Когда не спасает молитва

Тогда Сандэй очень долго простоял перед толстой дверью одной из гостевых комнат. Дом давно был погружён во тьму и тишину, должно быть, все его гости уже спали. Он плакал, размазывал слёзы по лицу и снова плакал. Он мотал головой, отказываясь верить, что его нежный Август, его улыбчивый и томный любовник продал их тайну за горсть монет. В какой-то момент он понял, что Август никогда и не был его. Он с самого начала был их. И сперва они подсылали в приход юных девушек: двоих Сандэй смог вспомнить точно, как ловко они пытались расставлять для него свои сети. Улыбались, закатывали глазки, изображали интерес к религии... Видимо, когда это не сработало, они послали Августа... И он добился невероятного успеха... Слёзы всё лились и лились без остановки. Стало быть, за этой дверью находится циничный обманщик. Но как же ловко он изображал страсть... Сандэй верил каждому его слову. Верил, что он красив, как ангел и желанен как глоток прохладной воды в летний зной. Сандэй отзывался на щедрые ласки любовника и позволял ему делать с ним всё, что тот пожелает. Поцелуи Августа были головокружительными, а его проникновения заставляли Сандэя кусать губы, чтобы не кричать от наслаждения в меблированных комнатах с тонкими стенами. И всё это было мерзкой махинацией? Он несколько раз припадал к двери, прислонялся к ней лбом, упирался ладонями... Но так и не смог постучать. Это было бы ещё более невыносимо: смотреть в глаза прекрасного оборотня, который заманил тебя в лес и задумал сожрать. Им двоим больше не о чем было говорить. *** На следующий день он выполнил все распоряжения отца и отбыл в Вэллуэлл. Сандэю довольно быстро удалось взять себя в руки, и в этом он видел божье провидение. Переезд добавил ему хлопот, и первые несколько дней прошли в суете и подготовках к возобновлению регулярных служб в храме. Приход ему достался старый, но добротный: это было одноэтажное здание с одной башней со шпилем и витражными окнами. В одном из каменных домиков у храма проживала пожилая супружеская пара церковных слуг, а второй был предназначен для священника. Мистер Холидэй помогал старому отцу Мартину со службами и работал по хозяйству, а миссис Холидэй ухаживала за садом, содержала небольшой огород и стряпала еду. Само-собой, Сандэй оставил их при деле на прежнем жалованье. С каждым днём на новом месте он всё яснее понимал, как Господь любит его, потому что Создатель буквально взял его за руку и развернул к себе лицом, освободил из объятий греха и дал Сандэю шанс начать с начала. Да, для того чтобы выправить русло реки, нужно уничтожить старое русло. Так его прошлая жизнь потекла не в том направлении, и Господу пришлось перестроить её заново. Первое время эта идея настолько занимала его, что он готовил горячие проповеди для прихожан и на службах выкладывался на полную. Но время шло, и он не чувствовал, что его слова проникают в сердца этих людей. Вэллуэлл просто флегматично пережёвывал его, как старая кляча жуёт кусок прошлогоднего сена. Новое место не давало утешения, однако, в первый месяц всё это здорово помогло ему отвлечься, отойти от ситуации и смотреть на неё уже не как непосредственный участник, а как сторонний наблюдатель. Поэтому, когда через несколько недель мистер Холидэй принёс ему письмо из Лондона, в котором отправителем значился некий А. Марино, Сандэй взял толстую свечу, подпалил уголок письма и с мрачным удовлетворением наблюдал, как огонь пожирает его вместе с конвертом. В конце концов, заглядевшись, он обжёг себе пальцы, но был рад и этому напоминанию о прошлом грехе. Он больше никогда не попадётся на чужие уловки. С ним Господь. *** Сандэй обессиленно сел на колени. Воспоминания совсем не охладили его ночной приступ похоти. Мысль о бывшем любовнике больше не была волнующей. Но вместо него перед глазами стояла совсем иная фигура. В Галлахере не было ничего из того, что Сандэй полюбил в Августе. Ни изящества, ни лукавых взглядов, ни томного вида, ни комплиментов… не говоря уже о безупречной чистоте тела и тонком аромате духов. Галлахер как будто бы был насмешкой над всеми органами чувств: он был настоящим деревенщиной. Он был грязен и плохо пах, он был прямолинеен и груб, но, почему-то, именно он сейчас вызывал в Сандэе волну животного вожделения. Галлахер не флиртовал и не играл с ним, он просто был собой в своём скотском пьянстве, но Сандэю хотелось расстегнуть его рубашку и зарыться лицом в волосы на груди. А потом спуститься ещё ниже… лучше всего встать на колени и… Господи, он, наверное, не уберётся мне в рот… Он застонал в голос и потянул вверх сорочку. Потом встал и сбросил кальсоны, оставшись стоять голышом посреди комнаты. Потом он грубо схватил себя за бок. Недостаточно, нужно ещё сильнее, так, чтобы от пальцев остались синяки… За плечо, за грудь… Задев чувствительный сосок он снова застонал от боли и удовольствия. Вот так… трогай меня везде, где хочешь… Не жалей меня… Распаляясь, он стонал всё громче. Холлидэи в этот час уже спали в своём доме, и Сандэй остался наедине со своими сладкими и отвратительными желаниями. Он то гладил, то грубо хватал своё тело, в какой-то момент он даже размахнулся и влепил себе пощёчину, наслаждаясь своим отвратительным грехопадением. Как жаль, что он не догадался принести из сарая немного сена… Когда он, наконец, спустил руку вниз и обхватил свой пульсирующий член, он был близок к исступлению. Всего несколько коротких и резких движений, и вот уже всё тело свело от судороги удовольствия. Он дёргался, выкрикивая что-то нечленораздельное. Это было мерзко и прекрасно. Он ещё долго стоял посреди комнаты, пытаясь прийти в себя. Похоже, что наступившее облегчение было временным. Его воображаемый любовник всё ещё хотел его использовать — Сандэй метнул взгляд в сторону свеч, которые стояли на комоде, и почувствовал новый прилив сил. Греховная ночь была в самом разгаре.