Handle With Care

Тео шестнадцать, и, когда он возвращается в Бейкон-Хиллз, есть некоторые изменения. Возвращение домой, но только без дома.  Шестнадцать, точнее, около семнадцати. Приходится долго убеждать Ужасных Докторов, торговаться и умолять вернуться в то место, где они впервые завербовали его. Тео чувствует, что он им начинает надоедать, поэтому он возвращается в сверхъестественный рассадник Бейкон-Хиллз, давая им возможность создать больше химер, а себе — возможность тихо выскользнуть из их деспотической хватки и сформировать свою собственную стаю. Кажется, это единственный шанс для Тео спастись и не закончить, как остальные.   Прошло восемь лет, и Тео уже не тот наивный маленький мальчик, который вырос здесь. Однако в самом городе мало что изменилось — старые окрестности размываются в прошлом, именно там, где он их помнит, как будто он никогда не уезжал.   Но он это сделал, убегая от беспорядка, который устроил много лет назад. В столь юном возрасте научиться быть переезжающим, мимолетным явлением, чтобы никогда не чувствовать себя слишком комфортно. Устройте неприятности и оставьте сопутствующий ущерб кому-то другому.   Его эмоции — жалкие, бесполезные мелочи — уже довольно давно дремлют, впадая в спячку, как животные холодной зимой. Бейкон-Хиллз вытягивает их всех на поверхность, как рыбу на наживку, как цветочные бутоны, распускающиеся в начале весны. Все начинается с едва уловимого, приглушенного чувства волнения, которое пульсирует под его кожей, когда он видит на дороге знак с надписью «Добро пожаловать в Бейкон-Хиллз!», синяя краска гораздо более выцвела, чем он помнит, и начинает отслаиваться.  Они въезжают в город в пятницу, 13-го, и Тео никогда не был суеверным, но, возможно, это должно было быть первым предупреждением, плохим предзнаменованием того, что должно было произойти. Он думает, что этот город всегда был немного проклят.  Первые несколько недель проходят относительно спокойно. Тео и Ужасные Доктора остаются в своих подземных туннелях, каждый из которых разрабатывает свои собственные планы. Иногда Тео выходит в город, прячась на виду, издалека наблюдая за Скоттом МакКоллом и его стаей. Странно видеть, как робкий мальчик-астматик, которого он когда-то называл своим лучшим другом, стал человеком такой силы и ответственности. Желудок Тео скручивается от зависти.  Он начинает проверять население средней школы Бейкон-Хиллз в поисках подходящих целей, чтобы записать в свою стаю после того, как возьмет на себя управление Скоттом. К тому времени, как он подал документы на зачисление и начал свой первый день занятий, он уже тщательно отобрал несколько студентов — Кори Брайанта, Джоша Диаса, Трейси Стюарт и Хайден Ромеро — перспективных химер, которых Ужасные Доктора быстро посчитают неудачниками.  Пока Тео не оживит их. Как говорится, для одного мусор – для другого сокровище. Кроме того, сила в количестве. Его любимица — Трейси, когда-то застенчивая и неуверенная в себе, превратившаяся в уверенную в себе и хищную, благодаря небольшому вкусу власти… и помогает то, что Тео тянется к ней.  Чувство, конечно, взаимное, но дело не только в этом. Трейси обращается с Тео как со своим господином и спасителем, демонстрируя свою преданность химере в виде минетов под пустыми лестницами после школы или быстрого, грязного и горячего секса в подвале школы. Он трахает ее сильнее в те дни, когда чувствует, что его позиции теряются, когда власть кажется такой далекой и абстрактной целью, потому что ему скоро исполнится семнадцать, и его жизнь, возможно, разваливается, но, по крайней мере, Трейси — это то, что он контролирует.   Может быть, это потому, что впервые его тело ощущается как его собственное, как будто он нечто большее, чем прославленная игрушка для троих взрослых садистов со злыми намерениями.  Иногда Тео остается у Трейси. Времена, когда спать в постели, пахнущей настоящим домом, хотя он и не его, позволяет чувствовать себя лучше, чем играть в дом со своей фальшивой семьей, лучше, чем смотреть в глаза актерам, притворяющимся его родителями, и видеть только страх и трепет, а не обожание, которое могла предложить компания Трейси.  Они снова трахались, потому что сверхъестественное либидо — это чертово чудо. Как только они заканчивают, Тео теряет сознание после того, как Трейси стонет его имя именно так, как ему нравится, Тео переворачивается, повернувшись спиной к своей бете. Она чертит контуры на его лопатке так, что у него мурашки по коже, действие слишком деликатное, нежное и в целом слишком чуждое для Тео. Он напрягается, немного смещается вперед.  — Тео, — с благоговением шепчет она его имя.  Голос Тео, когда он отвечает, напряжен, звучит слишком грубо даже для его собственных ушей: — Что? — Я люблю тебя, — признается она, — Я влюблена в тебя. То, как она это говорит, меньше похоже на признание, а больше на констатацию факта, как будто она просто наконец-то выразила словами то, что существовало все это время. Он не отвечает, вообще ничего не говорит, хватает свои вещи и уходит, даже не попрощавшись. Тео не любит Трейси, никогда не любил. Любовь делает людей слабыми, а у него нет места, нет терпимости к слабостям. Особенно сейчас. Никогда не будет. Так что для него не составит труда убить ее, использовать ее любовь как оружие. Позже, наблюдая, как свет гаснет в глазах Трейси, он задается вопросом, была ли эта ночь в последний раз, когда он слышал, как кто-то говорил ему эти слова, задается вопросом, сказал ли бы он их когда-нибудь кому-нибудь еще.  Тео Рэйкен всегда делал и всегда будет выбирать сам.  * Мейсон и Кори, возможно, не являются членами фан-клуба Тео Рэйкена, но сегодня они, по крайней мере, играют хорошо. Тео думает, что Лиам может иметь к этому какое-то отношение, но оставляет это без внимания.  В конечном итоге фильм превращается в какую-то инопланетную научно-фантастическую чушь, от которой Тео не смог бы получить удовольствие, даже если бы захотел, хотя Лиам, Мейсон и Кори покидают кинотеатр и идут в закусочную с бургерами через дорогу, все еще хихикая по поводу «пинка», «сцены борьбы с инопланетянами» и о том, действительно ли инопланетяне выглядели бы так круто, если бы они существовали в реальной жизни.  — Они существуют, — неохотно прерывает Тео их дискуссию, когда они садятся в кабинку, — Вопрос не в том, «если» они рядом, а в том, «где». Трое мальчиков останавливаются, глядя с открытым ртом на химеру, которая до сих пор молчала всю ночь.  — Итак, — начинает Лиам, наклонив голову так, что он слишком похож на нетерпеливого щенка, — Ты хочешь сказать мне, что ты один из тех псевдонаучных теоретиков заговора в шляпах из фольги, которые думают, что инопланетяне уже среди нас, да? Тео качает головой, каким-то образом сопротивляясь желанию закатить глаза на бету, и говорит: — Вы все это услышали только от меня, говорящего, что инопланетяне — это реальность? — Кто знает, какие потусторонние знания волшебным образом закачались в его мозг, пока он учился быть злым вдохновителем вместе с Ужасными Докторами, — комментирует Мейсон, его тон лишь слегка пренебрежительный, — Как бы мне не хотелось это признавать, если чувак говорит, что инопланетяне реальны, я склонен ему поверить.   Кори кивает, выражая свое согласие решительным: — То же самое. — Похоже, что вы, ребята, для меня сторонники теории заговора, — фыркает Тео, хотя его немного позабавила тема разговора.  Лиам нежно толкает Тео локтем в бок, голубые глаза блестят от волнения. — Итак, давай. Расскажи нам, что ты знаешь. — Мои знания об инопланетянах не имеют ничего общего с Ужасными Докторами, — бормочет Тео. — Мы живем в мире, где существуют оборотни и куча других сверхъестественных существ. Всего пару месяцев назад мы имели дело с ковбоями-нежитью, которые управляли электрическими токами и могли стирать людей с лица земли с помощью магических плетей. Вы действительно считаете настолько неправдоподобным, что на других планетах есть жизнь?  Ладно, возможно, Тео пережил недолгую фазу инопланетянства, когда был моложе. Это не значит, что то, что он говорит, менее верно.  — Но… — начинает Кори, но делает паузу, когда Тео продолжает говорить. — Вселенная постоянно расширяется, и наша Солнечная система — лишь крошечная часть еще более огромной галактики, в которой есть множество других галактик. Вы действительно думаете, что семь миллиардов тупых людей — единственные живые существа, которые когда-либо существовали? — Тео задает вопрос столу.  — Ну… — начинает Мейсон, но его снова прерывают.  — Это статистическая невероятность. Знаете ли вы, как мы зародились как формы жизни? Крошечные микробактерии, которые невозможно увидеть даже глазами. Если инопланетяне существуют, а они существуют, они не будут носиться по галактике на летающих тарелках, говоря: «Привет, земляне, отведите меня к своему лидеру», они, вероятно, существуют в формах, которые мы даже не можем постичь. Миниатюрных. Микробактерия. Может быть, даже не разумные существа. Кто знает. Это не заговор, это наука, — сухо заявляет Тео. — И этот фильм был тупым. — Эм, как насчет воды для начала? — спрашивает измученная официантка, предположительно выслушав всю дискуссию, потому что теперь она настороженно смотрит на Тео. Мальчики оттараторивают свои заказы, и она уходит так же быстро, как и пришла. — Итак… что ты думаешь о снежном человеке? — спрашивает Лиам со сводящей с ума ухмылкой на лице.  Тогда Тео закатывает глаза: — Большой двуногий медведь, Лиам.  * — Эй, — говорит Лиам с пассажирского сиденья, когда Тео заводит свой грузовик, — Спасибо, что пришел сегодня вечером.    Тео пожимает плечами, глядя на дорогу: — Конечно.   Он все еще чувствует на себе взгляд Лиама, почти чувствует внутреннюю дискуссию мальчика, прежде чем тот снова заговоривает.  — Тебе следует остаться сегодня на ночь, — предлагает тогда Лиам, и в его голосе звучит нотка окончательности, как будто у Тео на самом деле нет выбора в этом вопросе.  — Лиам. Тео произносит его имя как предупреждение, как будто бета должна действовать осторожно — не слишком сильно затрагивать тему, потому что ночь закончилась на довольно приличной ноте, и Тео действительно не хочет ее испортить.  — Почему нет? В любом случае тебе придется меня высадить, — продолжает Лиам. — Просто пытаюсь облегчить тебе задачу.  Если бы ты пытался облегчить мне задачу, ты бы отступил, думает Тео, его руки крепче сжимают руль.  — Я лучше просто пойду домой, — отвечает Тео, стиснув зубы, потому что даже он услышал, как у него подпрыгнуло сердце при этом заявлении.  — Это… это была ложь? — спрашивает Лиам, и Тео отказывается дать ему возможность хоть раз подумать, что он прав.  На этот раз Тео сохраняет ровное сердцебиение и отвечает: — Нет.   — Где ты вообще живешь? — Лиам задается вопросом вслух, — Я, кажется, никогда не видел твоего дома. — Рядом, — неопределенно отвечает Тео. Тогда Лиам замолкает, обращая внимание на свой телефон, а не на химеру рядом с ним, и Тео наслаждается тишиной, какой бы недолгой она ни была.  — Тебе нравятся вафли? — внезапно спрашивает бета, как раз в тот момент, когда Тео въезжает на подъездную дорожку к дому.  Со вздохом Тео успокаивает младшего мальчика: — Да, Лиам. Я люблю вафли. — Здорово! — Лиам сияет, — Моя мама приготовит нам немного утром. Я написал ей, что ты будешь ночевать. Тео ожидает что-то почувствовать — какое-то негодование, гнев или, по крайней мере, досаду, — но когда он смотрит на стоящую рядом с ним бета, все, что он чувствует, — это усталость.  — Лиам, — начинает он с тяжелым раздражением в голосе, — Почему ты это делаешь? Глаза Лиама расширяются, он слегка качает головой: — Я не знаю что — я ничего не делаю, я просто… я просто друг? Он говорит это как вопрос, словно проверяет Тео, подходит ли формулировка.  И Тео не знает, что на это ответить, не может вспомнить, когда в последний раз кто-то называл его другом. И, может быть, для Лиама это не имеет большого значения, может быть, он может широко использовать это слово, потому что он к этому привык, но Тео — нет. — Друзья, — эхом повторяет Тео, но его голос звучит глухо. — Мы они? Мы друзья? Что, если бы ты нам понадобился? Ты моя ответственность. Сейчас Лиам звучит гораздо менее уверенно, практически замыкаясь в себе, когда отвечает: — Да? По крайней мере, я так думал. Это похоже на развилку дороги, на важное решение, которое должен принять Тео, которое может иметь два совершенно разных результата.  Тео решает, что неопределенность — не лучший вариант для беты. Он выключает зажигание и выходит из пикапа, оставив Лиама позади и направляясь к входной двери.  — Ты идешь или как? — спрашивает Тео, оборачиваясь и глядя на мальчика, все еще сидящего на пассажирском сиденье его машины.  Лиам бросается за химерой, как будто ему нужно было подождать еще мгновение, прежде чем Тео передумает, что, честно говоря, могло быть правдой.  Что-то расцветает глубоко в груди Тео, что-то незнакомое и неуместное, словно цветок, распускающийся между трещинами бетонного тротуара.  Это похоже на надежду.