Счастливый конец

Астерия стоял на сцене, прожекторы били ему в глаза, а шум толпы был глухим гулом, проникающим сквозь его сознание. Он пел, но его голос казался ему чужим, отдаленным, как будто он пел не свой голос, а голос кого-то другого. Он думал о Кетсеки, о его беспокойстве, о его страхе, о его больном сердце. Астерия хотел быть рядом с ним, держать его за руку, успокаивать, говорить ему слова любви, но у него были очень важные дела. Ему позвонили из концертного агентства. Они сказали, что появилась уникальная возможность записать альбом в голливудской студии и выступить на престижном фестивале в Лос-Анджелесе. Это был шанс, который мог изменить все. Это был шанс, который мог поставить их на вершину мира. Астерия не мог отказаться. Он пообещал Кетсеки, что будет дома через неделю, но он не представлял, как он сможет прожить эту неделю без Кетсеки. Он попрощался с Кетсеки, обнял его крепко, поцеловал в щеку и улетел в Лос-Анджелес. Он не знал, что все это время Кетсеки был один, что он погрузился в свои страхи и свои болезненные мысли, что он не мог успокоиться без Астерии. Он взял нож, который Астерия убрал от него в прошлый раз, и начал резать себя. Он резал себе руки, ноги, шею, живот. Он не чувствовал боли, он чувствовал только пустоту, только отчаяние, только желание умереть. Он не хотел жить без Астерии, он не хотел жить без любви, он не хотел жить без смысла. Когда Астерия вернулся домой, он увидел перед собой страшную картину. Кетсеки лежал в крови, его тело было изрезано в клочья. Астерия не мог поверить своим глазам. Он бросился к Кетсеки, стал останавливать кровь, звонить в скорую. Он не знал, что он делает, он только чувствовал невыносимую боль, боль за Кетсеки, боль за их любовь, боль за их жизнь. Он молился, чтобы Кетсеки выжил, чтобы он снова смог улыбаться, чтобы он снова смог жить. Он не знал, что он будет делать, если Кетсеки умрет. Он не представлял себе жизнь без него. Дни тянулись медленно, словно карабкались по крутой горе. В палате, где лежал Кетс, царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем аппаратов, следящих за его слабым дыханием. Астерия, словно призрак, появлялся каждый день, принося с собой солнечный свет и ароматы цветов. Он сидел рядом с кроватью, держа руку Кетса в своей, гладя его тонкие пальцы, и шептал приятные воспоминания. «Помнишь, Кетс, как мы первый раз встретились?» — говорил Астерия, голос его был спокоен, как тихая река. «Ты стоял перед сценой в белой рубашке, и улыбка твоя была ярче солнца. Ты сказал, что моя музыка для тебя — это полет в небо. Мы смеялись, и весь мир казался нам счастливым.» Он рассказывал о гастролях, о веселых моментах за кулисами, о громких аплодисментах, о любящих глазах фанатов. Он перебирал фотографии, показывая Кетсу моменты их счастья: закат над морем, ужин при свечах, танцы под звездами. Но Кетс не отвечал. Он лежал неподвижно, лицо его было бледным, как холст, а глаза закрыты. Астерия знал, что Кетс слышит его, что он чувствует его тепло, что он вспоминает все то прекрасное, что было у них вместе. Но Астерия также видел, что состояние Кетса не улучшалось. Его тело было слабым, как завядший цветок. Он чувствовал беспокойство, страх и отчаяние. Однажды, Астерия пришел в палату и увидел, что Кетс открыл глаза. Он посмотрел на Астерию, и в его глазах было не радость, а боль. Он шепнул: «Астерия, я не хочу жить. Я не могу жить без тебя. Я боюсь.» Астерия крепко сжал руку Кетса, поцеловал его в лоб, и шептал: «Кетс, я здесь, я с тобой. Мы вместе преодолеем все. Я не отпущу тебя. Я люблю тебя.» Он не знал, что будет дальше. Он не знал, выздоровеет ли Кетс. Но он знал, что будет рядом с ним, что будет держать его за руку, что будет говорить ему слова любви, пока у него будут силы. Он знал, что их любовь сильна, что она может преодолеть все препятствия, что она может сделать чудо. Он молился, чтобы чудо произошло.