Только в гpёзы нельзя насовсем убежать:
Кpаткий век у забав – столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у меpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.
Владимир Высоцкий, «Баллада о борьбе»
В тёплом сухом воздухе чувствуется близость осени. То самое время, когда ощущаешь запах не пряных полевых цветов, а первых опавших листьев, запутавшихся в высокой пожелтевшей траве. Солнце светит всё так же ярко, но теперь от его лучей не хочется спрятаться в тени. Когда-то мне нравилось это время года. Кажется, это было совсем недавно, ещё каких-то пару лет назад, когда мы с Джинни уходили на целый день в окрестные поля. Беззаботно смеясь и вплетая друг другу в волосы полевые цветы, мы предвкушали новый учебный год, говорили о всяких глупостях и верили, что всё будет хорошо. Мы уже не были наивными детьми, нам случалось видеть зло и чудовищную несправедливость, но когда тебе пятнадцать, мир кажется таким большим и полным возможностей. Ты веришь в себя и точно знаешь, что за каждым новым поворотом тебя непременно ждёт что-то хорошее. Даже если раз за разом ты разбиваешь себе лоб об очередные неприятности. Подол моего длинного платья мягко шуршит, стелясь по траве, когда я поднимаюсь по склону невысокого холма. Добравшись до его пологой вершины, перевожу дух. Подъем был не очень крутым, но в лёгких всё равно не хватает воздуха. Они буквально горят, и я останавливаюсь у высокого ясеня, схватившись рукой за тонкую ветку. В глазах появляется неприятная резь, зрение вдруг становится нечётким, будто я смотрю на мир через мутное стекло, но это не мешает мне увидеть его. Среди аккуратных каменных плит с полустертыми именами особенно выделяется одна. Совсем новая. Ещё не покрытая сеткой трещин. Не выбеленная ветром и солнцем. Он стоит рядом. Смотрит невидящим взглядом в пустоту, но видит, я точно это знаю, гораздо больше, чем может позволить могильный камень с дурацкой надписью. «Любимый сын, брат и друг, - сообщают изящные золотые буквы. – Славная б вышла шалость. Жаль, что не удалась». Ветер на вершине холма нещадно треплет мои собранные в хвост волосы, и выбившиеся пряди то и дело лезут мне в глаза и рот, и я вновь и вновь пытаюсь заправить их за уши. Эта иллюзия действия, будто я чем-то занята, а не просто стою и перевожу взгляд со спины лучшего друга на могилу Фреда, странно успокаивает. - Зачем ты пришла? – а мне казалось, что он не услышал моих шагов. Теперь, когда скрываться нет смысла, я подхожу к нему и встаю рядом, плечом к плечу. Как и всегда. - Мне не спалось. Это почти правда. Мне в самом деле не спится. Ни в эту ночь, ни во все предыдущие. С наступлением темноты приходят кошмары. Всего лишь дурные сны, но от них вскакиваешь посреди ночи с прилипшими к вспотевшему лицу волосами. Каждый раз. Уже очень долгое время. - Ты не хочешь возобновить приём той настойки, которую прописали тебе в Святом Мунго? - А ты? Он поворачивает ко мне голову. Наши взгляды встречаются. В зелёных глазах за тонкими стёклами очков я вижу отголоски собственной боли и понимаю, что знаю ответ прежде, чем получаю его. - Мне ничего не помогает, Гермиона. Он замолкает, и я осторожно беру его за руку. То немногое, что в моих силах. Унять боль, конечно, не получится, но, кто знает, может, хотя бы удастся придать ему немного сил встретить новый день? Мгновение спустя тёплые пальцы обхватывают мою ладонь в ответ и немного сжимают её. Это всё, что у нас есть в разрушенном до основания мире – одно лишь рукопожатие. Словно два безнадёжно больных человека пытаются держаться друг за друга, чтобы было не так страшно умирать. - Я знаю, что ты приходишь сюда каждый день. Все это знают. Зачем, Гарри? Он молчит. Вечность или даже немного дольше вечности. - Чтобы помнить, - в конце концов говорит он. Как будто кто-то из нас способен это забыть. - Ты терзаешь себя, хотя абсолютно ни в чём не виноват. - Они тоже так считают? – Гарри кивает в сторону леса. Там, за высокими деревьями виднеется силуэт «Норы». - Я уверена в этом. Я, конечно, знаю, почему он так говорит. Мы оба были невольными свидетелями того разговора на похоронах наших друзей. Не знаю, кому пришло в голову позвать Риту Скиттер, и как так вышло, что из всей огромной толпы скорбящих она выбрала своей жертвой именно Рона, но её мерзкий, притворно сочувствующий голос слышал абсолютно каждый. - Твой брат, твои друзья, однокурсники… все они погибли, чтобы спасти твоего друга. Как ты думаешь, Роджер, справедливо ли это? Что один мальчишка, пусть даже и Избранный, выжил, когда десятки простились со своими жизнями? И если бы у тебя была возможность спасти Гарри Поттера или твоего брата, кого бы выбрал ты? Имеют ли значения родственные связи, когда речь идёт об общем благе? Рон, конечно, попытался её придушить, но те несколько секунд, что он молчал, навсегда остались в памяти Гарри. Не потому, что он осуждал нашего лучшего друга за эту заминку. А потому, что прекрасно его понимал. С тех пор они ни разу не обсуждали этот инцидент, но отношения между ними стали на несколько градусов прохладнее, и я к своему стыду так и не смогла найти слов, чтобы изменить это. Этим летом мы прибыли в «Нору» по приглашению мистера и миссис Уизли после череды судебных слушаний, где всем нам приходилось выступать свидетелями защиты или обвинения. Всё это так сильно измотало нас, что поездка в дом, где мы когда-то провели множество приятных часов, казалась отличной идеей. Мы оба думали, а, может, просто надеялись, что всё станет если не как раньше, то хотя бы немного проще. Лучше. Понятнее. Мы оба ошиблись. Рон все больше отмалчивался или предпочитал проводить время, помогая по работе своему отцу, Джордж вообще почти не появлялся, переживая свою утрату в одиночестве. Только Джинни проводила с нами почти всё свободное время, но за три недели я ни разу не видела, чтобы они с Гарри хотя бы просто коснулись друг друга. Хоть мы и выжили в этой чудовищной войне, что-то внутри нас сломалось, умерло. *** Возвращаемся в дом не спеша и всё также молча. Гарри всё ещё держит мою руку в своей, и я почти забываю об этом, но у самых дверей всё же останавливаюсь и осторожно высвобождаю ладонь. Он непонимающе смотрит на меня, точно потерявшийся в огромной толпе ребёнок, которого беспечный родитель решил оставить одного на пару минут, но затем тихо бормочет что-то вроде: «да, так будет лучше». Внутри пахнет свежим хлебом и яблоками. Миссис Уизли хлопочет у плиты, пока Рон и мистер Уизли доедают свой завтрак. При виде нас никто не задаёт вопросов. Артур молча кивает, Рон и вовсе отводит взгляд. - Сегодня яблочный пирог, - объявляет Молли, приглашая нас к столу. – Ешьте, пока Джинни не проснулась, она расправляется с ним в считанные секунды. Я благодарно принимаю из её рук кружку травяного душистого чая и лишь на мгновение сжимаю тёплую морщинистую ладонь. Мне столько всего хочется ей сказать, но слова застревают комом в горле. Впрочем, она понимает. Улыбается, вымученно и устало и сжимает мою ладонь в ответ. - Я слышал, ты решила вернуться в Хогвартс, Гермиона, - произносит, наконец, мистер Уизли. - Мне хочется закончить учёбу, - пожимаю плечами я. - Тебя с твоей светлой головой возьмут в Министерство хоть завтра, - улыбается Молли. - Не уверена, что имею право претендовать на стоящую работу, не получив полное образование. И потом… мне не хватает Хогвартса. - О, я прекрасно понимаю твои чувства, - кивает женщина. – Помнишь, Артур, как мы вышли из его дверей после всех экзаменов и просто застыли на месте? - Ну да. Я не понимал, куда идти и что делать дальше. И что это вообще значит – мне не надо возвращаться сюда следующей осенью? - Возможно… мне просто нужно чуть больше времени, чтобы попрощаться с ним, - отвечаю я и ловлю на себе взгляд Рона. Он не поддержал мою идею о возвращении в школу, назвав её пустой тратой времени. Я попыталась объяснить, для чего мне это, и что мы все же сможем видеться в Хогсмиде, но ему эта мысль понравилась ещё меньше. - Я думал, что теперь, после всего, через что мы прошли, ты захочешь нормальной жизни. Без ограничений и дурацких правил. Жизни со мной. Где-то в тихом районе Лондона. Может, в совсем небольшой квартире, но… здесь и сейчас. Он расхаживал по нашей с Джинни комнате и нервно ерошил свои волосы. - Я хочу этого с тобой, Гермиона. Нормальной жизни. Я хочу жить отдельно от родителей, чтобы… чёрт, чтобы не просыпаться среди ночи то ли от своего кошмара, то ли от кошмаров мамы и папы. Джордж звал меня пожить у него, но это уж совсем дрянная затея. Ты видела его? Он теперь лишь тень самого себя. Как можно снова стать нормальными, если каждый день всем своим видом напоминать друг другу обо всём этом? – остановившись рядом со мной, он взял меня за плечи и притянул к себе. – Ну же, Гермиона, - его губы коснулись моего уха, а голос стал тише и увереннее, - мы можем сделать это вместе. Не откладывая на год. Кажется, мы говорили на разных языках. Я пыталась подобрать фразы, которые точно его убедят, но не успела их озвучить. Сомневаюсь, что он вообще хотел их слышать. Его ничего не значащее прикосновение вдруг переросло в ласку. Осторожный, неторопливый поцелуй. Сначала в щёку, затем в уголок губ, подбородок. Пальцы, сжимающие мои плечи, настойчиво потянули вниз ткань пиджака, позволив ему соскользнуть на пол. Сделав меня совершенно обнажённой перед ним, несмотря на то, что на мне все ещё было платье. Он не понимал, может, даже не задумывался о том, что делает, когда опустил руки на предплечья, чуть ниже локтевого сгиба. Туда, где с огромным отвращением я носила позорное клеймо, прощальный подарок мадам Лестрейндж. Я отстранилась. Рон хоть и не сразу, но понял. Стараясь не смотреть на мою руку, он поднял с пола пиджак и протянул мне. Лицо его залила краска. - Думаешь, мы правда можем снова стать нормальными? – тихо спросила я, застегнув пуговицу. Он не ответил. Взгляд его упал на тумбочку возле моей кровати, где среди разных писем лежал значок старосты, который я получила вчера вместе с совой. - Сказала бы сразу, чтоб я не выставлял себя идиотом. А после он вышел. И это был наш последний разговор. Теперь от его взгляда мне становится неуютно. Я чувствую вину за то, что не испытываю угрызений совести. Ну не ирония ли? Когда Рон и мистер Уизли уходят, я ловлю себя на том, что больше не хочу оставаться в этом доме. Поднимая взгляд на Гарри, читаю на его лице то же самое и, как ни странно, испытываю облегчение. *** Последнюю неделю каникул я провожу со своей семьёй. Миссис Уизли и Джинни искренне сожалеют о том, что я приняла такое решение, но думаю, они всё понимают. Думаю, как бы мы ни нуждались друг в друге, каждому из нас требуется уединение. Возможность пережить своё горе наедине с собой. Дать волю слезам или закричать во всё горло, что выпустить эмоции. Дать себе право не притворяться сильными. Гарри уходит следом за мной. Мы трансгрессируем на площадь Гриммо, где он теперь живёт на законном основании. Совершенно один в огромном доме. - Зайдёшь? – спрашивает он, глядя куда-то себе под ноги. – Кажется, там всё ещё бывает Кикимер, уверен, что он тебе обрадуется. - В другой раз, - отвечаю я. – Нам обоим нужно немного тишины, не правда ли? - Конечно. Впрочем, ты можешь навещать меня на Рождество или… просто, когда пожелаешь. - Уверен, что не поедешь? – тихо спрашиваю я, когда он уже хватается за дверную ручку. Гарри лишь качает головой и, не обернувшись, заходит в дом. Разговор о возвращении в школу я завела с ним лишь однажды. Когда мы вышли из зала суда после последнего слушания. Тогда он стоял посреди Атриума Министерства и выглядел таким опустошенным и потерянным, что мне стало чертовски жаль его. - Я собираюсь вернуться, чтобы окончить седьмой курс, - сказала ему я. Гарри молчал, вглядываясь в статуи волшебника и волшебницы. - Профессор Макгонагалл разрешила мне, она сказала, что к осени Хогвартс восстановят… ну, большую его часть. И что ей хочется, чтобы мы все завершили обучение как обычные студенты. Она ждёт и тебя тоже. - Я не могу. После всего, что там случилось, я просто не смогу ходить по его коридорам как раньше, понимаешь? Мне хочется обнять его, я знаю, что он нуждается в этом не меньше, чем я, но… мы стоим посреди Министерства Магии, а за нашими спинами толпы служащих и обычных посетителей, которые не сводят с нас взгляда. Все ждут от него какой-то реакции. Эмоций, хоть каких-то действий, но он не даёт им повода для пересудов. - Я знаю, чем Хогвартс был для тебя все эти годы. Неужели ты хочешь оставить о нём такие воспоминания? Я не могу тебя заставить, конечно, нет. Я лишь прошу подумать. Ты можешь запомнить его местом, где погибли твои товарищи, а можешь – своим настоящим домом, где ты обрёл что-то действительно важное. И, кроме того, ты ведь все равно не представляешь, чем себя занять. За прошедший год ни у кого из нас не было времени подумать о своём будущем. Мы вообще не были уверены в том, что оно у нас есть. Так почему бы не дать себе чуть больше времени? Всё, что у нас есть здесь и сейчас, это время, Гарри. Я несильно сжимаю его плечо и ухожу. Мне хочется отмыться от всего, что я видела и слышала сегодня в зале суда. *** За что я люблю родителей, так это за то, что они уважают личные границы и не лезут в душу с расспросами. После их возвращения домой из Австралии, где они целый год не подозревали о моем существовании, я честно обо всем им рассказала. Они не требовали подробностей. Не осудили меня за то, что я сделала с их памятью. Они вообще почти ничего не сказали, но гораздо важнее слов для меня были их объятия. Кажется, в тот вечер мы так и просидели в обнимку до самой полуночи. К возвращению в школу они отнеслись с пониманием. Мама даже помогла выбрать новые вещи, которые позволили бы мне полностью закрыть руки. Она не решилась спросить, что означает вырезанное на моей руке слово, но я видела, что глаза её наполнялись слезами всякий раз, когда она смотрела на эти уродливые буквы. У меня слёз уже не осталось. Последние дни каникул мы очень много гуляли, посещали какие-то выставки современных художников, обедали в ресторанах и проводили вместе каждую свободную минуту. Их общество не тяготило. Пожалуй, потому, что они были так бесконечно далеки от мира магии и всех этих чудовищных событий, произошедших прошлой весной. На их лицах не было печати скорби, в разговорах не случалось неловких пауз, они были обычными людьми, жизни которых не разрушила война. И мне действительно не хватало этого в «Норе». Я чувствовала, что рядом с ними постепенно прихожу в себя, хотя каждую ночь неизменно видела одно и то же: кровь на каменных ступенях школы; острое лезвие, выводящее надпись на моей руке; наших друзей, чьи лица были накрыты холщовыми окровавленными тряпками. Но хуже всего были длинные пальцы, сжимающие мои бёдра до боли, до отвратительных багровых синяков. Хриплый шёпот, раздающийся в кромешной темноте. «Вот где твоё место, магловское отродье». Смех, пронзающий душу тысячей лезвий. Мой персональный ад. Первого сентября пошёл дождь. Будто у осени закончилось терпение, и она непременно захотела показать, что теперь настало её время. Движение в городе встало, но, несмотря на это, на вокзале Кингс-Кросс было по обыкновению людно – плохая погода не могла заставить жителей города отменить путешествия. Пока мы с родителями прощались, мимо то и дело проносились гигантские тележки, нагруженные клетками и чемоданами, и все, как одна исчезали в волшебном проходе между платформами девять и десять вместе с владельцами. Всё было как обычно. Детей, желающих обучаться в Хогвартсе, не стало меньше. Теперь волшебному сообществу ничего не грозило. По крайней мере, так мы тогда думали. На платформе девять и три четверти было не протолкнуться. Прижимая к себе Живоглота, который недовольно сопел, и пытаясь втащить в вагон поезда свой багаж, я совсем не смотрела по сторонам. В этом году со мной не будет моих бывших одноклассников. Конечно, многих ребят с нашего факультета я всё-таки знала, но кроме Джинни ни с кем особо не общалась. Кое-как затащив сопротивляющийся чемодан в вагон старост и даже не выронив при этом своего сердитого кота, я отыскала свободное купе и, не теряя времени, набросила на плечи мантию с приколотым к груди значком. В этом году профессор Макгонагалл оказала мне огромную честь, прислав значок старосты школы, но почему-то не указала в письме, кто будет моим напарником. Конечно, через пару минут вагон заполнится всеми избранными учениками, но всё же мне хотелось бы заранее знать, с кем весь этот год предстоит патрулировать школьные коридоры. А вдруг это кто-то из Слизерина? Вот уж поистине приятная компания. Вагон старост был устроен следующим образом: во-первых, он был значительно меньше остальных, ведь ехать в нем могло не более десяти учеников. Во-вторых, купе там тоже были совсем крошечными, рассчитанными на двух человек и их багаж. В-третьих, конечно, было купе побольше, где в назначенное время все выбранные на эту должность ученики собирались и получали инструкции о том, как именно должен осуществляться контроль в поезде. Процедура была для меня не новой, и всё же я испытывала некоторое волнение. Когда до отправления оставалось всего минут пять, я всё же не выдержала и, велев своему коту вести себя прилично, пока меня не будет, отправилась в общее купе. Как и следовало ожидать, кроме меня там никого не было. Десять мягких кресел вокруг большого стола, на котором находился золотой поднос с большим конвертом. Всё, как всегда. Традиционно письмо-громовещатель открывал один из старост школы, после чего оно голосом действующего директора начинало свою торжественную речь. На этот раз мы однозначно услышим голос профессора Макгонагалл, для которой этот год в должности главы Хогвартса будет первым. Поезд начал движение ровно в одиннадцать, а пару минут спустя в купе вошли старосты Когтеврана. Мальчик был мне не знаком, но светловолосую девушку с большими голубыми глазами и шляпой в виде оленя я знала очень хорошо. - Гермиона? Вот уж кого я не ожидала увидеть здесь сегодня, - то ли взволнованно, то ли разочарованно проговорила Полумна Лавгуд. – Как же ты будешь совмещать учёбу и должность мракоборца в Министерстве? Или это такой хитрый ход? Тебя под видом ученицы внедрили в школу, чтобы ты раскрывала заговоры и интриги против нового министра? Не знаю, кого она ввела в большее недоумение: меня или второго старосту, но я, признаться, не сразу нашлась, что на это ответить. - Вообще-то я… не работаю в Министерстве. По крайней мере, пока. Полумна понимающе кивнула. - На твоём месте я бы тоже не призналась. Не волнуйся, я тебя не выдам. А вот насчёт Фила не уверена. Девушка заняла одно из кресел и, сняв с головы свою дурацкую шляпу, принялась отрешенно наглаживать оленью голову. Стало совершенно очевидно, что ничего больше в этом мире её не интересует. Парень, который оказался Филом, встретив мой взгляд, закатил глаза и отвернулся. Еще через несколько минут в купе собрались абсолютно все факультетские старосты. Я узнала только Денниса Криви с Гриффиндора, чей брат Колин погиб в битве за Хогвартс, и Ромильду Вейн, которая пару лет назад пыталась соблазнить Гарри с помощью приворотного зелья. Деннис помахал мне, а вот Ромильда сделала вид, что мы вообще не знакомы. Старост Слизерина и Пуффендуя я не знала, как впрочем, и старосту школы от мальчиков. Во многом потому, что он так и не соизволил появиться. Когда девять из десяти мест в купе были заняты, я взяла с подноса конверт и осторожно вскрыла. Письмо от моего прикосновения ожило и, сложившись гармошкой наподобие человеческого рта, громогласно проговорило: - Приветствую, уважаемые старосты. Для начала разрешите поздравить каждого из вас с этой ответственной должностью. Далеко не всем ученикам нашей школы выпадает подобная честь. Некоторые кандидатуры были назначены вашими деканами, других выбрала лично я. Надеюсь, что ни один из вас не станет возражать против принятого мной решения. Я почувствовала на себе взгляд Ромильды, но не ответила на него. Не знаю, в чем её проблема, но мне нечего было с ней делить. - Прошлый год выдался очень тяжёлым для всех нас и, хотя зло было повержено, это не повод забыть о правилах и элементарной дисциплине. На вас ложится большая ответственность. В поезде, который доставит вас в Хогвартс, нет ни одного знакомого вам человека. И даже если вы можете назвать кого-то из ваших попутчиков по именам, сегодня и сейчас с вами едут другие люди. Люди, которые многое пережили, через многое прошли, многое потеряли. Некоторые из них нуждаются в помощи и поддержке. Каждый из них может обратиться к вам, и мне очень хочется, чтобы вы выслушали его и, если не решили проблему сами, то связались бы с преподавателями, которые также готовы оказать вам любое содействие. Традиционно в Хогвартс-экспрессе нет деления на факультеты, и ученики могут занимать любой вагон. Однако так уж сложилось, что ребята, чьё… эммм, поведение и манеры оставляют желать лучшего, всегда обосновываются в самом хвосте. Я хочу поручить патрулирование этого участка нашим уважаемым старостам школы. Ну, ещё бы. У меня есть палочка, и мне разрешено ею пользоваться. Таков ваш план, директор? В случае неповиновения наслать на весь вагон сглаз, и дело с концом? И где, черт возьми, носит моего напарника? - Гриффиндор, будьте добры, взять на себя четвёртый вагон. Пуффендуй – третий, Когтевран – второй, и Слизерин, соответственно первый. Старосты школы, вам необходимо хотя бы раз в час совершать обход всего поезда. Разумеется, вам разрешен перерыв на обед. Как правило, он начинается после двух часов дня. Всё остальное время вы должны быть на своих постах. Запомните, что вы не имеете права применять магию даже к нарушителям. Дружеская беседа тоже неплохо работает. От вас требуется составить список с полным перечнем фамилий и проступков, а по прибытии в школу вручить своим деканам. Начислять штрафные баллы вам также запрещено. Этой властью наделены лишь старосты школы. Впрочем, применять магию они тоже могут, учитывая их должность и возраст, однако, надеюсь, что это будет происходить в разумных пределах. В случае возникновения чрезвычайной ситуации, когда потребуется срочная медицинская помощь или вмешательство более опытного волшебника, в кабине машиниста есть дежурные совы. Но надеюсь, что до этого не дойдёт. Я желаю вам удачи в этот важный для всех день и прошу тотчас же отправиться каждого из вас на свои участки. С уважением, Минерва Макгонагалл, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс. Письмо затихло и вновь превратилось в ни чем не примечательный кусок пергамента. Никто не тронулся с места. Старосты то ли боялись вот так просто взять и пойти в свой вагон, чтобы навести там порядок, то ли чего-то ждали. Возможно, какого-то сигнала к действию? Наверное, мне стоило подать им пример, но в тот момент, когда я уже поднялась из своего кресла, дверь в купе неожиданно распахнулась, и на пороге возник… мой напарник? - Извините, я, кажется, опоздал, - тихо проговорил он, поправив сползшие на нос очки. Я вновь опустилась в кресло. *** - Гермиона? Ты злишься? – мы стоим в коридоре пятого вагона, и я только что заставила пуффендуйца с четвёртого курса принести извинения всему купе, в котором он ехал, за песни очень неприличного содержания. На самом деле, никто из его попутчиков не возражал ни против ужасного голоса, ни против сомнительного текста, ни против хромающей рифмы, но да, черт возьми, я действительно злилась. - Прости меня. Я не сразу вспомнил, что мне надо в другой вагон, а потом просто никак не мог добраться сюда, чтобы не ответить ни на чьи дурацкие вопросы. - Да причём тут… Гарри, ты мог хотя бы словом обмолвиться, что собираешься продолжить учёбу? Мы виделись неделю назад, и ты, насколько я помню, ни в какую не соглашался возвращаться в Хогвартс. - Я и не собирался. Он прислонился к стене и взъерошил свои иссиня-черные волосы. Я указала взглядом на его значок. - Это? Ну да, Макгонагалл прислала его мне, но в её письме была просто просьба. Она не настаивала. Просила только дать окончательный ответ до тридцатого августа. А я всё медлил и медлил. Поначалу решил написать ей сразу как вернусь домой, но потом… Эти стены и… давящая тишина. Я едва не свихнулся. Понимаешь? Мы стояли в коридоре мирно покачивающегося вагона, слушали стук колёс и смотрели на проносящийся за окном пейзаж. Я прижималась лбом к ледяному стеклу, Гарри касался пальцами своего значка, словно никак не мог привыкнуть к нему. Из-за плотной пелены дождя рассмотреть что-либо за окном движущегося поезда было почти невозможно. Бескрайние поля и грозовое небо сливались в одно бесконечное цветное полотно. И хотя думали мы сейчас каждый о своём, мысли наши, так или иначе, касались Хогвартса. - Думаешь, я поступил правильно? – нарушив молчание, спросил Гарри. – Может, не стоило всё это затевать и… Чёрт, не знаю, зачем я это сделал. Кажется, нужно было… Он не договорил. Да, я тоже услышала, что дверь одного из купе открылась, но не придала этому значения. Гарри, который стоял ко мне довольно близко, замер и как-то разом напрягся, точно натянутая струна. Тогда я почувствовала это. Затылок обожгло. Точно сотни ядовитых змей вонзили свои жала мне в голову. Пульс ни с того ни с сего участился, а руки сами собой потянулись к палочке. Стало нечем дышать. Точно кто-то открыл ящик Пандоры, где вместо смертных грехов на задворках своей памяти я хранила ужасные воспоминания. Разом вернулась боль, хриплый смех, унижение, а ещё касание ледяных пальцев, так похожих на прикосновения самой смерти. Я не хотела выяснять, кто стоит за моей спиной, пожалуй, потому, что уже прекрасно это знала. Этот человек приложил достаточно усилий, чтобы в свое время превратить мою жизнь в ад. Дверь с глухим стуком захлопнулась. Тот, кто собирался покинуть купе, в последний момент передумал. Я почувствовала на себе взгляд Гарри, но не нашла сил ответить на него. - Это был… - Да, - кивнула я, стиснув палочку так крепко, что костяшки пальцев побелели. – Мой ночной кошмар.