Так кончается звук и так начинается свет

      Двери лифта раскрылись передо мной, и я неторопливо прошла в фойе Сектора Расследований. Дойдя до конца коридора, остановилась у перил и пристальным взглядом окинула фойе, раскинувшееся передо мной. Несмотря на то, что часы показывали раннее утро, оно было ярко освещено, и слышались звуки человеческого присутствия. Я слышала, что в офисе слева сверху кто-то перебирает бумаги, периодически чем-то стуча: то ли степлером, то ли дыроколом, а со стороны туалета слева доносились фальшивое тихое пение и звук льющейся воды. Я как-то не приняла во внимание, что сейчас настолько рано: в этом месте не было окон и не было четко разграниченной смены суток. Даже если не принимать временные флуктуации моего кабинета, было еще кое-то, что заставило меня напрочь забыть о времени.       В течении предыдущей недели я изучала материалы, которые собрали аналитики по моей просьбе. Мне их едва ли не торжественно вкатили на двух тележках, полностью заполненными материалами. Полноценные книги в твердых переплетах, сшитые стопки бумаг методических пособий и монографий, толстые папки внутренних служебных инструкций — некоторые еще даже были подписаны витиеватой подписью Бродерика Нортмура. Эта груда литературы обещала мне долгие часы увлекательного чтения, и эта была не та литература, которую я обычно с удовольствием поглощала. Обычно я читала художественную приключенческую литературу, или любовные романы, больше занимая этим Полярис, чем сама наслаждаясь чтением. После развлекательного чтения такие нудные книжки по академическим дисциплинам могут быть не менее интересными, если задать правильную мотивацию для их изучения. Мне совершенно не хотелось попасть впросак, еще раз — если я снова попаду в такую же ситуацию, как с Президентом, и когда от меня потребуется знания и навыки, которыми я не владею. Мне не хотелось подвести всё Бюро, когда из-за своего незнания я могла сделать что-то неправильно. И это уже не вопрос престижа Бюро или политическо-бюрократических игр, это уже мне лично хотелось сделать что-то значимое или полезное для этого места. Не просто «продавливать» за счет резонанса Полярис, не пользоваться служебным положением и допуском Директора, а собственной головой и руками сделать что-то нужное и важное. Начав читать с достаточным интересом, я довольно быстро заметила, что текст, сама информация в нем, мне достаточно знакома. Раньше я не читала таких книг, мне как был больше важны были более практичные для выживания книги, чем юриспруденция и этика, однако проскальзывало такое ощущение, что я читала эти книги уже, заучивала едва ли не наизусть и пользовалась этой информацией долгое время. Где-то в глубине моей головы Тренч молча затянулся сигаретой и усмехнулся. — Значит, это твой «уникальный накопленный опыт», — проговорила я в пустоту кабинета, обращаясь к нему лично, закрывая очередную книгу. — Я очень рада, что ты хочешь мне чем-то помочь, но мне не нравится, что ты куришь, — он затянулся еще раз. — Понятно. Знаешь, ты мне тоже не очень нравишься.       Главное преимущество в таком вот общении, с призраком из собственной головы, что его можно заткнуть и убрать в любое время, это был лишь вопрос желания. Я продолжила изучать предоставленные материалы, но теперь уже больше из принципа и некоторой вредности, чем из необходимости. Знакомую уже информацию я разбавляла тем, что действительно мне была интересно. Служебные протоколы действий, к примеру. Алгоритмы действий персонала на случай побега особо опасных кадров или их первичного обнаружения. Протоколы действий Службы Безопасного и Оперативного Отдела. Очень занимательное чтение, особенно если помнить, что я считалась одной из таких вот «особо опасных Предметов Силы». По сути своей, это не было чем-то плохим или обидным, под эту категорию попадали все параулиты Бюро. Суть вещей была одна и та же, и опасность тоже была серьезной. Тот же самый Миллер, который мог управлять водой, мог не только весьма впечатляюще на вид смешивать напитки, но и управлять содержащейся в человеческом организме кровью, всеми жидкостями, заставляя пережить не самые приятные минуты в жизни, а то и умереть. Вопрос личного самоконтроля и личных границ морали, поэтому параулитов отбирали так тщательно и следили так пристально. Если хотя бы один из них слетит с катушек или организует диверсию, то в этих стенах снова начнутся перестрелки и боевые действия наподобие того, что было при нападении Ииссов. Поэтому такие протоколы и существовали, и поэтому они так серьезно и соблюдались.       Устав развлекаться с протоколами и учебниками, я просто отложила их и, взяв ежедневник, отправилась в Сектор Расследований. У меня была идея, как я еще могла себя проявить, но для этого нужно было поговорить с Кирклундом. Проводив взглядом вышедшего из туалетной комнаты мужчину, с мокрой головой и совершенно не по уставу расстегнутой рубашкой, я отправилась в кабинет Кирклунда, но в него не вошла, расположилась на гостевых креслах в приемной его секретаря. До дневной смены еще оставалось достаточно времени, и я углубилась в собственный ежедневник.       От его изучения меня отвлекло тихое покашливание. У дверей стояла немного полноватая женщина, лет сорока, с темными волосами, скрученными в узел на затылке. — Доброе утро, Директор, — осторожно проговорила секретарь Кирклунда. — Здравствуйте, мисс МакКинон, — кивнула в ответ я. — Можно узнать, зачем вы здесь, — спросила она, проходя к своему столу. — Если вам нужны отчеты, вы попросту могли бы запросить их в свой кабинет. — Конечно могла бы, — согласилась я — Однако мне хотелось бы посмотреть на работу этого Сектора поближе, — я наклонилась к ней впритык, сложив руки на столе. — Узнать у вас лично, как здесь организована работа. — Как пожелаете, мэм, — если секретарь и была удивлена, то старательно свое удивление скрыла. — Итак, я обычно прихожу за полчаса до официального начала смены, чтобы составить список первичных документов, которые за ночь прибыли сюда, и поместить на доску, — она показала на большую доску на стене со множеством кармашков. — Отсюда оперативники, заступающие на смену, забирают приглянувшиеся дела и начинают работу по ним. — Если я всё равно здесь, я могу помочь с колбами пневмопочты, — предложила я. — Как вам будет угодно, — кивнула она.       Вместе мы начали разбирать документы — я доставала бумаги из колб, а она тщательно заносила их в компьютер, в таблицу, как я подглядела, которая явно была далеким предком обычной экселевской программы. Здесь были те самые пресловутые «мертвые письма», в которых могли быть подозрения на Измененные Предметы, многочисленные отчеты об обнаружении еще не найденных предметов, первично заполненные отчеты об исследованиях, стенограммы телефонных разговоров и прочее. Создавалось впечатление, что сюда стекались любые упоминания о предметах или явлениях, которые могут оказаться Измененными. Даже если это было простое упоминание в разговоре или служебная записка о чем-то странном, и даже если это случилось вне стен Бюро — я видела докладную записку шефу нью-йоркской полиции и официальный рапорт с гербовой печатью министерства сельского хозяйства. Закончив с внесением в список, я стала раскладывать бумаги в кармашки на доске, те, что достала из колб и те, что были у нее в корзине входящих документов. Как только начали приходить сотрудники, я уселась в гостевое кресло возле стола секретаря, так, чтобы мне было видно эту доску. На мое присутствие все реагировали по-разному, в основном выражая своим видом удивление и почтение, а так же стараясь проскользнуть побыстрее. Доска с новыми делами опустела буквально за полчаса. Кто-то из приходящих брал новые дела, и их имена МакКинон вносила в эту же таблицу, кто-то просто проходил мимо. — По какому принципу разбирают новые дела? — спросила я, не разобравшись самостоятельно в этой пантомиме. — В ведении одного оперативного агента может быть одновременно не больше трех открытых дел, — поведала она. — Если создается оперативная группа для раскрытия одного дела, то эти сотрудники не имеют право брать даже второе дело. Благодаря такой системе в делах по расследованию параулитарных случаев не бывает так называемых «висяков», раскрытие дел доходит до девяносто пяти процентов, — в ее голосе проскользнула гордость. — Кто создал эту систему? — Ее предложил Захария Тренч, еще когда работал здесь оперативником. — Если дело оказывается слишком сложными или выходящим за рамки возможностей оперативника, что тогда происходит? — Кирклунд пишет приказ о создании оперативной группы, куда приглашаются сотрудники из других Секторов — Исследовательского, Содержания, Центрального. В зависимости от того, что именно вызвало сложности. — Если текущее дело не нравится агенту или он не может его разрешить, имеется ли практика передачи дела другому агенту? — Обычно с самого начала агенты берут именно те дела, в которых они хорошо разбираются. Есть сотрудники, которые берут определенного вида дела, например, связанные только с измененной флорой, их обычно забирает себе агент Роуз. Но такие случаи имели место быть.       Я кивнула, довольная ее ответами и посмотрела на часы. Они показывали без четверти девять. — Для мистера Кирклунда эта обычная практика — опаздывать к началу рабочего дня? — поинтересовалась я. — Его рабочий день начинается в девять, — она несколько смутилась. — Он не любит рано вставать. И к этому моменту я успеваю подготовить все срочные документы к его ознакомлению или подписи. — Я подожду тогда его в кабинете, — я поднялась на ноги и отправилась в кабинет, пройдя через услужливо распахнувшуюся передо мной дверь.       В его кабинете я уселась в гостевое кресло и открыла ежедневник. У меня было несколько идей, которые нужно было воплотить в жизнь, и начать нужно было именно с этого Сектора. Не в общем менять здесь всю структуру делопроизводства, я попросту не видела смысла ломать то, что и так работало, даже если эту систему и создал неприятный мне человек. Я больше была заинтересована в том, чтобы вернуть кое-что старое и добавить кое-что совершенно новое. Если, конечно, это получится: у меня нет твердой уверенности, что новая штука заработает.       Как и было обещано, Уильям Кирклунд явился в свой кабинет ровно в девять. Смерив меня ясным цепким взглядом, он прошел к своему месту и по пути скинул принесенную с собой документацию на край стола. — Чему обязан такой высокой чести? — поинтересовался он, походя к стоящему у противоположной стены автомату с кофе. Несмотря на то, что он на добрый десяток лет меня был старше, его движения были плавными и наполненными силой, а форменная одежда не скрывала особо довольно накаченное тело. Тон его мог показаться язвительными и агрессивным, однако я знала, что против меня он ничего не имеет, его скорее удивила неожиданность моего появления и то, что теперь он не сможет заняться своей ежедневной работой. — Я здесь с инспекцией, — прямо ответила я, закрывая на коленях ежедневник. — Хочу проверить, как работают твои люди.       Уильям уселся в кресло и поставил перед собой кружку с кофе. — Только не говори, что будешь инспектировать правильность ведения и закрытия дел, — он уже откровенно паясничал. Я напомнила себе, что слишком много хочу от человека, который только недавно проснулся и только что пришел на работу. Кирклунд — это не я, и работать круглые сутки он не в состоянии. — Я считаю, что могу доверить тебе проверку правильности ведения бумаг, — заявила я. В моей голове Тренч только неодобрительно хмыкнул на мою такую откровенность. — Однако имею право прийти в любой момент и осмотреть любое место, что мне нужно увидеть или посмотреть, как ведут себя люди. Или ты снова будешь пытаться мне что-то запрещать?       Он машинально потер шею, где когда-то были синяки от моих пальцев, и ничего не сказал. Я знаю, что могу быть неудобной и откровенно мешающей, но было на это откровенно плевать. Наверное, дело всё в моем личном обаянии. — Вот и славно. В связи с кризисом были заморожены некоторые проекты, которые я предлагаю возродить в самое ближайшее время. Я имею в виду проекты радиопередачи «Ночная Америка» и сериала «Ночные Ключи», — заявила я непреклонно. — Это проблема Отдела Связи, — заявил он недоуменно. — Твой Сектор тоже примет участие в организации этих проектов. Тебе нужно будет переслать туда несколько закрытых дел, чтобы по их подобию были составлены художественные рассказы или сценарии экранизаций, которые будут соответственно озвучены по радио или сняты отдельные выпуски. — Так мне еще и художественной писаниной нужно будет заниматься, — в его голосе позвучало недовольство. — Как будто моих дел не хватает. — Этой работой займется мистер Уэйк, — парировала я. — И так думаю, с большим удовольствием. Он как раз сейчас в Зале Мертвых Писем работает. — Надеюсь, в экранизации не будут принимать участие сотрудники. — Специально для этого будет создана дочерняя фирма, и уже ею будут наняты режиссеры и актеры. Все будут знать, что эпизоды будут сниматься для фирмы, а не для государственного Бюро. Это же здесь обычная практика, не так ли?       Кирклунд качнул своей полуседой головой в ответ на мои слова. — Что-то еще нужно, столь же глобальное? — в его голосе прорезались жесткие ноты. — Думаю, да, — от моего ответа губы его сжались в жесткую линию. Я явно испытывала его терпение. — Мне нужен определенный алгоритм распознавания описания измененных событий или предметов в массивном объеме данных, — судя по выражению лицо Уильяма, из последней части моих слов он понял только малую часть. — Список слов и выражений, которые могут описывать нужные нам явления или предметы, для сокращения времени поиска и реагирования Бюро. — Для чего тебе это?       Я вздохнула. Как вполне себе адаптированная человеческая особь начала двадцать первого века я весьма ценила высокую скорость интернета и связи между отдаленными точками пространства. Никакой параулитарности, всего лишь мобильный телефон со связью и интернетом. Немало проблем мне принесло это в свое время, но и преимущества были весьма существенны. — Семнадцать лет назад промежуток между первым аномальным поведением детей города Оридинари и появлением Бюро составил около месяца, в течении которого произошло жестокое убийство учителя и исчезновение всех остальных взрослых, — твердо произнесла я, глядя ему в глаза. — Сколько времени займет время реагирования сейчас?       Множество раз я прокручивала в голове события того времени, моделируя различное поведение Бюро, детей и взрослых Ординариума, Полярис и свое собственное, думая, что могло спасти город. У меня не сохранилось рукописных аналитических выкладок, сделанных мной с чужой помощью, но я их не забыла. Мне потребовалось много времени, чтобы взглянуть на случившееся с холодной головой, без желания бездумно и жестоко уничтожить Бюро, но у меня это получилось. Сейчас у меня есть возможность это изменить. Кирклунд отвел глаза. Значит, если и сократилось, то и не намного. — Как ты хочешь сократить время реагирования с помощью этого алгоритма? — На основе предоставленного тобой списка будет создана программа для поиска в Интернете. Сейчас настало такое время, что вся информация широким потоком попадает в общую мировую глобальную сеть, и нам остается только выбрать из этого общего потока нужное, — объяснила я. — Если информация будет у нас быстрее, то и соответствующие меры будут приняты своевременно.       В таком случае мне не пришлось бы, в возрасте одиннадцати лет, самостоятельно обезвреживать съехавших с резьбы малолетних отморозков и справляться с результатами воздействия мощнейшего Предмета Силы. Этого вслух я не сказала, но подтекст был ясен. Я всеми имеющимися у меня силами и ресурсами пыталась избежать повторения давней трагедии. Уильям головастый мужик, и если не поймет сейчас, то сможет догнать позже. — Я тебя понял, Джесси. Модернизация способа получения исходных данных, — он кивнул. — Но ты же понимаешь, что это дело не быстрое. Мне придется создать для этого отдельную группу, с включением сотрудников Паноптикума, Центрального Отдела, а так же Сектора Исследований. — Ты знаешь работающих здесь людей лучше меня, так что сформируй группу, а я подпишу приказ, чтобы придать высший приоритет для работы, — проговорила я.       Кирклунд прищурил глаза. — Я знаю, что колледж ты не окончила, — с некоторым сомнением проговорил он. — Тогда какую школу ты окончила, чтобы разбираться в таких вещах? — Школу жизни и улиц, — ответила я, вместо того, чтобы вскинуть ему средний палец. — Так же следую подсказкам Тренча. — Что насчет документации, что ты запросила? — В процессе изучения, — быстро однако же слухи расходятся. — Что с делами, с которыми Сектор Расследования не справляется? — продолжила я. — Есть что-то, что требует моего вмешательства? — Последнее, что было такого крупного, так это Брайтон-Фолз, — тут же откликнулся Уильям, и я заметила, что его лоб покрыли крупные капли пота. — С остальным мы вполне справляемся сами. Совсем не нужно вмешиваться там, где не надо. После Телевизора и Табельного Оружия это тебе совсем неинтересно будет. — В самом деле, — с сомнением протянула я. У меня складывалось неявственное ощущение, что Кирклунд умело меня дурит. — Ты можешь мне поверить, — вполне бодро произнес он. — Чего-то действительно серьёзного пока ещё не происходило, всё больше по мелочи, с которой могут справиться и рядовые сотрудники. Крупные дела редко бывают, сейчас в основном безделица всякая, наподобие свихнувшихся тостеров и подсвечивающих человека ламп. Но как только случится что то наподобие Брайтон-фолз, что-то крупное и дурно выглядевшие, то я сразу дам тебе знать. Эта практика входит в стандартные протоколы действий, — заверил он меня с самым искренним видом. — Насчет алгоритма ничего быстрого обещать не могу, — продолжил он серьезно. — Однако ориентировочно сроки предоставления я могу назвать: месяц или два. Включение в общую группу расследования означает снятие с текущего дела или ожидания закрытия дела, так что сроки могут увеличиться. Насчет закрытых дел, это намного быстрее. Передай в мой Сектор Приказ за твоей подписью, и я смогу выделить людей для того, чтобы они плотно засели за поиск наиболее подходящих дел.       Я покивала в ответ на его слова, слушая его и одновременно думая о своем. Мысли, некоторое время обрывками, эхом появляющиеся в моей голове, сложились в целое. — Я бы хотела работать в качестве оперативника твоего Сектора, — проговорила я, меняя тему разговора, подаваясь вперед и опираясь локтями о стол.       Кирклунд откинулся в кресле и нахмурился. Три широких морщины прорезали его лоб. — Не думаю, что это хорошая идея, — заявил он. — Почему же? — удивилась я. — Ну, прежде всего — у тебя нет никакого образования, — осторожно начал Уильям. — У тебя нет никакого опыта работы в данной области. — Почему я говорю с тобой, а слышу слова Хелены? — поинтересовалась я. — Она говорила про меня точно так же — «глупая девчонка, гражданская выскочка». — Я не повторяю ее слова, я говорю как есть, — он несколько нервно двинулся на месте. — Я считаю, что тебе лучше будет остаться на том месте, где ты сейчас находишься. — Правильно ли я тебя поняла, — я чуть наклонила голову в сторону, — что ты считаешь, что я меньше проблем принесу, если буду заниматься внутренними делами и когда можно будет меня проконтролировать и исправить? — Нет, что ты… — Тогда почему считаешь, что я не могу здесь работать? — Уильям помаялся немного. — Знаешь, перебирать бумаги и переругиваться с официальной властью Америки — это совсем не то, чем я собиралась заниматься всю свою жизнь. — Ты всегда можешь найти себе хобби, — предложил он. — То есть сидеть в своем кабинете и не мешать людям работать? — уточнила я. — Ты правда думаешь, что я ни на что иное не способна?       Если он так действительно считает, то это обидно будет. Тем более если так обо мне думает мой ближайший сподвижник, так сказать, и заместитель. Друг, как хотелось бы мне считать. — Нет, нет! — воскликнул Кирклунд. — Я думаю, что тебе будет лучше найти себе иное занятие, чем оперативная деятельность, — поспешил он меня заверить. — То есть ты — параулит, с огромными способностями и высоким уровнем допуска, с большим опытом работы с резонансом, его управлением и контролем, и с таким положением дел я считаю нецелесообразным отправлять тебя на оперативную работу. Это как будто, — он замаялся, — бить рукояткой пистолета, когда из него можно выстрелить с большей пользой. — В самом деле? — не поверила я. — Я не знаю, что ты думаешь об оперативной работе, но на самом деле — это очень монотонная и кропотливая работа, — приободренный, продолжил он. — Бесконечные разъезды, разговоры с людьми в попытках выведать у них нужную информацию или заставить рассказать о том, что они не хотят вспоминать, согласование работы с другими государственными структурами или Отделами, прочее и прочее. К тому же, на работу в оперативники обычно идут люди с определенным складом характера. — И каким же? — я снова насторожилась, готовая к новым гадостям. — С собачьим характером, — уточнил он. — Суки и кобели, готовые намертво вцепиться в горло и разорвать до кости. У тебя же несколько другой характер. Ты можешь быть импульсивна и порывиста, ты заставляешь с тобой считаться не столько своим положением, сколько личной силой и способностями, — в ответ я только хмыкнула. — Ты больше характером похожа на орла, чем на собаку. И к тому же, здесь достаточно много аналитической и бумажной работы, — в конец припечатал он.       При упоминании последнего желание работать оперативником у меня резко поубавилось. — Ко всему прочему, — продолжил он, — ты не забывай, что ты — Директор. Прежде всего ты должна выполнять собственные обязанности. И твоя безопасность должна быть на первом месте, прежде всего для тебя же. Никогда не думал, что скажу такое, но Старейший Дом самое безопасное для тебя место.       Я снова недоверчиво хмыкнула. — Я правду тебе говорю, — в его голосе прорезалась некоторая сварливость. — Каждый раз, когда ты покидаешь эти стены, каждый раз случается какое-либо дерьмо. — В самом деле? Даже когда я ездила на ярмарку вакансий? — В результате ты притащила оттуда этого серийного убийцу, так что это тоже считается. Бедный Эриш, досталось же ему такое несчастье. Ты не подумай, что я тебя отговариваю или заставляю что-то не делать, — тон его упал до доверительного. — Я забочусь о том, чтобы ты была в порядке. — И чем тогда предлагаешь заняться? — спросила я. — Что у тебя хорошо получается делать? — задал он мне встречный вопрос. — Ты с малых лет имеешь дело с резонансом, ты умеешь им управлять достаточно хорошо, да и ты умеешь находить общий язык с Предметами Силы, я уже не говорю про Измененные Предметы. Лэнгстон и Дарлинг от тебя в восторге. Можешь заняться работой в этом направлении, — предложил он. — Я поняла тебя и подумаю над твоими словами, — заявила я, вставая с места. — Сейчас тогда я пройдусь по кабинетам, посмотрю, чем люди заняты.       Кирклунд проводил меня несколько встревоженным взглядом. Его главная проблема была не в том, что я спрошу с него правильность ведения дел, если мне будет необходимость его проверять, а в том, какие нарушения в действиях его подченных я могу найти. Зря, что ли, я бумаги штудировала. Спустившись на первый этаж, мимо секретаря, я двинулась прямо, к посту пропускного пункта, и беспрепятственно его прошла, даже несмотря на пискнувшую рамку. Краем глаза я уловила движение, как сотрудник безопасности дернулся было в его сторону, но другой сотрудник вовремя его поймал за локоть и осадил, что-то тихо ему проговорив. Новичок, наверно. Во время кризиса здесь такого не было, никто бы и не подумал мешать мне выполнять мою работу.       За пунктом охраны, где раньше находилась Просека с ее бездонной пропастью, сейчас располагались широкие и высокие двойные двери. Я прошла сквозь них и буквально застыла на пороге. Расположившиеся передо мной офисы встретили меня множеством занятых своими делами людей, только нарастающей утренней суетой, когда все еще полны сил и готовятся к полуденной летучке, гомоном, а так же кучками грязи, свалявшейся по углами и взмывающей в воздух под ногами ходивших людей. Я даже немного опешила, потому что вот никак не ожидала увидеть здесь такой беспорядок. Даже не думала, что такое здесь возможно. А люди даже и не замечали мусора у себя под ногами и на предметах, клали бумаги и папки прямо поверх грязи и стучали пальцами по кнопкам, покрытыми мелкой взвесью. Общие офисы имели стеклянные панели вместо стен, и я видела всё это безобразие очень хорошо и в деталях.       Понаблюдав за этой мерзостью еще пару минут, я развернулась и вышла обратно, направившись прямо к лифту. Через полчаса я вернулась, таща за собой тележку уборщика, которую я забрала из Сектора Обслуживания. Шире меня раза в три и в мой полный рост, тележка внушала уважение, прежде всего тем, что могла раздавить неосторожно подвернувшегося под его колесо, а так же большим разнообразием всяких вспомогательных штучек, щеточек, тряпочек и растворителей, а так же четырьмя большими емкостями, две из которых я предварительно наполнила водой, а две — застелила мусорными мешками. На торце в специальных держателях покоились веники и швабры разных калибров. И самое удобное, что по ступенькам громоздкая тележка шла так же плавно, как и по ровному полу. Затащив тележку за эти двери, я сняла пиджак, повесив его на ручку тележки, огляделась и взяла одну из швабр, с мягкой тряпкой. Хорошенько вымочив ее, я загнала тележку в угол и начала вымывать пол, начав с крайнего правого коридора.       Толкая перед собой швабру, я дошла до конца коридора, наблюдая за тем, как мелкий мусор собирается на мокрую тряпку, развернулась и пошла обратно. Никогда не была особым блюстителем чистоты, любителем всё время всё мыть и вытирать, но сейчас мне хотелось навести здесь чистоту буквально до трясучки. Мне доставляло простое удовольствие убирать всю эту скопившуюся гадость, просто даже смотреть, как тряпка на швабре проходит по грязному полу и оставляет за собой чистый след, собирая на себя весь мусор. Туфли мои становились сразу на чистый пол и я запоздало подумала, что нужно было переодеться, тем более синюю форму я видела в собственной гардеробной, но мне плевать уже было, справлюсь так — в офисной блузке и брюках. Добравшись до громоздкого сканера-копира, стоявшего в углу, я взяла в руки тряпку и тщательно протерла его, все его поверхности и уголки, а потом внимательно пригляделась к мусору на тряпке. Это оказалась не пыль, а мельчайшие, тончайшие осколки резонансов, самых разных, как и хороших, так и плохих. И даже более того — резонансов иной природы, нечеловеческой, не из этого мира. Видимо, оперативки, что ездили по всему миру и вступали в контакт с проявлениями такого резонанса, приносят такие осколки, его своеобразное эхо, на себе и на своей одежде. Выкидывая тряпку в мусор, я поздравила себя с желанием прибраться здесь, очень даже своевременным. Надо будет как-нибудь так же в Паноптикум наведаться.       Как не удивительно, мне никто не мешал. Разгар рабочего дня, множество людей, снующих по коридору и сидящих в кабинетах, как и в больших конференц-залах, «общих» кабинетах на несколько сотрудников, так и личных, закрытых кабинетах. Никто не мешал мне, тележку и свежевымытый пол молча и быстро обходили стороной, видимо, приученные еще Ахти, к тому, что за такое можно и грязной тряпкой получить по обуви и ногам. Я же бить так никого не собиралась, и такое отношение было, по крайней мере, приятно. Никто не мешал мне, и даже наоборот — когда я закончила с одной частью коридоров, сотрудники начали освобождать кабинеты, по одному за раз, прямо перед тем, как я туда зайду. Всё делалось быстро и молча, под руководством сотрудников безопасности, которые и руководили процессом распределения движения людей. Зайдя после выхода последнего вышедшего из конференц-зала сотрудника я увидела, что все документы, с которыми они работали, остались на своем месте, а стулья оказались перевернутыми на столы. Опять же, это случилось после грамотного руководства сотрудников безопасности. Такой маневр обеспечивал минимальный перерыв во время текущей занятости сотрудников, и мне максимальную мобильность со шваброй. Оставшиеся на столах документы меня совершенно не интересовали, по крайней мере, потому что я могла получить к ним полный доступ в любой момент, даже не по официальному запросу, а по одному моему желанию. Куда больше меня интересовал мусор на полу. Окунув швабру в другую емкость с раствором, где он был покрепче и позлее, я быстро и тщательно вымыла каждый сантиметр пола. Здесь уже были части резонанса агрессивнее, что хотели победить в конфликте со шваброй, но крепкий раствор не давал им и шанса.       Оставив после себя чистый, сухой пол и пустые мусорные корзины, я вышла в коридор, таща за собой тележку, и в зал тут же начали заходить сотрудники, негромко переговариваясь. Никто из них не стал возмущаться или высказывать свое недовольство незапланированным перерывом в работе, никто даже особо не удивился тому, что произошло. Только недавно принятые на работу сотрудники смерили меня любопытным взглядом. Но таких было немного, этот Сектор пострадал меньше всех. Скорее всего, все подумали, что я произвожу определенного рода ритуалы, целенаправленные действия для достижения нужных результатов. То, что этот результат был скрыт и недостижим для рядовых сотрудников Бюро, прекрасно вписывалось в общую политику допустимого информирования. Меня же саму ничуть не смущало или не беспокоило то, что могу мешать кому-то. Я пришла сюда проводить инспекцию, а если еще и полы от грязи избавлю, так это совместить можно было.       Переходя таким образом от одного офиса к другому, методично и не задерживаясь особо в каждом из них, я дошла до так называемых общих офисов, где в одном большом кабинете располагались рабочие места сразу дюжины сотрудников. Я на пару с тележкой вошла уже в пустой офис, откуда вышли все сотрудники и дополнительно перевернули все стулья. Я принялась шуровать шваброй по полу и под столами, пока одна небольшая деталь не привлекла мое внимание. Сплошная серая стена возле одного рабочего места имела дефект, вернее, скрытую полость в своем монолите. Эта полость для меня ощущалась как что-то инородное и причиняющая почти неосязаемый дискомфорт. При общем восприятии Старейшего Дома такую малую деталь было сложно уловить, но сейчас, когда я была рядом, я могла это заметить. Пару минут я стояла, соображая, что это может быть, а потом догадалась попросту открыть тайник. Я вытянула руку вперед по направлению этого дефекта, сжала ладонь в кулак и плавно, с нажимом провела рукой в сторону. Часть стены, примерно в полметра, исчезла, как и не было, обнаружив за собой нишу, наполненную бутылками. Отставив швабру и взяв одну из них, я присмотрелась к этикетке. Виски и коньяк, причем достаточно хорошего качества. Не медля больше, я стала переносить бутылки в нутро моей тележки, намереваясь довезти его до комнаты отдыха Отдела Безопасности. Где-то в коридоре раздался полный боли и страданий крик, тут же быстро захлебнувшийся. Я никак на него не отреагировала, а когда закончила с бутылками, взглянула на именную табличку на столе, возле которого обнаружился тайник. Я выглянула за двери. — Агента Роуз пригласите сюда, сейчас же, — вежливо попросила я ближайшего сотрудника безопасности. Тот кивнул и тут же потянулся к наплечной рации.       Я вернулась в офис и, взяв тряпку в руки, прошлась по всем горизонтальным поверхностям, собирая мусор, где он был. Агент Роуз явилась через пять минут после вызова. Я выкинула тряпку в мусор и развернулась к ней лицом. Хлоя Роуз, параулит со способностью к террагенезу, была тощей девицей лет на пять меня младше, с короткими, стриженными «под мальчика» темными волосами, с худым лицом и острым подбородком. Шрам на щеке ее был едва заметен и ощутимо посветлел с того времени, когда я видела ее в последний раз. Совершенно не вязалось с внешним видом, что она может мановением руки ворочать огромные каменные камни и ускорять рост растений в сотни раз, но я вот тоже на свехчеловека не была похожа. Она молча переводила взгляд от вскрытого тайника за моей спиной на тележку уборщика. — Агент Роуз, — подала голос я, — Я объявляю вам официальный выговор за нарушение целостности и защитных функций несущих стен. — Да, мэм, Директор, — откликнулась она. — Я доложу об этом Кирклунду. — Что-то не так? — поинтересовалась я, услышав в ее голосе ясное недовольство. — Могу ли я спросить, — я кивнула. — Значит ли это, что вы запрещаете потреблять алкоголь на рабочем месте? — Как средство снятия небольшого стресса алкоголь разрешен, — разъяснила я. — Для этого он и хранится в комнате отдыха. Но не на рабочем месте непосредственно и не в таких ебучих количествах, — я пнула тележку и бутылки изнутри отозвались веселым звоном. — Для снятия большого стресса здесь специально существует Отдел Парапсихологии.       Хлоя кивнула, давая понять, что поняла меня. — И еще кое-что, — я немного помедлила. — Разве ты, как параулит, не видела, что здесь полно нанесенных осколков резонанса? — В мои должностные обязанности не входит очищать от него свое рабочее место, — настороженно ответила она, осматриваясь. — Но ты можешь поставить меня в известность, в следующий раз, хорошо? Один звонок или служебная записка, на мое имя, это же не сложно? — участливо спросила я. В моем голосе прорезались ноты, интонации вежливого, но неумолимого принуждения, который в ином бы случае не нес моему собеседнику ничего хорошего. И не думала даже, что я снова вернусь к такому тону, даже не думала, что он мне еще когда-либо понадобится. — Нет, не сложно, мэм, — подтвердила она несколько недоуменно. — Вот и славно, — согласилась я. — Можешь быть свободна.       Она коротко кивнула острым подбородком и вышла из кабинета, и практически разу же за ней вышла я. Дыра в стене в скором времени затянется самостоятельно, а мне еще в других офисах убираться. Я нашла еще три таких тайника в других кабинетах и поступала так же — выламывала их и методично перекладывала в тележку, а те, кто, собственно, сидел возле этих тайников, получали по взысканию. Я считала, что это место для расследования дел и преступлений против обычных людей, совершенных или случившихся с помощью Измененных Предметов, а не бар с выпивкой. В этом плане я спуску не дам, я им тут не любитель пропустить стаканчик виски Тренч. А если кому-то такое положение дел не нравится, то может мне подать личную жалобу, которую я с большим удовольствием отклоню.       С офисами я закончила как раз к тому моменту, как наступило обеденное время. Однако никто не расходился, наоборот, людей охватило незримое волнение. Не спеша, но и не медля особо, они начали подходить к конференц-залу, неся с собой папки с бумагами. Уильям был прав, здесь в основном была бумажная работа, которой мне и так с головой хватало. Вскоре сюда подошел и Кирклунд, двигаясь сквозь людей широким, уверенным в себе шагом, и люди расходились перед ним, как перед ледоколом. Он зашел в конференц-зал, и сотрудники с бумагами в руках потянулись за ним. Оставив в коридоре тележку, я просочилась вместе со всеми. Остановившись у дальней стены, я огляделась и заметила знакомое кресло-качалку, которое приобрело дурную привычку следовать за мной и появляться тогда, когда мне нужно было присесть. С этим нужно было что-то делать, но я не делала.       Усевшись в кресло, я стала наблюдать за происходящим. Кирклунд лицедействовал и умело управлял людьми, беря у них бумаги, просматривая и что-то говоря. Иногда он не говорил, а просто выслушивал, кивал и отдавал бумаги. Всё это действо было хаотичным на первый взгляд, но на самом деле хорошо организованным и происходящем явно не в первый раз. Те, кто собрался на обсуждение в конференц-зале, он оставил на потом, когда все желающие урвать его внимания уже разошлись. Большое дело, поняла я: сразу несколько оперативников работали над одним проишествием. Уильям выслушал их краткий отчет и просмотрел документы, а потом указал на некоторые данные в бумагах и что-то негромко сказал. Со своего места я не слышала, но это и не нужно было.       Здесь, в Секторе Расследований, было всё немного иначе, чем во всём остальном Бюро, именно для этих людей Кирклунд был личностью уважаемой и авторитетной, все слушались его как истину и как непогрешимого советчика. Мне до такого авторитета еще годы и годы работы, я даже позавидовала немного. Ничего плохого в отношении Уильяма я не имела, наоборот, некоторым вещами мне следовало бы у него поучиться.       Увидев всё, что мне нужно было, я встала со своего места и вернулась к необременительному труду полотера, двигаясь в сторону от офисов к оперативному центру. Тележку я додумалась тянуть за собой не руками, а телекинезом, чем значительно облегчила себе же работу. Натирание полов настраивали меня на несколько философский и благодушный лад. Физический труд как правило, действовал на меня как средство для прочистки мозга, будь то физическая работа с битой по разбиванию имущества или наведение порядка со шваброй. Я не имею в виду выматывающий труд, как нескончаемая беготня по Старейшему Дому, а что-то легкое, необременительное и знакомое мне действие. Когда руки становятся занятыми, голова на удивление легко думает. Во время такого несложного труда мне пришло в голову, что я здесь уже начинаю осваиваться. Со всеми этими странными правилами и явлениями я сама была ничуть не менее странной, со своими способностями и привычками, собственным потенциалом и уже наработанными милыми фокусами. Я начинала привыкать к местным правилам, которые уже не казались такими удивительно странными, чем больше я узнавала про это место, тем больше в них начинала проскальзывать логика. Окна, которые ведут наружу, представляют опасность, потому что здесь нет физических окон, ведущих в Нью-Йорк: появившись, они могут вести в другие миры и представлять опасность только своим появлением. Источники воды, как и сама вода в них может с легкостью подвергнуться изменениям, и их кратное трем количество нивелирует эти изменения. Любое троекратное действие или группа предметов, да и просто даже рисунок сразу же приобретает мощные защитные ритуальные функции. Что-то схожее с обцессивно-компульсивным расстройством, но им не являющееся. Кажется, только в таком месте, странном и одновременно бесконечно восхитительном, порой я могла бы быть счастлива, в то время как вне этого места я бы тяготилась своей инаковостью и обременяющей связью с Полярис. Мало того, что тяготилось — наверняка я бы вляпалась в какие-нибудь крупные неприятности, действуя одной и играя против личностей покрупнее, чем я. К примеру, если бы я согласилась работать с мафией всерьез, как мне как-то предлагали и как мне не очень нравилось, и подозреваю, это бы не очень хорошо закончилось. В организованной преступности люди редко умирали своей смертью. Либо получали острое отравление свинцом, в лучшем случае от врагов, либо кончали за решеткой. Или, что возможно, просто однажды пропадали без вести, и их тела никогда не находили. Возможно, у меня получилось бы сложить свою жизнь по-другому. Может быть, каким-то сверхъестественным чудом я смогла бы устроить свою жизнь самым скучным и цивильным бы способом, завела бы себе парня, вышла замуж, и мы вместе завели детей. Но только страшно представить, какими бы родились мои дети, получив облучение сильнейшим резонансом Полярис еще до рождения, как страдал бы мой муж, мучась рядом со мной от неизвестности и потусторонности происходящего со мной, потому что я вряд ли решусь посвятить постороннего человека в детали произошедшей со мной катастрофы. На фоне этого возможность окончить жизнь в психушке, с мягкими стенами и на транквилизаторах еще гуманной казалось. И вовсе невероятное развитие событий, так если бы ничего из случившегося не произошло со мной. Были у меня такие мечты в подростковом возрасте, когда я лежала на крыше и смотрела в небо, чаще всего в закатное или ночное. Что случилось бы со мной, если бы я с братом не нашли тот старый Диапроектор, если бы не стали с ним играть? Была бы у меня самая обычная жизнь, простая и стабильная, как каменная стена, я была бы счастлива со своей семьей, со своими родителями. Это были бы большие семейные праздники, где мы собирались большой дружной семьей, любили бы друг друга и дарили бесполезные вещицы. Гладкая, спокойная жизнь, без тревог и приключений, со скучной работой и мыльными операми по выходным на телевизоре, абсолютно бесполезная и монотонная жизнь. Интересно, смогла ли я в таком развитии событий осознать, насколько рутина моя жизнь, ощущала бы внутреннюю экзистенциальную пустоту в душе? Я не могу сказать, возможно даже и такое.       Но это место, совершенно невозможное в своем существовании, своей паранормальности и параулитарности, парадоксальности и многомерности, мне нравилось, без дураков, оно мне было приятно. Даже если это место и было чем-то больше меня, чем-то, что я не смогу до самого конца понять или даже если не смогу осознать, всё равно мне здесь нравилось. В этих стенах я иногда ловила себя на странном осознании того, что за мной наблюдают, и дело даже не в бессистемно натыканных всюду камер наблюдения, которые всегда поворачивались в мою сторону. За мной наблюдало что-то большее, что стоит за Старейшим Домом, что-то намного больше, могущественнее. Эта сущность могла воздействовать на этот мир, у меня хватало параулитарного потенциала, чтобы это почувствовать и понять. И прийти в неимоверный ужас от осознания того, что эта сущность может сделать, со мной, Домом и даже всем миром. Некоторое время я даже думала, как вообще можно защититься от такой угрозы, пока не поняла, что эта… сущность угрозой не является, наоборот, оно нас защищает, так сказать. Получив доступ к внешним защитным системам Дома, я заметила, что нашу штаб квартиру, как объект, существующий на границе нескольких миров одновременно, постоянно защищает нас от таких мелких непрекращающихся атак. Если проводить аналогии со современным миром, что-то наподобие автоматической турели, тупо отстреливающей всё, что приближается и что не имеет опознавательного значения «свой». Для более серьезных внешних атак требуется мышление другого рода, мышление хищника. Именно для таких случаев здесь существую я, то есть Должность Директора.       А еще, считанные случаи, я улавливала еще кое-что, более сильное или глубокое, чем пристальное наблюдение и желание защитить. Только когда началось мое более близкое общение с рейнджером Соловцом, я поняла, что это такое. Неизведанная сущность испытывало к нам любовь, совершенно необъяснимую и иррациональную, бесполезную, я бы сказала со всей своей черствостью души. Но вопреки моим суждениям, это делало Старейший Дом более безопасным и адаптированным для существования в нем людей. Защитные механизмы, сдерживающий потенциал самих стен, о которых как-то говорил мне Лэнгстон, общая планировка помещений, возможность их изменять и многое другое, что даже на первый взгляд и не замечаешь. Боже, даже кажется об этом в песне поется, что-то даже современное и попсовое, даже и не упомнишь сейчас. Странные мысли порой приходят, когда занимаешься таким ручным, простым и может не очень почетным трудом. Я даже попыталась напеть мелодию этой песни, но мелодично не получилось, и я бросила это опасное дело.       Даже если и эта тварь неведомая и имела такое странное отношение к нам, то это, собственно, ее дело, и к тому же, поделать с этим я ничего не могла. Для меня это была неизведанная территория, темные воды, и вряд ли я когда-либо смогу постичь этот феномен. Но, пока он работает на нас, на безопасность Бюро и его сотрудников, в том числе и неимоверно дорогую для меня собственную сохранность, то и не буду этого менять. С меня хватит и других параулитарных сущностей и проблем, которые они мне доставляют. Это их проблемы, а у меня и самой множество забот было, в том числе и надраивать шваброй большой зал Оперативного Центра, свободного от людей, разом решившихся отправиться на обеденный перерыв. Даже при такой, казалось бы неблагородной работе, я была полностью и безусловно счастлива, здесь я была одна из сильнейших и лучших. Если не учитывать большого такого факта, с которого я пыталась не орать мысленно — я каким-то образом умудрилась спасти задницы всех этих людей, множество которых совершенно целыми и здоровыми ходили мимо меня, более того, я умудрилась спасти весь мир. Это у меня получилось, не сказать чтобы случайно, но малосознательно, по большей части не понимая тогда вообще, что я делала. Совершенно новый для меня опыт, и при этом я тогда еще была совершенно неотесанным новичком, просящей, чтобы мне объяснили принципиальную разницу между Измененным Предметом и Предметом Силы. Я просила Поуп, Маршалл бы мне конкретно привела бы пример сравнения — пистолет и гранатомет. Со временем стану сильнейшей в этом клубе, мне катастрофически не хватает практического опыта. Но это не страшно — молодость — это недостаток, который достаточно быстро проходит. Я представила себя же, лет на тридцать, а то и на пятьдесят старше, когда я стану еще худее и с сединой в волосах, так и тихо заржала, обнимая швабру. Зря про меня говорят, что я вобла сушеная, вот посмотрят на меня в старости. Учитывая мой не самый дружелюбный характер сейчас, через пару десятков лет так и вовсе стану злобно ворчащей старой ведьмой. Ага, и с помелом, с удовольствием бьющая наступающих на чистое людей по ногам мокрой тряпкой.       Удовлетворенно оглядев чистый пол, я вспомнила, что еще кое-что хотела спросить у Кирклунда, но не спросила, увлеченная препирательством с ним. Отбуксовав тележку в положенное ей место в Секторе Обслуживания, я тщательно вымыла руки и вернулась к Уильяму, в его кабинет. — Я хочу знать, что там у тебя с расследованием Тренча, — проговорила я, останавливаясь возле его стола.       Кирклунд в ответ только посмотрел на меня поверх маленьких круглых очков для чтения, тяжело вздохнул и встал с места. Он явно не хотел со мной разговаривать именно здесь, и это скорее всего были весьма веские причины. Спустившись вниз, он провел меня тем же путем, что я шла утром, только теперь людей было поменьше и вели себя как-то поспокойнее. Уильям дошел до закрытых маленьких офисов и отпер передо мной дверь с помощью своего бейджа, вежливо пропуская меня вперед. Кабинет оказался практически пустым, не было ни вывешенных материалов, ни демонстрационных досок, только один прямоугольный стол с двумя стульями. Посередине стола находился небольшой черный контейнер, а на краю лежало две стопки толстых папок с бумагами. За стульями были расположены камеры наблюдения. Такие записи разговоров «под протокол» здесь практиковалась регулярно, и к этому уже можно было почти привыкнуть. Я прошла в кабинет и села за один из стульев, сложив руки перед собой на столе. Кирклунд сел напротив меня. — Расследование деяний и преступлений Захария Тренча официально закончено, — заявил Кирклунд и придавил ладонью высокую стопку папок. — Здесь все доказательства, протоколы допросов, улики и отчеты. В том числе расшифровка предоставленных тобой лично.       Я кивнула, на миг вспомнив сидящего передо мной Захарию, с его отсутствующим взглядом и заговаривающегося. Не самая моя приятная встреча, если судить объективно. — Так же было принято во внимание всё то, что сделал для Бюро, какие реорганизации он провел после ухода со своей должности Нормурта. Результаты, так сказать, весьма нехорошие. — Подробнее. — Сразу после Назначения Директором, Тренч проводил продуманную и организованную политику изменений Бюро, добавления и переназначения Отделов, в том числе Связи и Центральный. Основания Паноптикума, Сектора Содержания и входящих в него Отделов, организация работы и экипировки рейнджеров в современном их виде. Было положено начало вневедомственных отношений. До определенного момента его работа оставалась продуктивной и идущей во благо Бюро, однако после определенного случая он начал подавать явные признаки деградации ума и разложения личности. — Так понимаю, это случилось после экспедиции в Диапространство-36, — кивнула я. — Именно, — откликнулся он. — Было проведено множество интервью с сотрудниками, в том числе и тех, кто многие годы работал с Директором Тренчем, и восстановлена хронология. Честно говоря, это не самым лучшем образом сказалось на моральном духе этих сотрудников, — Уильям помолчал немного. — Как оказалось, заявление Тренча о том, что он что-то подхватил в этом безрезонансом пространстве, оказалось правдой, и это было своеобразным «эхом» резонанса Ииссов, которое долгие годы оставалось с ним, развиваясь и всё больше поражая его сознание. — Можно было выявить это, если бы были проведены соответствующие меры, — здраво заметила я. Он пока не сказал мне ничего нового или интересного. — Да, вы правы. В течении многих лет Тренч уклонялся от протокольных процедур проверки, в том числе тесты на парапсихологическую устойчивость, внедренных в подсознание поражающих элементов и, что самое главное, уклонялся от процедуры Назначения Директора, что является самым верным способом определения пригодности Директора на его работу. В любом случае, по результатам этого расследования были вынесены выговоры и дисциплинарные взыскания разной степени тяжести. А также, по результатам расследования будут внесены поправки в протокольные процедуры проверки Директора. То есть для вас, мэм.       Теперь мне не было так скучно его слушать. — Как-то мне это не нравится. — Я понимаю, мэм, но это всего лишь превентивные меры, чтобы не допустить повтора разыгравшейся трагедии, которая, смею вам напомнить, унесла множество жизней сотрудников Бюро. — И что ты мне предлагаешь? — поинтересовалась я, не ожидая ничего хорошего. — Ничего чрезмерно сложного или неприятного, — заверил меня Уильям. — Всего лишь комплекс процедур, которые ты должна будешь проходить регулярно. Медицинские, психологические и параулитарные, проводимые под наблюдением компетентных сотрудников и специально назначенных агентов. — Уильям, не начинай мне действовать на нервы, — попросила я. — Я запрещаю проводить на мне какие-либо тесты. — Это всё делается ради безопасности Бюро, — почти мягко сказал он. — Ради защиты Бюро от твоего теоретически возможного негативного влияния. Нет ровно никакой гарантии, что случившееся с Тренчем не произойдет с тобой. — Я понимаю, тобой движет страх и беспокойство за Бюро, — согласилась я, — но не пошел бы ты на хуй, с такими запросами, — предложила я. — Но, Директор… — я не собираюсь давать себя колоть иголками под наблюдением группы незнакомых мне людей и не собираюсь позволять препарировать мне душу. Мне неудобно говорить с Вон наедине, что уж говорить про так называемую «комиссию». — Джесси, я же предлагаю это во благо Бюро…       Я вздохнула. — Послушай, Уильям, — я вздохнула, — я пытаюсь быть паинькой и играть по правилам. В том числе тем, что мне незнакомы и по которым я никогда не жила и не работала. Я пытаюсь делать то, что нужно, но мне бывает сложно, но я пытаюсь работать по этим чертовски сложным протоколам, и может быть у меня не всегда получается всё идеально, но я, черт возьми, стараюсь, — заявила я. — Я буду с тобой честной, мой дорогой руководитель Сектора Расследования, — продолжила я после небольшой паузы. — Хорошо, я тебя слушаю, — откликнулся он. — Ты знаешь, что случилось семнадцать лет назад в Ординариуме, — начала я. Никогда не была в церкви на исповеди, но сейчас это очень сильно напоминало исповедь. Слышала, что нельзя держать в себе дурные эмоции. — Когда я впервые увидела агентов Бюро в Ординариуме, они мне не показались заслуживающими доверия. Более того, они показались мне откровенно враждебно настроенными лично против меня и брата, что подтвердилось тем, что они попытались нас вдвоем арестовать. Тем более после близкого знакомства с Полярис, случившегося на несколько дней раньше, я ощутила направленный против меня враждебный резонанс, хотя и не знала, что это такое. Сама же Полярис была того же мнения. Так что в тот момент мнение о Бюро сложилось у меня однозначным, даже если и было скоропалительным.       Слова лились для меня непривычно легко и свободно, как будто я считала Уильяма своим лучшим другом. Говорить гадости ему в лицо доставляло некоторое извращенное удовольствие. — После этих событий у меня сложилось устойчивое впечатление, что это Бюро и все люди из него — плохие. Я была маленьким ребенком, в бегах, после самой большой травмы в своей жизни, что я могла еще подумать, — я пожала плечами. — Многие годы я считала, что Бюро виновато во всём, что случилось тогда с моим городом, с моими родителями и друзьями. Я считала, что именно Бюро сломало всю мою жизнь, заставляя жить в бегах и выживать там, где другие не могли, — я заметила, как Кирклунд ощутимо побледнел с лица и потянулся к документам, где, видимо, лежали результаты моих психологических тестов. Конечно, информация расходилась, она не могла не расходиться. — Долгие годы я видела агентов Бюро, наподобие тех, что приехали в Ординариум, в своих самых страшных кошмарах и наяву, — продолжила я, смотря прямо на него. Удивительным образом, мне как будто легче становилась, когда я вываливала на него всю эту информацию. — Я могла видеть лицо Тренча в каждом курящем мужчине. Чувствовала за собой слежку, вплоть до острой паранойи. Я была очень эмоциональным и проблемным ребенком, а затем и подростком. Знаешь ли, попади я сюда в шестнадцать или семнадцать, я бы тут прежде всего весь Дом по камешку разнесла, только потому что Бюро существовало. Много лет оно олицетворяло для меня главного врага, которого надо уничтожить. В то время я была совершенно одна, и никто мне не помогал, ни физически, ни морально. Со мной была только Полярис. Из источника проблем она превратилась в самого верного друга, какой только и мог быть у меня.       Я облизнула сухие губы, глядя на изумленного Кирклунда. — Но сейчас вы совершенно по-другому думаете, это видно из аналитических выводов парапсихологов, — возразил он. — Что изменилось с того времени? — С тех пор прошло много времени, и я изменилась за эти годы — выросла, что ли, перестала позволять эмоциям брать надо мной верх, стала рассудительней и спокойнее. До меня дошло, что на одних эмоциях, насколько разрушительными они не были, далеко я не проеду. И тогда я училась действовать, доказывать и получать нужное не только криками и взрывами всех мало-мальски электронных и радиоприборов, а осмысленными и плодотворными действиями. Так же одно время я занималась медитациями, пытаясь обуздать Полярис, которая появлялась при каждом воздействии, при каждой эмоции. Я старалась не сближаться с людьми, заниматься вопросами выживания, читала книги, много путешествовала, по всей стране. — Медитации помогли избавиться от желания уничтожить Бюро Контроля? — Медитации вообще мало сами по себе помогли. Эта цель стояла передо мной много лет, и неудивительно, что я не смогла от неё отказаться. Я и не стала отказываться. — Простите? — Я воплотила то, к чему стремилась — нашла Дилана, даже если он сам от меня отказался, и уничтожила Бюро в том виде, в котором оно забрало у меня моего брата, — в ответ на недоуменный взгляд Кирклунда я пояснила: — Я буквально заставила Тренча застрелиться, довела его до самоубийства, а именно он, как Директор, был воплощением прежнего Бюро и всего, что неправильного оно натворило. И ты знаешь, мне стало намного легче, в тот самый момент, когда он умер. — Это хорошо, — он снова зашарил по бумагам, как будто приходя в себя после такого заявления. — И всё же я настаиваю на проведении параулитарных тестов на влияние иномировых резонансов, а так же на влияние чужого разума. — Я запрещаю это делать, потому что в любом случае эти тесты будут положительными, — мило заявила я. — Я не совсем понимаю, — Кирклунд перестал делать вид, что он руководит ситуацией. — Ты сам подумай, — попросила я, — Полярис, она и есть иномировой резонанс, который ты можешь найти. Она не даст влиять на меня иным резонансам такой же силы, вроде Ииссов, а взамен тесты твои будут показывать, что я одержима. Правильно?       Он только и смог кивнуть. — К тому же, — я задумалась на короткое время, постукивая ногтем по столу. — Возможно, ты и другие мои Заместители не совсем правильно понимаете, что такое Должность Директора. Это не только Табельное Оружие, это больше олицетворение всего Бюро, всего Старейшего Дома, это эмпатическая, рациональная и даже физическая связь. И эта связь двухсторонняя, не только Директор влияет на Старейший Дом, но и Дом, сам Совет влияет на меня, заставляя действовать в своих интересах. И в таких масштабах, что ты да же и представить не можешь, даже приблизительно. Особенно, — я ухмыльнулась, — в те моменты, когда я не знаю, что следует сделать и как поступить правильно. Дилан был отчасти прав, когда в порыве чувство называл меня «марионеткой». Мной руководит Совет и Старейший Дом, да и Тренч периодически вставляет свое «бесценное» мнение. Так что снова да, я нахожусь под чужим контролем.       Кирклунд смотрел на меня во все глаза, забыв про свои бумаги. — Я даже и не представлял себе… — пробормотал он. — Никто не знал, — отрезала я, — потому что я никому не говорила. Мне и самой не очень приятно осознавать, что мои решения, эмоции и моя жизнь по большей части мне не принадлежит, — я подняла руку и, разведя указательный и большой палец в стороны, ткнула этим углом себе в шею под самый подбородок. — Мне самой только и остается небольшая часть моей собственной жизни.       Я заткнулась, пытаясь осознать то, что только что сказала. Совет контролирует мое поведение и мои эмоции, чтобы я бы не разнесла это место по камешку. Это вполне в духе этих голосов из неведомой, перевернутой, черной пирамиды. Мне довольно уютно было здесь жить и достаточно приятно работать, но я никогда не думала, что взамен достаточно гибкого контракта на работу я отдала свои эмоции, которые всегда принадлежали исключительно мне. У меня отняли свободу выбора действий, но когда у меня отняли свободу выражения эмоций — это как-то уж слишком, даже для такого выворачивающего привычные понятия вещей месте. Я подняла руки и сжала ими голову. Во рту появился неприятно острый привкус, как будто я язык прикусила. — Джесси, — позвал меня Кирклунд. — Что случилось? — Эти ублюдки отобрали у меня мои же эмоции, — проговорила я несколько удивленно. — Так, я буду проводить процедуру Отбора Директора каждые полгода в присутствии своих телохранителей Чосен и Соловца, а так же буду регулярно навещать мисс Вон с откровенными разговорами, — заявила я, вставая с места. — На большее я не соглашусь, это мое последнее слово. — Да, мэм, я думаю, этого достаточно будет, — кивнул Уильям, всё еще с безмерным удивлением и ужасом на лице. Оставив его переваривать его же собственные эмоции, я быстрым шагом вышла из кабинета.       Добраться до Телефона Прямой Связи было делом пятнадцати минут, ровно столько, сколько нужно, чтобы ногами прошагать всё это расстояние от Сектора Расследований до самого Телефона. Я специально пошла ногами, чтобы у меня было несколько минут собраться с мыслями. Они собираться не хотели, всё время сбивались на откровенно постороннее, но я делала усилие и снова думала о том, что со мной происходит. Перед Камерой Телефона я коротко кивнула дежурному и беспрепятственно вошла внутрь. Сам красный Телефон молчал, со мной разговаривать не желали, зато желала поговорить уже я. Собравшись с духом и пару раз глубоко вздохнув, я подняла трубку и тут же, без перехода, погрузилась в белоснежное пространство Астрального Плана. Здесь всё оставалось таким же, как и обычно — бессистемные нагромождения черного с золотыми прожилками камня и опрокинутая острием вниз громадная пирамида, теряющаяся далеко над моей головой. Я подняла лицо кверху и посмотрела точно на острие этой пирамиды. — Могу ли я получить объяснение? — произнесла я, разведя руки в стороны. ≫>Нужно уточнение\разъяснение\точное формулировка≪<       Я только тяжело вздохнула. — Слушайте, я благодарна за то, что вы взяли меня на эту работу, — начала я. — И большое спасибо за то, что помогаете мне в управлении. Я имею в виду в тех случаях, когда я понятия не имею, что именно нужно сделать. Всё-таки я здесь новичок. Но сейчас я говорю о том, что вы заставили забыть меня о том, какие чувства я сама испытываю. ≫>Мы знаем, что было отпечатано\отражено в твоем сознании. Такое отношение недопустимо для Короля\Директора. Поэтому мы убрали эту деструкцию≪< — Я точно знаю, что я чувствовала по отношению к Бюро, — заявила я. — И эта ненависть и желание уничтожить это место было основано только моим беспокойством по отношению к брату. По факту, моя ненависть была направлена только к одному человеку, который, собственно, был ответственен за всё это. Остальных я винить не могу, они только исполняли приказ. ≫>Разъясните\поясните≪< — Убив Тренча, я добилась поставленной цели, — я снова развела руками. — Убив его, я уничтожила собственными руками то Бюро, что разлучило меня с братом и доставило ему страдания. Под моим руководством это теперь совершенно другое место. ≫>Мы не можем так рисковать\полагаться на такой расклад≪< — Ну давайте по-честному, ребята, — попросила я. — Вы используете меня в качестве переводчика — или проводника всех этих сверъестественных штучек — и я возразить ничего вам не могу. Вы держите меня за шею так крепко, что я даже уйти не способна. Так позвольте хотя бы испытывать собственные эмоции, а не то, что вы мне навязываете. Дайте мне хоть что-то, что принадлежит только мне!       Белое пространство не позволяло испытывать острые эмоции, однако крик мой отразился от камней и взлетел вверх, отражаясь эхом в возникшей паузе. ≫>Приготовьтесь к переходу\скачку напряжения, Директор≪<       Я даже ответить ничего не успела. Одно короткое мгновение спустя, растянувшееся субъективно до бесконечности, на меня обрушились собственные эмоции и чувства, которые, казалось, ушли навсегда, о которых я забыла. Я забыла о собственном желании, въевшимся и застарелом, как гниющая язва, разорвать и уничтожать каждого подвернувшегося на пути, отмеченного знаком герба с перевернутым треугольником. Герба, снившегося мне иногда в страшных кошмарах. Я даже вспомнить не могла, что когда-то могла испытывать такую ненависть, глубокую и направленную. Острая, разъедающая боль пронзила мою голову, распирая ее изнутри. Определенным образом направленную — на уничтожение определенного места. Совет был прав, такие мои эмоции могли уничтожить Бюро, наподобие суицидальных мыслей у человека; своими такими эмоциями я будто бы запрограммирую Бюро на саморазрушение.       Я уже сделала это, напомнила я сама себе — в тот самый момент, когда подняла с красного ковра непривычного вида пистолет и в тот момент, когда с усилием заставила Тренча поднести этот же пистолет к собственной голове и нажать тугой курок. Многие годы я ожидала этого момента, когда я могла заставить заплатить виновного за все мои и моего брата страдания. Но я никогда не думала, что это будет так просто. Я ожидала, что придется едва ли не вручную сносить стены и отбиваться от обозленной вооруженной толпы желающих его защитить, но не думала, что понадобится только один напряженный разговор. Нет, решила я, на самом деле это не было так просто.       На секунду мне показалось, что передо мной снова стоит Захария Тренч, пытающийся улыбнуться такой мерзкой улыбкой, полной превосходства, но ему мешала сведенная судорогой челюсть, из-за чего он кривил мерзкие рожи, даже физически невозможные. Я тут же подняла руку, материализуя Табельное Оружие, и разрядила его полностью в его мерзкое лицо. Несколько пуль разбили его очки в мелкие осколки, несколько попали в его высокий лоб, раскраивая его на куски и являя его содержимое, еще несколько пробили скулы и подбородок, превращая его в месиво из крови и костей. Он предсказуемо упал, и я подошла ближе, желая рассмотреть внимательнее действие моих рук. Его изувеченного лица мне показалось определенно мало, я перенесла вес своего тела на левую ногу, а правую подтянула коленом к груди чуть наискось, и, зафиксировав положение тела, как меня учили давным-давно, с силой и яростью ударила его голову ногой, всей ступней, особо целясь пяткой и крепким каблуком в его относительно целый череп. Не останавливаясь на одном ударе, я била его ногой до тех пор, пока голова его не перестала иметь форму и стала мешаниной смятой плоти и раздробленных костей. Мне мало уничтожить врага, мне еще и нужным оказалось попинать и изувечить его труп. Такие эмоции и такая импульсивность в сочетании с совершенно неженским поведением меня не красили, но мне определенно стало легче, и даже голова болеть перестала. Я глубоко, облегченно выдохнула и отдернула пиджак.       Совет глубокомысленно и очень громко молчал. ≫>Мы признаем ваше право\необходимость на собственные эмоции≪< — Спасибо, — искренне поблагодарила я.       Белоснежная, застилающая глаза вспышка снова ослепила меня, и я обнаружила себя в комнате со стеклянными стенами, в центре которого стояли кресло и небольшой столик с Бакелитовым Телефоном. Я чувствовала себя хорошо, странным образом удовлетворенной и отомщенной. Чувствовала себя собой и спокойной. Кажется, никогда в сознательной жизни я так правильно себя не чувствовала.       Попробовав сдвинуться с места, я обнаружила, что туфля на правой ноге испачкана в чем-то темном и липком, практически полностью. Не сомневаясь ни секунды, я сняла туфли, стараясь не испачкать руки, и пошла по мостику по направлению к своему кабинету босиком, ничуть не испытывая неудобств. Сами туфли я с размаху выкинула в первый попавшийся контейнер с мусором, под изумленным взглядом дежурного.