— Аня, ты не занята? Я бы хотел поговорить с тобой. — Лойд заглядывает к дочери в комнату.
— Нет, что такое? — Аня кладет карандаш, отвлекаясь от рисования.
«Надеюсь, я не напугаю её этим разговором…»
Аня насторожилась.
— Что рисуешь? — Он прислонился к её столу, разглядывая рисунки, которые он находил весьма абстрактными, несмотря на то, что ребенок изображал нечто конкретное.
— Это наша семья. Я случайно нарисовала Бонда слишком большим.
— Так это Бонд? Я думал, это такое большое облако… — Лойд все же смог разглядеть себя, Йор и Аню, стоящую посередине. Он не смог не умилиться.
— Хи-хи, папа просто не разбирается в искусстве.
— Наверное.
— Так о чем ты хотел поговорить?
— Слушай, ты ведь помнишь свои предудыщие семьи? Можешь рассказать о них?
Аня не выглядит напуганной или поникшей: она действительно задумалась.
— Ну…
«Нельзя говорить про дядек из лаборатории, и про то, из-за чего от меня все отказывались…»
— Большую часть времени я провела в приюте, но последний год у меня было целых три семьи. Первая семья, которая меня взяла, была довольно милой на первый взгляд, но потом оказалось, что у них был семейный бизнес.
— А что плохого в семейной бизнесе?
— Они продавали запчасти на людей.
«А я читала их мысли, и они быстро это поняли… Из-за меня их и посадили в тюрьму.»
— Ты имеешь ввиду… органы? — По спине Лойда пробежал холодок.
Аня беззаботно кивнула, будто её это вообще не смущало.
— Так, ясно… а другие семьи?
— Другая семья вообще непонятно, зачем взяла меня… они постоянно ругали меня и закрывали в комнате, когда уходили по делам. Один раз они забыли обо мне и уехали на три дня, заперев дома, но одна добрая тётя заметила меня в окно и меня спасли. — Аня смотрит в одну точку пока рассказывает, но на последних словах лучезарно улыбается, словно говорит о чем-то очень весёлом. Лойду стало совсем не по себе.
— А последним был один дядечка… он много обзывался и дрался. Мне он больше всех не нравился. Он однажды засунул в нос какую-то муку, а потом как будто сошел с ума и ударил Аню так сильно, что Аня проснулась только на следующий день. А еще он постоянно приводил других тётенек домой и веселился с ними. — Аня опустила голову, не заметив, как из глаз полились слёзы. Ребенок, появившийся из ниоткуда и никому не нужный. Именно так она себя ощущала. Аня не заметила, как оказалась в тёплых объятиях на руках папы.
— Боже, Аня, мне так жаль… — Лойд обнял её так крепко, словно укрывал от всего этого жестокого мира всем своим телом.
Больше всего его добивало то, что он и сам не из чистых побуждений приютил Аню и не мог ей дать любви и заботы, которая ей так нужна. Разве за это он борется? За то, чтобы дети страдали? Да, эта операция ради мира во всем мире, но разве может быть мир, когда дети переживают такие кошмары, едва научившись разборчиво разговаривать?
— Папочка, не переживай, сейчас у меня есть ты и мама, я самая счастливая девочка на свете!
— Аня… — Глаза Лойда заслезились от раздирающей боли в груди. Ему хочется забить на операцию, стать настоящим отцом для Ани, показать ей, что такое счастье. Даже если в итоге ему придется с ней расстаться, он сделает всё, что в его силах, и ему плевать, что он привяжется и в конце концов будет еще тяжелее.
***
Лойд не спал всю ночь. В голове мешались друг с другом в одну жидкую кашицу мысли, раздавливая своим весом. Он набирает в темноте стакан воды, наблюдая в окно за ночным городом.
«Кажется, я стал слишком бесчеловечным.»
Небо сверкнуло белым, полился дождь и послышался оглушающий гром. Лойд вздыхает, проверив, закрыто ли окно в гостиной. Вдруг послышался плач из детской комнаты. Лойд пулей бросился туда, спотыкаясь в темном коридоре обо всё, что только можно. Он подбегает к кровати. Аня сидит, плача как-то слишком жалобно, вжавшись маленькими кулачками в одеяло.
— Что случилось?! Аня, тише, я рядом… — Он берет её за ручку, повернувшись к окну. Оно оказалось открытым.
«Всё понятно. Испугалась грома, бедная.»
Лойд закрывает окно, после чего шум дождя и грозы становится совсем приглушенным, даже успокаивающим. Он садится на кровать Ани, берёт её на руки, укутав в одеяло и прижимает к себе, совсем тихонько качая её на руках. Аня постепенно перестаёт хныкать, прильнув к папиной груди щекой.
«Я хочу защищать её любой ценой…»
***
Наконец, Аня успокоилась и окончательно заснула. Лойд уложил её на подушку, еще немного посидев рядом.
Сейчас он слушает только сердце, которое заставляет его наклониться и невесомо поцеловать Аню в лоб, еще раз погладив по плечу.
Что, Сумрак, это тоже «только во благо миссии»?
«Сладких снов, доченька.»
