Handle With Care

— … пожалуйста, мне очень нужно в туалет. Тебе пора двигаться.  Тео просыпается в конце одностороннего разговора, неуверенно поднимая голову с дивана, нет, с живота Лиама, и наблюдая, как Кори тихо ведет переговоры со спящим Мейсоном, который накинулся на вторую химеру, держа его в ловушке на диване.  Он оценивает свое положение, обращает внимание на то, как колено впивается в его поясницу — спасибо, Алек — и на то, как его собственная рука лениво обхватывает спящего Лиама, а другая рука каким-то образом вклинивается под бету и диван, медленно отсекая кровообращение, судя по ощущениям покалывания, бегущего по правой руке Тео. И, возможно, часть его хочет положить голову обратно туда, где живот Лиама медленно поднимается и опускается. Но только потому, что это было удобно. Только потому, что ему не хватает тепла там, где его кожа соприкасалась с кожей Лиама, и потому что там нет плохих снов. И он думает, что, возможно, ему было бы намного комфортнее, если бы с ними на диване не было еще трех тел.  Но сейчас это слишком странно, правда? Слишком интимно и обдуманно, чтобы превратить бессознательное прижимание к Лиаму в выбор.  Мейсон ворчит через диван и скатывается с Кори, который тут же спешит в ванную. Тео пытается осторожно выбраться из кучи щенков, не разбудив Лиама и Алека, но ему это не удается, поскольку оба мальчика начинают шевелиться.  — Доброе утро, — бормочет Алек, потирая глаза, пока Тео пытается вернуть хоть какое-то чувство в свою руку.  Лиам зевает, проводит рукой по изголовью кровати, а затем по Тео, на его лице появляется сонная ухмылка: — Доброе утро. Ребята, хотите завтрак?  Ответ всегда положительный.  * Скотт дома, только до завтрашнего вечера. 3.8 — средний балл, активный член студенческого самоуправления и гордый президент клуба «Биология животных». Говорит, что у Малии все хорошо, она путешествует с Дереком и Корой. У него появилось много друзей, он любит колледж, бла-бла-бла. Тео черпает эту информацию, подслушивая на кухне, где он счищает со сковороды покрытые коркой остатки яичницы и жира от бекона. Разговор об альфе затихает в другой комнате, когда сзади приближаются шаги.  — Тео. Скотт говорит это вежливо, его тон, вероятно, покажется довольно дружелюбным любому, кто не знает о прошлой вражде между ними. На его лице сияет та маленькая, однобокая улыбка хорошего мальчика, которую, по мнению Тео, он не видел в свой адрес с тех пор, как они были детьми. И это странно. И это заставляет его нервничать, главным образом потому, что Скотт Макколл здесь не для того, чтобы играть бывшего лучшего друга, а для того, чтобы сыграть Укоризненного Альфу. Не убивайте людей, даже если они уже мертвы, бла-бла-бла.  — Скотт, — кивает Тео, ставя сковороду с мыльной водой в раковину, — Хэй.  Наступает пауза, в которой химера ждет, пока Скотт сделает это, момент, когда он отчитает Тео за что-то плохое, хотя на самом деле это было не так уж и плохо, но это все равно не имеет значения, потому что, несмотря ни на что, его моральный компас всегда будет немного отличаться от остальных членов стаи.  Скотт вздыхает, пристально смотрит на Тео своими глубокими карими глазами и вместо этого спрашивает: — Как твои дела? — Нормально. Школа, работа и все такое, — он пожимает плечами. — А у тебя? — Да, почти то же самое, чувак. Скотт делает паузу, засовывает руки в карманы, рассматривая химеру. — Смотри… — Если ты хочешь поговорить о ситуации с Чедипе, конечно, я думаю, я весь внимателен. Но я не буду извиняться и не думаю, что обязан объяснять. Все кончено, оно мертво. Хватит ломать шеи, я понял. Тео старается сохранять спокойный тон, пытается не дать своему лицу сморщиться, как это происходит всякий раз, когда что-то раздражает его нервы. Скотт хмурится, делая шаг вперед: — Я не хочу читать тебе нотации, я знаю, что мне это не нужно. Просто… кто мы такие, чтобы играть роль бога и решать, когда чье-то время истекло?  Это чересчур.  — Твоя стая сделала это со мной, — отвечает Тео, потому что это правда. И Скотт не может с этим спорить, нет. Не может оправдать отправку Тео в Ад за то, что он плохой, а затем упрекать его за убийство кровожадного демона. Демона в образе человека.  Но он не собирается останавливаться на достигнутом, поэтому добавляет: — Вы, ребята, оставили меня там без намерения вернуть меня обратно, пока я вам не понадоблюсь.   — Тео- — Знать это, — перебивает Тео со стальным лицом, — знать, это почти хуже, чем просто верить, что я останусь там навсегда. Я не думаю, что ты понимаешь, что это со мной сделало. Что вы все со мной сделали. И я… я не говорю, что это было неоправданно… Тео даже не уверен, что знает, что бы произошло, скольких бы он убил, если бы его не отправили под землю. И ему неприятно думать об этом, ему кажется, что он даже не знает, кем был раньше. Раньше его боялись, и он этого хотел: думал, что бояться – это то же самое, что и уважать. Теперь Тео не думает, что хотел бы это вернуть, не после того, как с ним обращались как с человеком, как с равным, имеющим такое же право на существование, как и со всеми остальными.  — Но иногда приходится играть в бога. Если это убережет людей от травм, — тихо заканчивает Тео.  Скотт медленно кивает, на его святом лице написано раскаяние: — Ты прав. Я доверяю тебе, Тео. Я делаю это. Я не всегда так делал, но это давно изменилось.   — Не стоит, — возражает Тео, на его губах играет ухмылка. Скотт хрипло рассмеялся, напряжение, которое раньше было на кухне, несколько рассеялось.  Он говорит: — Знаешь, что я сказал Алеку в тот день, когда мы его нашли? Я сказал ему, что у нас есть союзники, которые раньше были врагами. Я имел в виду это, Тео.  Над ними воцаряется молчание, пока Тео обдумывает слова. Скотт выпрямляется и упоминает, что вернется домой, чтобы удивить Мелиссу.  — Приятно видеть тебя. Честное слово, — заявляет он, останавливаясь в дверном проеме на кухню.  Тео коротко кивает: — Спасибо, я тоже рад тебя видеть. Эм, скажи своей маме, что я поздравляю её с днем ​​рождения.  Улыбка хорошего мальчика в полной мере, Скотт говорит: — Замётано.  Химера остается на кухне, убирая остатки завтрака мальчиков, которые все еще засоряют территорию, пока Скотт уходит, забирая Алека с собой домой. Мейсон и Кори не сильно отстают: первый упоминает, что в одиннадцать ему предстоит пойти на работу по присмотру за детьми. Несколько мгновений спустя Лиам вваливается на кухню. — Ладно, гостиная официально снова стала чистой и опрятной, — он приближается к Тео. — Это звучало напряженно. Ребята, вы молодцы, да?   — Подслушывал, да? — Тео ворчит, а затем добавляет, — И да, мы со Скоттом теперь лучшие друзья. Я напишу ему позже, и мы, наверное, сходим на совместный маникюр.  Лиам закатывает глаза: — Мило. Кстати, спасибо за уборку.  — Без проблем. Я живу здесь.  — Верно, — Бета посмеивается и судорожно пожимает плечами.  Он продолжает: — Просто… ну, знаешь. Никогда бы не подумал, что буду жить вместе с Тео Рэйкеном, — глаза Лиама расширяются, — Я имею в виду соседей по комнате. Соседи по дому. Соседи по квартире?  Неудачная попытка воспроизвести британский акцент срывается с губ Лиама, и румянец разливается по его щекам.  — Боже, ты такой чертовски странный, — бормочет Тео, не в силах сдержать улыбку.  * Большой старый глаз снова в небе, немигая. Тяжелый, яркий и зловещий. Безмолвный наблюдатель за всем хаосом, который он приносит, заставляя звезды дрожать, пока рассвет не прощается с ним. Каждую ночь волчье притяжение усиливается, позволяя каждому утонуть в волнах безумия.  Может быть, в эти дни он позволяет себе чуть меньше сдержанности, в глазах у него более дикий блеск, он показывает больше зубов. Возможно, тогда это будет более аутентично. Может быть, тогда он сможет сказать, что тоже это чувствует.  Этот мальчик, который бегает с волками, по крайней мере, может не отставать от них. * Приближается полнолуние, не то, чтобы Тео отслеживал это — химеры не имеют такой мифической связи с лунными циклами, как оборотни, — но с тех пор, как Дэвид и Дженна вернулись из своих путешествий, и всего за несколько дней до полнолуния луна, кажется, все вокруг Лиама ходят на цыпочках. По мнению родителей, Лиам просто плохо реагирует на лекарства. Или ему нужна терапия. Или, он сейчас находится под большим давлением, милый, дай ему время. По мнению Тео, Лиаму нужно взять под контроль свой характер, иначе он в любой момент спалится перед родителями, одноклассниками или случайным продавцом в продуктовом магазине.   Гнев Лиама очевиден. Сернистый. Горький и тлеющий – где дым, там и огонь. Вблизи это нервирует. Возможность учуять гнев Лиама с противоположного конца школьного коридора пугает, вызывает страх в глубине живота Тео. Не для себя, а для того, на кого направлен этот гнев.  Его ноги движутся в этом направлении на автопилоте, несмотря на то, что он уже опоздал на урок современной литературы, потому что, если Тео не является ответственностью Лиама, то, возможно, Лиам — его ответственность.  Тео срочно проталкивается мимо последних нескольких отставших в коридоре, собирая кусочки назревающего спора.  — Моя работа как назначенного смотрителя коридора — приносить оставленные без присмотра рюкзаки в кабинет директора, как только… — Я пошел в уборную! Я пробыл там максимум две чертовых минуты! — Пожалуйста, не говори со мной таким тоном.  — Тогда отдай мне мой рюкзак! — Рюкзаки, оставленные без присмотра, можно получить в административном офисе.    — Он буквально в твоих руках! Просто верни мне мои вещи!   В этот момент голос Лиама напоминает граничащее с рычанием, и хотя внедрение школой системы мониторинга коридора — отстой (никаких рюкзаков в коридоре, никакого слоняния по коридору, никакого присутствия в коридоре), этот чертовски крутой коридора, вероятно, не заслуживает того, чтобы его истребил разгневанный оборотень-подросток посреди школьного дня.  — Извини, я не могу этого сделать. Оставленные без присмотра рюкзаки… — Извините, — Тео подходит к ним двоим, делая вид, что не замечает, как вздымается грудь Лиама, или запах крови от когтей беты, впивающихся в его собственные руки, мера, чтобы не дать им обернуться вокруг горла привередливого смотрителя, — Мне очень жаль, что прерываю, но я просто пришел сообщить вам об ужасной драке, происходящей наверху. Футболисты. Там нет смотрителя, и я думаю, кто-то должен сообщить об этом. Немедленно. — Ой! — смотритель переводит взгляд с Тео на все еще кипящего Лиама, явно рассматривая свои варианты, — Ну… — Извините, вы явно заняты. Там просто собралась толпа, чтобы посмотреть, хотя урок начался несколько минут назад, и я подумал… — О, конечно, — смотритель неохотно кладет рюкзак Лиама на землю, говорит, — На этот раз тебе повезло. Постарайтесь впредь не оставлять свои вещи без присмотра.   Он поворачивается к Тео, быстро благодарит и бросается к лестнице.   Как только они выходят из поля зрения смотрителя, Тео грубо хватает Лиама за шею и тащит его в пустую раздевалку.  — Лиам.   — Просто… просто заткнись, Тео, пожалуйста, — умоляет Лиам с золотыми глазами, отчаянно расхаживая, бормоча себе под нос солнце, луну, правду.  Тео скрещивает руки на груди: — Ой, давай. Даже спасибо? Знаешь, я мог бы позволить тебе напасть на этого парня. Я мог бы, но не сделал этого. Знаешь, у меня сейчас урок. — Тео, — предупреждает Лиам, не теряет опасной остроты в своем голосе. Этот ребенок — бомба замедленного действия. Он переходит к повторению мантры. Кажется, не очень помогает.  — Н-но, я ходил в уборную! — Тео имитирует бету, его голос комично высок, — Верни мне мои вещи!   Крючок, леска, поймал. Лиам бросается вперед, когти летят к лицу Тео, но химера впечатывает его лицом в шкафчики.  Тео наклоняется к уху Лиама, все еще прижимая его к холодному металлу, и тихо шепчет: — Лиам, тебе нужно собраться с силами. Ты теряешь контроль. Ты был таким всю эту неделю.  — Это… это не работает. Мой якорь, — почти скулит Лиам, говоря о клыках, а не о человеческих зубах.  — Лиам, посмотри на меня. Хватка Тео ослабляет бету, когда он оборачивается, его золотые глаза становятся синими и полными стыда.  — Найди. Новый. Якорь. Каждое слово он подчеркивает резким обвинительным тычком пальца в центр груди Лиама.  Они проводят так несколько мгновений, грудь Лиама постепенно поднимается и опускается под указательным пальцем Тео, пока его клыки не отступают, пока его когти не исчезают. — Мне жаль. — Так и должно быть, теперь меня ждет наказание за отсутствие по неуважительной причине, — бормочет Тео. — Никогда в жизни не было задержаний, подобные вещи в твоем постоянном досье? — Остановись. Я серьезно. Я не могу этого сделать, — слабо заявляет Лиам, сползая на пол. — Полнолуние наступит через два дня. Что-то плохое произойдет, Тео. Я не могу контролировать себя.   — Нет, ты можешь, — вздыхает Тео и опускается на кафельный пол рядом с Лиамом. Он говорит, — Побегай со мной.  * — Сейчас я разденусь, и решать тебе, смотреть или нет, это полностью зависит от тебя. Я не осужу, — добавляет Тео, подмигивая, все равно отворачиваясь от Лиама и начиная раздеваться.  — Что, — выдыхает Лиам, — Подожди, что ты делаешь? Мы на публике! Они не на публике. По крайней мере, не так, чтобы это имело значение. Полная луна, середина заповедника, вы знаете, в чем дело. Они позаботились о том, чтобы сказать родителям Лиама, что они вдвоем ночуют у Алека, работая всю ночь над проектом.   Лиам привык в такие ночи быть прикованным цепью в темной комнате, отбиваясь от притяжения луны под попеременным присмотром Мейсона и Кори. На этот раз все по-другому, и это может быть как очень хорошо, так и очень плохо. Тео предпочтет рассматривать это как что-то хорошее.  На нем остались только трусы, и он оглядывается через плечо, чтобы ответить Лиаму. Слова замирают у него на языке, пока он смотрит, как бета наблюдает за ним. Розовощекий и с широко раскрытыми глаза.  — Мы, — Тео откашливается и пытается снова. — Мы не на публике.  Он снимает трусы, лениво бросает их и остальную одежду в кузов пикапа.  — Боже мой. На этот раз оборачивается Лиам, скрестив руки на груди и устремив взгляд в небо. Смотреть на что угодно, только не на Тео.  — Полнолуние наступит через час, Тео. — Я знаю, — бормочет Тео, начиная двигаться. Кости перестраиваются и все такое, он пытается дышать, преодолевая боль, пока не оказывается на четырех лапах вместо двух ног. Мальчик-собака приближается к Лиаму сзади и слегка кусает бету за лодыжку, побуждая его развернуться.  — Черт возьми, ты волк!   Не совсем, но достаточно близко, полагает Тео. Лиам наклоняется до уровня его глаз и нерешительно протягивает руку, чтобы почесать за ухом химеры. На самом деле это унизительно – черт возьми, он не домашнее животное, – но Тео дает мальчику шанс, потому что это приятно. Действительно мило и приятно.  — Я видел тебя раньше. В школе, — шепчет Лиам, проводя руками по мягкому черному меху на спине Тео, — Ты преследовал меня и Мейсона. Почему ты не сказал мне, что можешь это сделать?  Мальчик-собака наклоняет голову, что-то вроде: «Разве это имеет значение?». Он смотрит вверх, туда, где облака расходятся в ожидании восхода луны. Глаза Лиама уже начинают светиться, его контроль теряется.  Тео бежит, и ему не нужно оглядываться назад, чтобы знать, что Лиам последует за ним. * Особенность полнолуния в том, что оно длится до тех пор, пока солнце не прогонит его.  Особенность обращения Тео в том, что оно длится до тех пор, пока его тело не устанет. Не очень устойчиво, чтобы всю ночь бежать от разъяренного оборотня, идущего за ним по пятам, хотя он не думал об этом заранее.  Через пять часов Мальчик-Собака замедляет ход и чувствует, как его мышцы непрерывно дрожат, как и перед тем, когда его обращение заканчивается. Лиам издает предупреждающее рычание, которое должно прогреметь по всему заповеднику, почти достаточно громкое, чтобы заглушить зов луны, гудящий в его ушах, в его крови.  Лиам сталкивается с ним в куче шерсти, клыков и ярости — зубы щелкают по шее Тео, а золотые глаза жадно смотрят на Тео, как будто он добыча, как будто он сейчас находится в человеческом теле.  Мальчик-собака делает еще один рывок, собирает последние силы, чтобы переместить свой вес на Лиама, упираясь острыми зубами в влажную кожу шеи беты. Лиам тяжело дышит под ним, горячее дыхание щекочет его мех.  И обращение спадает. И Тео голый. Обнаженный, он все еще прижимает Лиама к земле, его человеческие зубы мягко касаются точки пульса мальчика. И Тео должен пошевелиться, потому что это чертовски грубо и слегка унизительно, но, послушайте, он устал. Не может заставить себя слишком смущаться из-за отсутствия одежды. Тео стонет, заставляет себя скатиться с Лиама и хрипит, уткнувшись лицом в грязь.  — Ты в порядке?  Голос Лиама груб, но когда Тео пристально смотрит на него, он выглядит более человечным. Под контролем. Еще темно, до рассвета осталось, наверное, пару часов, но, он надеется, что жажда крови волка утихла.  Тео кивает, нечаянно испачкав лоб грязью. — Да. Просто устал. А ты в порядке? — Да, — Лиам тяжело вздыхает и ложится рядом с Тео, — Я так думаю. Мне лучше. Спасибо.   — Не благодари меня слишком рано. Завтра в школе будет отстойно, — легкомысленно заявляет Тео, словно говоря о погоде. Он садится, подтягивая колени к груди, а прохладный воздух вызывает мурашки по его рукам. Лиам усмехнулся: — Вообще-то сегодня. А одежду можешь надеть? Я чувствую себя странно.  — Заткнись, это естественно. — Ты животное, — ворчит Лиам. На что Тео возражает: — Только иногда. Взглянув на луну и снова на Тео, Лиам говорит: — Однако спасибо. Честно говоря, я не думаю, что мне было бы хорошо без тебя сегодня вечером. Он делает паузу: — Могу я тебя кое о чем спросить? — Я уже голый, о чём ещё можно просить? — шутит Тео, лениво ковыряя пятнистую траву под собой.  Лиам говорит: — Я хотел поговорить об обещании на мизинце. Если ты готов.  Ой. — Обещай мне, что поговоришь со мной об этом позже? — Ага. Тео пожимает плечами. Не знает, как ему объяснить всю дерьмовую жизнь и вещи, происходящие в ней, которые ему никогда раньше не приходилось выражать словами.  Лиам спрашивает: — Тео, что случилось, когда Тара утащила тебя под землю?   Химера встает и начинает идти в направлении пикапа, потому что он не может из-за этого говорить с Лиамом. Ему не нужно оборачиваться, чтобы понять, что бета следует за ним следом.  — Я умирал. Много раз. Снова и снова, — говорит он, достаточно громко, чтобы Лиам его услышал, и достаточно тихо, чтобы признать это повредило его.  Лиам молчит позади него, слышен только шорох листьев под ногами, но Тео знает, что он слушает. Это должно быть комично: совершенно голым бродить по лесу, обнажая душу. Хотя сейчас это просто чертовски трагично.  Он продолжает: — Я просыпался в морге, в ящике для трупа. Всегда в больнице, только там было пусто. Только Тара и я, бежим, пока не зайдём в тупик. И каждый раз она забирала его обратно. Ее сердце.   — Боже, — задыхается Лиам откуда-то позади него, — Ты делал это месяцами?  — Месяцы? — сухой смех звенит у него в горле, но Тео продолжает идти вперед, не осознавая, насколько далеко они зашли в заповедник, — Я чувствовал, что провел там целую «другую жизнь».  И это правда. В Аду нет понятия времени. Просто просыпаться и умирать, просыпаться и умирать, и смыть, протереть, повторять. Пока ты не забудешь, что когда-то в твоей жизни было что-то кроме этого. — А кошмары…? — Одинаковы. Они всегда одни и те же.  Если бы Тео мог видеть лицо Лиама прямо сейчас, он, вероятно, нахмурился бы, нахмурил лоб, когда он ломал голову над чем-то, что могло бы помочь.  Химера откашливается: — У меня дела идут намного лучше, чем было раньше. Я имею в виду, когда я только вернулся. — Это не значит, что с тобой все в порядке, — тихо предлагает Лиам. Тео продолжает идти.  Бета продолжает, поскольку его темп увеличивается, чтобы не отставать от Тео: — Ты был ребенком, верно? Когда тебя обратили? Не обратили. Сделали, говоря честно. Появился на свет. Он босыми ногами давит пару веток, на вопрос не отвечает.  — Сколько лет тебе было? — спрашивает Лиам. — Девять. — Девять, — эхом повторяет Лиам. — Не похоже, что это был выбор.  Это был выбор, просто глупый. Глупый выбор, сделанный тупым ребенком, который ничего не знал. Ребенок, который променял друзей и семью на клыки и когти.  — Я не знаю, как говорить об этом, Лиам, — говорит Тео напряженным голосом.  — Хорошо, — отвечает Лиам, — Все в порядке. Тео переполняется облегчением, увидев свой пикап на краю поляны, он борется с желанием бежать к нему и уйти от этого разговора.  — Я не думаю, что ты плохой человек. Я не думаю, что ты когда-либо был таковым. Это заявление повисает в воздухе, когда Тео подходит к машине и быстро натягивает одежду, поскольку на него сразу накатывает вся усталость от ночных событий.  Тео не может смотреть в глаза другому мальчику и говорит: — Я причинил боль многим людям. Убил много людей, Лиам. Больше, чем ты думаешь. Делай плохие вещи, стань плохим человеком. Вот как это происходит.  И упрямый бета хватает Тео за плечи, смотрит ему прямо в глаза и говорит: — Я не верю, что это была только твоя вина. Я не верю в это. Лиам, кажется, на мгновение колеблется, прежде чем притянуть химеру ближе и крепко обнять. А лицо Тео прижато к грязи и листьям, засоряющим волосы беты, и он к этому не привык. Потому что они с Лиамом играют, ссорятся, дерутся, глупо шутят и бьют друг друга. Но не обнимаются.  Но Тео думает, что, возможно, они могли бы делать это чаще. И, возможно, ему это нравится, даже если это будет преуменьшение.  Они без особой суеты расступаются и забираются в машину. Тео вздрагивает в этот момент — 3:29 утра.  Лиам смотрит на него с пассажирского сиденья, улыбка тронула его губы. Он говорит: — Думаешь, та закусочная еще открыта? Я типа умираю с голоду. Я угощаю? — Мы не можем никуда идти в таком виде. Мы выглядим так, будто на нас напали, — отмечает Тео, пытаясь скрыть урчание в животе.  Лиам, не моргая, заявляет: — Мы собираемся за едой. — …Мы собираемся за едой, — смягчается Тео, включая зажигание.  Когда они покидают заповедник, Тео направляется к единственной круглосуточной закусочной в городе, Лиам продолжает говорить. — Это лучшее полнолуние, которое у меня было с момента обращения. — Да, — соглашается Тео, и в его голосе не звучит ни намека на иронию, когда он думает о полнолуниях, проведенных в ненависти к тому, кем он был, в ненависти к тому, что каждая луна была напоминанием о том, кем он не был. Он мягко добавляет: — Для меня это тоже было лучшее полнолуние.