За 4 года до объявления войны
Деревня Вотервиль
Праздник осеннего равноденствия
_______________
Гиппократ Сметвик и бабка Ши ждали ее. Улыбки наставников согрели сердце, и Гермиона только сейчас поняла, как сильно волновалась на самом деле. Девушка сделала глубокий вдох, и легкие наполнили пряные запахи сруба и лесных трав, развешанных под потолком. Дом целителя Сметвика был ее вторым местом силы, уютной гаванью, где исчезали все мысли и переживания, сменяясь сосредоточенностью. Находя умиротворение в мерном стуке пестика о ступку за рабочим столом, она всегда чувствовала себя здесь как дома. — Ты готова дитя? — прокаркала старая целительница, пропуская девушку в главную залу. В помещении обнаружился глава деревни Игир. Его серые глаза с одной только ему свойственной поволокой выжидающе наблюдали за Гермионой. Вотервильский староста был статным мужчиной, разменивающим шестой десяток лет. Крепкий, высокий, он напоминал ей столетний дуб, что рос за домом Снейпов и Грейнджер, и казалось, что ничто не может его поколебать. Игир отличался широтой взглядов и спокойным нравом, но маленькая девочка, что сидела внутри целительницы, помнила, что он ни разу не вступился ни за кого из ее семьи, когда злобные языки больно прохаживались по осиротевшим детям. Она до сих пор не знала, как к нему относиться. Ранее Гермионе не доводилось иметь дел с Игиром, а сейчас грубость была бы неуместна. Поздоровавшись, она поспешила отвести взгляд от него взгляд и проглотить колкости, нетерпеливо жалящие кончик языка. Койки, стоящие у стен залы, сегодня были пусты, и это не могло не радовать. Именно здесь, в окружении ярких, веселых всполохов из очага в центре помещения, маленькая команда целителей лечила вотервильцев на протяжении последних нескольких лет. Особая кладка камелька являлась личным изобретением Гиппократа. Благодаря ему больные всегда были в тепле, потому что им больше не приходилось ютиться у огня в углу, как то было раньше. Как было раньше… Гермиона подняла голову к потолку — тридцать шесть. Там было тридцать шесть балок. Она узнала их количество шесть лет назад. Человек со стороны никогда бы не понял чувств, которые испытывала целительница, когда задирала лицо к потолку этого дома. Иногда ей и самой хотелось бы забыть о том, что значат для нее эти тридцать шесть балок, но она не позволяла себе это. Число врезалось в память, когда в деревню пришла страшная болезнь. Десять дней и десять ночей маленькая Гермиона меняла простыни, выносила ведра с испражнениями и смотрела, как умирают ее знакомые. Их сильно лихорадило перед смертью, и иссохшие руки, похожие на голые ветви деревьев по осени, тянулись к углам, где было тепло от разведенного огня. Она ничем не могла им помочь. Десять дней и десять ночей она считала и пересчитывала потолочные балки, чтобы отвлечься от разъедающего чувства бессилия и леденящего страха за свою маленькую семью. Слава Матери, их болезнь не коснулась. Однако именно тогда маленькая ученица целителя четко поняла, как скоротечна и от этого ценна человеческая жизнь. Тридцать шесть балок. Тринадцать лет. Два наставника. Несметное количество часов и дней этой самой жизни, проведенных в этом зале ради этого дня. — Да? — Гермиона слишком задумалась, и ее ответ больше прозвучал как вопрос. Черт. Целитель Сметвик громко хмыкнул на это, закрывая тяжелые двери за спиной девушки — посвящение не предназначено для чужих глаз. — Конечно, она готова, — зычный голос Гиппократа вознесся к высокому потолку. Крупная горячая ладонь подтолкнула ее вперед. Староста торопливо достал свиток и, встряхнув его одной рукой, торжественно объявил: — Ну что же, тогда начнем! Было видно, что ему явно не терпится разделаться с формальностями. По сути, для него в этом ритуале не было ничего особенного: подумаешь, еще один официальный лекарь в деревне, фактически-то ничего и не поменяется. Ну, было двое зарегистрированных, теперь их, вон, трое. Тонкий пергамент раскрылся, и Гермиона увидела на бумаге десятки имен, начертанных разными почерками — пергамент путешествовал из города в город, собирая новые имена целителей. — Это список всех целителей нашего королевства, и сегодня мы внесем в него твое имя, Гермиона Грейнджер, — начала исполнять протокол бабка Ши. Девушка не смела отвести взгляд от ее рук. Помимо отличительной рубашки, пояс был вторым атрибутом целителя и подтверждением его мастерства, но Гермиона считала его самым главным. Вот он, покоится в ладонях уважаемой целительницы, с крючками и шлейками, куда можно прикрепить самые необходимые травы и рабочие инструменты. Сегодня он станет моим. Из-за спины вынырнул Сметвик и встал рядом с Игиром и Ши. Чем-то они были даже похожи, эти двое мужчин: оба зрелые, рослые, крепкие, пышущие здоровьем, уверенные в себе. Вот только учитель, в отличие от сдержанного на эмоции Игира, никогда не проходил мимо несправедливости, обладал душевным характером, громко, заразительно смеялся и хитро улыбался. Он любил выпить кружку-другую сладкого эля и рассказать Гермионе о редких болезнях, что успел повидать на своем веку, делясь с ней своими опытом и мудростью, светящейся в ярко-голубых глазах. — Не забывай, Гермиона, в первую очередь ты должна заботиться о своем здоровье, а уже потом — о пациенте, — учитель по-отечески ласково улыбается и треплет Гермиону по макушке. Девочка насупилась. В голове не укладывается: как же так, больные — не на первом месте. Разве она не должна первым делом лечить заболевших? Спрашивает, конечно же: — Как же так? На лицо учителя набегает тень. Он ненадолго задумывается. Когда он поворачивается к девочке, то взгляд его по-прежнему спокоен и добр, лишь уголки его глаз блестят больше, чем обычно. — Если ты сама будешь больна, то никому не сможешь помочь. Возможно, что ей просто показалась влага на щеках-яблочках, но девочка еще долго не может выбросить разговор из головы. Гермиона запомнила это наставление, но, увы, следовать ему удавалось не всегда. Слишком велик соблазн исследовать неизвестное, слишком горяча кровь, чтобы сидеть на месте. Приняв важную позу, что так не соответствовала его добродушному характеру, Сметвик сверху вниз посмотрел на девушку. От этого взгляда пробил озноб. Гермионе всегда казалось, что учитель способен рассмотреть не только раны тела, но и души — настолько пронзительно он порой смотрел на окружающих. Несмотря на оторопь она постаралась собрать все свое мужество перед важным шагом и в очередной раз расправила плечи, показывая всем своим видом, что готова взять на себя ответственность. Вот только сердце-предатель так некстати ускорило свой бег. — Гермиона Грейнджер, готова ли ты оберегать здоровье доверенных тебе людей, будь то жители твоей деревни, твой страны или любые другие? — звучно спросил Гиппократ. — Я готова, — уверенно ответила девушка, поднимая подбородок выше. Сердце бухало где-то в горле, ладони вспотели, но в этот раз голос не подвел. От нервного предвкушения следующего вопроса мурашки бежали от плеч до поясницы. Она знала вопросы наизусть. Она была готова к этому. Она готова. Она готова. «Я готова», — как заклинание из старых сказок повторяла про себя Гермиона. — Готова ли ты трудиться на благо здоровья людей? — Да, я готова, — второй ответ, и в голове вдруг ослепляюще вспыхнуло четкое понимание. Вот оно, то место, где я должна быть. Сердце постепенно замедляло свой бег и с каждым ударом возвращалось на место в межреберье. Будущая целительница с вызовом посмотрела на учителей. — Готова ли ты выбирать жизнь, а не смерть? Она всю свою жизнь избегала насилия и отказывалась понимать, как можно ломать и отнимать то, что с таким трудом восстанавливается. Если восстанавливается. Жизнь — бесценна, и Гермиона как никто другой знала об этом. Сердце окончательно вернулось домой. — Да. Я готова. — Гермиона Грейнджер, дочь Вотервиля, с сегодняшнего дня и до конца своей жизни ты — целитель Нозерленда. Используй свои знания, чтобы лечить, используй свои навыки, чтобы помогать, — закончила посвящение бабка Ши. Гермиона молча кивнула. В горле образовался ком размером с камень, которым она обычно прессовала травы. Девушка не отводила взгляд от рук Игира, пока тот выводил ее имя на свитке. — Вот и все, девочка. Завтра список отправится в столицу, — сказал староста и стремительно направился на выход. Кому-то не терпится выпить с бароном сладкого вина. Или к невесте своей молодой спешит?.. Бабка Ши подошла ближе. — Твой пояс, Гермиона. Целительница, теперь уже официально, с аккуратностью, едва ли не с благоговением, приняла в руки широкий пояс из тонкой коричневой кожи. По всей мягкой бархатистой поверхности были выбиты такие же руны, как и на ее целительской рубахе. Провела пальцами по отличительным знакам, обводя контуры. С нежностью обхватила всей рукой, сжимая как самое важное, что получала в жизни. Вот и все. Она признана врачевателем. — А теперь иди, развлекайся, — Сметвик по-доброму усмехнулся, — сестра поди уж заждалась, — и отвернулся, заинтересовавшись какими-то книгами. Новые? Обязательно нужно узнать завтра. А сейчас… — Спасибо вам, — поблагодарила девушка и поспешила на улицу. — Брату передай мое почтение, — крикнула бабка Ши ей вслед. Гермиона только кивнула и выскочила за дверь, окунаясь в звуки музыки вперемешку с нетрезвыми уже разговорами и прекрасным пением тонких голосов. Все сомнения, снедавшие ее в течение последних часов, растаяли как предрассветные звезды. Она была счастлива как никогда. Ей не терпелось найти семью, чтобы показать им свой главный атрибут мастерства. Юная целительница была уверена: без поддержки Нагини и Северуса у нее ничего бы не получилось, и так важно было сейчас увидеть их любящие одобрительные взгляды и теплые улыбки. Сжав пояс покрепче, девушка с головой нырнула в деревенскую толпу, выискивая в ней родные чернявые макушки.