Салем. Война ведьм

Если сестра первая слыла безумной, то вторая по капле собирала отраву, сочившуюся из собственных вен. Не народилось пока ей равных в зельях, настоянных на крови: ни среди смертных, ни среди бессмертных. И во власти ее было повергнуть мир в пучину смертельного проклятия; она не терпела ни сестер, ни иных родных по крови или волшебству; милее всего ей было собственное отражение, кусающее ядовитое яблоко. Сама она выбрала себе имя, потому что – по ее же словам – не помнила, как назвали ее родители. Да и были ли они? Никогда не упоминала ведьма ни про облик родной, ни про отзвук голоса, словно появилась во тьме сама по себе, и сплетение ветвей старого древа стало для нее колыбелью. Сумрачная чаща воспитала ее, вскормила ядовитым соком мертвого дерева, пропитала ненавистной магией, нашептала сказки про злобу мирскую. И когда Регина встретила сестер по духу, то долго привыкала к ним, держась поодаль. Что в ее распоряжении теперь, когда Ковен разметал колдуний по сторонам света? Яблоко наливное да почерневшее от времени и заклятий мутноватое зеркало, спящее до поры. К нему-то и склоняется Регина, вернувшись от нелюбимой сестры. – Зеркало, зеркало, дай мне ответ, – шепчет она, гладя холодной ладонью свое тусклое отражение. – Что же случилось, а что – еще нет? Тишиной отзывается старый замок, облюбованный ведьмой. В окнах нет стекол, нет ставен, и северный ветер привольно гуляет меж потрескавшихся стен, редко-редко принося с собой чужие проклятия. Никто здесь не живет, и даже хозяйка появляется лишь от случая к случаю, вот как сейчас. Но магические засовы выкованы прочно, и никто из случайных прохожих не прельстится одиноким огоньком, призывно танцующим на зубцах крайней башни. Регина наглаживает зеркало, не отрывая взгляда. В глубине карих глаз ее наливается ядом оставшийся без ответа вопрос. – Зеркало, зеркало, дай же ответ… В шепоте том – все грани льда. Острыми бритвами они взрезают пропитанный тьмой ветер и оставляют крохотную трещинку в левом верхнем углу зеркала. Только тогда, вытянутое из полуночной дремоты, зеркало являет свой лик. – Все меняется, все. Голос зеркала похож на голос Регины, отравившейся собственным яблоком: хриплый, полумертвый. От него дрожь пробегает по плечам и крадется по спине, будто капля пота. Регина склоняется ниже, жадно всматривается во мрак, окутавший ее отражение. Там будто и не она вовсе теперь, а что-то дьявольское и непримиримое. – Кто в этом виноват? – Ты знаешь, – шелестит зеркало, и Регина кивает. Она знает. – Кого она призвала? Имен не называется, но зеркало и так понимает. – Ведьму из иного мира, – тянутся незримой нитью слова от него к Регине и немного провисают под тяжестью дыхания. – Она придет, и все перевернется. Зеркало умолкает, оно устало. Регина пытается вызнать у него хоть что-нибудь еще, но только ее отражение отзывается на злой шепот. В их шатком мирке едва-едва установилось робкое равновесие. Четыре ведьмы поделили власть и разошлись по четырем сторонам света – это ли не радость, это ли не хрупкий мир? Что станется со всем этим, приди сюда пятая? Да еще и извне… Что за демонов притащит она за собой? Чем обернется для Регины эта история, не пожалеет ли она, что не приложила достаточно усилий для предотвращения оного? Чего добивается Мэри Маргарет, понимает ли она, что тянет и откуда? Неужели ей так не достает сил, что она захотела заполучить иномирные? Регина не солгала: она действительно видела будущее. Сон, однажды пришедший под утро, явил в себе неизбывную пустоту и мертвое молчание. Ничего не останется в мире после прихода ведьмы извне. И никого. Только призрак неудержимой сестры останется реять над мертвыми землями. Пока еще теплились сомнения, пока была надежда, что враг не затаился среди них… Регина облизывает губы. Они сухие, и точно такие же заклятия сорвутся с них. Рука тянется к кинжалу, лежащему рядом с зеркалом: тонкому, будто длинная игла. Короткое слово – и в воздухе повисают зажженные свечи, мерцанием немного разбавляющие сонную тьму. Регина смотрит на левое запястье, а потом одним быстрым движением взрезает его, позволяя каплям крови разлететься в сторону. Она умеет призывать мертвецов, и есть один, у которого много чего можно узнать. – Желтоглазый король, – шепчет она во мрак, – ты слышишь меня, я знаю. Отзовись! Воск со свечей, подобно крови падающий на пол, образует неровный, но замкнутый круг. За его пределы Регина не выберется, пока не остановит кровь, но и к ней никто не шагнет. Это необходимая защита: мертвецы не любят уходить одни. – Приди ко мне, – продолжает шептать Регина, а в ушах потихоньку нарастает шум, средь которого она, наконец, различает негромкое хихиканье. Желтоглазый король выскальзывает из тени своей смерти и становится подле восковой черты. Запрокидывает голову, изучает свечи: до них ему не дотянуться. – Зачем звала? Шепот его подобен скрежету металла по камню: раздражающий, плохо терпимый. Регина морщится и смотрит на лужицу крови у своих ног. Хватит ли ей времени? Она почти не помнит свой последний призыв, но раз она здесь, значит, он удался. – Как мне избавиться от той, что рвется в наш мир? Регина не называет имен и подробностей: мертвецам и без того ведомо все, что творится в мирах – том и этом. Иные призываются из своего вечного сна только за этим, чтобы их хозяева могли ведать больше остальных. Но такие дела опасны, и никогда нет уверенности в том, что призванный не врет: заставить его говорить только правду не может никто, ибо живые держат под контролем лишь тело мертвеца, но никогда – разум. Покрытое мелкими чешуйками лицо желтоглазого короля подергивается рябью. Он хихикает, прикрывая левый глаз, чуть мутноватый и более блеклый. – Пробуй и узнаешь. Это не тот ответ. – Если я убью свою безумную сестру, – упорно спрашивает Регина, продолжая истекать кровью, – это все исправит? Она думает, что давно следовало это сделать. Безумная ведьма возомнила себя всемогущей: начитавшись древних книг, она сумела избавиться от двух своих сестер, и только Регину по какой-то причине не тронула. А может, не смогла. Безумие же, исходящее от нее нестерпимым зловонием, распространилось слишком быстро, и вот уже те плоды, что повисли на его ветвях, грозятся стать более ядовитыми, чем заклятия Регины. В висках стучит. Кровь Безумицы, некогда смешанная с кровью Регины, потихоньку изливается наружу, но полностью избавиться от нее можно, лишь умерев. Желтоглазый ухмыляется во весь рот, показывая гнилые зубы. – Попробуй – узнаешь. Он глумится и не скрывает этого. Веселится, ждет, когда Регина окажется на одной стороне с ним. Ждет их всех четверых, чтобы отомстить за свою погибель. Но есть способ развязать ему язык. – Я дам тебе увидеться с сыном, – слова тяжело ложатся на язык, перед глазами – туман. Регина встряхивает головой, заставляя себя сосредоточиться, и видит, как замирает желтоглазый король. Раньше они звали его дьяволом и поклонялись ему, как своему господину, но Безумица разрушила эту связь. Вот, пожалуй, то единственное, за что Регина может ей быть благодарна. Она помнит те ночи, длившиеся вечность, когда танцы у костра под пение ночных птиц мнились чем-то манящим. Помнит, как смотрел на нее дьявол, как предлагал то, что, как представлялось, не обещал другим. Все это была ложь, и когда ведьмы прознали о ней, то избавились от сеявшего меж ними раздор. Жаль только, что ростки этого раздора уже успели пробиться сквозь толстый слой земли. Желтоглазый тих и спокоен. Он, не мигая, смотрит на ведьму и ждет. Регина считает это за согласие и прикрывает глаза, вызывая перед собой облик маленького мальчика. А когда вновь поднимает веки, то видит, как рядом с первой тенью вырастает вторая – поменьше. Они не могут коснуться друг друга – отец и сын, – и Регина вяло наблюдает за тем, как желтоглазый король водит ладонью возле лица мальчика. Оба молчат, и это молчание тяжелит воздух, пропитывает его сожалениями и несбывшимися надеждами. Кап. Кап. Кап. Крови в жилах остается все меньше, и пора бы заканчивать. Регина произносит два слова на забытом языке ведьм, и мальчик исчезает, будто его тут и не было. Рука желтоглазого повисает в воздухе. – Скажи, как мне все изменить? – шепчет Регина. Тьма проникает в нее через разрез на запястье. Мертвец оборачивается и равнодушно кидает: – Я ничего тебе не обещал. Как тоскливо, как горестно сознавать, что проиграла! Но ведь предложила сама… Регина немедля разражается проклятиями в его адрес. Колкие слова, пропитанные ненавистью, летят в лицо мертвеца, вонзаются иглами в его глаза, щеки, губы. Кожа лопается, выпуская наружу желтоватую жидкость вперемешку с густой, почти черной, кровью. Истерзанные губы застывают в подобии улыбки, опустевшие глазницы слепо смотрят на выдохшуюся Регину. Ведьма умолкает и отпускает дьявола, позволяя тому рассыпаться неприглядным пеплом. Ветер разносит его по комнате, а Регина спешно зажимает рану краем рукава и встает. Свечи моментально тухнут, падают на пол, катятся во все стороны, шорохом своим распугивая крыс. Регина выходит из круга, на мгновение ощущая зябкое прикосновение потустороннего мира к своим плечам, но это лишь мнительность. Мертвецы не разгуливают по собственной воле, за это можно не опасаться. Уже на пороге Регина оборачивается и задумчиво смотрит на зеркало. Сердцу тревожно в груди от принятого решения. Что ж, у нее еще остались сестры. И никто не помешает ей к ним заглянуть.

– * -

Когда корабль входит в порт, паруса уже не похожи на тряпки. Они раздуты, словно животы обжор, а на палубе суетятся невесть откуда взявшиеся матросы. На носу, оканчивающемся фигурой змеи с высунутым раздвоенным языком, стоит высокая статная женщина в богатых одеждах. Каштановые волосы ее распущены, синие глаза ясны и умны. Насмешка блуждает по красивым губам и становится все отчетливее, все резче. Когда корабль мягко пришвартовывается, женщина медлит перед сходом на пристань, а после рассыпает у ног некий порошок, на который и наступает, делая свой первый шаг. Где-то вдали гремит гром, готовясь сотрясти город.