихся и к их бейджам. Брейкер, Чейз, Роуз, та самая, о которой говорила Джесси, Янг, несколько других, Соловец, тот парень с лицом голливудского злодея, Кирклунд. Здесь не было людей из его Сектора, видимо, они собирались своими группами. Все здесь собравшиеся были элитой Бюро, его лучшими людьми, теми, для кого та полоса препятствий была как раз по силам. Я только представил, на что эти парни и девушки были способны. Боже, получается, они были как бронетранспортеры по сравнению с гражданской малолитражкой.       Маршалл с усилием встала и взяла первую стопку, помолчала с минуту, явно собираясь с мыслями. — Я гораздо лучше умею обращаться с пушкой, чем со словами, — отрезала она, — но одну вещь я знаю точно. Если бы не все мы, кто здесь раз за разом бросается против всего дерьма, то людям за этими стенами пришлось гораздо хуже. Как Дарлинг однажды сказал «потонули бы во мраке и невежестве, тьме и губительных предрассудках». Как до нас тысячи лет и тысячи тысяч людей, таких как мы, и еще на тысячу лет в будущем, — она подняла первую стопку. — За людей, которых мы защищаем, — маленькими глоточками она выпила всю стопку. Ее примеру последовали все остальные, молча, не добавляя ничего. Я выпил всё разом, и выпивка пошла хорошо, отдавая мягкостью и ясным ячменным привкусом. — За Бюро, которому мы служим, — она сразу же взяла вторую и так же выпила ее. — За тех, кого нет с нами, — она прикончила третью и с размаху поставила пустую стопку на стол. Она пошатнулась, но устояла. Кирклунд довольно рыкнул и с размаху кинул свою рюмку об пол.       Я ожидал, что этим пьянка начнется, но этим она закончилась. Это даже на полноценную пьянку не походило, а только на что-то символическое, наподобие собирания крашенных пластиковых яиц на Пасху или выслушивания мерзких поздравительных песенок на день рождения. Эти люди не были похожи на любителей религиозных тематик или тех, кто с удовольствием следует разрешению руководства выпить за их счет. Это было больше похоже на простую необходимость. Как вообще может быть необходимость в таких ритуалах? Это же совершенно разные вещи. Видимо, процесс сопряжения этих вещей отразился на моем лице, поэтому Эриш посоветовал мне отравится домой и хорошенько выспаться.       Мое дежурство на следующее утро началось прямо с самого начала подозрительными звуками из ближайшего туалета, но в этот раз это было похоже на иные звуки, более приземистые. Конечно, можно было ожидать, что на утро после обильных возлияний кому-то станет плохо, но всё равно насторожился и доложил об этом Эришу. Тот согласился с моими подозрениями и велел проверить это место. Тем временем характерные звуки прекратились, и я вошел в туалет, держа наготове винтовку. Однако было не всё так плохо, это всего лишь была Директор, которая наклонилась над раковиной и пила воду прямо из крана, вывернув голову и хватая воду губами прямо на лету. Я опустил оружие. Дальняя от меня стена бесшумно двигалась, и целые блоки разворачивались и скрывали темный прямоугольник прохода. Так вот что здесь значилось под понятием «сдвиг». — Чтобы я еще хоть раз на такое согласилась, — проговорила она, оторвавшись. — Да лучше я сдохну.       Выглядела она неважно, по сравнению со вчерашним днем. Волосы растрепались, воротник блузки казался потрепанным, и его покрывали темные капли. Я не хотел знать, что с ней случилось за те немногие часы, что я не видел ее, со вчерашнего дня, но явно ей пришлось несладко. — То, что ты сделала, было нужно, — произнес я, вспоминая себя самого на военной службе. Я точно так же хотел умереть, чтобы просто прекратить неприятные мне вещи. — Значит, в следующий раз поступишь точно так же.       Она ничего не ответила, только качнула головой, то ли в сомнении, то ли в согласии, выпрямилась и начала расстегивать пиджак. Блузка под ней была буквально залита темным, и я поспешил развернуться к ней спиной. Зашуршала одежда. Это всë зачем-то ей нужно было, все эти маски и маскарад, эти фуршеты и даже те три рюмки с финской водкой тоже были нужны ей. — Ритуалы, — проговорил я. — Это нужно обязательно? Для этого места? — Правила игры задаю здесь не я, — послышался ее голос. — Их придумали за сотни и сотни лет до меня и так же и останутся, — я помнил, Маршалл говорила про тысячелетия. Что вообще это за место, пятьсот назад здесь даже еще трава росла, что говорить про небоскреб. — Считай, превентивная мера, чтобы стены так и продолжали здесь стоять.       Шорох прекратился, и я осмелился повернуться. Директор Фейден теперь была похожа на того, кто здесь всем заправляет. Блузка стала чистой и ровно лежала под наглухо застегнутым на три пуговицы пиджаком, гладкая линия шеи плавно переходила в низко собранный хвост. Волосы больше не торчали, а были гладко приглаженными и казались немного мокрыми. Именно в этих деталях кроется вся суть, как в том, что любовный роман так же легко может стать книгой по физике. Теперь было уже всё в порядке. — Ты не против как-нибудь встретиться, поболтать и выпить по пиву? — спросил я, пьянея уже от собственной наглости и подавая ей локоть. Насколько бы сильной и могущественной она не была, простое проявление уважения и почтения к ней, как к женщине и высокому руководителю, никогда не было лишним. Джесси улыбнулась мне той самой милой улыбкой, что встретила меня в самый первый раз и уцепилась за мою руку. — Я бы не отказалась, — призналась она. — Только обязательно это должно быть пиво? Я не очень люблю пиво.       Мы направились в сторону ее офиса. Шла она медленно и тяжело, что выдавало в ней усталость, но ни слова она не сказала. Интересно, кроме меня кто-нибудь здесь готов был ей подставить плечо — или руку — помощи? Когда она вот так вот надрывается ради этого места? — Это может быть что угодно, — подтвердил я. — Никогда не пробовала вино, — призналась Джесси. — Я имею в виду дорогое, хорошее вино, а не дешевый портвейн за пару баксов. Кажется, теперь я могу себе это позволить.       Так непринужденно разговаривая, я довел ее до ее собственного кабинета под недоуменными взглядами секретарш из приемной. Но сейчас я не беспокоился о возможных слухах. Позже я доложился Эришу, и он подтвердил, что я сделал всё абсолютно правильно.       Кажется, у меня начинало здесь получаться, и более того, мне начинало доставлять удовольствие именно то, что я делаю. Но до конца двухнедельной стажировки я так и не дотянул.