Safe place / Безопасное место

Звон разбившегося стекла прозвучал как гром в самый ясный день. И в этом дне отныне никогда не было солнца. Были осколки, разлетевшиеся вокруг ведьмы. Был след от удара возле её головы. Была царапина от осколка, отлетевшего ей в щеку. Была кровь на щеке. Были слёзы, размазавшие тушь по щекам. Был крик. Истошный крик человека, которого она, казалось, не могла ненавидеть сильнее, чем когда-то любила.   — Ты ёбаная дура, Грейнджер! — проревел Рон, хватая девушку за горло и прижимая её к стене, — ты, — первый удар головой, — конченая, — второй — тварь! — третий.   Перед глазами Гермионы плыло, а кислород в легких заканчивался. Руки висели вдоль тела, сопротивляться уже сил не было. Раза так после пятого. Весь этот ад продолжался второй год. Может, уже третий.    Рон превратился зверя ровно в тот день, когда они съехались. Уютная квартира, которую они так долго искали, встречаясь с риэлторами в магическом Лондоне, стала для Гермионы тюрьмой.   Сначала начался эмоциональный прессинг. Недостаточно вкусный ужин. Недостаточный чистая квартира. Недостаточно глубокий минет. Недостаточно красивое белье. Лучше красное, чем черное. Недостаточно много времени они проводят вместе. Слишком много работы в Министерстве. Слишком много встреч с подругами.    Потом началась ревность. К коллеге в отделе. К соседу по дому. К водителю такси на одной из их совместных вылазок в маггловский Лондон. К другу детства на встрече с родителями Гермионы, о котором рассказала мама. К Гарри Поттеру, с которыми Гермиона обедала в столовой Министерства каждый день. Обедать они, кстати, перестали, когда наступил третий этап.   Третьим этапом стало насилие. Первый удар пришелся на щеку. Пощечина была обоснована тем, что ведьма не послушала своего парня и продолжила обедать со своим другом. Шлепок был таким, что Гермиона пошатнулась и успела схватиться за столешницу на кухне, чтобы не рухнуть. След сходил почти полторы недели. На работе думали, что она упала.    Дальше удары были только чаще и круче. За завтрак, который ждал Рон, вставая на работу, когда у Гермионы был выходной. Он вытянул за волосы её с кровати и швырнул на пол, крича о том, что он не должен ехать голодный на встречу. За то, что добиралась с работы на пятнадцать минут дольше обычного (он всегда засекал), потому что не аппарировала сразу домой или не переместилась через камин, а решила прогуляться по улице. За новое платье, которое Гермиона купила, чтобы порадовать Рона на свидании, на которое он её пригласил, извиняясь за то, что ударил её в очередной раз.    Стало понятно, что его слова ничего не значат тогда, когда на следующий день после извинений, все вставало на круги своя. Где-то между этим всем стоял почти всегда примирительный секс, во время которого Рон, по всей видимости, заглаживал свою вину. Так казалось, ведь все было так трепетно и чувственно, что не возникало и мыслей, что на самом деле секс — это ни что иное, как шанс, который давал Рон Гермионе, чтобы та извинилась получше. Ведь то, с какой яростью Рон засовывал свой член ей в рот, явно не говорило о том, как ему жаль, снова на её теле новый синяк или ссадина.    Такой секс стал последним кругом собственного ада Гермионы. Сексуальное насилие — это то, что разрушило все, что ведьма хотя бы пыталась спасать. Теперь она была просто в углу, в который её загнал человек, который клялся ей в любви. Сейчас он периодически кидал в нее Остолбеней, а когда она падала, насиловал её прямо посреди квартиры. В голову Рону даже не приходило хотя бы перенести её на диван или кровать. Его рыки и стоны раздавались гулким эхом, а толчки были настолько дикими, что каждый следующий раз был болезненнее предыдущего. Руками он оставлял синяки по всему телу, а зубами — кровоподтеки от укусов. Одежда и белье рвались в клочья, а если вдруг перед глазами рыжего появлялось какое-либо красивое кружевное белье, акт насилия сопровождался еще и ударами по лицу либо удушьем.   И вот сегодня, стоя у стены в одном белье, которое Гермиона заказала в одном из когда-то любимых магазинов прямо с доставкой домой, она понимала, что он либо убьет ее сегодня, либо она сделает это с собой сама. Желание смягчить своего любимого, показать, что она любит его несмотря ни на что и старается, превратилось в то, что она сейчас стояла и едва ли дышала, пока Рон сжимал её горло.   — Для кого всё это? Для твоих министерских снобов? — продолжал рычать сквозь зубы рыжий, усиливая хватку, — с кем ты трахаешься, любимая?   След от его руки на шее точно останется сильный. Снова придется в жару повязывать на шею платок, а потом отмахиваться от недоумевающих взглядов. А ещё останется дрожь в руках, которая, наверное, особо и не пропадала никогда.   Очередной приступ ревности, вызванный ничем. Гермиона вернулась с работы раньше, закончив всю работу быстрее, сходила в душ и надела новый красный комплект белья. Ей хотелось порадовать своего парня, ведь ему так нравился красный. Она мечтала оказаться прижатой к кровати, чувствовать на себе нежные прикосновения рук, страстные поцелуи, от которых бежали мурашки. Она просто мечтала о том Роне, который был раньше.   — Отвечай, когда я задаю вопрос, — рычал Рон. Ему в голову не приходило, что девушка не могла ответить из-за того, что он просто перекрывал ей кислород. Её глаза закатились, а из горла вырвался хрип, который едва ли можно было разобрать.   — Ни… с… кем… — хватка ослабла, и Гермиона упала на пол, прямо под ноги рыжему. Доступ к кислороду вернулся, отчего девушка стала кашлять так сильно, что это отдавалось болью в голове. Горло болело, а глаза начало жечь от подступающих слез. Когда закончится этот кошмар?   Удар пришёлся куда-то в область ребер, и Гермиона снова задохнулась. Потом еще и еще. С каждым толчком становилось все больнее, а дышать все труднее. В глазах снова темнело.   — Я убью тебя, а потом всех, кто вообще когда-либо к тебе прикасался. Я узнаю, кто это, и оторву ему голову, — последний удар, а потом тишина. И темнота. Пожалуйста, пусть это будет конец.   ***   Гермиона очнулась с громким вздохом. Сразу же закашлялась, хватаясь за горло. Осмотрелась и увидела, что все еще находится у той же стены, на полу, лежит посреди осколков. В квартире уже темно, судя по всему, уже глубокая ночь. Так тихо, что аж страшно.   Попытка встать не увенчалась особым успехом, потому что буквально любое движение отдавалось адской болью в ребрах. Легкие сжаты так, что кажется, будто они и вовсе не работают. Дышать чертовски тяжело. От этого слезы снова подступают к глазам. Первая дорожка скатывается по щеке, касаясь места, которого ранее коснулся осколок вазы. Гермиона шипит и касается рукой щеки. Осколок все еще в щеке. Поддев его кончиками пальцев, ведьма старается аккуратно избавиться от него. Выходит, хоть и плохо. Опирается рукой о стену и аккуратно, карабкаясь по ней, встает. Глаза сквозь слез улавливают очертания комнаты, и Гермиона понимает, что она в спальне одна. Кровать заправлена, значит Рона нет дома. Он никогда не спит нигде, кроме их кровати. В любом состоянии он засыпает только там, все годы. Неважно, что случилось между ними, он всегда ляжет в постель, даже если Гермиона снова лежит где-то без сознания в другом конце квартиры.   Взгляд ведьмы падает на тумбочку возле кровати. Её палочка. Он не забрал и не спрятал её. В этот раз, первый раз за все время, забыл. Это тот самый шанс, который ей дарит жизнь. В этот раз точно получится закончить этот ад.   Гермиона, едва волоча ноги, проходит в гардеробную, натягивает там свой теплый спортивный костюм и надевает кроссовки. Возвращается в комнату, забирает с тумбочки палочку и снимает помолвочное кольцо, подаренное Роном в качестве примирения, и кладет на тумбу. Тогда он тоже обещал, что все изменится, а она поверила. Наивная идиотка.    Послышался звук аппарации, и Гермиона вздрогнула. Он дома. Нет времени думать. Поэтому девушка даже не успела сообразить, как исчезла из спальни, зажмурив перед этим глаза. Сил не было даже для нормально аппарации, поэтому ведьма очутилась всего лишь в паре кварталов от дома, напротив ресторана, в который она любила ходить с подругами. Пока ей не запретили с ними видеться.   Окна ресторана погасли, и дверь открылась. Гермиона все еще стояла там, куда принесла её аппарация, когда из ресторана вышел человек. И это был никто иной, как её коллега из Министерства. Перед ней стоял Драко Малфой, в похожем спортивном костюме, что был надет на ней, со стаканчиком кофе в руках, который выпал в ту же секунду, как он понял, кто стоит перед ним.   —  Гермиона? — удивленно задал риторический вопрос парень, делая шаг навстречу, переступая через стаканчик, о котором уже успел забыть.    Девушка стояла как вкопанная, сжимая палочку в руках, и дрожала. Она смотрела в упор на Драко, не зная, что ей делать. Его глаза бегали по ней, улавливая все мелочи, на которые только можно было обратить внимание. — Эй, — Драко протянул к ней руку, и она дернулась, — Грейнджер, я не обижу тебя.   Его рука опустилась, и он опешил. Еще никогда он не видел её такой. На ее щеке была видна ссадина, из которой явно текла кровь раньше, потому что сейчас тонкая засохшая струйка тянулась до самого подбородка. Волосы были спрятаны под капюшон, а шея… была синего цвета? Что это за ебаный пиздец?   Гермиона вся тряслась, смотрела прямо в глаза блондину, и боялась пошевелиться. Ей было страшно. Страшно, что сейчас её найдет Рон, еще и в компании другого парня, и убьет их обоих. Страшно что он просто до неё доберется и закончит то, что не успел парой часов ранее. Из глаз снова потекли слезы, а рука, держащая палочку, расслабилась. Колени подкосились, и она почти приземлилась ими на землю. Крепкие руки поймали её и вернули в вертикальное положение.   — Пожалуйста, не плачь, — Малфой аккуратно держал её за предплечья, чувствуя, как ее тело сопротивляется и дрожит, — давай я перемещу нас в безопасное место. Пожалуйста.   Гермиона слишком громко всхлипнула и едва заметно кивнула головой. Слезы не прекращались, ребра сдавливало, а дышать почти не получалось. Она задыхалась. От истерики. От поломанных, скорее всего, ребер. От страха. От отчаяния.   Малфой собрался, кивнул, подтверждая самому себе, что ему позволили сделать то, что он предлагал, обхватил её предплечья чуть крепче и аппарирровал. Ведьма в страхе обхватила его предплечья в ответ и снова зажмурила глаза, давая еще двум дорожкам слез скатиться по щекам.