Through Me (The Flood)

Он тянет тебя под одеяло в бархатистую тень твоей спальни, как только Орион падает. Ты уже не такая смелая, какой была по телефону, возвращаясь в его застенчивого, милого котенка, робеющего в его объятиях, пока он оставляет следы по твоей шее, руки скользят вниз по твоей спине и бедрам, чтобы обхватить ладонями упругий изгиб твоей попки. «Скучал по тебе, мама». Ты нежно улыбаешься, пряча лицо у него на груди. «Скучала по тебе тоже». Он пытается начертить тебя пальцами, поглаживая ими твои бедра, плечи, подтягивая твои пальцы к своему рту и прокладывал губы по каждой костяшке. Может быть, если он будет делать это достаточно часто, он никогда не забудет, каково это чувствовать тебя. На тебе еще одна рубашка для сна, слишком большая, растянутая, потертая, тонкая вуаль защищает тебя от него, и когда он проскальзывает под подол, идущий к твоему пупку, ты напрягаешься в его руках, мышцы напрягаются, как у оленя в свете фар. «Что такое?» Ты не отвечаешь, взгляд устремлен вперед и вперед, прямо на его грудь. Страх ощетинивается, проникая в его инстинкты. Он садится. «Что случилось? Голова кружится?» «Н-нет, я в порядке. Я чувствую себя… хорошо». Твое тело рассказывает другую историю, согнувшись вперед, все еще напряженное, словно ты пытаешься защитить свои ребра. «Что происходит?» Ты качаешь головой, мокрая дорожка слезы блестит на твоей щеке в темноте. Его тревога, его страх не позволяют ему больше ступать осторожно, стальная подпорка требования выскальзывает, как будто он говорит с одним из сержантов. «Поговори со мной». «Я не выгляжу как прежде!». Ты выпаливаешь, а затем пытаешься скатиться с кровати подальше от него. «Я тоже не чувствую себя прежней. Я какая-то… скользкая, вытянутая, потому что твой ребенок — гигант. И я родила его, ты знаешь… он был не из легких». Его хватка на мгновение ослабевает, и ты пользуешься возможностью, приземляясь ногами на ковер и пытаясь встать. Он так быстро хватает тебя за талию и дергает, тянет тебя обратно на кровать и перемещает твой тело так, что ты оказываешься прижатыми к себе. «Саймон!» «Посмотри на меня». Он трется своим носом о твой, держа твои запястья над головой, а его бедра обхватывают твои. «Ты родила нашего ребенка, милая. Ты и это тело вырастили его, заботились о нем, оберегали его. Я люблю это тело, мама. Я полюбил твое тело в ту ночь, когда впервые встретил тебя, и…» «Именно так». Ты резко отвечаешь, вздернув нос. «Тебе нравилось, как я выглядела раньше, и я определенно не…» Он хмурится, и он обрывает тебя ртом, украв долгий поцелуй, прежде чем отстраниться. «Не перебивай меня. Я любил твое тело тогда, но мне нравится, как ты выглядишь сейчас, даже больше», чтобы донести свою мысль, он прижимает всю длину своего твердого члена к тому месту, где он расположился между твоих ног, и твои глаза расширяются, «это тело родило моего ребенка, мама», он опускается ниже, закрывая рот над твоей футболкой и соском, дразня зубами, прежде чем отпустить, «это тело кормит моего ребенка», он отпускает твои руки, проводя своими вниз по твоим ребрам и по твоему животу, где он неподвижно держит тебя, «это тело — доказательство того, что ты принадлежишь мне, что ты моя, и я бы боготворил каждый его дюйм, если бы ты мне позволила. Ничего страшного, если ты не любишь себя или то, как ты выглядишь прямо сейчас, потому что я буду делать это для тебя, пока это не изменится». Твои глаза полуприкрыты, умный рот приоткрыт от украденных слов. «Я…», кричит Орион, эхом разносясь по его комнате, и Саймон целует твое плечо. «Я возьму его». «А что, если это респираторно-синцитиальный вирус?» говорит тихим голосом, все еще держа Ориона за затылок, и расхаживает взад-вперед по кухне. Он держал его на руках все утро, слишком взволнованный, чтобы расстаться с ним или отпустить хотя бы на секунду, и теперь спит на груди Саймона, спрятав крошечные пальчики и кулачок за ворот его рубашки. «Я не думаю, что это респираторно-синцитиальный вирус. Мы не так уж много выходили, и у него нет высокой температуры». «Но его сопли зеленые». В самых дальних уголках сердца Саймона свернулся монстр. Холодное черное нечто, которое дергает за ниточки в его голове и заставляет его кровяное давление резко подскакивать. Его ребенок заболел. А что, если это серьезно? А что, если он вовремя не получит помощь? Ты просовываешь пальцы ему под мышку и кладешь голову ему на плечо. «Зеленые сопли — это тоже симптом обычной простуды, которой часто болеют дети». Ты гладишь его по спине и прижимаешь тыльную сторону ладони к его щеке. «Температура у него не очень высокая, и он почти не кашляет. Думаю, пока все в порядке.» «Может, нам стоит отвезти его к врачу или снова вызвать педиатра и…» «Саймон, эй». Теперь твоя рука скользит к его спине, поглаживая его по позвоночнику вверх и вниз, словно его нужно успокоить. Ну, это неправильно. Он должен успокаивать вас. Ты и ребенок, он должен заботиться о вас, следить за тем, чтобы вы оба… «Доктор Марш сказала, что если у него не поднимется температура, он не будет слишком много спать и не начнет хрипеть, то мы можем оставить его дома. С ним все в порядке, ладно? Дети болеют. Но мы здесь с ним, и мы убедимся, что с ним все в порядке. Верно?» Он закрывает глаза, прокручивая в голове твои слова, твои рассуждения набирают силу и цепляются за него, удерживая его на месте. Сейчас ты уравновешена, непоколебима, и он любит тебя за это, позволяет себе опереться на это, совсем немного. «Правильно». «Почему бы тебе не позволить мне взять его? Ты держишь его уже шесть часов. Иди… прими душ или что-нибудь в этом роде. Или поешь. Я хочу, чтобы ты прочистил голову, немного расслабился». Он поднимает Ориона на руки, но качает головой на твои предложения. «Мне не нужно-» «Пожалуйста. Для меня?» Отказы просто замирают на его губах, и он кивает. Душ приносит Саймону массу пользы. Голова у него ясная, он более сосредоточен, более рационален, вытирается и достает из сумки пару спортивных штанов. Все в порядке. Дети болеют. Ты права. У него даже температура не такая высокая. В твоей комнате приглушенный свет, ты лежишь на боку, слегка приподнявшись, Орион лежит на спине перед тобой. Ты улыбаешься Саймону, когда он пересекает расстояние и наклоняется, чтобы поцеловать тебя в макушку. «Тебе лучше?» «Да, спасибо. Извини, я, э-э, немного потерялся». «Ты волновался». Ты похлопываешь по противоположной стороне, рядом с ребенком, и он ложится, положив большую руку на живот Рая. «Это первый раз, когда ты видишь, как он болеет, конечно, ты немного расстроишься». Твой выбор слов заставляет его задуматься, и он склоняет голову набок. «Он раньше болел?» «Он был простужен около четырех-пяти недель. Я была в ужасном состоянии». На твоих губах появилась неуверенная улыбка. «Он был несчастен, не ел, не спал. Не мог дышать носом. Я сразу же забрала его к себе, он все время плакал, но у него даже температуры не было. Просто простуда». Ты пожимаешь плечами. «Мне сказали, что если у него поднимется температура, то это может быть плохо, и нужно немедленно вернуть его обратно. Следующие два дня я провела, наблюдая за ним каждую секунду, даже когда он спал в своей кроватке, чтобы убедиться, что он все еще дышит. Каждый час проверяя его температуру.» Ты вздыхаешь. «Вот, давай сделаем это». Ты побуждаешь его перевернуться на спину, натягивая простыню ему на грудь до плеч. «Тебе слишком жарко». Ты дразнишь его, прежде чем осторожно подхватить Ориона и положить его на грудь Саймона, все еще спящего. «Таким образом, ты сможешь следить за его дыханием и температурой, а я», слова прерываются зевком, «смогу немного поспать прямо здесь. Хорошо?» Он смотрит на тебя долгую минуту, любовь, одержимость и признательность переполняют его, пока он не протягивает руку и не касается твоей щеки. «Спасибо, мама».