Разбитые Души

      В соборе повисло непривычное напряжение. Стража позади Глифула затихла, переговариваясь между собой. Было весьма непривычно видеть почти всегда сохраняющего хладнокровие архидьякона столь напряженным и разгневанным. Служителям церкви было ни к чему устраивать эти междоусобицы, ведь они были на одной стороне. Стэнфорд это понимал, так что пришлось сдержать накатившее раздражение. Бросить без причины духовное лицо за решетку было бы слишком беспечно.       Генерал рядом с ним, похоже, был немного обеспокоен самочувствием своего коллеги. Привычная церковная спокойная обстановка была нарушена этим зрительным противостоянием двух людей. Преступник всё ещё находился за спиной у мужчины в белой ризе и на удивление тоже не издавал ни звука, словно ожидая, чем всё это закончится. Может быть, ему была даже выгодна эта ниоткуда взявшаяся помощь, чтобы избежать грядущих неприятностей. — Церковь является убежищем для нуждающихся, Стэнфорд Глифул, и я не позволю нарушать правила святилища в присутствии Бога.       Священник испытующе смотрит на архидьякона, хотя главным законом церкви всё же оставался второй. К счастью или нет, Глифул не собирался сейчас нарушать закон, чтобы добиться своих целей. Он был человеком набожным, но при этом добивающимся своих целей, а необдуманные поступки могут повлечь за собой гнев народа. За сегодняшний день их уже было достаточно. — К Вашему сведению, Вы покрываете не невинную овечку. Мои люди нашли в нескольких футах от церкви стражников без сознания. У одного из них травма головы. Так сказал наш доктор. При этом потерпевший порядочный гражданин Парижа и имеет многодетную семью. А что будет, если семья потеряет своего кормильца благодаря действиям цыганского мошенника? Помимо всего... Он ранил меня.       Стэнфорд решает пойти другим путём, что на мгновение показывает сомнение в лице синеволосого служителя церкви. Тот смотрит через плечо на человека, которого защищал. Точно ли стоило делать это, если он не знал обстоятельств? На убийцу он похож не был, но всё же теперь стоял на пути закона. К тому же рука архидьякона действительно была рассечена и перебинтована. Очевидно, что на него кто-то напал с оружием. — Прошу прощения, можно мне сказать слово? — с волнением просит Уилл, слегка дернув незнакомого священника за край рукава.       Защитник вздыхает, потирая переносицу. Наблюдая за этим, стража немного расслабляется, кажется, потеряв всякий пыл бросаться в бой. Всё равно главная цель никуда не скроется, находясь всего в нескольких метрах от них, когда единственный вход, через который он сможет сейчас выйти парадный. Фиддлфорд был готов в любой момент отдать приказ стражникам, состоящим в соборной гвардии, но в церкви всё это не имело особого смысла. Драки на территории храма были запрещены, как и проявление насилия по отношению к другим. Генерал почти был уверен, что обвиняемый продолжит сопротивляться, что заставит их применить дополнительную силу, как было в отдельных случаях с попытками дать отпор. — Конечно. Пусть тогда этот парень скажет своё мнение по поводу Ваших обвинений. К тому же, если он раскаивается в своём поступке с Вашей раной и стражниками, то он имеет полное право оставаться здесь столько, сколько пожелает. Мы должны быть снисходительны к людям, которые не ведают, что творят.       Священник бросает взгляд на Уильяма и позволяет ему выйти из-за спины. Парень кивает и осторожно становится рядом с ним. Он был не низким и почти одного роста с синеволосым. Не хватало только пары сантиметров. — Я помню Вас, — проговорил Уилл, взглянув на священника. — Вы были на празднике и всё видели. В таком случае, должны знать, что первое обвинение было выдвинуто незаконно. Я не оскорблял его святейшество Глифула и ни коем случае не делал ничего нелегального. Лишь участвовал в представлении, в которое могли записаться все граждане вне зависимости от сословия и принадлежности, но владеющие каким-то интересным, развлекательным навыком. — Да... Если подумать, так всё и происходило, — внезапно согласился Фиддлфорд, присоединяясь к дискуссии.       Он не собирался принимать чью-то сторону, просто согласился с очевидными фактами. Это оправдывало Уильяма не во всех поступках, сделанных сегодня, но всё же снимало часть вины. — Бросьте. Если человек, живущий разгульной жизнью, отсидится за решеткой хотя бы пару дней, не случится ничего колоссального. Не будет повторять своих предыдущих ошибок. К тому же, это снимает с него лишь часть вины за содеянное.       Стэнфорд переглядывается с генералом, на что подчиненный и старый коллега пожимает плечами, взглядом говоря, что лишь изложил чистую правду. — Что ты скажешь по поводу раненого солдата?       Мужчина резко поворачивается к Сайферу, слегка наклонившись, чтобы лишь он мог его расслышать. — Послушай... Когда Его Святейшество Глифул что-то хочет, чаще всего он это получает. Ты должен быть максимально убедителен, если не хочешь, чтобы тебе навредили. Тебе стоит выразить искреннее желание остаться здесь и искупить грехи, даже если ты ничего не сделал. Это единственный способ.       Уилл становится более напряженным. Кажется, альтернатива искупать несовершенные грехи его не особо устраивала, но это давало надежду на то, что он не попадет в тюрьму. Парижские камеры холодные и плохо оборудованные. Просидеть даже пару ночей в одной из них, даже в самый жаркий месяц лета, когда решетки раскалялись от солнца — это последнее, чего хотелось. Не то, чтобы ему пришлось побывать в них раньше, зато об этом рассказывали его обвиненные временным заключением знакомые. Самое страшное из этого одиночные камеры. В них сажали самых отъявленных мерзавцев и забияк, чтобы они могли подумать над своим поведением. Длительное пребывание в полной тишине, смотря на покрытые мхом кирпичные стены, оказывало сильнейшее психическое давление. К тому же один только взгляд на Бастилию – на это высокое, крепостное здание, отбивал всякое желание там оказаться. — Я всё понял.       Около минуты Сайфер раздумывал, но всё-таки повернулся ко всем присутствующим, неловко улыбаясь. Он склонил голову, словно извиняясь перед всеми на территории храма. От такого давления можно почувствовать себя виноватым, так это было или нет. — Ваше Святейшество, служители закона и мистер генерал соборной гвардии. Я сожалею о своих поступках и о том, что ранил Вашего человека. Не знаю, могу ли называть это самообороной, но я действовал слишком спонтанно. Прошу, передайте стражнику с травмой, что я сожалею о том, что сделал. Мне очень жаль. Если позволите, я останусь здесь и буду молиться за Ваше благополучие. Если Бог есть в этом храме и услышит мои мольбы, то Вы быстро поправитесь.       Тот не ранил солдата с травмой, но всё же решил взять вину за своего коллегу по сцене на себя. Оправдываться тем, что он обвинит в ещё одном поступке друга, было бы слишком низко для него.       Архидьякон бросает презрительный взгляд на извиняющегося. Таким место было за решеткой, но сейчас он не мог сказать ему нет. Несомненно, даже самый страшный преступник может осознать, что делает неправильные вещи и хотя бы попытаться раскаяться. Хотя Стэнфорд не верил в то, что некоторые люди с отвратительной репутацией и огромным количеством грехов за душой способны по-настоящему измениться, ему приходилось мириться с общепринятыми догмами. — Хорошо, я согласен отпустить тебя, — с неохотой молвит Стэнфорд, уже не очень заинтересованно снимая с черного закрытого одеяния несуществующие ворсинки.       Уилл уже собирался ощутить вкус победы над этим властным человеком, но тот в полуобороте, собираясь уходить, продолжил свою речь: — Раз ты собираешься искупиться, то тебе самое время остаться здесь. Я поставлю стражу у всех дверей в Нотр-Дам, перекрою все входы и выходы. Вы меня слышали, генерал Фиддлфорд? И если наш дорогой раскаивающийся сбежит, то это надлежит воспринять как доказательство его лжи, ведь только преступникам присуще убегать.       Наблюдая за отдаляющейся к выходу толпой, Сайфер приседает на корточки. Его руки крепко сжимаются в кулаках. Настолько, что костяшки пальцев белеют. Приговор Глифула ничем не отличался от тюремного заключения, которое предполагалось изначально. Уилл был довольно неусидчивым и просидеть здесь столько времени было бы настоящим смертельным приговором.       Мужчина, помогавший ему до этого, посмотрел вниз, на опустившего голову и буквально сжавшегося в комок Уильяма. Похоже, он совсем не ждал того, что Стэнфорд решит здесь его "запереть". Церковь определенно не была самым плохим местом, но и не самым хорошим. Хотя она являлась пристанищем для бездомных и беженцев, ночевать на церковной лавке перед всеми святыми собора Нотр-Дам не являлось самым лучшим положением. У него уже был дом. Двор Чудес. И определенно, здесь и речи не могло быть о каком-то веселье. Нельзя было зарабатывать, ведь храм предназначен для молитв и богослужений. Иными словами, развлекаться здесь было бы неуважением к законам церкви.       Иссушенный ситуацией, Сайфер впадает в отчаяние. В его голове был целый рой мыслей, а соборная гвардия казалась пчелами, готовыми ужалить его в самый неожиданный момент. Он даже не мог сказать, точно ли был в безопасности. — Не беспокойся, — прозвучал голос стоящего всё это время рядом священника, чья рука в белой перчатке легла на полусогнутую спину. — Здесь ты в безопасности. Даже если кажется, что это не так. Я лично прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось. Мир бывает несправедлив.       Голос звучал спокойно, будто мужчина пытался внушить ему то же чувство, что сам испытывал.       Храмовая атмосфера действительно была успокаивающей. Свет пробивался через витражные окна с ликами святых и переливался разными цветами на мраморном полу. Достояние Парижа... Если собор – это не искусство, то что тогда? Даже сейчас, бросая взгляд на капители колонн, напоминающих коринфский стиль и высоко вздымающиеся округлые потолки, можно было сказать, какие усилия приложили архитекторы. Сам неф*¹ храма казался просто огромным, когда в нём было не много людей.       Сайфер молчал. Не поднимаясь, никак не реагируя. Он был опустошен настолько, что не хотелось откликаться на эту неожиданную подачку со стороны едва знакомого человека. Уилл видел его на празднике, как одного из наблюдателей и подчиненного архидьякона. С чего бы ему было помогать? Какие цели он преследовал? — Скажи... — тихо шепчет Уилл, опустившись коленями на холодный пол.       Священник казался человеком внимательным и осторожным, умеющим находить подход к окружающим и слушать их. По выставленным книгами заветам, таким и должен был быть настоящий служитель церкви, не преследующий цели богатства путем людских пожертвований и слез. Греховно было быть алчным, жадным торгашом, но есть ли разница между скупым священником и вечно ненасытным, ворующим деньги политиком? — Зачем тебе помогать? Из жалости... Или, может, личных побуждений? Я не понимаю.       Временное безмолвие. Сайфер наконец поднимает глаза, по которым видно угасающую надежду. Он имел черту быстро сдаваться, когда никого не было рядом. Конечно, Мэттью помог ему добраться сюда, но он же добавил ему обвинений оглушенными стражниками, один из которых, похоже, оказался сильно травмирован. — Взгляни сюда.       Также выдержанно продолжает говорить синеволосый, обращая его взор к витражам. Глаза святых словно были обращены на демона и ему стало как-то тревожно. Он никогда не делал ничего плохого. Были моменты, что казались ему неправильными, но преступником он не был. Молодой священник убирает руку и медленно огибает церковные лавочки. — Мне нет выгоды с того, что я делаю сейчас для тебя, но это и не важно. Я верю в то, что ты не виновен. Аргументов было мало, а арест – только формальность, чтобы получить желанное. Я не сомневаюсь в вышестоящих лицах церкви. Совсем нет, но даже они совершают ошибки. Я имею право указать на них высшему по званию.       Тот осторожно зажигает свечу в подсвечниках другой и смотрит на Уильяма, наконец покинувшего эту странную позицию решенного смысла жизни человека, - наконец он поднимается с пола. Находясь в нескольких метрах от него, Сайфер наблюдал за ним и внимал словам, впитывая сказанное. — Позволь мне помочь тебе. Не потому, что я хочу что-то получить, а потому, что считаю это правильным решением. Так, как святой Афродизий*² приютил святое семейство и помог им бежать в Египет, так и я помогаю невиновному найти приют.       Сайфер не был хорошо знаком со святыми писаниями, но понимал, о чём говорит собеседник. Сравнение было весомым, ведь по легенде святой Афродизий помог бежать Иисусу и Деве Марии, чтобы божий сын остался в живых и не был умерщвлён, а это — совсем другое. Может, стоило воспринимать всё это риторически. — Пусть это и храм, я совсем не чувствую себя в безопасности...       Демон приобнимает себя за плечи. Было довольно холодно, а его одежда совсем не была утепленной. Скорее даже, была похожа на уличную, удобную экипировку. Увы, своего крошечного оружия он решился во время инцидента с архидьяконом и его рукой. — Пойдём со мной.       Священник тушит несколько почти догоревших свечей в подсвечниках, наконец неспешно покидая неф. Уилл был не очень доверчив, но всё же проследовал за ним, шагая теперь уже по узенькому коридору. — Я никогда не был в этой части храма... — в полтона замечает демон, оглядывая теперь уже невысокие потолки.       Свет здесь был тусклым, так что рассмотреть всё досконально не представлялось возможным. Уилл только отмечал двери, ведущие в неизвестном направлении. — Мы направляемся в служебные покои. Даже работникам церкви нужно отдыхать, а так как наше основное место жительства – собор, у нас есть комнаты отдыха. — Комнаты отдыха? — задумчиво переспрашивает Уилл.       Казалось бы, ничего непонятного не было. Работающие в церкви тоже были людьми и им требовался должный покой время от времени. — Я очень редко посещал храм. К тому же собор Нотр-Дам де Пари – величественное строение. Неудивительно, что здесь есть отдельные комнаты... И ещё, я забыл спросить твоё имя.       Они всё шли по коридору, пока священник не остановился возле одной из комнатушек. Здесь не было окон, но тот, проводя большую часть времени в церкви, хорошо ориентировался в темноте. — Точно. Пьер Луи-Морель. Я приехал сюда из другого города, так решило высшее духовенство Ватикана, а также наш дорогой кардинал. Люди долго ко мне привыкали. Можешь проходить.       Мужчина пропускает его внутрь, открывая двери. Перед глазами тотчас предстала небогатая комнатушка с несколькими деревянными кроватями, покрытыми старыми, но чистыми тканями. Она явно предназначалась и для остальных работников храма, но сейчас здесь никого не было. Похвастаться изобилием предметов комната не могла. Несколько личных тумбочек, невзрачные светлые стены и окошко посередине. Со всей этой ерундой на площади уже успел наступить вечер, так что было темновато. — Ну, а ты? Как тебя зовут? — внезапно спросил Пьер, пока Уилл встал столбом в проходе, осматривая новое местечко.       Тогда Сайфер неловко отошёл, проходя в саму комнату примечая пару уютных кресел у окна. Всё было не так уж и бедно. Если учитывать, что большую часть времени здешние обитатели проводят в храме, то обставлять покои покрасивше было было бы неправильно. Главное, что всё было удобно для бытового использования. — Я Уильям. Выходит, ты тоже не из Парижа. Здесь довольно темно, так что... Может зажжем свечи? — предложил Уилл, проводя ладонью по одной из кроватей.       Он отмечает взглядом встроенные в стену медные подсвечники, наполовину сгоревшие свечи в которых были потушены. — Да... И всё же я француз, и твоё имя тоже нестандартное для этих краев. Больше похоже на Англию, — не очень охотно откликается Пьер. — Уже почти стемнело. В ящике рядом с тобой лежит мешочек с сухой травой и, если тебе не сложно, подай его мне.       Священник подходит к комоду, с которого берет покрытую золой железную миску. Оттуда же тот берет кремний и кресало, используемое для разжигания огня. Это небольшой железный предмет полуовальной формы.       Сайфер слушает нового знакомого, опуская глаза на открытый ящик возле тумбочки. Из него, среди обилия книг, он выуживает единственный тканевый мешочек довольно больших размеров и отдает его Пьеру.       Уже привыкший к этой стандартной процедуре, мужчина высыпает часть содержимого мешочка в миску, после чего ударяет друг о друга уже взятые в руки предметы, разжигая огонь искрой. Сушеная трава хорошо горела какое-то время, но это делалось лишь для того, чтобы не сидеть в полной темноте. Взяв из некрупного коробка свечу, священник зажигает её, после чего повторяет то же самое на восковых изделиях в других канделябрах, внедренных в стены. — Я просто подумал, что ты можешь оставаться здесь, пока всё не утихнет. Лучше не раскалять обстановку, иначе может случиться что-то плохое. В этом мире и так уже достаточно злобы, понимаешь?       Луи-Морель вздыхает, приглашая гостя сесть на одно из кресел. Витражное окно не так хорошо запускало в комнату закатные лучи, как хотелось бы. — На самом деле его святейшество и не оставило мне особого выбора. Либо я остаюсь здесь, либо он поднимет всю стражу на уши.       Уильям тихо смеётся, находя это ироничным, после чего устраивается в предоставленном кресле, складывая руки на коленях. — Я имел ввиду, что если ты устанешь, то здесь есть постели и книги. Можешь занять кровать в углу. Она пока не занята. Из книг здесь в основном священные писания, так что будь осторожен, используя их.       Служитель церкви улыбается, что Уилл находит почти очаровательным, немного смущаясь в новой компании. Похоже, он не был плохим человеком, раз так пекся по поводу незнакомца. Ситуация демона была серьёзной, а капелька добра действительно бы не помешала. В эти времена было слишком много несправедливости. — Тогда я воспользуюсь твоей добротой. Не думаю, что архидьякон Глифул будет преследовать меня целую вечность, так что возможно когда-нибудь смогу свободно выходить отсюда. И ещё... Если ты не против, я хочу помогать в церкви. Я не хочу нахлебничать. — Это довольно ответственная работа, так что... — Но ведь я должен что-то делать. Я не смогу проводить службы, но хотя бы убирать храм после богослужений - простая задача.       Уилл всё-таки решил настоять на своем, на что священник хмыкнул и задумался. — Ладно. Я попрошу тебя, если понадобится очистить главный зал от лишнего мусора. Во время важных православных праздников людей на службы приходит больше. Храму не требуется ежедневная уборка, но держать его в чистоте и порядке - наш долг.       Чувствуя вкус победы хоть в чем-то, Уильям широко улыбается и откидывается на спинку дивана. Хотя знакомы они были один день, рядом с Луи-Морелем было довольно-таки спокойно. Может, он не сможет здесь веселиться или устраивать танцы с бубном, как на площади, но хотя бы будет с кем поговорить. К тому же, он задался целью изучить содержимое храма. Наверняка помимо комнат отдыха здесь было много чего ещё. Как можно было забыть о том, что наверх тоже вела лестница в колокольни? Хотя она не так обширно пользовалась, особенно для прихожан, хотелось побывать и там. — Уже вечер. Самое время отужинать и ложиться спать. Мы можем поговорить о твоей работе и завтра, ладно? — Разумеется, — соглашается Уилл.       Он обдумывает всё произошедшее сегодня. Как-то совсем не складывалось, ведь с утра всё ещё было в порядке. За один день все его старания просто рухнули из-за церковного главенства, а когда всё утихнет - загадка, ответ на которую найти было сложно. Завтрашний день он проведет здесь, а еще послезавтрашний. Более того, Уилл может пробыть здесь больше месяца. Все эти факты давили на него тяжелым грузом. — Главное не отчаивайся. Когда-нибудь ты же сможешь покинуть это место, — поддержал Пьер, поднимаясь с кресла и неспеша удаляясь в сторону двери, предварительно взяв с собой одну из свечей, чтобы не заплутать в темноте коридоров. — Я принесу поесть. Можешь пока располагаться. «Я не знаю, сколько это будет продолжаться, но прежде чем уходить отсюда, стоит всё хорошенько обдумать. Не стоит злоупотреблять его добротой. Мне нужно подумать о безопасности других и своей собственной», — Уильям смотрит на слегка потертый потолок, мысленно уходя из этого места. Похоже, судьба имела свои планы на него и с сегодняшнего дня демон будет проводить время в святом храме. Если Бог и существовал, то он насмехался, смотря на него с небес. Наконец, он прикрывает свои глаза, видя перед собой былые странствия и уже почти ставший родным Двор Чудес...