1
Напряжение витало в воздухе, и все это чувствовали, у меня было такое чувство, как будто что-то было не так, и я чувствовал это с тех пор, как мы вышли из общежития. — Чан, мы можем пойти домой? - спросил Хан, вырывая меня из круговорота моих мыслей. — У меня плохое предчувствие, - продолжил рэпер, и вскоре один за другим участники группы признались, что чувствуют что-то неладное, включая меня. Мы почти побежали обратно в общежитие с плохим предчувствием, нарастающим от шага к шагу, мы быстро приехали и обнаружили, что дверь общежития открыта, почему? Кто вошел? Я был уверен, что запер его! Я быстро открыл дверь и нашел сумку, она принадлежала Сынмину, остальные тоже увидели ее и стали звать его, но ответа не последовало. Мы разделились, чтобы поискать его, и тут раздался душераздирающий крик, за которым последовал еще один. Я побежал в ту сторону, откуда доносился голос, и прибыл одновременно с Чанбином. Первое, что я увидел, — Феликса на руках у Чонина, оба они плакали, затем Бин выкрикнул имя нашего щенка и бросился бежать. Я обернулся, и моим глазам предстала сцена, которую я никогда не забуду: Сынмин лежал на полу без сознания в луже крови, вероятно, своей собственной. Минхо тут же вызвал скорую, Хан наложил на порезы тряпку, чтобы остановить кровотечение, а Чанбин взял тело мальчика на руки. Я не знал, что делать, я был в тупике, шок остановил меня, а затем осознание того, что я теряю одного из своих участников, поразило меня, и я разрыдался, и в моей голове снова всплыла фраза, которую прошептал щенок: — Даже если я умру, всем будет все равно,- и я, наконец, рухнул на землю, разрываясь от слез и чувства вины, которое становилось все сильнее и сильнее. Я должен был помочь ему, я должен был встать на его сторону, но я этого не сделал, я даже не мог понять, что что-то не так, я ужасный человек, ужасный лидер, что я наделал? Если бы я поговорил с ним, сейчас он бы не был таким, может быть, мы все были бы счастливы, может быть..."2
«Странное чувство сжимало мою грудь с тех пор, как мы оставили Сынмина в компании, и оно усилилось после того, как мы прошли через общежитие, чтобы забрать телефон Чонинни. Я старался не думать об этом, но предчувствие нарастало, и в какой-то момент я решил рассказать Чану. Я не хотел портить день, но и молчать не мог: если что-то случится и у меня будет хоть малейший шанс предотвратить это, но я решил проигнорировать, чтобы оставить место для веселья, я никогда себе этого не прощу. Прежде чем я успел произнести хоть слово, Хан сказал нечто, повергшее меня в шок: — Чан, мы можем пойти домой? Потому что он хотел пойти в общежитие, он был тем, кто предложил выход. — У меня плохое предчувствие, - продолжил бельчонок, - значит, я не один такой! Один за другим остальные мальчики кивали, что происходит? Пустота в моей груди увеличивалась с каждым шагом к дому, мы буквально бежали и добрались до него в рекордные сроки, но что-то было не так - дверь была открыта. Я вошел вслед за ребятами внутрь и сразу же заметил, что сумка Сынмина лежала на полу, начали звать его по имени вместе с другими участниками, но ответа не последовало, и мы разделились на поиски, я вместе с младшим из группы отправилась наверх, чтобы обыскать комнату щенка и его ванную, Я уже собирался уходить, так как в комнате не было ни следа Сынмина, и я позволил Феликсу и Чонину продолжить поиски, но тут меня остановил ужасный крик, я обернулся и увидел, что Чонин тоже кричит, поэтому я бросился обратно в комнату, а затем в ванную, где обнаружил жуткую картину: второй младший лежал в луже собственной крови. Я тут же достал из кармана телефон и позвонил в больницу, попросив вызвать скорую, тем временем подошли все остальные, они тоже стали свидетелями этой сцены и выглядели опустошенными, они плакали, как и я, громкие рыдания - единственное, что было слышно в комнате. Я подошел к Хану, чтобы помочь ему достать новую одежду, пока я говорил по телефону, предоставляя всю необходимую информацию, мы ждали приезда скорой помощи, и это были самые долгие 7 минут в моей жизни. Затем он произнес фразу, которая только усилила чувство вины: — Даже если я умру, всем будет все равно. У нас с Сынмином были не самые простые отношения, но услышать эти 8 слов было больно, очень больно. Он был единственным, кто понимал и отвечал на мои шутки, и я это ценил, мне не хватало общения с ним в эти месяцы, но я не хотел вмешиваться дальше, а зря, может быть, если бы я был ближе к нему, он бы не пошел на такой крайний шаг, но сейчас не время плакать из-за пролитого молока, когда он поправится, я должен буду помочь ему искупить мои, наши ошибки, и я сделаю все, чтобы такое больше не повторилось".3
"У меня раскалывалась голова, и странное чувство пробиралось к горлу моего желудка, что-то было не так, но что? Я был настолько ошеломлен своими чувствами, что не хотел есть и даже обращать внимание на то, что происходило вокруг меня, я слышал, как разговаривают участники группы, но мои уши не воспринимали никаких конкретных слов, только неразличимые звуки. Я очнулся от своих мыслей, только когда Хенджин коснулся моего плеча и сказал: — Пойдем? Я был в замешательстве, почему мы идем в общежитие? Неужели уже так поздно? И все же, кажется, прошел всего час с тех пор, как мы ушли; парень, стоявший передо мной, казалось, понял, о чем я думаю, и объяснил, что у них плохое предчувствие и они предпочли вернуться домой. Я последовал за ними, и мы прибежали в общежитие, я сразу же заметил открытую дверь, и когда я вошел заметил сумку Сынмина, которую безошибочно можно было узнать где угодно, это была темно-синяя сумка приличных размеров с прикрепленным брелоком, на котором был изображен Кирби, персонаж видеоигры, которую обожал мальчик. Я улыбнулся этой мысли, но меня прервали участники, которые начали выкрикивать имя Сынмина, а затем разделились, чтобы искать его, когда я пригнулся, чтобы проверить сумку последнего, внезапно воздух пронзил крик, я побежал в направлении где раздался звук, и когда я добрался туда и увидел, что происходит, мое сердце разбилось, я закричал, а затем потянулся к мальчику, чтобы взять его на руки. — Минни, пожалуйста, держись, пожалуйста, — сказал я, когда слезы начали катиться по моему лицу, - что я наделал? Что мы наделали? — Теперь мы здесь, мы рядом, - сказал Хан, прикладывая руку к ранам мальчика, Минхо тоже придвинулся ближе, разговаривая по телефону. Я продолжал плакать, сжимая Сынмина крепче, как будто он мог исчезнуть, если бы я оставил его, я не мог не заметить, каким легким и маленьким он был в моих руках, его руки были усеяны множеством красных порезов и шрамов, это была наша вина, что это случилось, это была моя вина... Я знал, что мне не следует слушать других и я должен был пытаться с ним поговорить, если бы я это сделал, он бы жил с нами сейчас беззаботно, все было бы так же, как и раньше, а вместо этого произошло наоборот . — Даже если я умру, всем будет все равно, — прошептал младший, и я не могу с этим согласиться. Мне не все равно, потому что я знаю, что не смогу жить без любимого человека и не смогу вынести чувство потери, когда он не будет знать, что я на самом деле к нему чувствую. Многие думают, что между нами слабые отношения, где мы раздражаем друг друга, но они не знают, что я жажду его близости, что я даю ему волю, чтобы просто быть рядом с ним, и что я горжусь, когда он выбирает меня из всех людей за объятия, что мое сердце сходит с ума и мой желудок наполняется приятным чувством, когда он поворачивается ко мне, когда он улыбается мне... Эта чертова улыбка, которая заставила меня влюбиться в мальчика, но он продолжает ее скрывать, потому что он думает, что это некрасиво, как давно я не видел эту улыбку и так скучаю по нему. Многие люди предпочитают видеть меня с другими участниками, но только с Сынмином я почувствовал так называемое чувство «бабочки в животе».4
"Что-то должно случиться, что-то очень плохое, - от этого ощущения я не могу отделаться уже некоторое время, у меня всегда были острые чувства, и чаще всего они оказывались верными, так что, скорее всего, они верны и сейчас, но я не могу понять, что они хотят мне сказать. Сегодня мы пошли есть мороженое, но все были странно тихими и задумчивыми, никто не говорил и не пытался завязать разговор, да и я тоже, учитывая тяжесть моих мыслей, не хотел говорить о своих чувствах, потому что не хотел их расстраивать, но за меня это сделал другой человек — Хан. — Чан, может, пойдем домой? У меня плохое предчувствие. Все кивнули, в том числе и я, и мы направились в общежитие, все двигались, кроме Чанбина, который был полностью погружен в свои мысли. Я коснулся его плеча, чтобы позвать его, и сказал: — пойдем?. Он выглядел смущенным, и я объяснил: — У ребят плохое предчувствие, и они хотят пойти домой. Бин кивнул, и мы поспешили догнать остальных, уже немного опередивших нас, но потом мы начали бежать к общежитию, а когда пришли, то обнаружили, что дверь уже открыта, что показалось странным — как Чан мог забыть, закрыть дверь? Когда мы вошли, я услышал, как остальные начали звать нашего товарища по имени, и только потом поняли, почему - сумка мальчика лежала на полу, брошенная, что же здесь произошло? Когда Сынмин не ответил на наши крики, все разбежались искать его: почему он оставил свою сумку здесь? Неужели кто-то вошел в дом, пока мы были снаружи, и напал на него? Из раздумий меня вывел какой-то звук, и Чанбин бросился бежать, я последовал за ним, и мы добрались до комнаты Сынмина, там было все, и я в сначала ничего не мог понять, но когда Бин вбежал в маленькую ванную, я увидел его, увидел одного из своих лучших друзей, покрытого кровью и, вероятно, безжизненного, что они с ним сделали? Когда Хан начал вытирать руки полотенцем, я понял, что произошло, он сам это сделал, он был смертельно ранен, но действительно ли он мертв? Я подумал, что да, мальчик позволяет другим помогать ему, если бы он был жив, он бы отступил, верно? Я уже начал паниковать, но тут Минни произнес фразу: —Даже если я умру, всем будет все равно. К счастью, он был жив, но успеют ли медики приехать вовремя? Смогут ли они его спасти? С одной стороны облегчение от того, что он нашел его вовремя, но с другой стороны боль от того, что ты ничего не сделал, чтобы предотвратить это событие, от того, что позволил боли захватить Сынмина и утащить его с собой в пропасть на таком глубоком уровне, что он совершил такой поступок, вина, которая останется у меня навсегда, если он этого не сделает, у него будет вечность, и это будет присутствовать, даже если он выживет, но в меньшей степени. Эмоции берут верх, мой мозг работает слишком быстро, и я сдаюсь, может быть, мне стоит пойти и помочь или мне следует оставаться рядом со своими участниками, но я не могу, я позволяю тьме завладеть мной и сдаться ей".5
"Мне это не нравилось, почему у меня болит живот? Я волновался, беспокойство съедало меня, и я не мог больше так продолжать, поэтому решил высказаться: — Чан, мы можем пойти домой? У меня плохое предчувствие", — спросил я, привлекая всеобщее внимание. Чан кивнул, и мы как можно быстрее направились в общежитие. Когда мы пришли, дверь уже была открыта. Кто-то вошел, наверное, Сынмин, ведь только у него были ключи от входа, но почему он оставил дверь открытой? Мы вбегаем внутрь, я начинаю звать щенка по имени, но ответа не получаю и иду искать его, как и все остальные, меня зовут в комнату Сынмина, поэтому я бегу посмотреть, что происходит, и вижу его, меня охватывает паника, голова кружится, но я пытаюсь успокоиться и действовать осознанно. Я захожу в ванную и сразу же хватаю несколько чистых полотенец, чтобы остановить кровотечение. Чанбин протягивает мне руку и берет его на руки, тот начинает плакать, я хочу отпустить его, но не могу оставить давление на хёна, поэтому стараюсь держаться, цепляясь за надежду, что смогу спасти мальчика. — Минни, пожалуйста, держись, пожалуйста - сказал Бин, когда по его нежному лицу потекли слезы. — Теперь мы здесь, мы рядом, - продолжал я говорить. Минхо тоже пришел на помощь, он разговаривал по телефону и перед тем, как глаза Сынмина полностью закрылись, погрузив парня в бессознательное состояние, сказал: — Даже если я умру, всем будет все равно. Я обернулся, чтобы найти Чана, мне хотелось, чтобы хоть кто-то заверил меня, что мой лучший друг не умер, но когда я увидел его, он стоял на коленях, а по его щекам текли слезы, я не мог видеть его таким, не мог. Я повернулся, чтобы сильнее прижать ткань к ранам, но потом решил сменить ее, потому что первая была слишком грязной. Я использовал вторую, третью, но кровь не останавливалась, или, может быть, это я видел ее больше. Наклонившись, я прижался губами ко лбу Сынмина и прошептал: — Прости, не оставляй меня, ты нужен мне здесь. Никто, кроме него, не знал, как правильно меня успокоить во время приступов паники или тревоги, никто, кроме него, не знал, что сказать и сделать, и он всегда был первым, к кому я обращался, если чувствовал себя плохо или подавлен. В эти месяцы другие тоже пытались помочь мне, но это было не так, как когда это делал он, в помощи других было что-то другое, что-то недостающее, что мог заполнить только Сынминни, в эти месяцы я скучал по нему, но не хотел беспокоить его. Если бы я это сделал, было бы с ним сейчас в порядке? Был бы он сейчас со мной, с нами? Вина нарастала вместе с паникой, но я заставил себя продержаться до прибытия медиков. Я был в долгу перед ним, он всегда был рядом со мной, чтобы помочь мне, а я не помогал, так что это было меньшее, что я мог сделать».6
"В голове постоянно всплывала фигура Сынмина, он так сильно изменился за столь короткое время, что же происходит? Постоянный дискомфорт в желудке отвлекал меня от прогулок с друзьями, и я начал думать, что что-то случилось с мальчиком, которого нет с нами, но что? К реальности меня вернул Хан: — Чан, может, пойдем домой? У меня плохое предчувствие. Я киваю в знак согласия, чтобы успокоиться, мне нужно увидеть Сынмина, но я не говорю ребятам о своих опасениях, потому что не хочу их расстраивать, и надеюсь, что ничего не случилось, а всю дорогу до общежития молюсь, чтобы с щенком все было в порядке. Когда мы пришли туда, дверь была открыта, что странно: Чан не из тех, кто забывает закрыть дверь, и если он не уверен, то возвращается, чтобы проверить, действительно ли она закрыта, так что кто-то вошел, но кто? Я понимаю это, когда вижу на полу сумку Сынмина. Я сразу же начинаю звать мальчика по имени, и со мной еще несколько учасников, но ответа не последовало, и мы разделились, чтобы искать его: я, Чонин и Минхо отправились в его комнату, мы проверили комнату, но мальчика не было видно, и я повернулся, чтобы пойти в ванную, но дверь была закрыта, я открываю ее и вижу, что за ней, я кричу и чувствую, что слезы начинают падать, кто-то обнимает меня, Чонин. Паника затуманивает мой разум и сопровождается чувством вины. Все происходит слишком быстро: сначала мальчик лежит на полу, потом на руках у Чанбиан, Хан и Минхо пытаются остановить кровь, капающую с его рук. Почему? Почему он это сделал? Я знал, что что-то происходит, знал и должен был сказать это, но не сказал, а продолжал громко плакать и всхлипывать, не в силах оторвать взгляд от изгнанного тела моего друга. — Даже если я умру, всем будет все равно, - сказал он. Это наша вина, если он так себя чувствует, если он чувствует себя нелюбимым, может быть, мы зашли слишком далеко, я решил последовать совету других, послушать их, может быть, я должен был последовать за ним, когда он ушел, мне жаль, мне так жаль. Что, если он не сможет выжить? Я не могу этого вынести, чем больше я думаю об этом, тем больше пустота и боль в моей груди усиливаются "прости, Сынминни, прости".7
"Мне было грустно, ситуация в последние несколько месяцев была ужасной, мы страдали, между нами и Сынмином образовалась стена, и мне это совсем не нравилось, это было слишком тяжело, и сегодня я решил, что пойду и поговорю с ним, когда мы вернемся домой. Я хочу раз и навсегда исправить то, что не смогли исправить Хёны, и вернуть все на круги своя. Я хочу жить прежней жизнью и твердо верю, что смогу вернуть все на круги своя, но что-то внутри меня говорит об обратном, я не сомневаюсь в своих силах, так что же может меня остановить? Я ел свой рожок, не переставая проверять время, я не мог больше ждать возвращения в общежитие, я не мог больше выносить отсутствие моего самого маленького и любимого Хёна (не говорите остальным!). Вдруг кто-то заговорил и сказал то, что меня наполовину расстроило, а наполовину обрадовало: —Чан, мы можем пойти домой? У меня плохое предчувствие. Мы побежали к общежитию, но когда добрались до него, что-то было не так: почему дверь открыта? Я забежал внутрь и сразу заметил брошенную на пол сумку Сынмина, но хозяина не было видно. Я стал звать его по имени, но, не получив ответа, мы решили пойти поискать его. Вместе с Феликсом и Минхо я отправился в спальню. Когда мы вошли и увидели, что на кровати что-то лежит, я подумала, что это хён, но на самом деле это было просто одеяло, скрученное довольно необычным образом. Мне это не нравилось: Сынмин всегда заправляет кровать, когда встает, и злится, если мы этого не делаем, так почему же его кровать не заправлена? И тут в одно мгновение мир обрушился на меня, я услышала крик Ликса, полный ужаса, обернулся, чтобы проверить, что случилось, и увидел фигуру, лежащую в луже красной жидкости - крови. Я закричал и бросился к Феликсу, который затрясся и начал плакать, обнимая старшего мальчика. Вот что меня беспокоило, не давало покоя, что я не могу все исправить, что мои чувства верны. Я начал чувствовать себя виноватым, если бы я поговорил с ним раньше, этого бы не случилось, если бы я попытался обнять его, может быть, он бы сдался и поговорил с нами, а не замкнулся в себе и не сделал такой поступок. Я не мог перестать плакать, это наша вина, это моя вина, мы были самой плохой семьей, самыми плохими учасниками, я чувствую себя таким виноватым".