Путь безусловной любви

Еще совсем недавно Воскресенье мог поклясться, что во всем мире не существует более пугающего и греховного места, чем район ночных развлечений. Однако когда он оказался там, куда привел его Галлахер, молодому священнику пришлось серьезно пересмотреть свои суждения. После очень долгой поездки на сфероиде они вышли на последней станции, где сделали еще одну пересадку. Пустой автобус, управляемый автопилотом, провез их через погруженные в ночь промышленные районы, пока они, наконец, не оказались на заброшенной остановке без названия. Тусклые фонари едва рассеивали тьму, покачиваясь на ночном ветру; дорога под ногами хрустела старыми опавшими листьями и бумажным мусором, а на потрескавшихся от времени стенах домов красовались граффити оскорбительного содержания. В совокупности все это являло собой пейзаж настолько безрадостный, что Воскресенье с трудом смог бы поверить, что здесь кто-то живет. — Где мы? Это другой город?.. — пробормотал он, растерянно оглядываясь вокруг. — Можно и так сказать, — подал голос Галлахер, который до этого всю дорогу молчал, сердитый то ли на своего навязчивого компаньона, то ли на самого себя, поддавшегося на его уговоры. — Неужели Зарянка и правда может быть здесь?.. Нет, я в это ни за что не поверю. Это совсем не место для юной девушки! — Как и для тебя, птенчик. Поэтому прямо сейчас ты поклянешься, что отныне будешь во всем меня слушаться. — Я уже вам говорил, что… Воскресенье повернулся к Галлахеру, чтобы вновь оспорить свое право на самостоятельность, и чуть не подпрыгнул на месте, увидев мужественное лицо детектива прямо напротив своего собственного. Галлахер пытливо оглядывал его хрупкое тело с высоты своего внушительного роста, что заставило Воскресенье вспомнить о данном в баре «Проснись и пой» обещании. Это воспоминание и пронзительный взгляд красных глаз, что, казалось, смотрели прямо сквозь одежду, заставили его съежиться от колючих мурашек, пробежавших по спине. — Ч-что вы… Э-э-э-эй! Вскинув свои сильные руки, Галлахер начал взлохмачивать ему волосы и перья на крыльях, превращая аккуратную утреннюю укладку в беспорядочные космы. — Что вы делаете?! Прекратите! — закричал Воскресенье, пытаясь увернуться от его бесцеремонных прикосновений. — Угомонись, недотрога, это для твоей же пользы, — хмуро ответил Галлахер, игнорируя его жалкие попытки сопротивления, — Готово. Так они будут менее заметны. Закончив с маскировкой крыльев, мужчина еще раз оглядел священника, разыскивая любую бросающуюся в глаза примету. Поняв, что ничего не сможет поделать с большим золотым нимбом, висящим прямо над его макушкой, он раздраженно цыкнул. — Тц… Ладно, черт с ним… Итак, правило первое: «Не выделяйся». Не отходи от меня ни на шаг и не привлекай внимания. Правило второе: «Я говорю, а ты молчишь». Ни с кем не вступай в беседы или споры, а также, что гораздо важнее, — ни единого слова про свою обожаемую Шипе, понял? Здесь на дух не переносят святош из клана Дубов, поэтому если не хочешь оказаться повешенным на ближайшем фонаре, держи рот на замке. — Не переносят?.. Но почему? — Долгая история. Может быть, расскажу после того, как выберемся. И, напоследок, правило третье: «Если вдруг начнется заварушка, ни в коем случае не вмешивайся, но и не уходи из моего поля зрения». Если соперников будет много, они могут накинуться на меня толпой, чтобы разделить нас. В этом случае у меня не получится тебя защитить, поэтому ни на минуту не теряй бдительности. — Т-толпой?.. — Воскресенье ощутил, как трепет от прикосновений детектива сменился на холодную дрожь ужаса, — Что это за кошмарное место такое?! — Сказал же, потом расскажу… Вот, это тоже надень. Будешь меньше заметен издалека. Перед отъездом Галлахер вынудил его переодеться в гражданское, но, похоже, белая рубашка и синие брюки, пусть и без знаков принадлежности к храму, все равно показались ему вызывающими. Сняв с себя темно-серую кожаную куртку, мужчина накинул ее Воскресенью на плечи, и теперь, помимо нимба, ничто не выделяло галовианца из ночной мглы, а от въевшегося в ткань запаха крепкого табака ему даже стало немного спокойнее. — Спасибо, детектив. Обещаю, я сделаю все, чтобы не причинить вам проблем. — Тебе и не придется, малыш. Проблемы сами найдут нас… Идем. Если твоя сестра еще жива, то нам нужно спешить. — … Кутаясь в большую куртку Галлахера, как в плед, Воскресенье последовал за ним в неосвещенный тоннель, чувствуя себя словно едва покинувшая бренное тело душа, ступающая в мир мертвых вслед за своим мрачным проводником. «Неужели ты правда сама пришла сюда, Зарянка? Или кто-то тебя сюда притащил?.. Если так, то не будет ему прощения ни от меня, ни от Трехликого Духа!» Одна мысль о том, что любимая сестра, одинокая и напуганная, сейчас находится в плену у неизвестных злодеев, заставляла сердце Воскресенья полыхать от гнева. Как только они снова будут вместе, он сделает абсолютно все, чтобы никто и никогда больше не причинил ей зло! «Вытерплю… Я все вытерплю, чтобы защитить тебя, сестра…» Тем временем Галлахер вывел его из тоннеля на жилую улицу. Точнее, вероятно, когда-то она была таковой. Низкие кособокие дома, чей архитектурный стиль уже давным-давно устарел, стояли неровными рядами, как гнилые зубы, а в их окнах не было видно ни единого проблеска света. Только фонари, ютившиеся по обеим сторонам, тускло освещали покрытую выбоинами дорогу, и, к счастью, этого было достаточно, чтобы не сбиться с пути. Казалось, этот район вымер уже много лет назад, однако Воскресенье ясно ощущал множество испытывающих взглядов, обращенных на него из темноты. — Детектив… Кажется, мы не одни, — боязливо прошептал он. — Да, — невозмутимо согласился Галлахер, — Не обращай внимания. Это просто местные мирные жители. — Если они мирные, то почему тогда прячутся? — Потому что здесь даже днем небезопасно, а ночью вообще лучше носа на улицу не высовывать, иначе можно стать жертвой маньяка или угодить в чьи-нибудь разборки… Не волнуйся, птенчик, пока ты со мной, они тебя не тронут. Пусть последнюю фразу Галлахер произнес с непривычной теплотой, но это вовсе не помогло Воскресенью успокоиться. Наоборот, познания детектива о преступном мире теперь казались ему слишком глубокими. — Вы говорите так, будто хорошо знаете это место… — Да, мне не повезло здесь родиться. Но когда я вырос, то уехал сразу же, как только смог. Гончих местные тоже особо не жалуют, а я с самого детства мечтал бороться со злодеями, которых тут пруд пруди. — Вот как… Похоже, пути Великой и правда неисповедимы… Объяснение Галлахера показалось Воскресенью логичным, но каким-то недосказанным. Возможно, после того, как они спасут Зарянку и вернутся домой, он сможет подробнее расспросить мужчину о его прошлом… «И о чем я только думаю?..» — пожурил он себя в мыслях, — «У нас с этим грешником нет и никогда не будет ничего общего. Когда он получит свою награду, мы разойдемся в разные стороны и больше не…» Хи-хи-хи-хи-хи! — Кто здесь?! Воскресенье резко обернулся, услышав за своей спиной внезапный смешок, но никого не увидел. Пройденный им отрезок улицы был таким же пустынным и призрачным, как раньше. — Сказал же, не обращай внимания, — грозно произнес Галлахер, — У тебя просто нервишки шалят, вот и все. — Нет, там точно кто-то был, клянусь! Плотнее закутавшись в куртку детектива, Воскресенье вернулся к проулку, мимо которого только что прошел. Ощущая в темноте чужое присутствие, он сощурился, пытаясь распознать в ней силуэт неизвестного шутника, но у него ничего не вышло. — Пожалуйста, покажись. Я знаю, что ты здесь! — … Раздался топот опасливо переступающих ножек, и на свет фонаря медленно вышла хрупкая фигурка в сером платье. Маленькая девочка с лохматыми волосами и перепачканным в саже лицом стояла на безопасном расстоянии от двух незнакомцев, с любопытством изучая их своими большими черными глазами. — А ну брысь отсюда, шпана, — грубо прорычал Галлахер. — Прекратите, детектив, это же всего лишь ребенок! — возмутился Воскресенье и обратился к ней ласковым голосом, — Не бойся, дитя, этот человек не обидит тебя. Ты здесь совсем одна? Где твои родители? Нельзя гулять одной так поздно, это очень опасно. — … Девочка ничего не ответила, глядя, как завороженная, на золотой ореол над его головой. Поняв, что ее привлекла его ангельская внешность, Воскресенье аккуратно сделал шаг вперед. Та не сдвинулась с места, поэтому он присел на одно колено и протянул к ней руку. — Подойди ближе. Не бойся, я тебя не обижу. Обещаю. — … Все еще не говоря ни слова, девочка без всякого страха подошла прямо к нему и бережно погладила его челку своими крохотными пальчиками. Он улыбнулся, показывая ей свое расположение, и та расплылась в беззубой улыбке в ответ. — Красивый дядя! Хи-хи-хи-хи! Малышка снова погладила его по волосам и, обнаружив под ними спрятанные крылья, пришла в полный восторг. Радостно смеясь, она игралась с ним, как с большой куклой, а тем временем Воскресенье смог лучше ее изучить. На девочку было невозможно смотреть без слез. Старое порванное платье висело на ней мешком, а на ступни были надеты сандалии разного цвета с разболтавшимися ремешками. Она была ужасно худой, со впавшими щеками и тоненькими ручками и ножками, словно совсем ничего не ела уже несколько недель подряд. Еще ни разу, даже во время службы в бедных районах города, он не видел настолько запущенного ребенка. Сокрушаясь, что у него с собой нет ни денег, ни еды, он пошарил по карманам брюк и обнаружил завалявшийся там непонятно каким образом люцерний. — Вот, держи, дитя. Купи себе что-нибудь поесть. И обязательно поделись с ближним, кто тоже голодает. Увидев блестящую монетку, девочка еще сильнее расцвела от счастья и, быстро схватив ее, стремительно убежала обратно в темноту. Вероятно, все это было лишь манипуляцией для выманивания денег у доброго незнакомца, но Воскресенью было все равно. Если его поступок поможет этой девочке и ее семье прожить хотя бы один день с сытым желудком, то он с радостью готов быть обманутым. — Ты закончил? Поднявшись на ноги, он встретился с осуждающим взглядом Галлахера, который ждал его неподалеку, грозно скрестив руки на широкой груди. — Почему вы такой бессердечный? Эта малышка никому не причинила зла! — Может, и не причинила, зато теперь весь район знает, что сюда пришел галовианец при деньгах. И поверь, когда эта информация дойдет до по-настоящему злых людей, совсем не меня ты будешь обвинять в бессердечности… Пошли, здесь больше нельзя оставаться. Развернувшись на месте, Галлахер ринулся вперед быстрым шагом, не давая ему ни секунды на размышления. Бросив последний взгляд на проулок, где скрылась девочка, Воскресенье покачал головой и побежал следом за мужчиной, пытаясь скорее его нагнать. Больше по пути они никого не встретили. Все последующие улицы были похожи одна на другую, как капли воды, — темные, заброшенные и обманчиво безлюдные. Галлахер лавировал между поворотами, пытаясь, очевидно, запутать возможных преследователей, пока, наконец, не вывел их на круглую площадь с высохшим фонтаном. Фасады окружающих ее домов были такими же обветшалыми, как и все прочие, однако один из них ярко выделялся в ночи большой, явно украденной в городе, неоновой вывеской с надписью «Выпивка» и отвратительным запахом гниющего мусора. «А я-то думал, что «Проснись и пой» — это ад на земле…» — сокрушенно подумал Воскресенье. Впрочем, когда они с Галлахером зашли внутрь, он и вовсе решил, что бар госпожи Шивон вполне достоин того, чтобы быть включенным в его личный список самых гостеприимных заведений. В небольшом помещении, с покрытыми грязью стенами и скрипящими под ногами старыми досками, царила атмосфера морального и физического разложения. Темные расплывшиеся фигуры, в которых с трудом угадывались живые люди, сидели по углам, молчаливо потягивая какую-то отвратительную жижу из кружек и затягиваясь дымом самодельных сигарет. Когда чужаки вошли, никто не обратился к ним и не повернулся в их сторону, однако Воскресенье мог чувствовать их пристальное недоброжелательное внимание липким ощущением ледяного пота на своей коже. — Галлахер. Сколько лет, сколько зим. Бармен, мужчина огромного роста и плотного телосложения в черном мясницком переднике, отвлекся от своих дел за стойкой и поприветствовал детектива без всяческого радушия. — Мне нужно увидеть Михея, — ответил ему Галлахер, также обходясь без вежливых приветствий. — Боссу не о чем разговаривать с предателями. Разве что только ты не принес ему этот извинительный подарок, чтобы умолять о прощении… Бармен сурово посмотрел на Воскресенье, но тот промолчал, решивший, что после недавней провинности теперь будет во всем слушаться своего проводника. — Нет, это мой наниматель, — продолжил Галлахер, — У меня частное расследование, поэтому я бы хотел отложить личные обиды до следующего раза. Уверен, что Михей не откажется от разговора со мной только из-за того, что между нами существовали разногласия. — «Разногласия»? — бармен нахмурился, — Ты все такой же наивный дурак, как и раньше, Галлахер. То, что ты натворил, никогда и никем не будет здесь забыто. Теперь только кровь сможет смыть этот позор… Воскресенье услышал, как за его спиной раздается тихий шорох отодвигаемых стульев. Оглянувшись через плечо, он увидел, как клиенты бара, один за другим, встают со своих мест. Плохой, очень плохой знак. — Эй, птенчик, — шепнул ему Галлахер, демонстративно разминая кулаки, — Ты помнишь правило номер три? — «Если вдруг начнется заварушка, ни в коем случае не вмешивайся…» — ответил Воскресенье, чувствуя внутри нарастающую панику. — « …но и не уходи из моего поля зрения». Встань где-нибудь, чтобы я тебя видел, и постарайся не попасть под руку. — Хорошо. Я буду молиться за вас, детектив. — Ха-ха-ха. Уж постарайся. Если Шипе смогла уложить с одного удара того верзилу, то с этими ублюдками она и подавно справится, верно? А теперь… Поберегись!!! Громко вскрикнув, Галлахер схватил со стойки пустую бутылку из-под алкоголя и, заслонив Воскресенье своим телом, швырнул ее в самого ближайшего противника. Тот поднял руки, пытаясь защититься от удара, что позволило детективу воспользоваться этой заминкой и броситься на него с кулаками. Оставшись без щита, Воскресенье кинулся в свободный угол, из которого мог видеть весь зал целиком, и прижался к стене спиной, чтобы не оказаться атакованным исподтишка. — Убейте предателя! — воскликнул бармен, доставая из-под стойки остро наточенный нож для мяса, — Галовианец нужен боссу живым! — Детектив! Сзади! Услышав крик Воскресенья, Галлахер резко развернулся, ударив противника головой о ближайшую столешницу, и летящий в мужчину нож просвистел мимо, воткнувшись в грудь другому клиенту, пытавшемуся напасть на него с кастетом. — О, Трехликий Дух, прошу, защити Галлахера от зла! Яви мне свою милость! Я, твой верный слуга, взываю к тебе! Воскресенье забормотал себе под нос молитву, совершенно забыв о тех сомнениях, что одолевали его всего несколько часов назад. Слышала его Шипе или нет — было совершенно неважно, ведь теперь желание защитить разгоралось в его сердце подобно лесному пожару. Один из клиентов попытался добраться до него в обход Галлахера, но у него ничего не вышло — расправившись со вторым противником, мужчина схватил его за шею и потащил в центр бара, где обрушил на его лицо град из быстрых ударов. Казалось, что сила и ловкость детектива дают ему преимущество, однако нападавших было гораздо больше. Как и предсказывал Галлахер, они навалились на него всей толпой, как дикие животные, пытаясь растерзать его на куски. Не зная, чем еще ему помочь, Воскресенье продолжал неистово молиться, вспоминая любые строки из Писания, какие только приходили ему в голову. — О, Трехликий Дух… Услышь меня… Защити Галлахера от зла… Яви мне… Свою милость… О, Трехликий Дух… Услышь меня… Братик!!! — Ха?! Вздрогнув от неожиданности, Воскресенье перестал молиться и начал бешено осматриваться. Однако среди громких криков и ударов, которыми сопровождалась потасовка в середине бара, ему никак не удавалось сосредоточиться. — Бра-а-а-атик! Сюда! Он снова услышал звонкий девичий голос, знакомый ему с самого детства. Теперь он стал таким четким и громким, что Воскресенье никак не мог принять его за плод своего воображения. И только лишь бросив взгляд на распахнутые двери бара, он увидел темную фигуру в пиджаке и длинной юбке, которая махала рукой, подзывая его к себе из дверного проема. — Зарянка?! — имя сестры сорвалось с его губ, и Воскресенье чуть не заплакал от счастья. — Скорее сюда, братик! Я помогу тебе! Бежим! — Сестра… Зарянка!!! Словно моряк, завороженный песней сирены, Воскресенье побежал вперед, окрыленный радостью долгожданного воссоединения. Крики боли, треск разрываемой плоти и ломающихся костей раздавались все дальше за его спиной, пропадая без следа в тумане забытья. Теперь он видел перед собой только лучезарный образ любимой сестры, потерянной и вновь обретенной, что вел его за собой через ночь, подобно сияющей звезде. Однако как бы быстро он ни бежал, его руки хватали лишь пустоту, а силуэт беглянки уносился от него все дальше во мрак. — Сестра! Подожди меня! Совершенно забыв о том, где находится, он пробегал один перекресток за другим, ныряя в неизвестные ему темные переулки и путаясь в одинаковых домах и улицах. Тем не менее, он упрямо не сбавлял скорости, пытаясь угнаться за Зарянкой, которая, без всяческих сомнений, вела его в безопасное место. И вот, наконец, оказавшись в тупике, Воскресенье остановился. — Сестра?.. Куда ты подевалась?! Он в отчаянии крикнул в пустоту, но сестра, что словно сквозь землю провалилась, ему не ответила. Воскресенье остался совсем один посреди немой ночи, освещенный единственным пятном света, падавшим на него сверху из покачивающегося на ветру фонаря. Хи-хи-хи-хи-хи-хи! — Зарянка?.. Воскресенье медленно обернулся и увидел темную фигуру, за которой он бежал, сломя голову, по незнакомому району, совсем позабыв о своем проводнике и собственной безопасности. Пятно света качнулось и озарило лохматые волосы и беззубую улыбку девочки, которая совсем недавно гладила крылья у него на голове. Маленькая беспризорница стояла перед ним в реверансе, держась пальчиками одной руки за край длинной плиссированной юбки, а второй — поглаживала накинутый на худые плечики женский пиджак, явно превосходящий ее на пару размеров. — Братик! Хи-хи-хи! — игриво засмеялась она и захлопала в ладоши. — Это же ты… — настороженно выдохнул Воскресенье, — Но что это на тебе надето?.. Это же вещи Зарянки! Откуда они у тебя?! Братик! Братик! Братик! Устрашающий хор голосов внезапно окружил его со всех сторон. Воскресенье в панике заозирался, и его глаза, привыкшие к темноте, увидели множество детских фигур, притаившихся во мраке, что со зловещим восторгом выкрикивали его имя. — Кто вы такие? Что вам от меня нужно?! Братик! Братик! Братик! Братик! Братик! Схватившись за руки, маленькие демоны начали танцевать хороводом вокруг него, повизгивая и хохоча от радости, словно поймали в самодельную ловушку редкую птицу, а обманщица, что украла одежду его сестры и последнюю монету, смеялась громче всех. — Где моя сестра?! Куда вы ее дели?! Отвечайте мне! Братик! Братик! Братик! Братик! Братик! Братик! Братик! Братик! Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи!!! Воскресенье метался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из западни, но у него ничего не выходило. Дети, все грязные и в лохмотьях, как чертенята, двигались настолько быстро и так громко кричали, что у него мгновенно закружилась голова. Едва держась на ногах и теряя равновесие, он уже был готов прорываться на свободу с боем, как вдруг что-то тяжелое ударило его по затылку. Как только он упал на землю, дети с криком разбежались по углам, как крысы, уступая дорогу более крупному хищнику. Прежде чем окончательно потерять сознание, Воскресенье услышал незнакомый мужской голос, который с плохо скрываемым удовольствием глумился над его ослабевшим телом и растерзанной душой. — Надо же, какую редкую птицу занесло в наши охотничьи угодья… Молодцы, ребята. За это каждый из вас получит награду. А теперь посадите этого галовианца в клетку. Сегодня нас ждет замечательный пир!