На грани

— Почему нет? — спрашивает Минхо, невинно хлопает ресницами. Почему он становится таким милым, когда напивается? Или все дело в том, что Чан тоже уже немного захмелел и теперь уязвим перед очарованием Минхо? — Я не буду с тобой целоваться, — произносит Чан слишком низким голосом, надеясь что ни Хенджин, сидящий совсем рядом, ни Минхо напротив ничего не заподозрят. Хотя в чём его вообще можно подозревать — он тут самый адекватный. Пока что. — Но ты проиграл, — резонно замечает Минхо. — И должен выполнить любое мое желание. — Выбери другое, — настаивает Чан. Он не будет целовать Минхо, точно нет. Хотя, возможно, ему и любопытно, какие на вкус его губы и как хорошо он целуется. Совсем немного. Минхо хитро сощуривается и улыбается. Это может значить только одно — Чан попался в его ловушку. — Тогда поцелуй Хёнджина! — заявляет Минхо, глядя на, вероятно, совершенно ошалевшее лицо Чана. Он уверен, что так и выглядит, потому что Минхо кажется чрезвычайно довольным собой. Чан переводит взгляд на Хёнджина, тот опускает глаза, кусает губы и теребит край толстовки. — Только не Хёнджин! — вырывается у Чана, прежде чем он понимает, как это прозвучало. Почему ему так неловко? Нет, вопрос в другом: почему Минхо не испытывает ни капли стыда? — Так что для тебя меньшее из зол, Чанни-хён, я или Хёнджин? — спрашивает Минхо, подползая к Чану ближе. — Хёнджинни охуенно целуется, тебе стоит попробовать. Его губы просто идеальные, а как он стонет, когда… Минхо не успевает договорить, потому что Чан накрывает его рот своей ладонью — он не хочет ничего знать о том, как целуется Хёнджин. Не хочет. Потому что даже мысль об этом кажется ему дико неправильной, просто преступной. Но вместе с тем самым ужасным искушением, какое он может себе представить. — Хён, не надо, — просит Хёнджин, закусывая губу и глядя на Минхо. — Вы целовались? — спрашивает Чан, только сейчас до него доходит смысл слов Минхо. — И не только, — произносит Минхо, убрав руку Чана со своего рта. И тут же целует ладонь, мягко почти нежно касаясь губами, заставляя Чана вздрогнуть. — Это не страшно, хён. Хёнджину же понравилось… Или ты боишься, что понравится тебе? Чан одергивает руку — Минхо настоящий демон-искуситель. Воплощение порока. Минхо ужасен, Минхо прекрасен. У Чана кружится голова то ли от соджу, то ли от картинки перед глазами. Минхо резко притягивает к себе Хёнджина за талию и целует, и вместо того, чтобы сопротивляться, тот поддается вперёд и жалобно стонет в поцелуй. От этого звука рушится мир Чана, осыпается осколками и все границы летят к черту. То, как Минхо обхватывает губы Хёнджина своими, кусает нижнюю, ведёт рукой под его футболкой, действует на Чана хуже любого порно. Или лучше. Его до ужаса заводит то, как целуются его друзья и по совместительству нереально красивые парни. Такое порно стоило бы больших денег, но Чану достается место в первом ряду совершенно бесплатно. — Ну как, хён, тебе понравилось? — обращается Минхо к Чану, отрываясь от Хёнджина, щёки которого горят так ярко, а глаза становятся совершенно черными. Чан это заводит: внизу живота разливается приятный жар и по телу пробегают мурашки от волнения или предвкушения. Блядь. — Минхо-я, — вырывается у Чана самом собой, он хочет чтобы это звучало угрожающе, но звучит совершенно иначе. Слабо? Потерянно? Минхо в одно мгновение оказывается слишком близко, непозволительно. Его глаза горят безумным огнем, а губы яркие и влажные от недавнего поцелуя. Минхо ничего не делает, Чан сам сокращает расстояние между ними, сам прижимается к его губам и сам теряет рассудок. Минхо с Хёнджином, похоже, терять уже нечего. Губы у Минхо сладко-горькие, мягкие и нежные. Чан ведёт языком между, обхватывает нижнюю, собираясь толкнуться внутрь, в его горячий и такой желанный рот. Но Минхо так быстро отстраняется, что Чан чуть ли не хнычет от разочарования. Минхо улыбается как безумный и совершенно помешанный, как может улыбаться только он. Хёнджин рядом издает едва слышное фырканье, очевидно, сдерживая смешок. — Даже не верится, что тебе удалось соблазнить Чан-хёна, — дурашливо тянет Хёнджин. — Я же говорил, у меня получится, — улыбается Минхо, глядя Чану в глаза, словно испытывая на прочность остатки его терпения. Минхо — худший из людей, самый ужасный из всех, кого Чан знает. — Было не так уж и сложно… — Игры на сегодня закончены, — устало и почти разочарованно произносит Чан, потирая переносицу пальцами. Ему хочется унять беспокойство и как можно скорее оказаться в тишине своей комнаты — забыть, не думать, свести все к шутке, к пьяным играм. Впрочем, как это ещё можно назвать? — Я пойду… Чан резко встаёт, его едва ведёт в сторону и Минхо неожиданно оказывается рядом. «Не так быстро» — шепчет тот ему на ухо, что означает на его кошачье-минхоновском: «игра продолжается». Как и мучения Чана…