Клуб джентльменов «Uskyldige engler»

      Замечательное утро из кровавого ливня: пусть недопустимому симбиозу артериальной и венозной плазмы только предстоит пасть с небосвода, как пали самые красивые ангелы прочь с облаков и из отцовского дома за предательство, сравнимое с поступком сына Сервилии¹, пусть это есть крайне неприятный процесс — как горячая густая жидкость топит в неудобстве (для большинства), попадая в глаза и ротовую полость, как солоноватый вкус достигает до самого желудка, как плазма засыхает на коже, переходя в состояние, схожее с косметической глиной, стягивая дерму и местами зудя от сухости, пусть, Ганнибал всяко не намеревается укрываться под зонтом.       Джек позвонил ему к одиннадцати двадцати утра, приглашая, чрезмерно требовательно для вежливого приглашения, присоединиться к оперативной группе на месте нового преступления, и выполнить то, что агент сейчас одалживает у психотерапевта: психоанализ.       Не убийцы, разумеется, хотя взглянуть на свежее в живую всегда слаще, чем рассматривать фотографии, пускай и профессиональной камеры, на не безызвестном сайте репортёрши. Названная персона вероятнее всего раньше всех прибыла к пункту назначения, хорошей задумкой стало бы приготовление каждой ее внутренности и создание статей с рецептами (иной орган — новая статья-рецепт на сайте), но доктору отчасти симпатизирует ее полностью бестактный и абсолютно нетерпимый стиль написания по отношению к полиции. Этакий местный Че Гевара, но без антагониста в своей журналистической революции — кто же виноват в серии убийств сильнее: тот, кто совершает их и убивает людей, или детективы, которые ловят его, как воздух руками. И всё-таки, когда время придёт и Балтимор станет слишком узок для разума и желудка доктора, репортёрша окажется на его столе, чуть менее элегантно, но исход более чем вероятен и предрешен.              Воодушевление срезают лезвием ножа, когда д-р Лектер видит Джека, сфокусированного и напряженного, в данный временной момент больше похожий на собаку, сорвавшуюся с цепи и рявкающую на хозяина, как, собственно говоря, он сейчас и контактирует со своими подчинёнными, вскидывает руками и понижает голос, грохочет оглушительнее приближающихся туч. Видимо, дома агент ведёт себя как послушная тихая младшеклассница, открывая весь стресс прочь от семьи на работе и позволяя себе роль строго злого отца к младшим детективам, так как не позволяет себе роль властного уверенного супруга за родными стенами. Он буквально кудахчет, когда здоровается с доктором и спешит совершить рукопожатие, словно тактильно подтверждает, что лично одобряет его присутствие, раздражая Ганнибала больше. Его поведение и натура, разумеется, безразличны психотерапевту, но запах. Джек пропитан кофе, одеколоном, средством для бритья и гневом, на нем как шерстяной шарф лежит аромат медикаментов и женского шампуня, супруги, и запах еды. Агент невообразимо оскорбил доктора. Он привёл сюда будущее блюдо литовца.              Как блуждает сейчас носитель, так блуждает и его аромат: приобретённые духи ванили, что не принадлежат ему, но располагаются на нем как песок на берегу — от прикосновений, некто «вжимал» его в себя в объятиях, впустив свою безвкусную туалетную воду заодно, как воздух в вену. Гель для тела, скорее всего, тайский, учитывая консистенцию и обилие алое также лежат на будущей жертве, как проросшие развитые рудименты, но, к сожалению, абсолютно бесполезные для человеческого тела и жизни, приносящие лишь боль и дискомфорт. Этот человек всё ещё пахнет морской солью, но доктору потребуется омывать мясо достаточное количество времени, дабы избавиться от цветов ванили и густого алое.       Глаза томного гренадина падают на экспонат, вокруг которого и ходят полицейские, насколько место преступления схоже с галереей или выставкой поражает, ибо как туристы ходят от картины к картине, вовсе не вдумываясь в содержание, так и сыщики бродят вокруг как слепые кроты, не понимая, куда ткнуть нос, чтобы понять минимальную задумку нового художника. «Экспонат» представляет собой с десяток картонных коробок, расположенных друг на друге, от больших к маленьким, но не пирамидой, словно артист даёт намёк на переезд, оставив их подобным образом, а не мечтой перфекциониста. Словно некто переезжал (они находятся за городом, рядом с перекрёстком и лесом, но ближе к кустарникам, а не деревьям), но решил, что эти вещи необязательны, потому лучше невежливо оставить их на перепутье, надеясь на порядочность и любовь к порядку проезжающих данный путь людей. Конечно же, те коробки, что больше по размеру, уже пропитаны кровью, очаровательно, ведь поднять мокрый картон, на который также давит вес остальных коробок есть комплимент полиции, перемещать улики нужно будет аккуратно, ибо содержимое рискует вывалиться густым вареньем на землю.       Среди манящего аромата волны-разбойника, его отравительных составляющих описанных ранее ингредиентов и одеколона Джека (он стоит рядом, потому слабо выделяется, не впадая в всеобщую симфонию) также чётко танцует запах крови и желудочного сока, причём, принадлежат они разным людям.              — Картонный дворец². Король, как я понимаю, внутри, — агент сдавил губы от неприязни:              — Он разделал женщину, как потроха, разбросав по коробкам. Этот, — как будто старается сдержать откровенный мат на художника, — Негодяй, — вдох сквозь зубы, — у него две левые руки. Как собакам набросал.              — И добавил что-то внутрь? — надевая улыбку шедевра Да Винчи.              Никто из детективов естественно не узнал, что художника стошнило, несколько раз от того, что он сотворил с жертвой, но факт того, что работу он завершил, достоин похвалы.       Джек отвечает доктору так, словно некто незримыми кистями сжимает его левое лёгкое и желудок:              — Куриные перья.              Интонация и выражение лица, как у ребёнка, которому мать тычет в лицо коробкой найденных сигарет под подушкой, агент избегает зрительного контакта. Один из полицейских за спинами пары начинает гавкать на репортёров и указывать за жёлтую ленту, словно на ведьмин круг³, зайди за него посторонний, и он никогда боле не вернётся в эту реальность. Ганнибал чуть ли не мурчит от стыда м-ра Кроуфорда, потому как ему потребовалась команда детективов и два человека со стороны, дабы поймать, точнее, в целом приступить к делу, поскольку сам он неуспешен в своей работе до максимальной степени. Забавно, ведь пока никто не догадался об самой важной «особенности» Негодяя.              — Ласковое наименование. Свидетель, подчинённый или репортёр? — д-р Лектер всмотрелся вдаль, в сам лес, игнорируя ходящих кругами или парами детективов.              Джек разговаривает с собеседником так, словно за каждый ответ ему обязательно проглотить слизняка.              — Девушка, кто обнаружила первую жертву. Она почти дошла до срыва, — слабо покачивая головой, как будто испытывает сожаление или раскаяние за ее потраченные нервы.              Ганнибал в очередной раз скрывает улыбку: интересно, в какие именно воспоминания и переживания погружается детектив в подобные моменты, чтобы казаться более искренним и эмпатичным к страданиям других. Вероятно, он пытается сблизиться с синдромом присутствия⁴ — представляет больную жену рядом, испытывает боль, только решить всё не может, кому тяжелее, кто виноват?       Другой мужчина вскипел со стороны, проходя в жёлтой ленте справа от пары, но достаточно далеко, чтобы это не оглушало, агрессивно машет руками, словно пытается взлететь, доктор замечает вьющиеся волосы цвета меди, не хватает лишь лисьего хвоста. Белая волна движется, и гренадин привлекает стройная мужская фигура, что пряталась за широкой спиной одного из детективов, в трех метрах от беседующих, двигаясь плавнее белого лебедя, он скользит между бесцельно бродящими людьми, как единственный смертный меж стен города Дита, словно лава могил для него — вода, и ни один нечистый не способен прикоснуться к живой, пускай и не безгрешной, но защищённой плотью душе, его кадык так соблазнительно выделяется на белой шее, как Ганнибал видит, как достаёт хребет и саму адамову кость, не разъединив ни единый элемент строения молодого человека; он, словно Персефона слышит страдания и зов Аида, откликаясь на него и отказавшись от родной матери, поворачивает голову по направлению к агенту и доктору с выражением лица Св. Фавста, что идёт на казнь после мучительных пыток, с столь изумительной, бледной и страдающей мимикой, с приподнятым подбородком и вытянутой шеей, как будто на ней вилка еретика, а сам он — самый праведный. Некто идёт ему навстречу и на момент перекрывает его из виду, и выйдя из-за чужого профиля, Ганнибал видит парня в строгих ремнях, обнажающих конечности, корсете, перекрывающем ребра и желудок, соединённых с ошейником, в маске собаки и ушами добермана и проклятыми⁵ сапфирами, и стоит иному детективу также перекрыть брюнета, следуя за первым, его обличие возвращается к темной рубашке, штанам, обуви, ничем не выделяющим его от других (за исключением тех, кто одет в полицейскую форму). Он подходит к тявкающему детективу, говорит ему несколько слов, поправляет очки и сменяет направление, пока Джек чистит горло.              Особенность белых волн, волн-убийц и волн-разбойников, хотя различные вариации наименования не изменяют значения, состоит в том, что если кораблю и удастся пережить нападение, а самой волне не удастся ударить по борту или вовсе задеть его, никому из команды выжить не суждено: волна издаёт шум, который человеческий мозг не способен выдержать, судно станет «кораблём-призраком», поскольку все присутствующие на нем будут обречены от свидания с блуждающей волной.       С приходом брюнет приносит собой запах напряжения, тугости души от присутствия здесь, соли океана, смывающего и уносящего города под воду, острых скал, о которые можно порезаться, лишь коснувшись ладонью, всё, как прежде, юноша также отдаёт похороненным энцефалитом, не самым лучшим, но терпимым виски и свежеиспечённым белым хлебом: раздражает слюноотделение. Ганнибал ловит себя на том, что наполняет лёгкие, смотря на мягкие блестящие локоны.              — Не первое убийство, примерно четвёртое или пятое, он не самый опытный, — интригующая реакция Джека, ибо тот хмурится и концентрируется на брюнете до предела, — и его рвало от процесса работы, — оглянувшись на секунду, словно за ним кто-то стоял. — Это не Потрошитель, определённо.              — Ты ещё не видел первую жертву.              Здесь Ганнибал был готов пробить детективу височную зону черепа с локтя без единого промедления.              — Мне и не нужно, посыл разный в корне, — синие глаза Марины⁶ не смотрят, избегают чужих, — Потрошитель опирается на искусство, «Негодяй» насмехается. Он обличил ее порок, — лизнув нижнюю, — он считает, что грех жертвы настолько велик, что она уже была ограничена и мертва, она не человек, а представитель деградации.              — Ты говоришь о грехах и пороках, убийца десяти заповедей? — агент слабо наклоняется над парнем, используя рост, техника подавления.              Доктор сохраняет улыбку Мона Лизы, вовсе не стараясь ослабить ее, поскольку откровенным идиотизмом Кроуфорда можно накормить половину голодающих стран третьего мира.              — Нет, он не упирается в религию. Его дизайн в том, чтобы показать нам, что жертва достигла определённой ступени развития, но дальше идти не собиралась, остановилась на месте. Идти назад или стоять, это, — смотрит на галстук психотерапевта, тот почти мурчит, возжелав показать клыки, но оказав иную поддержку:              — Деградация. Остановить движение развития — запустить процесс деградации, — брюнет вдыхает через нос и слабо наклоняет голову в знак солидарности с предположением.              Джек вздрагивает плечами, моментально переставая нависать над парнем, отклонившись корпусом к д-ру Лектору и указывая на него широкой ладонью:              — Д-р Лектер, Уилл Грэм, — едва заметно кивнув, когда встретился взглядом с психотерапевтом, дав намёк об субъекте переживаний.              Названный отстраняется от пары, пытаясь сделать задуманное как можно незаметнее — избежать тактильного контакта рукопожатия, но м-ру Грэму не удаётся, он словно обжигается о чужую плоть и убирает кисть. Доктор слабо кошачьи щурит глаза, брюнет не «заласканный», а ненавидящий телесный контакт с другими, особенно незнакомыми ему людьми, хотя нуждающийся в нём от близких. Его также выдают глаза Марианской впадины, такая черная и беспросветная в своей глубине, но отражающая ясный небосвод на поверхности: парень удачно для себя избегает зрительного контакта, словно встреча с глазами другого есть ящик Пандоры, грехи полезут наружу ядовитыми змеями, «источник больших и нежданных неприятностей» станет навечно открытым, потому молодой человек так верен своей миссии.              — Все иногда останавливаются на месте передохнуть. Он что, убивает тех, кто взял перекур?              — Тех, кто влюбился в сигарету, — если продолжать метафору⁷. — По видению Негодяя, жертва была простой и скупой, давно почившей в своих пороках. — М-р Грэм смотрит между бровей слушателя. — Считает, что он не убивал ее вовсе: лишь насмехнулся над тем, что от неё осталось, — чуть вобрав воздуха, — это его дизайн.              На несколько коротких мгновений место правителя занимает немая тишина: доктор наблюдает за брюнетом, последний старается не пыхтеть дыханием оттого, как тщательно прожёвывает каждую деталь для детектива (который абсолютно глух, как предполагает Ганнибал, он будто пытается понять парня, читая по губам и проговаривая догадки, ведь не слышит слов и не пользуется логикой), детектив, в свою очередь, смотрит на младшего мужчину едва ли не презрительным взглядом, потому что полагал, что тот вернётся с фотографией убийцы распечатанной его уникальным сознанием. Д-р Лектер плавно переводит томный гранатовый взгляд от старшего и обратно, по мере того, кто говорит.              — Как простота способна задеть? — очередное доказательство того, что начальник дела — безнадёжный глупец.              — Простота хуже воровства. Невежеством, — повторно подтолкнув Джека к выводам. — И ещё, Джек. Он, это… Не он, — оглушительный трёхразовый звон стучит по слуху юноши.              К Уиллу словно разом прикоснулись десять разных рук с разных сторон, но парень не вздрагивает, плавно-медленно оборачиваясь через правое плечо к разделённой коробками жертве, самая верхняя протекает, капая кровью на угол картона под ней, в двух метрах стоит высокий человек в солидной черном костюме и черных перчатках, пока где-то вдали слышатся раскаты грома и мужская ругань, чуть ли не рычание. Оленья голова поворачивается по направлению к брюнету, когда корпус последнего поворачивается в сторону существа, Джек окликивает его, но доктор не слышит, смотря на фигуру: тот поправляет галстук, после опустив руки, словно потерял над ними контроль; после кисти поднимаются столь неторопливо, показывая всеми пальцами на м-ра Грэма и останавливаются на уровне солнечного сплетения, оставаясь слабо разведёнными. Антропоморфное создание словно указывает на брюнета, но жест слишком двойственный, в то же время стараясь не отстранять руки друг от друга и направлять пальцы скорее вверх, нежели на мужчину. Правое ухо оленя дёргается, и теперь он передаёт право голоса анализирующему:              — Негодяй — это девушка. Убивает девушка, — проговаривает тихо, что порывы ветра способны перебить его.              Олень оказывается без пиджака, это стоит Уиллу одно моргание, после он кратко двигает ладонями к брюнету, также плавно возвращая и ближе к своему телу и начинает медленно аплодировать. Кожа перчаток с характерным звуком стукается друг об друга, пока существо вдруг не замирает, резко поворачивая голову влево, в сторону ругани.              Кто же ещё способен ругаться с прессой, как не новые на своей работе следователи, и кто же ещё способен ругаться с любым следователем, как не Фредди Лаундс. Джек громко ругается, замечая тройку спорящих, чем привлекает внимание девушки — она замолкает на секунду, пока не видит Уилла и не улыбается ему, после поднимая кисть с прямым средним пальцем, сладко оскалившись. Парень не реагирует.              — Чёрт, подождите здесь, — рявкает Кроуфорд, тяжёлой волной направившись к прессе.              Д-р Грэм совершает ошибку, развернувшись корпусом в другую сторону, ведь оленя он больше не видел. Мужчина стоял всё это время вблизи столь бесшумно, что брюнет почти позабыл о его нахождении, Уилл останавливается на ткани между пальто и пиджаком, стараясь игнорировать пёстрый узор галстука. Ментально он комплиментирует данный аксессуар «идиотским».              — Не слишком учтиво, даже со стороны репортёра, — первым младший мужчина замечает акцент, после острые зубы.              Привлекательный, высокий, взрослый, но без кольца — Дакота как-то рассказала, что у девушек есть «правило тридцати» гласящее о том, что, если мужчина старше обозначенной цифры и не имеет серьёзных отношений, значит он явно имеет любопытные склонности и странности. Уилл данную гипотезу своим примером почти подтвердил (почти дотянул до третьего десятка), его первая работа скосила его ментальное и физическое здоровье, вторая вряд ли понравилась бы партнёру, рассчитывающему на конечный вид отношения: семья, дети, брачный договор. Ему не интересно, а-ля «привет, м-р сноб, один тут отдыхаешь? Сейчас будешь вдвоём», неприметная особенность, которую разум парня, конечно же, подмечает. Перед ответом его глаза поднимаются к скулам, мысленно констатируя, что они как выточенные из мрамора, такие же белые (несмотря на то, что мужчина темнее по оттенку кожи) и острые, как клинки.              — Ее поведение и ее сайт, безвкусица, — подбородок собеседника уходит в сторону.              Уиллу как будто бы неудобно в собственной коже. Хотя Ганнибал, по большей части, предпочитает внутренности, он избавит этого юношу от переживаний касательно пребывания в своей шкуре, сомневаясь, что и кости останутся нетронутыми, что кости останутся.       Может, и целиком останется, ум брюнета впечатляет, к тому же, в чем интерес к игре, если исход предрешён? И к этим локонам нужно хотя бы раз прикоснуться, желательнее, сжать и натянуть. В сознании наступает час шоу, когда доктор видит юношу нагим и вспоротым на столе, пребывающим под действием наркоза, как его органы движутся от дыхания и вздымаются, как д-р Лектер нежно потеребит⁸ младшего по волосам, оставляя дожидаться своей участи, пока выберет вино или подаст заправку.              — В чем причина ее столь выраженной антипатии? — томно-синие глаза падают на кадык:              — В моей нынешней работе.              В моменте парень жалеет, что находится не в клубе, потому как наличие кальянов, разрешение к курению и работающая система вентиляции позволяли гостям «парить» любыми средствами, а дым, как правило, пока плыл повыше или, наоборот, к полу, давал Уиллу сфокусироваться и спрятаться на нём\за ним, не обречённый на зрительный контакт. Но они сейчас не в клубе.       Если рыжая осмелиться сказать, сфотографировать или отослаться к Уиллу Грэму на своём никчёмном сайте для любителей страшилок и творчества Линча, где угодно, норвежец этого не простит. Такие люди не прощают — их бизнес не благотворительная организации или приют для животных, туда люди ходят не по пятницам после зарплаты и не без телохранителей или ассистентов, и такие люди есть пауки паутины: полностью связанной друг с другом, имеющей прочные и длинные нити. С детьми из гетто, которые выросли в нищете и презрении, которые не знают сочувствия, ведь отсутствие эмоций помогло им добиться статуса и имущества, с русской и итальянской мафией, которые предпочитают сохранять традиции и стабильность в кланах, без нервов и стычек, и с полицией, кто приходит отдохнуть в хорошее дорогое заведение без шума и внимания к ним, и явно не настроенной потерять точку «оазиса» из-за какой-то там репортёрши. Ее просто закопают за городом, а сайт удалят. Ее «распылят», как в Океании, хуже, ее имя, ее работа, ее жизнь станут пеплом, Фредди Лаундс никогда умрёт, ибо она никогда не рождалась. Уилл работает достаточно по времени и достаточно хорошо, чтобы вот так просто лишиться его из-за одной суки и ее длинного шипастого языка, потому вопрос с репортёршей был решён на вторую неделю работы у норвежца.       Брюнет, разумеется, не намеревается сообщать собеседнику о новой профессии, тот и не догадается, уйти от ответа — лучшее решение.              — Детективом, м-р Грэм? — то, как мужчина проговаривает его фамилию, есть в тоне нечто заигрывающее.              Хотя, вероятнее всего, флирт — часть его натуры, старший привык нравится публике и привык соответствовать, или он просто садист, который любит издеваться. Уилл не собирается решать, не собирается читать человека рядом, но мозг и зеркальные нейроны уже смело послали его, раскрывая внутренности светловолосого доктора и его подноготную с потрохами.              — Нет, сэр. Ваше имя не мешает вам? — цель — избегание ответа, — «Доктор Лектер», — не скрывая неприязни, — созвучие компетирующих гласных «о\е» и согласных «ка\эр». Судя по фамилии и акценту, настоящие, жалость какая, — слабо сжав губы.              А-ля «жалко вас безумно, да поделать нечего». Психотерапевт сдержанно улыбается, опускаясь взглядом от кучерявой головы до ног собеседника, его глаза как гранат под тёплым мёдом сейчас от созерцания брюнета.              — Вас смущают обращения?              — А вас смущают обращения?              Ганнибал бесшумно ухмыляется губами: Уилл отзеркаливает поведение старшего мужчины и кого-то ещё, пока неизвестного доктору, защищаясь подобным образом, копирует другого человека себе на пользу, этот парень по праву достоин находиться в тарелке психотерапевта. Запоминающийся мальчик… Д-ру Лектеру стоит потратить время на раздумья, как именно приготовить сердце младшего.              — Метод «английского диалога⁹» невежлив, м-р Грэм, — слабо наклоняется к названному, куда изящнее и незаметнее агента Кроуфорда.              Брюнет поднимает глаза Атланты, города, что погребён под водой, но до сих пор жив в пытливых головах, желающих знать, где миф, а где истина, несмотря на то, что глаза мальчика — синева воды, он сжигает все идеи Ганнибала как сухую бумагу, разбивая тарелки со стола и откидывая хрупкие бокалы в стену: съесть его, погубить его, лишиться его — убить единственное натурально созданное произведение искусства, к которому доктор не приложил руки, ибо Уилл совершенен сам по себе, изумителен в своём строении начиная от мозга и заканчивая пальцами ног, способный видеть среди слепцов, глухих и свиней, страдалец из романа Достоевского, мученик, умирающий за и для своего Бога, Данко, вырывающий себе кровоточащее сердце и освещающий путь им, жертвуя собой, чтобы спасти человечество, которое наступит на него, стоит им достигнуть точки прибытия. Жестокий ангел, посланный покарать людей за грехи и милосердный демон, влюблённый в смертных, утопающий между — мальчик смотрит в мёд, но видит дёготь доктора под кожным покровом, и не боится. Видит и не боится. Этот человек принадлежит Ганнибалу с момента рождения до конечного сплетения их душ в единое целое после множества жизней:              — Как и скрытый психоанализ для Джека, д-р Лектер, — протыкая стрелой Амура желудочек¹⁰ названного. — Всего наилучшего.              Этот идиот пусть и не давит Уилла, как делает Кроуфорд, но точно тянет руки к его голове с циркулярной пилой, желая полазать в мозге, как ребёнок в песке; брюнет кратко кивает скорее галстуку, нежели его владельцу, покидая старшего и почти сталкиваясь в паре метров с главой отдела. Он быстро обводит взглядом жёлтую ленту и не замечает рыжей бестии, взглядом вернувшись к круглому плечу Джека.              — Завтра я приду просмотреть дело о первом убийстве и составлю профиль, сейчас мне нужно идти, — раскат грома ударяет по небу.              — Уилл!              — До завтра, Джек, — обходя названного, — помни о нашем договоре. — тот снова называет шатена, — у меня смена, до завтра, — даже не оглянувшись, машет рукой.              Агент провожает парня недоверчивым взглядом, после смотря на стремительно темнеющее небо над собой, рявкнув подчинённым собирать «подарки», затем оборачиваясь корпусом:              — Этот мальчишка доведёт меня до инфаркта быстрее стажёров, — Ганнибал скрыто улыбается, как и всегда, — догадался, верно? — тот разово кивает, — любой подход для Уилла — прямой, всегда знает.              — М-р Грэм — чистый эмпат. Он способен принять точку зрения любого человека, — глаза темнеют, обратно до цвета сиропа гренадина, — это неприятный дар, Джек, — названный кивает и размыто смотрит по сторонам, будто до него доходит. — Палка о двух концах. Я помогу ему, — детектив дёргается и поднимает голову, как собака на окрик хозяина, — использовать его способность во благо и увидеть лицо Потрошителя и Негодяя.              Джек выдыхает от облегчения и благодарности.       

      ///

             Крайне стройная стопка из медицинских заключений представляется парню не тремя листами, а романом Оруэлла, ибо вчитывается он также медленно и внимательно, как и требует того иная деталь антиутопии. На этих листает диагноз, выбранный метод лечения и названные медикаменты, на третьем — таблица анализа крови, хотя брюнет видит сквозь бумагу: в его пальцах документы, но на его руках кровь.       Сбитое дыхание, чужое, своё, оба, он отклоняет голову назад и кричит до той степени, что его щеки рвутся, словно невидимыми кистями отделывают сам череп от нижней челюсти, низкий мужской гул в плаче и крике задыхается, звуки движения костей, звуки переломанных костей, его пачкают чужие мокрые конечности в крови, девушка улыбается, но из ее оскала течёт гнилая густая кровь, пока строгий женский голос медсестры не обратится к нему — женщина в униформе держит бумагу и смотрит на Уилла неуверенно, она боится его и его реакции, но это была ее обязанность, сообщить ему, что:              — Уилл?              Названный возвращается в реальность, сначала смотря в приоткрытую дверь, слышит как рой собак оживился, очнулся и владелец — он ругается, вскочив с кровати и чудом не улетев носом в пол, оттого что зацепился ногами об плед; торопливо снимает очки и откладывает бумаги на книжный шкаф, из-за чего ему на секунду нужно встать на цыпочки, как будто прячет от матери героин, разворачиваясь к дверному проёму и замирая около него, поскольку запах мелисы и тёплые объятия укутывают его внутрь, девушка буквально зажимает брюнета в себя, словно они не виделись несколько лет. Старший касается ладонями ее спины и крыльев, утыкаясь носом в тёмные пряди, неосознанно вбирая в себя аромат шампуня и духов.              — Где ты был утром? — отстраняясь, но недостаточно, чтобы не бить парня горячим дыханием в грудину.              — Аналогичный вопрос, — слабо ухмыляясь в щеку:              — Ах ты, смеешь пререкаться со мной, — резко падая на колени и обхватив собеседника за бёдра, — борзая шлюха, я покажу тебе, — пускай у Дакоты и не хватит сил таскать брюнета долгое время на руках, но поднять и опрокинуть старшего на кровать у девушки мощи предостаточно.              Его ноги ниже колена спадают с постели, пока она запрыгивает на молодого человека, придавив его, когда твёрдо усаживается пресс парня, придавив правую за запястье к матрасу, левой нажимает на грудь, он улыбается и наблюдает, вскинув брови и подняв пальцы, невербально отказываясь от произнесённой гипотезы:              — Итак, сука готова отвечать за свои слова? — Дакота скалится, пока доктор опускает уголки губ, дразня, — я задала вопрос, — сдавив левой горло.              — Да, мэм. Но сначала, — глянув наверх, — ответь на мой.              Младшая вдыхает, держа в кисти мужскую шею, но не сдавливая, чуть сильнее опирается на брюнета.              — Админ задержала. Она и двое девочек поедут в командировку в Лондон на четыре дня.              — Ты поедешь? — хмурится, приподнявшись на локтях.              Командировка или тур для домин в другую страну и столицу этой страны обычно организовывается в самый последний момент, чтобы набить спрос: девочки приезжают, организовывают место, приходят клиенты, домины зарабатывают огромные суммы и после возвращаются с ними в свою страну. Суть именно в коротком сроке пребывания и ориентировку на людей, что не могут постоянно летать в иностранное государство за удовлетворением своих извращённых желаний, но готовы очень хорошо вложиться на конкретные выходные, особенно когда «госпожи» из другой страны.       Дакота мягко качает головой с заботливой улыбкой, отпуская шею собеседника, который остаётся с приподнятой от матраса спиной.              — Тебе мой ответ не понравится, — она щурится:              — Ты стоптал мои чипсы и ходил за ними, — Уилл качает головой и улыбается, — о нет. Закончились собачьи точилки для зубов? За этим гонял?              — Нет, — шатен ухмыляется, но после, мимика радости плавно спадает как медицинская маска, — я помогал Джеку.              — Что?              Пыль, танцующая на между проступающими сквозь отступы между стеной и занавесками лучах, становится чрезмерно густой, как бледно-белая тонкая ткань, собаки замирают, наблюдая за тем, как Дакота поднимается на ноги с парня. Она скрещивает руки, смотря куда-то в пол, и не нужно быть гением, что с этого момента начинается разгон:              — В каком смысле «помогал»? Подрочил ему?              Она становилась предельно сквернословкой и грубой, когда пребывала в недовольстве, и Уилл не помнит, его ли эта черта или он вобрал ее от сожительницы. Мужчина поднимается в стоячее положение, не отзеркалив ее позу, но копируя изогнутость позвоночника и слабый отклон назад.              — У нас уговор. Я составлю профиль нового, «Негодяя», и он больше здесь не появится, — фокусирует сапфиры на черном воротнике плотного свитшота.              — Уилл!              Стая реагирует на вскрик, уступая место девушке, когда она отходит а пару шагов от брюнета и взмахивает руками, но не так экспрессивно, как могла бы — представители славянской культуры всегда сдержаны до крайности в жестикуляции.       — Это как быть любовницей женатого! — повернувшись к слушателю, — мужики в это так грамотно затягивают, и Джек тоже, скажет тебе, «о, чувак, у нас новые зацепки по Потрошителю, дай наводку, бро», — Уилл ступил к брюнетке, последняя ощетинилась.              — Нет, Дакота, я просто опишу ему профиль и мы распрощаемся, — та шумно дышит через нос, — мы договорились.              — А раньше ты буквально говорил ему больше не приходить сюда, и он возвращается каждый месяц как бумеранг! — она не кричит, ворчит скорее, пыхтит довольно мило.              Оба замолкают, потому как старший не собирается оправдываться, а Дакота понимает, что от агента не избавиться одним, тремя, дюжиной просьб и прямых посылов держаться подальше от этого дома.              — Один профиль, и, если, — ступив ещё, поднимает правую кисть, показывая ладонь слушательнице, — Джек снова заявится сюда, я скажу ему. — Вобрав воздуха, — скажу ему подавится моим членом.              Младшая нервно усмехается, после прищурившись. Она выжидает несколько секунд, после осторожно касается предложенной руки кончиками пальцев, словно об распалённый метал. Дакота фыркает на него, отходя в коридор, после другую комнату, дабы переодеться, Джет и Тобиас следуют за девушкой.              — Дакота, — тихо окливнув, названная возвращается через десять секунд.              Она осталась в белой майке, сняв кофту и сменив шорты с джинсовых на спортивные, оголяя мышцы бёдер. Кивает брюнету, упав на край постели и сложив пальцы в не сжатый замок:              — Ещё вопрос. У тебя никогда не было гостя, Д-р Лектер?              Младшая, замерев, смотрит на собеседника невинными щенячьими глазами цвета старого здорового дуба.              — У меня точно такого не было, скептически к докторам отношусь, — показав указательными на парня, — нет, честно. Тебе нужно у Эндоре спросить, у неё список постоянников.              — Он не постоянник.              Что делать доминирующему садисту в гнезде активных женщин, где гости платят за то, чтобы их оскорбляли, пороли, плевали и избивали, хотя предположить стоит. Все обеспеченные снобы имеют ту или иную девиацию.              — У хостес журнал. Заезжай за мной завтра, после вашей интервенции с Джеком, — несладко пропев его имя.              — Я не могу просто влезть в список гостей и требовать найти нужного мне.              Не то, чтобы «это» прямо обязательно м-ру Грэму, скорее интересно убедиться, правдива ли его новорождённая гипотеза или доктор — невинный честный психотерапевт, ни разу не воспользовавшийся пороками своих пациентов, точнее, попытки избавления от них плотским удовольствием.              — Верно, не можешь. Но у тебя есть связи, — подняв брови, указывает на себя большими пальцами.              Старший улыбается, утягивая девушку на кровать: у обоих ночью смена, а сейчас примерно четыре часа дня. Дом затихает через полчаса, и Уиллу снится дикий олень, который съедает полосатый мужской пиджак, как свежую морковь.