You're my best friend Now I've no one to tell How I lost my best friend The frost, it looks Like we've been left in the attic But you're not here to see It's just witness-less me
Ты мой лучший друг, Теперь мне некому рассказать, Как я потерял своего лучшего друга. Иней, похоже, нас оставили на чердаке, Но тебя здесь нет, чтобы посмотреть,
Здесь только безсвидетельный я
Д. Даже я не ожидал услышать о том, что ты решил отправиться в дальние странствия. Джинн хотела написать тебе письмо, чтобы отговорить тебя, но я посоветовал ей этого не делать. Не думаю, что Варка знает об этом. Иначе, зная его нрав, он бы наверняка захотел встретиться с тобой в таверне. Поезжай как можно скорее. Чем меньше людей будет об этом знать, тем меньше будет прощаний. Чтобы избежать всех этих сентиментальностей, лучше всего отбыть ночью. Хорошего пути. Когда любимые люди уходят, некоторое время приходится учиться жить заново. Там, где раньше было заполнено светом, образуется бездонная дыра, которая, кажется, только разрастается и забирает внутрь каждую эмоцию, превращая её в пустоту. Ты отучаешь себя от старых привычек, от знакомого голоса, от родного тепла. Тебе нужно восполнить те места, которые раньше были наводнены другими запахами, прикосновениями, словами. Тебе нужно выстроить свой день, зная, что вы не пересечётесь; зная, что не удастся сказать то, что хочется; зная, что тебе нужно делать то, что приходилось делать всегда, но теперь — с другими людьми. Разговаривать, работать, реагировать, отвечать и спрашивать. Сначала Кэйа учился заново спать и бодрствовать. Не просыпаться от малейшего шороха, думая, что это заходит Дилюк. Сперва важно довести каждое действие хотя бы до автоматизма: не думая, лечь в кровать; не думая, бороться с бессонницей; не думая, встать утром; позволить воде смыть с тела ночь; поесть; выпить кофе; одеться; посмотреть в зеркало. Не думая, не думая, не думая. Когда у Кэйи получилось засыпать не за три часа, а за полчаса, он начал учиться перестраивать свой маршрут, по которому по инерции вели ноги в сторону фамильного особняка, которого больше нет. Вернее, он есть, но не у него. Не у них. Их тоже больше нет. О том, что особняк продан, Кэйа узнал письма. Дилюк, как единственный наследник, не обязан был спрашивать разрешения, но это полоснуло по сердцу, ведь можно было хотя бы предупредить. Рагнвиндр даже не пожелал встретиться лично и сообщить новость, хотя это была потеря для Кэйи, к которой он не был готов. Огромная часть и его юности была спрятана в этих тёплых стенах, его секреты были укутаны в маленьких щелях и тёмных углах, его первые победы и поражения хранились в потайных шкатулках и за закрытыми дверцами, его мечты и надежды были тоже завёрнуты в складках парчи, а слёзы и крики радости помнили тонкие одеяла, дорогие ковры и атласные шторы. Наверное, это была месть со стороны Дилюка, наверное, он хотел, чтобы Кэйа хотя бы на несколько секунд почувствовал, что такое неконтролируемая утрата, как будто тот пережил недостаточно. Кэйа хотел бы ненавидеть его. Хотел бы обвинить. Хотел бы затаить зло. У них так и не случилось встречи перед отъездом Дилюка. Последнее живое воспоминание Кэйи о них — их столкновение в день смерти Крепуса. Это тоже чертовски несправедливо. Но он никогда не мог ненавидеть Дилюка. Только не его. Затем Кэйе пришлось учиться не вздрагивать от малейшего стука по стеклу или оконной раме в надежде, что орёл принёс весточку из очередной глухой деревни Тейвата, где на этот раз остался Дилюк. Перестать всматриваться, когда видишь похожую походку или фигуру в толпе. Не реагировать на подобный цвет волос или тембр голоса. Кэйа действительно учился не вспоминать, не думать, не надеяться. Кэйа учился не ждать. Он завёл привычку вести ежедневные записи в дневнике дел. Три пункта, в которых вписывались все планы: помощь, расследование, справедливость. Покрасить скамейку для Барбары, допросить Нимфора, убить Эроха. Достать кошку Маргариты с крыши, дополнить доску новыми уликами, убить Эроха. Провести конную тренировку с новобранцами, отнести механического жука в лабораторию Альбедо, убить Эроха. Вне плана: отчитаться Дилюку. Не ждать ответ. Никогда не ждать. Д. В ордене поднялась буря. Приближённые Варки расследуют злодеяния Эроха и его приспешников, и совсем скоро он падёт. Возможно, тебе не очень хочется получать от меня письма, но мне было необходимо донести эту новость до тебя как можно скорее. Ответ можешь не писать. Кэйа немного преувеличивает. Эрох пропал, хотя не совсем бесследно, и это помогало жить и подпитываться жаждой мести. Кэйа живёт, расправляет плечи и двигается выверено в своём ритме, как метроном, пока не видит на столе Джинн орла, держащего письмо от Дилюка. Оказалось, что она написала ему три письма, и на каждое получила ответ. Челюсти сжимаются, не выпуская из лёгких ни звука. У него нет повода злиться ни на кого, кроме себя. Остаётся молчать и слушать. Он приучает себя показывать чуть поднятыми бровями больше вовлечённости, больше улыбаться, больше быть непосредственным, потому что отвечать на одни и те же вопросы о своём состоянии, отношении, ощущении Кэйа попросту не мог. Не хотел. В нём было так много слепого гнева, парализующего бессилия и уничтожающей тоски, что нужно это замаскировать. Его жизнь второй раз была разрушена до основания, а они спрашивали, как он. В порядке. Всегда в порядке. Да у него титул сэр «У Меня Всё В Порядке». Джинн, чуть замявшись, говорит, что Дилюк отвечает очень скупо, как будто просто поддерживает связь, чтобы все знали, что он жив и продолжает двигаться к цели. — Я знаю, что Алиса ему помогает, это она надоумила его отправиться в путь, с ним всё будет хорошо. Кэйа как бы равнодушно жмёт плечами и смотрит на неё нечитаемым взглядом. Она нервно закусывает нижнюю губу, явно собираясь сказать что-то ещё. У неё искренне сжимается её сопереживающее сердце. Пусть они и не были слишком близки с Кэйей, но видеть их с Дилюком в настоящей ссоре стало для неё испытанием. — Он напишет ответ, дай ему время, я уверена, такая связь, как ваша, не может разрушиться в одночасье, — Джинн тихо выдыхает. — Я обещаю. — Знаешь, даже если она разрушена, значит так тому и быть. Джинн качает головой. Кэйа вдруг понимает, что давно не испытывает уколов ревности. Старые страхи казались ему теперь такими далёкими и глупыми. Но, возможно, в глубине души Кэйа хотел бы вернуть ту минуту, когда его самой большой проблемой был вопрос: Дилюк и Джинн испытывают симпатию друг к другу или нет? Сейчас ему неловко и горько-смешно от этих мыслей. Они с Джинн занимаются расследованием убийства человека, который заменял ему несколько лет отца, но при этом постоянно филигранно избегают разговоров об этом. Очевидно, Джинн чувствует, что это хрупкий лёд, на которой ей не стоит ступать первой. А Кэйа не знает, как много она знает, открывать болезненную сторону своих чувств и выглядеть нелепо он не собирается. Этот разговор не должен был даже начинаться, но орёл, словно читая его мысли, поворачивает голову в его сторону и насмешливо хлопает глазом. — Просто подумай, что он отвечает, но не находит сил заговорить о тебе или с тобой, — продолжает Джинн. — Здесь не о чем думать, — Кэйа опускает голову и начинает перебирать бумажки на своём столе, чтобы не показывать лица. — Он будет игнорировать меня, пока не поймёт, какая реакция на моё существование будет приемлемой для его взглядов. — Каких взглядов? — Не знаю, Джинн, — Кэйа вдруг усмехается и едко выплёвывает. — Благородных. Она снова вздыхает и складывает руки в замок. — Ты имеешь право злиться. Кэйе не нравится, что всё идёт в сторону разговоров по душам. — Я не злюсь на него, это правда, он ни в чём не был виноват. — Но в твоём голосе слышится злость. — Это обида на судьбу, мне жаль, что мы с ним такие разные, вот и всё. — Кэйа… — Джинн, — он мягко перебивает её, показывая, что не хочет продолжать. — Давай просто займемся расследованием и приведением ордена в порядок, здорово, что он отвечает, значит, жив, остальное меня сейчас волнует в меньшей степени. Да, Кэйа был особенным для Дилюка. Настолько, что тому тяжело было держать свои чувства в узде, когда дело касалось его. Дилюк писал о Крепусе, но своего лучшего друга, побратима, близкого человека он даже не упоминал. Словно его вообще никогда не существовала ни в его жизни, ни в жизни Мондштадта. Это выделяло Кэйю, делало избранным и уникальным, но его уже тошнило от собственной «необычности». Кэйа игнорировал попытки Джинн его утешить. И вообще чьи-либо. Ещё одна проблема, которую Кэйа упорно игнорировал — его неслушающийся Глаз Бога. Он привычно подвешивал полученный артефакт на бедро и прикрывал плащом, потому что пользоваться им не мог. Разбираться с этим не было ни сил, ни времени. Возможно, он поговорил бы с Эолой об этом, но та постоянно уходила в экспедиции со своим отрядом или уезжала в командировки, он не мог тревожить и без того её волнительный образ жизни. Кэйа почти ежедневно тренировался с холодным оружием, даже взял на попечение мальчишку из Гильдии. Тот был соткан из неловкости и неудачи, пришёл весь в ссадинах и страшных фиолетовых синяках. Он нуждался в хороших уроках обращения одноручным мечом. Никто не хотел с ним возиться, шёпотом бросая слова «безнадёжно» и «бесполезно». — Беннет, ты это не твоя неудачливость, ясно? — Кэйа смахивает прилипшую от пота чёлку со лба и перебрасывает клинок из руки в руку. — Делай выпад. Мальчик кивает, он верит словам рыцаря. Усердно делает три шага вперёд. Шаг назад. Старательно отразить, сделать выпад. Он справится. Он не покалечит себя, учителя и весь Мондштадт. Кэйа накладывал мазь на его ожоги и бинтовал всё новые и новые порезы. — Мне когда-нибудь повезёт… — Завтра оттачиваем твою ловкость, там кроется вся удача, ты справишься, Беннет. Он опять радостно кивает. И в дни, проведённые на плацу с тренировочными манекенами, Беннет верит в себя больше, чем обычно. А Кэйа бы и дальше пускал всё на самотек, забивая до отказа свои дни работой, если бы не молчаливая монахиня Розария, увидевшая поздно вечером всполохи огня в Долине Ветров. Она спасла Кэйю, бросив ледяное копьё в щит Пиро мага Бездны. — Чего рот открыл, Альберих, жить надоело? — цедит она сквозь зубы, поднимая своё оружие и вонзая его прямо в сердце скулящему существу. Правда в том, что Кэйа ожидал встретить парочку хиличурлов, а напоролся на целый лагерь с двумя магами Бездны в придачу. Бороться с элементальными противниками он не планировал. Прошло четыре месяца с получения Глаза Бога, но у него были те же проблемы с Крио энергией, что и в первые дни, поэтому он всё ещё предпочитал пользоваться старым-добрым клинком. — Не увидел, — улыбнувшись, отвечает он. Розария поджимает губы и неодобрительно хмыкает. — Тебе стекляшка твоя выдалась для красоты, что ли? Кэйа молчит, улыбаясь ещё шире, словно ему попросту неловко. — Я что-то рассеянный сегодня немного, — он поднимает руки в сдающемся жесте и делает шаг назад. Кэйа чувствует, как рубашка неприятно липнет к телу и ветер обдувает горячую кожу, хочется сбежать от всех неприятных ощущений, которые обострились под холодными глазами-агатами, но Розария пригвоздила его на месте одним взглядом. Она не верила ни единому его слову, что читалось в её в остром прищуре. — Стой, где стоишь, — бросает Розария и затем отводит взгляд, чтобы обернуться вокруг себя. Она вытаскивает металлический портсигар из ножен, подвешенных на бедре, и отточенно-элегантным движением забирает сигарету. Даже не пытаясь отыскать там же спичечный коробок, Розария поджигает сигарету о каким-то чудом продолжавший гореть костёр в лагере хиличурлов и наконец снова смотрит на Кэйю. — Выкладывай, что у тебя за дела. Кэйа понимает, что увиливать не получится и отступать некуда. Он косится на своё бедро, где висит неработающий Глаз Бога, и вздыхает. — Сложно сказать... — начинает он. — Покажи, — отрезает Розария, выдыхая дым. Кэйа смотрит на неё долю секунды, а затем смиряется, но всё же с неохотой поднимает свой меч. Напряжённые ладони сжимают холодную рукоять. Крио искрит под пальцами, проходится по кромке лезвия и резко разрывается на ворох крошечных льдинок, выйдя из-под контроля. Кэйа шипит и одёргивает руку, словно его обожгло. — Первый раз такое вижу, но пара предположений есть, — говорит Розария, принимая происходящее без удивления. — Точно твоя стекляшка? — Точно, но я своего рода… неверующий. — И дальше что, я тоже, мои снежинки кружатся, как я того хочу. Розария грузно садится на срубленный пень рядом с костром и глубоко задумывается. Кэйа удивлённо вскидывает брови. — Но ты же монахиня… — Альберих, я думаю, — она недовольно от него отмахивается. — Давай без разговоров о Барбаситосе. Кэйа сдерживает смех и кладёт руку на губы, скрывая улыбку. Розария даже не обращает на это движение внимания и лишь жестом манит его подойти поближе. Кэйа убирает меч и подходит. Розария бесцеремонно хватает его Глаз Бога своими бледными пальцами и рассматривает внимательнее. — Я не любительница разговоров по душам, Альберих, но ты знаешь, почему люди получают именно свои стихии? Кэйа качает головой. — А никто не знает, все только догадываются, но одно известно точно, тебе нужно просто принять, что ты такой. — Какой такой? — Какой есть, — Розария отпускает артефакт и щёлкает пальцами по стеклу. Кэйа делает небольшой шаг назад. Духота августовского вечера продолжает липнуть к коже, и дым сигареты в сухом воздухе успевает добраться до одежды и волос. Кэйа неприятно морщится, почувствовав этот запах на себе. Розария же думает, что ему просто не нравятся её реплики, и делает ещё одну затяжку. — Надо простить себя за то, как ты получил свой Глаз Бога, и за то, кем ты являешься. Кэйа недовольно хмурится. — Ты что-то знаешь? — А тебе есть что скрывать? — Розария выгибает бровь. Кэйа закатывает глаза и отходит ещё дальше, усаживаясь прямо на землю. — Всем есть, что скрывать. — Сужу по себе, Альберих, мне пришлось много кого перебить, даже своего похитителя, которого я считала семьёй, уж не знаю, что у тебя произошло с твоим Рагнвиндром, но тот факт, что вы получили противоположные стихии, наталкивает на мысли, — она внимательно смотрит в глаза напротив. — Я ничего не знаю, расслабься, я просто предполагаю, сам знаешь, я здесь не так уж давно, да и церковь не лезет в дела рыцарей. Кэйа вздыхает. Он ловит взглядом горящие огни ночного Мондштадта и понимает, что хочет вернуться в свою спальню и рухнуть на кровать. — Другие рыцари тебе не задают вопросов? — Не задают. — Хотела бы я, чтобы и Барбаре было так же не до меня, — со свистящим вздохом произносит Розария. — Не знаю, слышала ли ты об Эрохе… — Смеёшься? — она небрежно стряхивает пепел. — Все знают. Кэйа переводит взгляд от города к небу и всматривается в звёзды. — Как ты понимаешь, сейчас мы не самая дружная организация, соучастников у случившегося могло быть слишком много. — Но ты же кому-то доверяешь? — Возможно. Розария усмехается. — Давай вместе потренируемся, я обещаю не лезть к тебе в душу, мне и самой это неинтересно, но наткнуться на твой труп в ночных полях мне ещё менее интересно. — Думаешь, ты сможешь мне помочь? — Думаю, да, не зря Барбара мне проедает мозги со своей верой, кое-что про наши стекляшки я знаю. — Мы что, будем молиться? — обречённо стонет Кэйа. — Упаси архонт, Альберих, — фыркает Розария. — Ты за кого меня держишь? Кэйа не понимает, это её своеобразный юмор или она серьёзна в каждом своём предложении, но на всякий случай он улыбается в ответ. Они договорились тренироваться на закате. Утром Кэйе махал рукой солнечный Беннет, уверенный, что сегодня ему удастся отработать новый приём, а ночью в полях ему светили лунные глаза Розарии, которая железным тоном учила принимать Крио стихию. Получалось всё ещё без особого успеха, но с проблесками. Пока всё не решил случай. Кэйа сортировал новые улики в деле Эроха, когда его взгляд упал на строчки: «Капитан Дилюк Рагнвиндр оставил свой Глаз Бога…» Он тут же бросается к Варке. — Дилюк сейчас без своего Глаза Бога, и вы молчали? Варка даже не стал делать ему замечание за вторжение в кабинет без стука, а лишь сжал пальцы на переносице. — Кэйа, заметь, все документы были у тебя на руках последние месяцы, я ничего от тебя не скрывал, — следует вздох. — Можешь ту же претензию предъявить Джинн, она главная по делу уже две недели. — Простите, что я… — Кэйа понимает, что повёл себя совершенно не по кодексу. Но Варка лишь отмахивается. — Кстати, раз ты тут, сообщу тебе первым, нить от Эроха тянется к Предвестникам, тут дело не о превышении должностных полномочий или коррупции, — говорит Варка и хмурится. — Всё серьёзнее, у нас была запланирована экспедиция через пару месяцев, но я откладываю её, нужно подготовить Джинн и тебя. — К чему? — недоумённо спрашивает Кэйа. — Она будет на посту магистра, а ты займёшь должность капитана кавалерии. Ожидаемо, но не вовремя. Новые риски скребутся где-то под дверью, а Кэйа пока даже не представляет, как ему справиться хотя бы с собственным Глазом Бога. «Как вообще Дилюк это вывозил в свои пятнадцать?» — Сколько у нас времени на подготовку? — Четыре месяца. Кэйа кивает и пытается придать своему растерянному выражению лица более расслабленный вид. Нужно как-то увести тему от себя. — Вы будете сильно менять маршрут? — Не совсем, но мы сделаем крюк в одном месте и займёмся сбором информации о Предвестниках, больше пока сказать не могу. — Я вас понял. Взгляд Варки заметно теплеет от этой безоговорочной отдачи делу. — Я не сомневаюсь ни в тебе, ни в Джинн, город будет спать спокойно. Кэйа прикрывает глаза, ему не нравится, что тема снова переходит на него. — Магистр, я хотел попросить… — М-м-м? — вопросительно тянет Варка. — Глаз Бога Дилюка, я хочу забрать его. Спонтанность, недоверие к некоторым представителям ордена или просто громадное чувство ответственности, но сердце Кэйи оплетали разные ощущения, он уже не разбирался, откуда берутся новые подозрения и вонзаются в него острыми шипами. Он не мог поверить, что из-за невнимательности пропустил момент с Глазом Бога. Кэйе даже не приходило в голову, что Дилюк мог уехать без своего артефакта. Хотелось увидеть подтверждение. — Забрать? — спрашивает Варка, вытягивая его из раздумий. — Это же не улика… — Кэйа делает паузу. — Мне кажется, лучше, если он будет под моим личным присмотром. Его собеседник думает недолго и просто кивает. — Хорошо, подожди меня здесь, его оставили под защитной печатью, — магистр встаёт со своего кресла и пересекает кабинет, подходя к выходу. Кэйа так и остался стоять посреди просторного помещения в одиночестве. Он сплетает пальцы за спиной и с нетерпением переступает с ноги на ногу. Взгляд начинает блуждать по корешкам книг, а уши — прислушиваться к шуму в коридоре. Всё ещё не верилось, что он мог пропустить в документах эпизод, в котором Дилюк бросает свой артефакт и не возвращается позже за ним. Кэйа решает обязательно уточнить этот вопрос ещё и у Джинн. Ему кажется, что весь мир нарочно скрыл от него этот факт. — А знаешь, что Лиза сейчас сказала, — слышится голос со стороны входа. — Всё же хранить это у тебя будет надёжнее. Кэйа разворачивается к вошедшему Варке и вопросительно смотрит на него. Магистр подходит ближе и передаёт артефакт. Кэйа держит подтверждение в своих руках, но продолжает не верить. — Мы с Лизой считаем, что иногда любовь накладывает сильнейшие печати, — внезапно комментирует Варка. — Магистр, — качает головой Кэйа. — Я не понимаю ваших концепций. — Что? — спрашивает Варка и коротко хохочет. — Тоже веришь в стереотипы, что все рыцари неромантичные? Моё сердце ещё не очерствело! — Я не об этом… Магистр кладёт руку ему на плечо. — Мы с тобой так и не поговорили, но я знаю, что Дилюк твой самый близкий человек, — серьёзно говорит Варка. — А как он вернётся, ещё и помирим вас, разве я где-то неправ про любовь, она разная бывает. — Спасибо за заботу, мне нечего возразить. — Тогда за работу, капитан Альберих! — следует полный энтузиазма ответ и хлопок по плечу. — Иди дальше занимайся расследованием и не привыкай влетать в кабинет вышестоящего по званию без стука. — Так точно, магистр, — Кэйа прячет Глаз Бога Дилюка во внутренний карман жилета. Он смотрит на часы, висящие в кабинете, и выходит. Скоро тренировка с Розарией, но ему срочно нужно написать несколько строчек Дилюку. Как всегда, без ожидания ответа. Д. У меня не самые приятные вести. Оказалось, что низвести Эроха будет не так легко. Расследование магистра нанесло ему сильный удар, но причастные силы всё ещё не искоренены. Сейчас этим делом занимается Джинн. Думаю, она об этом позаботится. В любом случае, Эрох — преграда у неё на пути. Тебе остается ждать хороших новостей. Когда он приходит на знакомую лужайку, фигура в темноте уже поджидает его. Кэйа кивает ей. Они сработались без лишних слов, он ценил в Розарии то, что она не нуждалась в расшаркиваниях, манерах и даже в банальных приветствиях. Он привычно выпускает Крио, ожидая покалывание в пальцах и непослушный вихрь льда, но изморозь проходит ровно по клинку и выходит из кончика меча. Розария резко вскакивает со своего места. — Повтори. Недоумённый Кэйа ещё раз пускает Крио по своему оружию, и ледяные струйки снова сковывают его меч, как он того и планировал. В боку начинает резко печь. Кэйа кладёт руку на свой жилет и чувствует что-то горячее, но не горящее. Очевидно, по неясным причинам нагрелся Глаз Бога Дилюка. Кэйа хмурится и опускает руку. Смотрит за взглядом Розарии, но она даже не обратила внимание на его движения или делает вид, что не обратила, увлечённая полученным сегодня результатом. Кэйа ещё раз выпускает морозную вязь по клинку и понимает, что она формируется чётко в соответствии с его мыслью, а оба Глаза Бога, его собственный — на бедре, и спрятанный — у рёбер, одновременно горячат и холодят. — Попробуй вообще не думать, — вдруг говорит Розария, глядя на его наморщенный лоб. — Просто сделай привычную для тебя серию атак, но так, чтобы я видела Крио. Кэйа кивает и выполняет ровно то, что сказала она сказала ему. Кажется, что стихия ему полностью подчинилась. Они завершают тренировку раньше времени, уничтожив ближайший лагерь хилличурлов на вершине склона. Кэйа работает на чистых импульсах, понимая, что у него не возникает больше никаких проблем с собственным Глазом Бога. Но это не вызывает в нём облегчения. Напротив. Уже совсем ночью он распахивает дверь в своей казённой квартирке и бросает Глаз Бога Дилюка на кровать. Хочется выговориться, но Кэйе до странного неловко произнести сейчас что-то вслух наедине с собой. Но слова царапают глотку, и если вырывать эту боль с корнем не при Розарии, то хотя бы сейчас. — А знаешь, в бездну! — Кэйа снимает с себя жилет и швыряет его на кровать следом за артефактом. — Я себя прощаю, слышишь, Дилюк Рагнвиндр. Очевидно, его никто не слышит, но… — Какого хрена, я смог овладеть своей собственной стихией только рядом с твоим Глазом Бога? — продолжая раздеваться, говорит Кэйа. — Я и без тебя прекрасно существую, как и ты без меня. В порыве он слишком резко дёргает за пуговицу, и та глухо ударяется об пол, покатившись к ножке кровати. — Вот только тебя ещё не хватало! — восклицает Кэйа, закатывает глаза и плюхается на кровать, закрыв лицо ладонями. В лопатку неприятно впивается металлический орнамент Глаза Бога Дилюка. Кэйа шипит и вытаскивает его из-под себя. Артефакт красиво переливается алым и слегка поблёскивает в серебристом свете луны. Кэйа сильно сжимает его в ладони и недолго разглядывает, а затем набирает в грудь воздуха. — Я прощаю себя, а ты разбирайся со своими чувствами теперь сам. В неясном порыве Кэйа прижимает Пиро Глаз Бога к своим губам и ещё раз повторяет: «Я прощаю себя». Подумав несколько секунд, добавляет: — Дилюк, будь живым. Стиснувшая его сердце злость отступает. Кэйа оставляет Глаз Бога друга под подушкой и на следующий день приходит на тренировку с Розарией без него. Никаких сбоев с Крио стихией у него не происходит. Они договариваются о последней тренировке для закрепления результата, и она проходит безупречно. Кэйа снова приходит только со своим Глазом Бога. Одной проблемой становится меньше. Жизнь течёт своим чередом. Отъезд Варки, новая должность, сдвиги в расследовании. Прошёл год, как Кэйа научился не ждать. Прошёл год, как появились новые записи в ежедневнике. Барбара просит починить скамейку, Маргарита — достать кота с дерева, сердце — убить Эроха. Виктория умоляет повлиять на Альберта, который мешает службе, Аллан жалуется на подозрительную активность магов Бездны у Спрингвейла, а сердце ноет по всё ещё неубитому Эроху. Но Розария приглашает разделить с ней бутылку одуванчикового вина в таверне в часы их бывших тренировок, а Беннет неловко подзывает Кэйю к себе и своей подруге с повязкой на глазу, шёпотом просит купить им две бутылки яблочного сидра, на что Кэйа недовольно цыкает и отправляет детей домой. «Я что, превращаюсь в Джинн?» — стонет про себя новоявленный капитан кавалерии. Его привычный ритм теперь никому не под силу сбить. Так думает Кэйа, пока ему не начинают сниться странные сны. Как будто он смотрит на мир не своими глазами, видит места, в которых никогда не был, чувствует ярость, которую никогда не испытывал. Чувствует, как его тело пылает огнём, которым пылать его Крио сущность никак не может. Он всё равно старается не обращать на это внимание, пока однажды в лихорадочном состоянии не просыпается ночью, его тело выламывает и знобит как при высокой температуре. Он прижимает ладонь ко лбу, но чувствует только холодную на ощупь кожу. Днём ранее не было и малейшего признака недомогания. Жмурясь от боли, он всё же встаёт и распахивает окно, свежий воздух немного приводит в чувство. Внезапно его простреливает осознание, и Кэйа широко распахивает глаза. Он оборачивается и смотрит на огненный Глаз Бога, лежащий рядом с подушкой. Его сияние едва различимо. Так не должно быть. Кэйа пытается вспомнить, что ему снилось, но в голове только чёрный туман и пульсирующая боль. Кажется, это всё же подступающая мигрень. Утром он идёт к Лизе, просит все возможные книги по влиянию Глаза Бога на их обладателей и в ответ получает вопросительно-изучающий взгляд из-под шляпы. В несвойственной ей абсолютной тишине она приносит лишь один пыльный фолиант и шёпотом, хотя в библиотеке пусто, говорит: — Страница 253. Кэйа кивает и уносит себя с книгой к дальнему столу. На названной странице он находит раздел со всеми задокументированными случаями, когда через чужой Глаз Бога можно было установить связь с его же обладателем. Это была не мигрень. Лиза тихо садится рядом и протягивает Кэйе чашку мятного чая, вопреки собственному запрету на еду и напитки рядом с книгами. Она видит, как подрагивают его пальцы. — Что ты видел, дорогой? Кэйа молча вытаскивает практически потухший и холодный артефакт. — Агонию. Лиза забирает у него из рук Глаз Бога и подносит к своим глазам. — Частицы внутри ещё летают, не хорони его раньше времени. — Только всё более-менее стабильно, — Кэйа хватает голову руками и шепчет куда-то в стол. — Как он опять что-то выкидывает. Лиза задумчиво кладёт палец на подбородок. — Он тебе ответил? — Нет, ни разу. Кэйа даже не спрашивает, откуда она знает про письма. Очевидно, они с Джинн обсуждают, если не всё, то многое. С тех пор, как ведьма, вернувшаяся из Сумеру, присоединилась к ордену, они с Джинн были неразлучны. — Но есть и хорошие новости, — продолжает Лиза. — М-м? — вопросительно тянет Кэйа, поворачивась в её сторону. — Эроха схватили сегодня ночью, с ним был рыцарь, Джинн сейчас работает над тем, чтобы выяснить имена остальных, кого мы ещё не знаем. Кэйа тут же вскакивает со стула, почти роняя его на пол. — И ты молчишь? — Знаешь, как-то не хотелось прерывать тебя… Кэйа срывается в сторону двери. — Тебя пустят только завтра, даже не пытайся никуда идти. Он останавливается. — Я понял тебя, — говорит, не поворачиваясь. — Лиза, спасибо. — Может, хоть чай допьёшь? Но Кэйа качает головой и уходит. Не к Эроху, так на улицу. Он дышит под счёт: раз, два, три, выдох — четыре. И выходит через главную дверь уже с улыбкой. Главное, не выдать своего беспокойства. Но даже погода, казалось, откликается на его метания. Весь день город тревожат беспокойные порывы ветра. Сара поспешила собрать мебель на улице и унести посуду, Тимей сложил свои склянки в большую сумку, и даже Маргарита наглухо закрыла ставни «Кошкиного хвоста». Кэйа не хочет оставаться один, но и в ордене сидеть теперь невозможно, зная, как близка его цель, но к ней нельзя подобраться. Он открывает свою маленькую книгу с ежедневными делами, сверлит глазами строчку «убить Эроха», которую писал на протяжении многих месяцев. Он ждал сотни дней, подождёт ещё немного. Сейчас самое время пропустить стаканчик в «Доле ангелов», может быть задать пару вопросов Чарльзу или вообще застать Эльзера. Пока Кэйа шёл в таверну, он как заклинание повторял в своих мыслях: «пусть не будет закрыто, пусть не будет закрыто, пусть не будет закрыто». Дверь поддаётся давлению, и Кэйа с облегчением выдыхает. Открыто. Внутри достаточно тихо, если не считать завывающего меж деревянных оконных створок ветра на втором этаже и негромких голосов за столиком слева. Кэйа кивает Чарльзу, садится за барную стойку, просит два бокала одуванчикового вина и одну «Полуденную смерть». Теперь можно и взглянуть на других гостей таверны. Кэйа скользит взглядом по странникам, которых несколько раз видел в здесь. Он знает, что они поставляют иностранную продукцию винокурне: сырьё, материалы для бочек и обжига, специи. Он осматривает одежду гостей: на груди у одного виднеется эмблема факультета Амурта, на стуле рядом висит снежнайский плащ с меховым подбоем, на рукавах двоих рассыпаются золотые узоры в стиле Ли Юэ. Вокруг них небольшие тюки и перевязанная верёвками одежда, даже один деревянный ящик. Компания интересная, Кэйа по инерции прислушивается. — …шуму он наделал, будь здоров. — Кто-нибудь видел его без маски? — Кто-то видел, но уж точно не мы, простые смертные, говорят, уже даже Царица в курсе… — Этот парень не жилец, только если он не бессмертный. — Его заметили давным-давно, — произносит самый юный по виду молодой человек и оборачивается по сторонам, добавляя на полтона ниже. — Организация, так что считай бессмертный. — Они давно за ним присматривают, — вдруг раздаётся голос, принадлежащий пожилому мужчине, на спинке стула которого и висел снежнайский плащ. — И примут к себе, если уже не приняли. — А вы это точно знаете? — Точно. Кэйа незаметно поворачивается, чтобы разглядеть лица присутствующих повнимательнее. Кажется, трое молодых людей очень воодушевились, увидев, что пожилой мужчина подключился к разговору. Кэйа снова отворачивает голову в сторону Чарльза и старается смотреть на бутылки за его спиной, чтобы не привлечь к себе внимание. Бармен, проявляющий полное равнодушие к происходящему, протирает стойку. — А вы видели его? — Да, две недели назад, как тебя сейчас, — судя по звону стекла, мужчина делает глоток и ставит кружку на деревянный стол. — Я думаю, он муратанец, волосы чистого красного цвета. Кэйа вздрагивает, словно его ошпаривает кипятком. Он тут же чуть ёрзает, чтобы не выдать своих реакций. — И сила нечеловеческая, хоть он и без Глаза Бога. — Он что!? Мужчина на все возгласы лишь хмыкает. — Глаз Порчи. Поднимается гул, каждый наперебой задаёт вопросы и выдвигает теории. Кэйю этот шум отвлекает и позволяет подумать о собственной напряжённой позе. Он ведёт плечами, расслабляя их, и демонстративно делает пару глотков вина. — А вы там ещё работаете, или это слухи? — Больше вам, зевакам, ничего знать не надо. — Расскажите ещё про муратанца тогда! — Он жив, большего вам знать не надо, — повторяет мужчина как-то особенно громко для слуха Кэйи и снова с ещё большим стуком ставит стакан на стол. — Сколько мы уже так сидим, господа? — Часа два… — Давайте подождём ещё, сначала ветер, а теперь дождь! По окнам и вправду забарабанили капли. — Нет, — резко произносит всё тот же рассказчик. — Доедем до Спрингвейла, не растаем, непогода может неделями стоять, а у меня много дел, хотите оставаться тут, оставайтесь без моей повозки. В наступившей тишине слышатся вздохи, резкий звук хруста и скрипящего дерева. Торговцы поднимаются со своих мест. Видимо, мокнуть и мёрзнуть на своих двоих не хотелось никому. Кэйа чувствует пристальный взгляд на своей спине и снова ведёт плечами. — Чарльз, можно бутылку одуванчикового с собой? — спрашивает всё тот же пожилой мужчина, накидывая свой плащ на плечи. — Разумеется. Он подходит к стойке, кладёт стопку монеток и аккуратно сложенную записку прямо рядом с ладонью бармена. Кэйа хмурится, но старательно отводит взгляд на дно своего стакана. — Господин, а это за счёт заведения, — Чарльз накрывает ладонью записку, ставит другой рукой вторую бутылку и улыбается. — Благодарю, и, о, знаешь, что у меня есть, — вдруг говорит мужчина и ставит на барный стул один из тюков, который всё это время был около него. — Мне кажется, тебе пойдёт. Торговец быстро развязывает сложный узел и вытаскивает меховую накидку, выполненную явно в снежнайских традициях. Чарльз добродушно посмеивается. — Да что вы, мех! — улыбка продолжает сиять на лице бармена. — Слишком экзотично для наших краёв, я вынужден отказаться. — Чарльз, это подарок, я настаиваю! — Что вы, что вы, я так не могу. Мужчина вздыхает. — Работа хорошая, ручная, но я боюсь, она не переживёт такую плохую дорогу и непогоду, — он качает головой и переводит взгляд на Кэйю. — Ха, Чарльз, говоришь экзотично, хм… Кэйа поворачивается к торговцу и смотрит на его морщинистое лицо. — А вот вы, молодой человек, вы выглядите таким же экзотичным для Мондштадта, как и этот мех, вы случайно не из Сумеру? Кэйа уже по инерции добродушно улыбается в ответ. — Нет, я здесь родился и вырос, просто родители не отсюда. — Понимаю-понимаю, я сам так прожил в Фонтейне больше, чем на родине, — торговец чешет свой покрытый щетиной подбородок. — Примите вы эту накидку как знак знакомства, м? — Так мы с вами ещё не знакомы, — Кэйа посмеивается в ответ. — Ох, где мои манеры! — торговец протягивает руку. — Я Иван Тузов, странствующий торговец, работаю с «Долей Ангелов» и винокурней «Рассвет», в том числе, а вы? — Капитан кавалерии Ордена Фавония, Кэйа Альберих. Рукопожатие выходит крепким. — Капитан Альберих, примите эту накидку, она прекрасно дополнит ваш образ, особенно цвет глаз, — улыбается Иван, всматриваясь в лицо нового знакомого. — Она создавалась из меха отродьев Бездны, ваших прямых врагов, я ведь прав? Кэйа напрягается, услышав вопрос, но благо улыбка намертво приклеена к его лицу. Иван в ответ внимательно следит за его реакциями. — Конечно, я ведь рыцарь, — говорит Кэйа и встаёт со стула. — Думаете, мне пойдёт? — Безусловно! — взгляд Ивана теплеет. — Вы только взгляните на этот контраст, ваша смуглая кожа, голубые глаза, волосы и белоснежный мех, лучшее модное решение! Чарльз молча кивает и тоже улыбается. — А вы разбираетесь в моде? — продолжает Кэйа. — Всё благодаря моей чудесной жене, ну же, капитан, не увиливайте от ответа, — торговец прикладывает руку к груди. — Я обещаю, что вы будете притягивать все взгляды к себе, подарок от чистого сердца, так хочется, чтобы эта вещь наконец нашла достойного хозяина. Кэйа барабанит пальцами по стойке и отставляет стакан. — Хорошо, давайте попробуем. Лицо Ивана совсем сияет, и он подходит ближе, накидывая мех прямо на рыцарскую форму Кэйи. — Смотрите, здесь есть застёжка, и вы можете надеть накидку практически с любой одеждой, — говорит торговец и щёлкает сзади. — Чарльз, ну посмотрите! Бармен складывает руки на груди. — Сэр Кэйа, вы выглядите по-новому. — Свежо, свежо! Кэйа смеётся. — Спасибо, дорогой Иван, я с радостью буду носить эту накидку. — Ну, слава Царице, господин Альберих, — вдруг снова ухмыляется торговец, но беззлобно. — Она, видимо, и создавалась-то для вас исключительно. Кэйа кивает. — Ну что ж, Чарльз, до встречи, пусть мои благодарности рассыпает ветер Мондштадта. — До встречи, господин. Почти одновременно Чарльз уходит к задней двери, а Иван — к основной. Таверну покинули все, кроме единственной фигуры капитана кавалерии за барной стойкой. Кэйа делает ещё глоток и затем оборачивается на стол, за которым совсем недавно сидели гости. Но с той стороны таверны на него смотрят лишь оставленные бутылки и грязные кружки, хотя там хотелось бы найти ответы на все вопросы. Кэйа решает немного подождать и тоже выйти наружу. Он нащупывает в нагрудном кармане коробок спичек и одиноко лежащую сигарету, которую зачем-то попросил недавно у Розарии, но так и не выкурил. Сигарета помялась и немного пахла залежавшейся мятой. Кэйа зажимает её между губ и встаёт со своего места. Мех лезет ему в нос, он поправляет накидку, но не снимает. Дождь ещё не закончился, поэтому Кэйа не выходит из-под небольшого козырька. Он поджигает сигарету и направляет взгляд вниз. Тут он замечает у порога «Доли Ангелов» упавший кошелек. Кэйа поднимает находку, и осмотрев, понимает, что внутри нет моры, но торчит кончик бумаги. Кэйа вытряхивает содержимое и видит точно такие же тонкие записки, которые Иван оставил Чарльзу. На них был какой-то текст, но прочитать было невозможно: написанное напоминало шифр, который и они с Дилюком когда-то придумали. Кэйа аккуратно убирает все бумажки обратно и застёгивает молнию. Он делает ещё две затяжки, а потом толкает дверь «Доли Ангелов», затушив сигарету об косяк. Чарльз уже вернулся и поднял голову на шум со стороны входа. — Смотри, — Кэйа машет ему кошельком. — Иван уронил. — Ох, спасибо, капитан, — бармен начинает суетиться. Кэйа снова садится напротив, отдаёт находку Чарльзу и смотрит, как тот прячет кошелек под барной стойкой. — А у тебя там нет бумаги и пера? — Конечно есть, а что? — раздаётся из-под стойки. — Я сейчас кое-что напишу, сможешь передать это так же, как передал записку торговца? Чарльз выпрямляется, на его лице видно смятение. — Не совсем понимаю, о чём вы… — Даже не пытайся разыграть непонимание. Чарльз складывает руки на груди и вздыхает. — Меня уволят. — Не посмеет. Чарльз качает головой и приглаживает усы коротким жестом, словно раздумывая. — Сейчас принесу всё необходимое. Когда Кэйа наконец начинает писать, он понимает, что эмоции в нём бьют чуть сильнее, чем он ожидал. Д.The frost, it looks like dust Settled on the world After everyone's long been gone But me, I was hidin', or forgotten The only one left Now the world is mine alone With no one, no one to share the memory Of frost out the window this morning After you're gone And the house is mine alone
Иней, словно пыль, Оседающий на земном шаре. После того, как все ушли, Кроме меня, я был спрятанный или забытый, Единственный оставшимся. Теперь мир принадлежит мне. Никого, никого, с кем можно поделиться воспоминанием Об появившемся за окном инее этим утром. После того, как ты ушёл, Весь дом — мой