***
— Авантюрин? – лицо Топаз выглядит весьма удивлённым, когда в дверном проёме она узнает коллегу. Неудивительно, на часах ведь половина восьмого, сегодня суббота, а он стоит в её дверях, такой вот весь необычайно счастливый. Он к старым развлечениям решил вернуться, что-ли? — Собственной персоной, – из-за его улыбки показывается небольшой клычок, а сам он озирается по сторонам, чуть вытягивая шею, — Как тихо, неужто наша леди Жадеит оставила тебя совершенно одну в эти выходные? — Всего лишь ждала, когда ты осмелишься назвать цель своего визита, – из-за белой макушки показывается уже знакомая женщина, чьи проницательные голубые глаза прожигают его, словно хищник, изучая его натуру, — Уж очень сомневаюсь, что ты пришёл к нам на чай. Голос Жадеит всё такой же негромкий, почти переходящий на шёпот, но от того и более убедительный. В каком-то смысле, такой манере общения, именно она его научила. Она сумела подтолкнуть его начать работать над принятием своей привлекательности и дальнейшим использованием этого как козырную карту. Да, её он считал как ту, на кого можно положиться. Хотя, на самом-то деле, выбор не так уж и велик, особенно если говорить про всех остальных Каменных сердец. — Ну почему? Если я так редко к вам захожу, это ещё не значит, что у меня нет абсолютно никаких планов провести этот вечер в вашей компании, – Авантюрин качает головой, не переставая ухмыляться. — Неужели Рацио тебя выгнал, и ты теперь просишься к нам, отчаянная мать-одиночка? – Топаз ухищрённо раскрывает рот, театрально прикрыв его аккуратной ладонью. — А ты позволишь матери-одиночке стоять на пороге своей квартиры, или всё-таки пустишь её к себе? – Авантюрин качает бедром в бок. Похоже, даже ему не так уж и нравится проводить время стоя в холле. На его слова, Жадеит и Топаз молча переглядываются, и получив мягкий кивок от первой, Авантюрин нагибается, чтобы взять в руки две переноски, оставив последнюю у двери. Ею решает запуститься вторая, и подняв на уровень своих глаз, произносит: — Очаровашки, и откуда ты такой раритет только достал? Или тебе их Семья за свою блестящую работу подарила? Авантюрин проходит в уже знакомую гостиную и ставит обе переноски на пол, тут же отворив их, позволяя животным воспользоваться свободным временем на то, чтобы привыкнуть к временному месту жительства. — К сожалению, единственное, что мне подарил Воскресенье – нелюбовь к галовианцам, а это – подарок от нашего доброго доктора. На самом деле он чувствовал даже небольшую вину за то, что так мучает не только несчастных созданий, но ещё и Жадеит с Топаз. С первыми ещё ладно, другого выбора, увы, у него просто нет, а вот последние... Своими доверительными отношениями с последними он достаточно сильно дорожит, а на их построение у него ушло достаточно много лет. Тем не менее, их обеих он не может назвать карикатурно морально правильными женщинами. Некая жалость пробирается в его сердце каждый раз, когда Топаз с гордым видом рассказывает о том, как пришла по душу очередного мира и на пару с Счетоводом выбила из них долги с процентами. Он чувствует отторжение тогда, когда узнаёт о том, какой очередной клиент заключил сделку лично с Жадеит, став ещё жертвой в её списке должников, коими позже займётся её дорогая бестия. Это неправильно, но таковы законы бизнеса. Да и чем он лучше? Тоже ведь блефует, украшая каждое своё предложение мёдом, томным взглядом провожая бедного инвестора. Редко когда люди остаются в плюсе, если дело идёт об отделе стратегических инвестиций, но такова судьба каждого, кто имеет с ним дело, разве нет? Да и они ежедневно борются за своё право существования, только главное оружие – слова, а победа – деньги. Они всего лишь выполняют свою работу, стараясь закопать этику под несколькими слоями земли, прибить к низу гроба гвоздями и плотнее укрыть его крышкой. Прошлых их уже не существует – их расстреляли прямо на главной площади Пир-Пойнта. — Он хорошо заботится о тебе, родной, – Жадеит делает несколько шагов в его сторону, сохраняя небольшое равновесие между ними. Несмотря на то, что она смыла весь макияж и оставила свою шляпу в гардеробе, даже с собранными волосами в опущенный хвост она продолжает выглядеть всё такой же властной. — Можно и так сказать, – Авантюрин усмехается, стараясь не сильно думать над её словами, когда Топаз ставит несчастную переноску рядом с другими, открывает её и выпускает на волю животное. — Жалко, что ты их на работу не берёшь с собой. Счетовод бы с радостью обзавёлся новыми друзьями... Если они, конечно, не научат его в карты играть, – девица подмигивает ему и усаживается на удобный диван, подперев подбородок рукой, не сводя взгляд с гостя. — Было бы просто замечательно, но увы, они ещё этому не научились, – Сняв ботинки, он шагает вперёд по белому коврику и садится в небольшое кресло. — То есть ты планируешь? – девушка вскидывает белёсую бровь, насмешливо у него интересуясь. — Боюсь, мисс Топаз, я не имею права разглашать конфиденциальную информацию Корпорации межзвёздного мира, – улыбаясь во все тридцать два зуба, извещает её с наигранным сожалением мужчина, откинувшись на спинку весьма комфортной мебели. На такое заявление же, девушка цокает и закатывает глаза назад, тут же поднимаясь и остановившись около своей возлюбленной, говорит: — Думаю, вам двоим, секретные вы наши, есть что обсудить. А я пока чайник поставлю. — А что? Ты решила заняться здоровым образом жизни и выкинула все мои подарки? Гостям принято подавать что-то искусное, знаешь ли, – Авантюрин поворачивает к ней голову. — Я? Да в жизни! Просто нет у нас ещё повода, а как появится – хоть целую бутылку тебе налью, хорошо? – Топаз, задавая видимо риторический вопрос не подразумевающий никакого ответа, удаляется на кухню, закрывая за собой дверь. Как благородно с её стороны. Тем временем, Жадеит проводит её охотничьим взглядом и с присущей ей элегантностью, она длинными ногами огибает кресло Авантюрина, медленно садясь в то, что напротив него, совсем недалёко. Их разделяет только кофейный столик, на котором покоится старый след от чьих-то копытц. Женщина деловито закидывает одну ногу на другую, медленно покачивая обнажённой стопой, уже пытливыми глазами смотря на гостя. Чего она только задумала? В голове проносится рой теорий, и каждая из них одинаково ужасает. Где-то в углу общаются друг с другом котята, а между Каменными сердцами повисает интенсивная тишина. — Готов к своему новому приключению? – она осторожно приподнимает уголки розоватых губ и складывает руки на коленке. Голос её всё такой же осторожный, но совершенно не стеснительный. — Боюсь, госпожа, высшие силы мне выбора не оставили, – топ-менеджер же глухо смеётся, слабо взмахнув ладонью, всеми силами иронизируя над своей не самой привлекательной ситуацией. Жадеит на его сарказм никак не реагирует. Особого недовольства он на её лице никогда не замечал, но есть у него подозрения, что именно сегодня ему откроется эта новая сторона коллеги. Всё же она – истинное воплощение змий-искуситель, а от её исполинского взора никому не удавалось ни скрыться, ни убежать. Раз уж что-то её тревожит, то этого она не покажет, максимум лишь выразит своими поступками. Пока, по правде говоря, Авантюрина плетью ещё никто не отхлестал, так что... Не так уж всё и плохо, да? — А у меня складывалось впечатление, что только этого ты и ждал... Как вспоминаю твою разочарованную мордашку, когда я сказала тебе, что никто из них не выжил, так сердце сжимается. Возвращение к истокам может оказать на тебя благоприятный эффект и заполнить тот пробел в твоей жизни, беспокоящий тебя и по сей день, душка. Буду с тобой откровенна – порой я тоже наношу визит на корабль, ведь родные края помогают мне отойти от «Жадеит» и стать... Другой. Ты мальчик не глупый, знаешь, что ничего абсолютно в галактике не бывает, и мы все в финале выйдем на бис. Мужчина опускает голову, внимая каждое слово, но не смея смотреть в глаза своей собеседнице. В какой-то мере, она права. Но права исключительно со своей точки зрения, со своими ограниченными знаниями и не менее ограниченным опытом, так что он всего лишь скромно пожимает плечами. — А мне есть куда возвращаться? Все порты Сяньчжоу благоухают и процветают, даже Лофу удалось отразить атаку Изобилия, так что не велика потеря, видишь ли. Сомневаюсь, что сигонийские бури вызовут у меня приступ ностальгии, – его брови нахмурены, когда слова звучат достаточно серьёзно. — Дело не в месте, маленький мой, а в другом, – Жадеит вздыхает, покачивая головой. — И в чём же? – в предвкушении, он даже устремляет к ней свои пустые глаза. — В людях, ощущениях, воспоминаниях... Твоя семья мертва, и мне жаль тебя, но твоим скептицизмом к ситуации это никак не исправить. Разве та пенаконийская Хранительница воспоминаний не говорила тебе, что задерживаться на прошлом – идея плохая? Никто тебе не запрещает заводить новые знакомства там. — Если бы я когда-либо намеревался вернуться к одному из своих старых воспоминаний, Топаз сейчас мою могилку оплакивала бы, – напряжённая челюсть говорит о недовольстве. И снова Авантюрину обидно, что никто его не понимает. Почему-то люди, пережившие войну, природные катаклизмы и оказавшиеся в полном одиночестве, будто бы и не хотели принимать его точку зрения. Или это он себя ведёт по-детски? — Кто знает, вдруг Сигония станет исключением из правил? – встав с уютного кресла, она завершает их короткий разговор, а сам Авантюрин, удовлетворённый тем, что тему продолжать она не стала, следует за ней, предварительно бросив короткий взгляд на своих питомцев, собравшихся вокруг какого-то невысокого столика, на котором гордо восседает длинная ваза интересного дизайна, а в ней – тонкие веточки с пластиковыми, розоватыми цветами. Но как только он ступает с мягкого ковра, как хватка Жадеит останавливает его. Её пальцы обвивают его худое запястье, отчего он рефлекторно хохлится и вырывается из неё, бешено глядя, пока сердце часто ухает в его груди. Немой вопрос застывает в воздухе, когда он притрагивается к месту, которого она только что коснулась. Тем не менее, она делает шаг вперёд, и он старается ей довериться, головой понимая, что вреда она ему не причинит. Ни тогда, когда от Топаз их разделяет всего лишь стенка. Он ощущает её угрожающую ауру на своём лице, и она возвышается над ним, отбросив всю недавнюю вежливость. Становится тревожно. — Позаботься о моей Лене, – Жадеит касается его светлой пряди волос, деликатно заправляя её за ухо, ледяным взглядом прожигая Авантюрина, — Она у меня всё, что есть. Наконец, она удаляется на кухню, оставляя вкус сомнения во рту. Авантюрин даже и не слышит, о чём две женщины радостно воркуют, когда Топаз выходит из кухни с небольшой тарелкой, полных сладких гостинцев. Ему приходится достаточно быстро придти в себя, чтобы ослепительно ей улыбнуться и предложить свою помощь, но та ей горделиво отказывает, аргументируя всё тем, что это он тут гость. Он понимает опасения Жадеит, и шутить он с ней уж точно не собирается. Играть на жизнь дорогой подруги он не собирается, уж тем более. А более убивать он никого не собирается. Это прошлое, и он надеется, что его оно больше не догонит. Из мыслей вырывает снова знакомый голос, более глубокий. Он поворачивает голову к хозяйкам, уже успевшим комфортно расположиться на диване и поставить три горячие кружки чая на стол. Рядом с Топаз – пульт от телевизора, за который она хватается, как только Счетовод, счастливо хрюкая, запрыгивает на колени к хозяйке и тянется копытцем за лакомством. Что ж, хотя бы теперь понятно, откуда там пятно. Ну и ладно, Авантюрин всё равно не из брезгливых, да и поделиться он с этой очаровательной свинкой-копилкой не прочь. Пусть ест, сколько ему хочется. Авось, подрастёт хотя бы чуть-чуть. — О чём говорили? – интересуется Топаз, хрустя довольно песчаным печеньем, покрытое сахарной пудрой. Та сыпалась прямо ей на колени. По телевизору идёт трансляция какого-то детского шоу таланта, на которую мужчина особого внимания не обращает, сев на всё то же кресло, взяв в руку горячую кружку. Чёрный чай с бергамотом. Судя по отсутствию сахарницы, хозяйка уже успела его добавить ему и себе, а её суженая особого пристрастия к сладкому никогда и не питала. — Всего лишь обсуждали ваше предстоящее приключение, – скромничает вдруг Жадеит, которая сидит рядом с ней. Ага, обсуждали! Авантюрину теперь её лицо вблизи будет сниться до конца жизни. В самых страшных кошмарах. — Говоришь так, будто мы на курорт отправляемся, – решает вставить он своё слово, отпив небольшой глоток. — А что? Кто-то и такую местность курортной считает. — Последний мой «отпуск» и то прошёл скверным образом, – он ставит кружку на стол, тоже угощаясь печеньем, — Или вы меня так по разным планетам отправляете, чтобы я понял, где вам лучше медовый месяц провести? Топаз на его слова только смеётся, а на её довольных губах виднеются крошки. — Ну, не свечку ж просим подержать! – рука девицы тянется к его и игриво шлёпает по ней. — Спасибо за предложение, но я откажусь, – Авантюрин всё же расслабляется, смотря то на собеседницу, то на сменяющиеся кадры в телевизоре. Какова жалость, что большинства из этих шоу куплены и никакой там справедливости и помине нет. Выиграет какая-нибудь дочка богатого бизнесмена, да раскрутят её как следует. До жути неинтересно. — С нами Рацио будет, – неожиданно вставляет Топаз, — Не знаю зачем, когда ты главный в этой командировке и явно знаний побольше него имеешь. — Ты его недооцениваешь? – Жадеит прерывает свою тишину, поглядывая на девушку. — Нет, ты чего? Я уважаю его труды и считаю, что он гений своего рода, – она тут же оправдывается, отрицательно замотав головой. — Может, мне хочется под боком иметь ещё одного надёжного человека, – Авантюрин встревает в их разговор вновь, только уже более тихо, — Одна голова это хорошо, две – лучше. — А три? — А три – просто замечательно.***
Авантюрин и доктор Рацио стоят на посадочной площадке, наблюдая за тем, как механики копошатся в корабле, убеждаясь в исправности системы, постоянно что-то крича друг-другу. Первый держит невысокий золотистый чемодан, а его ладонь, спрятанная за перчаткой, покоится на ручке. Второй же обошёлся широкой сумкой, что покоилась на полу. — Вы готовы? – с некой заботой интересуются у авгина. Авантюрин вздыхает. — Готов, ещё как готов, – его слова звучат достаточно безнадёжно и отчаянно, словно в ходе разговора он всё ещё пытается принять ситуацию. — Просто замечательно, – Веритас всё продолжает смотреть за ходом работы, — Могу ли я поинтересоваться, картёжник? — Удиви. — Кому вы отдали своих питомцев? Не поймите меня неправильно, но я не считаю вас тем человеком, кто запрёт их в местном приюте. Безусловно, отели для домашних животных всё ещё существуют, но... — Жадеит. В субботу я заглянул к ней и Топаз, а она пообещала присмотреть за ними, – мужчина касается пальцами шею, чуть разминая её. — Уже обговорили с Алмазом всё, что требуется? — Конечно! – он фыркает, — Боюсь, домой он отпустить меня без нотации не сможет. Авантюрину даже приятно от этого разговора. Что-то такое лёгкое и не требующее особого напряжения извилин, позволяющее ему на мгновение даже позабыть обо всём, что скоро произойдёт. — Ах, я тут ещё у вас спросить кое-что хотел, милый доктор, – он притягивает, озорно улыбаясь, обнажая белоснежный оскал. — Прошу. — Как вы узнали о том, что Алмаз отправил мне письмо? Он не упоминал, что вы уже осведомлены о нём, так что... – ему даже забавно наблюдать за тем, как сбивается у Веритаса дыхание, когда его ловят с поличным. Он нервно сглатывает, — Вы взломали мою почту, да? По правде говоря, Авантюрин сам в последнее время начал замечать, что некоторые из его писем по делам рабочим читались им ещё до того, как он узнавал об их содержимом. Он решил скинуть это на свою забывчивость, да и технологии Корпорации не позволяли каждому встречному вламываться в личное пространство такой важной личности, как он сам. Похоже, он ошибался. — Не имею ни малейшего представления, о чём вы говорите, картёжник, – морщина набухает в районе переносицы, когда он лжёт. Авантюрину смешно от того, как краснеют его щёки. — Как скажете! – невинно улыбнувшись, он перестаёт так пялиться на своего товарища, оставив его, наконец, в покое. Ну и ладно! Не так уж сильно и хотелось. Их короткий разговор прерывает несущаяся на всех порах Топаз, рядом с ней – несчастный Счетовод, перебирающий своими копытцами так быстро, сколько позволяет ему его тело. Обернувшись, Авантюрин даже прыскает от смеха, когда им удаётся поравняться со своими компаньонами, а девушка опирается локтем о плечо коллеги. Он приспускает дужки солнцезащитных очков, берясь за них пальцами, бегло пробежав взглядом по её внешнему виду. Чуть позже – поправляет. — Только посмотрите – наша трудолюбивая Топаз впервые чуть не проспала свою важную миссию, ай-яй-яй... И чем же мы таким всю ночь интересным занимались, хм? Неужели с Жадеит играла в «монополию»? В следующий раз позовите меня тоже, а то бессонница замучила, – не сдвинувшись с места, он лишь наблюдает за её реакцией. Доктор Рацио непонимающе выгибает свою густую бровь на него, а когда одним отрицательным кивком ему поясняют, что то был сарказм, он отворачивается от них снова. — Главное, что пришла! Лучше поздно, чем никогда, – еле отдышавшись, она выпрямляется. На её плече висит такая же походная сумка, только коричневая, похожая на ту сумку, что взял с собой Авантюрин на Пенаконию. Счетовод тоже не отличился; на его спине виднелся рюкзачок, набитый доверху. Скорее всего, там корм и другие блага, необходимые для комфортной жизни свинки-копилки. — Было бы печально, не составь ты нам компанию, – очки слегка скатываются вниз по его переносице. — Брось! Уверена, ты только и мечтаешь о том, как окажешься в одиноком, тёмном коридоре с Рацио, а потом... — Как насчёт того, чтобы заткнуться? – зычный голос трогает их уши, и им обоим приходится притихнуть, пока они обмениваются особыми взглядами. Похоже, добрый доктор сегодня не в настроении! Это так солнце на него действует? Всё же, сегодня особенно жарко, а стоя прямо под его лучами, невольно начинает кружиться голова, а в горле предательски сохнет. Все трое (а может и все четверо) обращают внимание на то, как расходятся рабочие, а их место занимают другие, одетые уже чуть солиднее. Они наверняка гордятся этими костюмами, думает про себя Авантюрин, упираясь запястьем в бок. В обычной среде, многие из них ведут себя возвышенно и пренебрежительно с другими, сейчас же они опускают головы, словно преклоняясь перед своими «начальниками». Живот приятно тянет от их подчинения. Он даже щурится, а бледный рот вновь украшается улыбкой. Такой вот слабой, но говорящей о том, как сильно рад он быть при исполнении. — Корабль готов! – их коротко извещают, кивают и отходят в сторону. Гуськом они проходят по недлинному, железному мостику на борт, как их обдаёт тёплый воздух, отчего они все жмурятся, а Счетовод недовольно скулит, мотая головой. Полностью понимаю тебя, малыш, думает про себя Авантюрин, когда им на руки выдают ключ-карты от их кают. Дальнейшего разговора у него ни с кем не завязывается, потому он и покидает своих компаньонов, стуча колёсиками чемодана по полу. Комната оказывается не слишком далеко, всего тринадцатая по счёту, начиная с левой стороны. К счастью, дверь открывается безо всяких трудностей, запуская его внутрь просторной комнаты на судне. Особых благ тут нет; уютная кровать, на подобиях которой он спал достаточное количество, да ванная комната, в которую ему так сильно хочется удалиться. Но а чего ему ещё тут ожидать? Он на этом корабле максимум будет спать, есть и справлять нужду. Может ещё телевизор включит с межзвёздной трансляцией, но и это маловероятно. Слушать про регалии Корпорации сейчас, когда они отправляются устанавливать контакт с народом, пострадавшего от её бездействия – не то, что Авантюрин называет удовольствием. Закрыв за собой дверь, он проходит к спальному месту и, не церемонясь, закидывает на него свой чемодан, открывает, затем достаёт пижаму из дома. Всё-таки ему удалось надлежащим образом собрать вещи в дорогу, спустя его странного приступа истерики. Всего лишь пижама, сменная одежда, душевые принадлежности и... Медальон с рубашкой. Те самые последние сокровище, оставшиеся ему от родителей. Что он вообще планирует с ними делать – загадка, но как только он открыл свой шкаф, намереваясь взять один из костюмов, руки сами как-то потянулись к той ценной коробке, в которой он всё это хранил. Таким образом, он хочет запастись их удачей? Одной только Гаятре известны его мотивы. Но, тем не менее, он держит медальон меж ладоней, печально его разглядывая, пальцами проводя по золотистым узорам. Такой нигде в галактике не сделают. Повторить искусную работу авгинского ювелира – что-то невозможное. По правде говоря, Авантюрин не застал того дня, когда этот медальон был создан, но по рассказам его старшей сестры, папа подарил маме его тогда, когда она впервые забеременела. Интересно, а станет ли он семейной реликвией? И когда подвернётся шанс, передаст ли он его своим детям? Но мужчина мотает головой, откладывая реликвию на самый низ чемодана; сейчас об этом думать вредно. Рацио ему уже говорил, что когда мысли копятся роем, то лучшее решение – принять горячую ванну. Именно этим он и займётся сейчас. А о сценарии, в котором ему удаётся завести собственную семью он ещё успеет подумать. Точно успеет.***
Тёплые воды окутывают тело Какавачи, когда его уставшее тело медленно погружается в них, лёжа в просторной ванне. Он всего пару часов проснулся, а уже хочет спать? Как странно. Это волнение от предстоящего волнение берёт над ним верх? Или высшие силы погружают его в прекрасный сон? Особо думать на этот счёт не хочется. Какой смысл? Что он вообще получит, если будет слишком долго думать про это всё? Во сне всё равно нет ничего важного. Это не материальный мир с его заботами и трепетом о благородстве, деньгах и других безделушках, которые нельзя забрать с собой в гроб. Лёгкость приятно расплывается по его телу, щекоча, делая его почти что невесомым. Как чуждо ощущать такую беззаботность! Казалось бы, он в полном одиночестве, с собственными мыслями, но чувствует себя таким... Свободным? Чего только в его крови на успело побывать, что бы не подарило ему желанного забвения. А теперь он пальцами проводит во водной глади, усмехаясь. — Какавача? – её голос заставляет его напрячься, отчего волны чуть приподнимаются, омывая пряди его волос, — Братик мой, ты здесь? Её голос звучит весьма отчаянно и тоскливо, что самому Какаваче хочется подняться и уйти, побежать, отыскать её и развеять все её страхи и сомнения. Но как только он предпринимает эту попытку, звон оков стреляет в ушах. Нет. Нет, нет, нет! Кто на него повесил эти кандалы? Когда и каким образом? Стоило только ослабить бдительность, а его снова поймали, поместили в клетку? Паника накрывает его с головой, и он отчаянно барахтается, пытаясь вырваться из плена. — Какавача! – её голос надрывается, переходит на крик и он может поклясться, как видит перед собой её заплаканное лицо, полное горя и печали. Грязь, кровь и слёзы смешиваются воедино и падают на землю, а она всё ищет его. Какавача не сдаётся. Он не умрёт на её глазах, не разочарует хотя бы сейчас, тут! Она ведь желала ему всегда добра, оберегала и защищала даже тогда, когда горячие языки пламени охватили их лагерь, разве нет? И так он ей отплатит, собственной смертью? Он так и видит, как рвётся её израненное сердце. Не такого она заслужила. Она должна была звонко смеяться, хотя бы в его сне! А даже тут её прообраз страдает. Мучается, бьётся в агонии и сгорает. — Какавача! – Авантюрин резко раскрывает глаз, но жмурится, когда в лицо ему бьёт белый свет. Он жадно ловит ртом воздух, подобно рыбе на суше, испуганно озираясь по сторонам и чувствуя, как его тело страдает от тремора. Грудь распирает от боли и он откашливается, когда последние капли воды, вперемешку со слюной, покидают его. Авантюрин поднимает взгляд округлившихся от испуга глаз и смотрит прямо на своего спасителя. Доктора Рацио. — Какому идиоту вообще приходит в голову идея спать во время приёма ванны?! Ты хоть понимаешь, что могло бы с тобой произойти, не успей я вытащить тебя? – пальцы крепко обхватывают его бледные плечи, глаза прикованы к синим, не менее бледным губам, — О чём ты думал, Какавача?! Так вот, кто звал его. Это не родная сестра звала его, пытаясь вытащить из глубокой воды, спасти и подарить шанс на жизнь. Это был Веритас, трясущий его и громко отчитывающий. Он действительно удачлив. — Мне представлять иные исходы – волнительно, что бы ты делал, утони? А что бы делал я, Какавача? Последние несколько слов звучат уверено, и только сконцентрировав внимание на лице доктора, он замечает его блестящие глаза. Неужели он, своим поистине глупым поступком, заставил его плакать? Плачущий Рацио – как «Панорама», по-крайней мере, так он думал. Всё-таки так непривычно, что кто-то заботится об Авантюрине. Он научился мириться с тем, что не найти ему родственной уши во всём космосе, а сейчас ему слезливо смотрят в глаза. Ему жаль. И собственное имя из его уст звучит так... Инородно, что-ли? Да, они и раньше называли друг-друга по имени, но авантюриново использовалось только в самых редких и экстренных случаях. Как, например, сейчас. Рацио как-то говорил ему, что набор звуков так приятно отскакивает от зубов, что он готов повторять его на протяжении всей ночи, касаясь пальцами мягкой и гладкой кожи своего партнёра, квадратно улыбаясь его родинке под глазом, которую он не стесняется время от времени целовать. Авантюрин на это заявление тогда скромно посмеялся, пряча взгляд в подушку. А ещё он ему как-то поведал перед сном, что родинки в разных культурах подвержены разным интерпретациям – галовианцы их почитали и называли подарком свыше, да и идзумовцы от них далеко не ушли в своей трактовке. Обычно их ассоциировали с процветанием и удачей, а когда Авантюрин засмотрелся на плечо Веритаса той ночью, то пошутил, что случайно заразил его собственной. Именно это небольшое пятнышко и поглаживая доктор большим пальцем, не говоря больше ни слова, всё так же печально и непонимающе оглядывая своего суженого, словно ищет ответы в его худых чертах лица, да и те молчат. Авантюрин знает, кем считает его Веритас – идиотом. Но всё равно остаётся с ним, здесь, на холодном кафеле, променяв свой привычный наряд на свободную футболку чёрного цвета, да те самые очки в золотой оправе. — Обещаю, что в следующий раз буду... Осторожнее, док, – поговаривает он слабо, касаясь он своей ладонью его тёплой щеки, почти что горячей. Приятный румянец делает этого учёного донельзя очаровательным. — Я ценю, что ты ответственно относишься к моим словам, – прежний страх смывается некой нежностью в его действиях, когда он подсаживается чуть ближе, обдавая размеренным, но спокойным дыханием чужое лицо. Авантюрин улыбается, хмыкает и вновь уводит глаза. — Значит, прощаешь меня? — Что ты? Я на тебя не злился. Злился на твоё безрассудство, но разве оно определяет тебя как личность? – произношение такое чёткое, и от него у Авантюрина кружится голова, — Я боялся потерять тебя, Вача. Я человек, склонный страдать из-за своих сантиментов и быть подверженным эмоциям, и сколько бы гении нашей современности не пытались это отвергнуть, желая стать подобием роботов, то я пойду против их идеалов. Ибо как мне тогда любить тебя без своего сердца? Мягкий поцелуй захватывает израненные губы Авантюрина, а его прижимают к себе, задерживая в крепких и тёплых объятьях. Он прикрывает веки, углубляя жест и обвивая руки вокруг шеи Веритаса, когда живот приятно тянет и он расплывается в чужой любви. Такой пылкой и страстной. У них обязательно всё будет хорошо. И у Какавачи – тоже.