Псина

Вторник. Для Антона этот день был словно персональный кошмар. Уже в уме он исчерпал все способы, как избежать его, даже мысленно повесился у себя в комнате. Он не любил вторники с особой страстью. Эти утренние занятия по геометрии были для него сущим мучением. Учебник по этому предмету хотелось сжечь, будто только это могло помочь избавиться от навязанного страдания. Сидя в кабинете, ожидать начала злосчастного урока – для Антона это представляло собой еще одну степень мучения, ещё один круг ада. Класс полнился гомоном: одноклассники собрались в маленькие группы, делились последними новостями, смеялись, перекрикивали друг друга. Все, кроме Антона, казались предавались веселью. Быть частью этого гомона – ни малейшего желания. Антон нахмурился и глубоко вздохнул. Его отсутствие аппетита по утрам превратилось в рутину, ему просто не хотелось есть. Зато крепкий кофе, выпитый натощак ради бодрости, до сих пор давал о себе знать. Незнакомая легкость в голове и дрожь в пальцах напоминали о том, что, может быть, стоило бы съесть хоть что-то. Антону становилось жарко, и легко вспотевшие ладони натирались друг об друга. Урок еще не начался, но эмоции, которые вызывала даже мысль о геометрии, уже брали своё. Это было предвкушение чего-то невыносимого, чего-то, от чего он начинает сердиться, злиться и чувствовать себя абсолютно бессильным. Каждый раз во вторник уроки тянулись очень медленно, каждое мгновение казалось бесконечным, и мысли о спасительном звонке становились всё более навязчивыми. Неожиданно дверь класса приоткрылась, привлекая внимание учеников. В этом моменте почти стояла мистическая тишина, и в нее, казалось, вошло само воплощение красоты. На пороге появилась девушка с черными, как ночь, длинными волосами, аккуратно завязанными в изящный хвост, который плавно колыхался при каждом её плавном движении. Её внешность сразу притягивала взгляды других: высокие скулы, тонкие черты лица и глаза – глубокие, цвета морской волны, словно скрывающие тайны самого океана. Антон, уже погружённый в свои мысли, на секунду поднял голову и его взгляд встретился с этим загадочным акварельным. В сердце мгновенно промелькнула странная недоверчивость, которую он не мог объяснить. Его взгляд не отрывался от неё, следя за каждым её шагом к первой парте. Она шла с грацией, которой могли бы позавидовать и гордые павлины. Подойдя к своему месту, девушка слегка поправила черное элегантное платье, которое подчёркивало её утонченную фигуру, и аккуратно поставила свой портфель на стул. Её появление не могло остаться незамеченным, и уже через мгновение её окружила целая толпа девочек из класса. Они наперебой задавали вопросы, заботливо интересуясь её здоровьем и состоянием. В атмосфере чувствовалась искренняя дружба и любопытство, ведь для каждой из них девушка была значима. Антон, наблюдая за этой сценой, внезапно осознал, что перед ним та самая Полина – легендарная первая красавица класса, о которой он столько слышал от Кати, но никогда не встречал лично. По её словам Полина была совершенством, любой бы хотел с ней встречаться. На удивление Антона, в этой девушке не было ничего примечательного: обычные волосы, обычная, хоть и миловидная внешность. Она совершенно ничем не выделялась среди десятков других лиц в классе, для самого парня. Полина вдруг развернулась к нему и помахала рукой. Антон опешил, его сердце пропустило удар. Неужели этот жест был адресован ему? Он неуверенно поднял руку и помахал в ответ, чувствуя, как краска заливает его щеки. Ее подруги тут же прильнули к ней, шепча что-то ей на ухо. Антона это заставило вздрогнуть. О чем они могли говорить? Полина лишь кивнула в ответ на шепотки, как будто понимая всю важность момента. Решительным шагом она направилась к его парте, оставляя своих подруг за собой. Каждый ее шаг казался тщательно продуманным, уверенным, словно она знала точно, что ей предстоит сделать. Она остановилась рядом с ним, и Антон почувствовал мимолетный запах духов, лёгкий и сладковатый аромат, напоминающий ему о лесе, полном ягод. Этот запах захватил его внимание, и он на мгновение забыл о своем смущении. — Привет, — сказала Полина, её голос был мягким и нежным, как шелк. Но в нём была уверенность, которой Антон не ожидал. — Привет, — промямлил он в ответ, чувствуя, как его голос предательски дрожит. Он посмотрел в ее глаза, и в этот момент ему показалось, что он видит в них что-то необычное, неуловимое. То, чего он раньше не замечал. Полина улыбнулась, слегка склоняя голову. Эта улыбка была искренней, открытой, но сейчас Антон не хотел рассматривать её и думать, чем забита голова девушки. Он хотел тишины. — Знаешь, я очень хотела с тобой познакомиться, — добавила она, и в её словах не было ни тени сомнения, – Ты же новенький? Антон медленно кивнул, словно стараясь выиграть время. Вести беседу ему сейчас совсем не хотелось. Внутри клубилось чувство неловкости и странной апатии. Он боялся показаться холодным и неприветливым, но слова застревали в горле, как будто удивленные его нежеланием выйти наружу. Полина стояла напротив, её глаза были полны ожидания. Её присутствие напрягало Антона. В тишине, настороженной и удлиняющейся с каждой секундой, слышался только его собственный пульс. Почему к нему она подошла именно сейчас? Он давил губу зубами, борясь с адреналином, побуждающим к действию. Но зачем? Что она хочет услышать? Вопросы роились в голове, но не решались выйти наружу, превращая атмосферу в плотную завесу молчания. Полина с лёгкой неуверенностью в глазах шагнула вперёд. Её взгляд не отрывался от Антона, словно он должен был дать ей какую-то важную информацию. Она перебирала пальцами ремешок своей сумки, нервничающей поглаживая его краями кожу. – Да, я Антон. – А я Полина! – чуть громче сказала девушка и протянула руку для пожатия. Антон посмотрел на её руку, как на что-то сверхъестественное, будто впервые видел такую совершенную ясность и нежность. Её кожа, светлая, почти сияющая в мягком свете комнаты, казалась нереальной. Мелкие прожилки голубых вен слегка просвечивали сквозь тонкий покров, придавая её виду какую-то неуловимую магию. Маникюр был идеален: безупречно ровные ногти, окрашенные в нежный, едва заметный розоватый оттенок. Казалось, что её руки были результатом безукоризненного ухода и заботы, символом красоты и изящества. Антон, ощущая лёгкое волнение, словно опасаясь нарушить эту хрупкость, медленно протянул ей свою руку в ответ. В движении его пальцев чувствовалась неуверенность, как будто он боялся, что одно неверное движение испортит момент. Однако контакт случился — её пальцы обхватили его руку не крепко, но удивительно мягко, даря ощущение теплоты и спокойствия. Этот нежный жест был словно прикосновение бабочки, едва уловимое и вместе с тем незабвенное. Из всех глубин души Антон выдавил улыбку, которая выглядела натянуто и возможно немного неловко. Его лицо отразило гамму чувств — уважение, робость, лёгкий трепет. Он встречал её взгляд — глубокий, проникающий, искрящийся добротой и пониманием. На мгновение в их взглядах плеснулось что-то волшебное, неуловимое, но ощутимое. – И как тебе у нас? Нравится? Антон вздохнул. Минуты перед уроком были его единственной возможностью насладиться тишиной и немного сосредоточиться. Но похоже, что это утешение ему не светило. Кажется, Полина отставать не желала. Энергичная девушка уже облокотилась руками на его парту, излучая энтузиазм, перенося на него этот поток, который он считал ненужным и необоснованным. Каждая ее фраза, каждая улыбка, каждая ненавязчивая попытка начать разговор были как маленькие ножевые удары по его изменчивому спокойствию. Антон мысленно проговорил все спасительные молитвы, которые когда-либо знал. Он рассчитывал, что хотя бы одна из них сможет снять с него эту энергетическую блокаду и вернуть поддержку небес на его сторону. Антон ощущал себя маленьким зверьком, на которого покушается ребенок, играя с ним лишь для собственного развлечения. Он понимал, что девушка не осознает, насколько тяжелыми для него были эти моменты. Она была подобна камышового плота в бурном море, пытаясь его подбодрить и вовлечь в беседу. Но для него это было испытание. Все его тело напрягалось, как струна, готовая вот-вот лопнуть. Он хотел исчезнуть, раствориться в безмолвии и покое, которые обещал звонок. Он искал в её глазах хотя бы намек на понимание, на толику сострадания, но всё, что он видел — это её неуёмное желание продолжить общение. – Пока еще не понял, если честно, – безысходно проговорил парень и поправил свою челку. На спасение вдруг пришла Катя. Она ворвалась в класс с такой кипучей энергией, что казалось, все окружающее пространство стало чуть ярче. Её глаза мгновенно отыскали Полину, и без промедления, с радостным восклицанием, Катя кинулась к ней, обнимая так, словно не видела её целую вечность. Полина даже не успела осознать, как её подружка уже крепко держала её в своих объятиях. Рассмеявшись от неожиданного проявления восторга, Полина заметила, как Катя, зацепив её под локоть, практически утащила к задним рядам класса. Здесь, в своём маленьком уголке среди парт и стульев, они могли вести свои доверительные беседы, не отвлекаясь ни на кого. Катя с женской жилкой живо расспрашивала подругу обо всём на свете: о том, как Полина провела выходные, чем и как лечилась, что нового произошло в её жизни, и, конечно, спешила поделиться своими новостями, не забывая при этом мельчайшие подробности. Антон наблюдал за этой сценой с лёгкой усмешкой. Он всегда восхищался неутомимой энергией Кати и её способностью создавать вокруг себя особенную атмосферу. Он из вежливости кивнул Полине, а затем помахал Кате. Это был жест в знак признательности за то, что она увела надоедливую особу. Теперь, когда его одноклассницы были погружены в свой мир разговоров и смеха, Антон почувствовал необычайное облегчение. Наконец-то у него появилась редкая возможность насладиться короткими мгновениями перед уроком в полной тишине. Он опустился на своё место, позволив голове плавно рухнуть на парту. Лёгкий холод дерева приятно отразился на его лбу, и он закрыл глаза, наслаждаясь этими короткими, но такими драгоценными минутами покоя перед началом следующего занятия. Геометрия прошла быстро, как будто страницы учебника сами переворачивались под каплями дождя, исчезая в потоке времени. Антон первым выскочил из класса, словно выпущенный из пращи, толкаясь среди обескураженных одноклассников. Его цель была четкой и неотвратимой — столовая. Многие ли думали о еде и питье так же интенсивно, как он? Вряд ли. Желание утолить жажду переросло в маленькую личную миссию. Добежав до столовой, Антон подкатился к стойке с напитками и жадно схватил бутылку с водой. Холодный, освежающий поток жидкости немедленно принес долгожданное ощущение жизни и комфорта. Почувствовав наполнившую его энергию, он, однако, не спешил уходить. Антон стоял на месте, чуть покачиваясь, как маятник, досчитывая в голове оставшиеся минуты до следующего урока. Убедившись в том, что успевает, он медленно направился к кабинету истории. Шаги его стали тяжёлыми, как будто тело взяло дополнительный вес размышлений, нужно было бы повторить параграф, ведь учитель известен своей любовью к неожиданным вопросам. Эти мысли, подобно обрывкам сторожевых псов, терзали ум, не давая полного покоя. Но его размышления прервал шум. В другой части коридора что-то происходило. Звуки шагов, криков и перепалок вторглись в сознание, как трещина на гладкой поверхности стекла. Антон остановился, огляделся и пошел в сторону шума, волны любопытства и беспокойства подталкивали его двигаться быстрее. Что же могло произойти? Может быть, очередная ссора между одноклассниками или неожиданный визит директора? Его разум, подогретый жаждой приключений и новым интересом, живописал картины одна более нелепее другой, направляя каждое его действие. Шаги становились все быстрее, а сердце билось, как барабанный бой, надеясь получить ответы на свои невысказанные вопросы. Решив всё же проверить, что там случилось и почему собралась небольшая кучка учеников, Антон двинулся к центру событий. Аккуратно пихая людей в разные стороны, чтобы посмотреть и даже не церемонясь, когда кто-то кричал ему, что он придурок, парень шел все ближе и ближе. Его взгляд нервно скользил по лицам одноклассников, воображение рисовало сцены еще до того, как их можно было разглядеть. Через несколько мгновений перед ним открылась небольшая сцена. В центре стояла девушка, примерно его возраста. Брюнетка с неряшливой прической; усталость в ее глазах подчеркивала сложность этого дня. Рядом с ней - Катя, вальяжно стоявшая, и весело смеющаяся. Смех её был громкий и, как ему показалось, откровенно злорадный. Девушка старалась сдержать слёзы: щеки её были покрасневшими, а губы дрожали. Антон опешил. Это не укладывалось в его сознание: почему Катя, умная и, казалось бы, нормальная девочка, могла так себя вести? Сцена разворачивалась молча, напряжение витало в воздухе, как грозовые тучи перед бурей. Антону оставалось лишь стоять, готовясь к непредсказуемому исходу этой ситуации. – Ты себя то видела? Хотя нет, не говори! – начала блондинка и в отвращение скривилась, – Тебя даже зеркало боится! Смех раздался со всех сторон, зловещим эхом прокатываясь по школьному коридору. Девочка, не выдержав, начала рыдать в голос. Её тело дрожало от переполнившихся эмоций. Она оглядывалась по сторонам, кажется, готовая сбежать, но Катя, словно колючее проволочное заграждение, стояла на её пути. Девушка пыталась сделать шаг в сторону, но хватка Кати была неумолимой. В решительный момент, Катя толкнула её в спину, и бедняжка рухнула на землю. Антон стоял обескураженный, как будто его ноги приросли к месту. Он не понимал, что на самом деле разворачивается перед его глазами. Почему никто из прохожих, стоявших в окружении и участливо глядящих на происходящее, не пытался остановить Катю? Что же такого сделала эта девочка, чтобы заслужить такое обращение? Брюнетка, спутав следы слез и пыли, тускло выглядела на грязном полу. Её волосы еще сильнее растрепались, а лицо было скрыто в недрах её дрожащих рук. Катя, не испытывая ни капли сожаления, подняла руки и сложила их на груди, как если бы она уже одержала победу в каком-то нелепом соревновании. Её глаза излучали неприступность, от неё веяло ледяным равнодушием. Антон, наблюдая за этим ужасом, чувствовал как сухость заполнила его горло, и он нервно сглотнул, пытаясь подавить подступающие слезы. Душевный разлад между тем, что видел, и тем, что хотел бы предотвратить, парализовал его. Сбитый с толку, он не мог отделаться от мысли: "Какого чёрта тут творится?" – П-пожалуйста, не надо.. – тихо проговорила заплаканная девочка и закрыла руками голову. Она выглядела так потеряно, среди всех этих людей, что не слышали ее, или просто не хотели слышать. Антону вдруг сделалось так невыразимо противно. Набегающие мысли путались, будто в тумане, в нём боролись смятение и желание спастись бегством. Эти мучительные противоречивые чувства терзали его до глубины души. Порыв внутри, едва подавляемый стыд, взывал: «Сбежать! Позорно скрыться!» Но что-то более сильное, неуёмное, взывало к его совести: «Прекрати этот кошмар!». Внезапно их взгляды пересеклись. Глаза девушки — полные тоски, словно бездонные озёра страдания, — говорили больше, чем могли бы сказать слова. Эти печальные, молчаливые упрёки проникли в самую его сердцевину. Её боль, тяжелая и непередаваемая, была слишком явной, чтобы её игнорировать. Её судьба висела на волоске, и этот волосок впивался в душу Антона, оставляя кровавый след. Отвращение к самому себе взывало внутри него с новой силой. «Почему я не могу ничего сделать? Почему я столь беспомощен?» Отчаяние переполняло и душило его. В тягостном сознании всё сильнее нарастал внутренний протест — против своей слабости, против несправедливости, что внезапно стала слишком реальной. «Почему?..» Эта мысль звучала эхом в его голове, как нескончаемый стон. Антон ощутил, как его тело сковывают бессильная злость и гнев на самого себя. Сдавленные чувства выплеснулись наружу, и он, неостановимо и с яростью, сжал кулаки до побелевших костяшек. Каждое напряжение, каждое движение было воплем немого ярма, в которое загнала его собственная трусость. – Что говоришь? – вдруг наигранно глупо проговорила блондинка и пихнула своей туфелькой руку девушки, – Говори громче, тупая мышь. – Кать, отстань от этой серой мышки, – слащаво произнесла Полина и, заправив прядку волос за ухо, положила руку на плечо девушке, – Природа ее уже наказала. Антон распахнул глаза, и желваки заиграли на его лице, выдавая бурю эмоций, которая бушевала внутри. Кулаки его сжались так сильно, что ногти едва не проткнули кожу. Гнев, разочарование и предчувствие неотвратимых перемен настигли его в тот момент. О Полине он думал конечно не так. В его воображении она всегда была воплощением нежности и доброты, той самой девушкой, которая дарит улыбку прохожим и согревает всех вокруг теплотой своей души. Но реальность оказалась жестокой: встретив ее вживую, Антон понял, что Полина – это вовсе не то воплощение чистоты, о которой он мечтал. В его сознании образ добродетельного ангела обрушился с высоты, разбившись на мелкие осколки. Он увидел в ней очередную меркантильную сволочь, которая прячет свои истинные мотивы за маской обворожительной улыбки. И тут была Катя... До недавнего времени она казалась ему лишь немного язвительной, с легкой иронией на губах и искоркой хитрости в глазах. Но эти события открыли её истинное лицо. Теперь он замечал, что и она прячет своё змеиное нутро за обличием приятной собеседницы. Её колкости больше не казались ему безобидными шутками. Антон осознал, до чего легко можно ошибаться в людях, доверяя первым впечатлениям и наивным надеждам. Под этими масками доброжелательности скрывалось нечто тёмное и ужасное. Его внутренний мир перевернулся, как будто кто-то резким движением разорвал иллюзию, на которую он полагался. Он снова телом ощутил этот гнев, который начинал рождаться где-то в глубине души. Но теперь к нему добавилась и горечь разочарования. Антон понял, что мир стал для него иным, более суровым и жестоким. Он стиснул зубы и с мощным усилием воли удержал себя от того, чтобы не выпустить этот гнев наружу. Антон собирался что-то сказать, уже почти раскрыл рот, но натолкнулся на взгляд девушки. Её глаза, пристально и как-то умоляюще смотрящие на него, парализовали его способность к речи. Она нежно и почти незаметно шепнула губами: "не надо". Эти два слова произвели на него сильное впечатление, давя на его сердце тяжелым грузом. Антон прищурился, ощущая как неприятное чувство заползло внутрь, как будто тёмные, холодные щупальца начали сдавливать его душу. Он решил развернуться и уйти, желая избавиться от этого тягостного ощущения, поглощающего его изнутри. – Тебя природа тоже обделила, Морозова, – Но прежде чем сделать шаг, он услышал другой голос. Этот голос, мягкий и знакомый, как свет в конце туннеля, прервал его уход. Голос как будто вырвал его из глубочайшей пропасти боли, в которую он уже погрузился. Слова, произнесённые этим человеком, подействовали как волшебство: вернули его обратно, смягчили горечь, развернули мысли и эмоции в другом направлении. Антон замер, стоя между двумя мирами: прошлым, полным боли и отчаяния, и настоящим, который предлагал спасение и надежду, – Мозгов у тебя точно нет. Вся толпа, что стояла вокруг девушек, тут же напряглась. Брюнетка, что до этого плакала, внезапно встала и уже сама смогла уйти. Кажется, только Антон заметил этот момент. В его голове вспыхнула мысль: что могло заставить её так быстро взять себя в руки? Но ответ ускользал. Полина, таинственная и невозмутимая, смотрела прямо на Лёшу. Её глаза были полны решимости, каждая искорка в зрачках говорила о том, что она не отступит. В это же время Катя, не сдерживая гнева, кипела. Её руки сжались в кулаки, лицо покрылось румянцем, и казалось, что ещё чуть-чуть, и она сорвётся. Лёша же, напротив, казался спокойным, словно вся эта драма не имела к нему никакого отношения. Он мимолётно уловил взгляд Антона, и на мгновение его губы чуть приподнялись, формируя едва заметную улыбку. Этот жест не ускользнул от внимания Антона. Он почувствовал, как в его груди разрастается буря непонимания и тревоги. Антон стоял, пытаясь осмыслить происходящее, но голова отказывалась соединять кусочки пазла. Каждое движение, каждое выражение лица на мгновение сверлило его мозг, создавая чувство, будто он находится в центре непостижимой загадки. Взгляд Антона мелькал между Полиной, Катей и Лёшей. Он чувствовал, что между этими людьми происходит что-то важное, значимое, но он не мог облечь свои ощущения в слова. Время будто замерло, и каждый момент растягивался в вечность. Антон больше не понимал ничего. Всё, что происходило, выглядело как сцена из сложной пьесы, где роли и действия персонажей скрыты занавесом тайны и недосказанности. – Иди куда шёл, тебя это не касается, – язвительно шипела блондинка и сжимая зубы, испепеляла своими зелёными глазами Лёшу. – Она моя одноклассница, поэтому рты закрыли и свалили нахрен. Антон чувствовал, будто оказался между двух огней. Он аккуратно развернулся и посмотрел на Лёшу. Лёша тоже смотрел на него, и Антон не понимал, что ему чувствовать. С одной стороны, он был рад, что Лёша оказался не совсем отбитым, оказался человеком, способным хотя бы на толику понимания. С другой стороны, его взгляд ни о чём хорошем не говорил. В его глазах читалась смесь недоверия, обиды и какого-то скрытого укора. Петров не знал, что ему делать или говорить. Слова застряли в горле, словно комок, который невозможно проглотить, но и выплюнуть тоже нельзя. Он чувствовал себя парализованным тем напряжением, что сгустилось вокруг них, словно плотный туман. Из сердца поднималась тревога, медленно скручивала его изнутри, лишая способности двигаться. Антон просто молчал. Но в этом молчании скрывалось так много. Оно было подобно густой атмосфере старых книг в библиотеке, где каждое слово таит в себе целую историю, где каждая страница говорит больше, чем можно выразить простыми предложениями. Молчание тянулось, как вечность, насыщенная невысказанными мыслями и чувствами, от которых на душе становилось лишь тяжелее. Лёша тоже молчал, и от его безмолвия становилось ещё хуже. Этот молчаливый диалог, казалось, расширял пропасть между ними. В этом безмолвии круговорот мыслей у Антона не прекращался. Он обдумывал каждую ситуацию, каждую деталь, каждый взгляд, пытаясь спросить себя, что именно пошло не так. Но ответа не находилось. И пока они так стояли, молчание само по себе казалось перегруженным словами и смыслами, недоступными для обычных разговоров. В этом молчании, казалось, был разговор, перешедший на другой уровень, где слова уже не нужны, где всё сказано глазами и чувствами. – Иванов, с каких пор ты такой милосердный? – язвительно спросила Катя, не скрывая внутреннего яда. Лёша не ответил, он улыбнулся Антону, и черты его лица мгновенно разгладились, словно солнечный луч растопил печать хмурого утра. Антон чуть распахнул глаза, пытаясь осознать происходящее, и позволил своим бровям чуть расслабиться. В этот момент, кажется, он уловил взгляд Полины и Кати, направленный прямо на него. Их лица отражали гамму эмоций, что будто бы резанула его по сердцу. Катя, что раньше смотрела на него как на будущего друга, теперь взирала на него как на обычного мальчика, которого, как ей казалось, хотелось убить. Этот её жестокий взгляд разом опустошил все его надежды на понимание. Полина же смотрела разочарованно, будто на книжку, которую обещали интересной, а она оказалась унылой. Но Антон, собравшись с силами, дал понять своим выражением лица, что недоволен ими. Гнев и разочарование танцевали в его глазах, как тени от костра в тёмном лесу. Он всем своим видом кричал о том, что виноваты в этой ситуации именно они, и не собирался принимать какое-либо прощение или оправдание. Нет, сомнений не было, он ясно помнил каждую деталь, каждый миг той злополучной встречи. Антону было плевать на их эмоции и взгляды, он больше не хотел ни сочувствия, ни оправданий. Антон уверен был в одном: он ничего не пропустил. Это не его вина, что мир вдруг оказался таким жестоким и несправедливым. Ведь бремя ответственности лежало исключительно на них, и как они не пытались избегнуть его, он не мог отказаться от своей уверенности. – Ты захотел проблем, Лёшенька? – противно милый голос Полины врезался в уши, Антон уже не думал ни о чём. *** После пятого урока голова Антона уже не думала ни о чём; он сидел на своём привычном месте, погружённый в ленивое созерцание окружающего. Шум класса был непрерывной волной, которая казалась настолько привычной, что уже не вызывала ни удивления, ни раздражения. Катя вела себя с ним как обычно: энергично обсуждала последние события, не дожидаясь полноценных ответов. Полина, напротив, удерживалась на расстоянии, лишь изредка бросая свои задумчивые взгляды в его сторону. Жизнь в классе кипела: на дальних рядах парни затевали спор о том, кто выиграл вчерашний матч; девочки у окна шептались, периодически поглядывая в телефоны. Всё это создавало привычный, успокаивающий фон, в котором мысли Антона то и дело растворялись. И вдруг, прямо рядом с его партой появился Бяша. Он бесцеремонно прогнал Катю и, ни секунды не колеблясь, уселся рядом. Сидел он уверенно, словно это место всегда принадлежало ему. Его улыбка, привычная и по-детски наивная, казалась лишённой злого умысла, и Антон неожиданно почувствовал, как на душе становится легче. Бяша был из тех людей, чьё присутствие само по себе приносит радость, и пусть они не были близкими друзьями, а скорее хорошими знакомыми, это не мешало Бяше вызвать тёплую улыбку на лице Антона. Антон улыбнулся в ответ, и вокруг словно стало светлее. В этот момент он вдруг осознал, что такие мелочи, как вот эта неожиданная смена соседа по парте, могут принести немного радости в обыденность. Эта улыбка была кратким, но приятным моментом, который оставался в памяти, несмотря на общий шум и суету класса. Ничего особенного не происходило, но было что-то уютное и искреннее в этом маленьком эпизоде их школьной жизни. Жизнь продолжала тупо кипеть и бежать своим чередом, но в эти короткие мгновения Антон чувствовал себя чуть более живым. – Тоха, чо грустишь? – бурят не спрашивая разрешения взял пенал Антона в руки и начал рыться в нём. Парень на такое лишь хмыкнул. – Да ты уже сам знаешь, – тихо произнес Антон, – Наверное. Бурят аккуратно отложил пенал и нахмурил лоб, его взгляд стал рассеянным, словно он погрузился в раздумья. Глаза его, обычно живые и оживленные, теперь смотрели вдаль, не сфокусированные на конкретном объекте. Петров же, находясь напротив, внимательно наблюдал за товарищем. Его взгляд, скрывающийся под полуприкрытыми ресницами, выдал напряжение и тревогу. Руки Петрова мелко дрожали, несмотря на видимую неподвижность его тела. Внутри него бушевала буря мыслей, течение которых было столь быстрым и хаотичным, что ему тяжело было сосредоточиться на чем-то конкретном. Ему хотелось что-то сказать, но слова застревали в горле. Он ощущал каждую секунду, каждое тиканье часов, как молоток по вискам, добавляя еще один слой тревоги в его и без того беспокойное сознание. Бяша, казалось, вовсе утратил связь с окружающей реальностью. Его взгляд был устремлен куда-то за горизонт, за пределы этого времени и пространства. Он не замечал не то что Петрова, но, казалось, и самого себя. Мимолетная улыбка то и дело пробегала по его губам, как если бы он наблюдал за каким-то веселым представлением, происходящим лишь в его собственном сознании. Антон, несмотря на физическое присутствие в комнате, внутренне отсутствовал. Его мысли блуждали далеко от текущих событий, затягивая его разум в бесконечный лабиринт вопросов и сомнений. Взгляд его был устремлен куда-то вверх, через потолок, словно он пытался увидеть что-то, скрытое на другой стороне реальности. Комната, наполненная напряжением и внутренней сосредоточенностью каждого из них, казалась живым организмом, чувствующим каждое их движение, каждую эмоцию. Эта тишина, густая и вязкая, была красноречивее тысячи слов. В воздухе витала неразгаданная тайна, что объединяла их в этом моменте, хоть и находились они мыслями в разных мирах. – Ёптель моптель, на! – устало вздохнул бурят и слегка мотнул головой, – Забей ты на это, чо те так сдалось кто кого срёт? Антон сложил губы в полоску и задумчиво посмотрел в окно. Мысли теснились в его голове, как пассажиры в утреннем метро. Он долгое время раздумывал: стоило ли ему так заострять внимание на этом вопросе? С одной стороны, ситуация казалась незначительной, мелкой песчинкой в песчаном времени, но с другой стороны, она грызла его изнутри, словно заноза, которую невозможно вытащить. Ему так хотелось поговорить, выложить все свои сомнения и тревоги, но с кем? Может, это знак? Может, именно Бяша поможет ему разобраться со всеми этими навязчивыми мыслями? «Может, стоит у него всё узнать?» – мелькнуло у Антона в голове. – Почему... Они издеваются над той девочкой? Антон задал вопрос и с нетерпением ожидал ответа. Бяша, собравшись с мыслями, уже готов был открыть рот, чтобы ответить. Но в этот момент неожиданно раздался грубый голос со стороны. Антон резко обернулся, раздражение ясно читалось на его лице. – Тебя ебать не должно, Петров. Источник звука оказался не кем иным, как Ромой. Он стоял в метре от парты Антона, немного склонённый вперёд от усталости или безразличия, трудно было сказать. На нем была черная рубашка, явно претерпевшая нескладную ночевку на спинке стула. Ткань была слегка помята, а две верхние пуговицы оставались надежно не застегнутыми, открывая часть его шеи. Антон прищурился, оценивая появление Ромы. Они не ожидали его визита, да и тон его голоса не сулил ничего хорошего. Тишина, повисшая в воздухе между ними, была непроходимой, как густой туман. Бяша цокнул и недовольно покосился на своего друга. – Ромыч, на! Харе распугивать мою целеквую аудиторию, – начал возмущаться бурят и сложил руки на груди. Рома лишь хмыкнул на это и, с присущей ему вызывающей небрежностью, присел на край парты Антона. Петров, напротив, всеми силами старался не смотреть в его сторону, будто бы боялся встретиться с его напористым, бесцеремонным взглядом. Рома, конечно, этого не стеснялся и, наоборот, смотрел прямо на Петрова, как будто хотел его за что-то проучить или, возможно, просто развлекался, наблюдая за неловкостью друга. И вот, когда напряжение в воздухе достигло своего пика, Бяша, вдруг выпучил глаза и показал язык прямо Роме. Пятифан, несмотря на этот неожиданный жест, даже не удосужился повернуть голову в его сторону. Его абсолютное безразличие к выходке Бяши выглядело так, словно он был глубоко погружен в свои мысли или же попросту сжигал Петрова своим взглядом. Бяша, как водится, старался привлечь к себе внимание. Его яркое поведение резко контрастировало с неподвижностью Ромы и сдержанностью Петрова, что лишь усугубляло ситуацию. Но Рома оставался нерушим, словно статуя из мрамора, хранящая свои тайны под каменной оболочкой. Антон, видя эту сцену, чувствовал как атмосфера вокруг него сгущается, тяжелеет, почти удушает. Тишина, нарушаемая лишь легким шелестом страниц соседних тетрадей и приглушёнными разговорами товарищей по классу, становилась невыносимо громкой. Каждое движение Ромы, каждое дыхание Петрова казались подсвеченными прожекторами, выхватывающими их из общего фона. Всё это складывалось в картину, словно выхваченную из какого-то старого фильма, где каждая деталь играла свою роль. Вот только конец этой сцены оставался непредсказуемым и откровенно пугающим, ведь никто не знал, кто в итоге сорвется первым и что из этого выйдет. – Целевую, еблан. – Да хоть отсталую! – вскинулся Бяша и начал размахивать руками, – Чо ты вообще припёрся? Антон, который до этого пытался даже не дышать, не то что двигаться, вдруг непонятно почему выдохнул и посмотрел на Пятифана. Судьба, как будто играя с ним, устроила так, что Пятифан всё ещё продолжал внимательно смотреть на него, словно поджидая этого самого взгляда. Это ожидание было вперемешку с томительным любопытством в его глазах. Рома, со своим пронзительным взглядом, был словно сканер, работающий на полной мощности. Он не упустил ни одной детали: от тонкой оправы очков Антона до его седовато-белых волос. Пятифан смотрел внимательно, сосредоточенно, очевидно делая какие-то пометки в своей голове. Но о чём они могли быть? Антон ощущал себя будто на рентгеновском экране, настолько пронзительными были глаза Пятифана. Время от времени Рома слегка прищуривался, как если бы думал или что-то проверял, его глаза словно фиксировали каждую деталь. Внутренний монолог Антона не умолкал, он пытался догадаться, что же такого необычного мог заметить Пятифан, о чём размышлял в глубине своих проницательных глаз. Взгляд Ромы скользил по лицу Антона, задерживаясь на чертах и мелочах, которые, казалось бы, могли быть совершенно незначительными, но почему-то оказывались важными для Пятифана. Антон чувствовал, как от такого неумолимого внимания у него начинают потеть ладони. Ему было не по себе, но и отвести взгляд он не мог. В этот момент он понял, что находится в центре какого-то странного, невысказанного диалога. Рома невольно приподнял бровь, и в его взгляде на мгновенье промелькнуло что-то вроде удовлетворения или, может быть, разгадки? Антон сам не понимал, что именно, но это движение бровей заставило его сердце забиться быстрее. О чем же всё-таки думал Пятифан? В чем он пытался разобраться, изучая Антона? – А у тебя везде волосы белые? – безучастно задал этот вопрос Рома и слегка поднял руку, но тут же опустил. Антон не ожидая чего-то такого, тут же отвёл взгляд в сторону и нерешительно кивнул. Будаев был недоволен, что все выкидоны, что он только что сделал остались без ответов, поэтому пихнул Пятифана в бок. Рома даже не сдвинулся, лишь недовольно посмотрел на друга и отвесил ему щелбан. Бурят тут же вскинулся, держась за ушибленное место. Антон не смог сдержать смешка, за что сам себя отдернул. Но Пятифан это заметил, поэтому тут же дал Петрову подзатыльник. – Ромыч, на! Антон потирал лоб, чувствуя нарастающую головную боль, и косился недовольно на Пятифана. Бяша, в это время, продолжал пытаться сбросить Пятифана с парты, словно это была его личная миссия на сегодня. Антон устало вздыхал, наблюдая за этой хаотичной сценой, чувствуя, как усталость наползает на него, словно тяжелое одеяло. – Бях, чо ты с этим хлюпиком возишься? Антон вдруг поймал себя на мысли, что он вовсе не хлюпик, как часто любили дразнить его друзья. Наоборот, он вполне нормальный парень, просто тоньше остальных. Он не стремился делиться своими мыслями направо и налево, особенно с такими, как Пятифан, чья энергия часто казалась ему неправильной. – Ну так повозись со мной, – начал быстро Антон и чуть наклонив голову, сделал акцент на последнем слове, – ты. Бяша уставился на Антона, и смешок непроизвольно вырвался из его губ, словно маленький пузырёк радости, лопнувший в бескрайнем просторе тишины. Быстро закрыв лицо руками, словно пытаясь удержать смех внутри, он продолжал тихо хихикать, подглядывая сквозь пальцы. Рома чуть приоткрыл глаза, и черты его лица медленно плавали в спокойствии, как облака на летнем небе. Надув щеки, он обреченно вздохнул, пребывая в своих мыслях, пока Антон, не сдержав широкой улыбки, наблюдал за ним. В этот момент в тишине класса раздался звонок. Его серебристый звук, казалось, рассек пространство напополам, возвращая всех к реальности. Шумные возгласы и скрип стульев вытеснили прежнюю тихую атмосферу. Ученики, словно марионетки, одержимые одним управляющим импульсом, бросились к своим местам, насыщая класс хаотичным движением. Бяша, уже вскочив на ноги, быстро сбросил свое веселье, послушно следуя течению суеты. Однако Рома всё ещё сидел на его парте, неподвижный, словно каменное изваяние. Его взгляд, ничем не выдающий своих истинных чувств, упоенно сверлил Антона, как если бы тот был последним разгаданным пазлом в загадочной картине. Роме не хотелось двигаться; он не спешил подчиняться звону, диктующему нормальный ритм школьной жизни. Антон, осознавая это, продолжал возвращать Роме взгляд, словно в нём читался безмолвный вопрос. – Да кому ты всрался. Антон хихикнул. После пятого урока Антон чувствовал себя чуть лучше, ведь ему поставили пять. Школьные коридоры, наполненные привычным шумом и суетой, оставались позади. Пока остальные устремлялись в сторону столовой, Антон предпочел уйти в класс – казалось, его желудок ничего не желал, кроме тишины. Ему не хотелось обедать от слова совсем. "О еде я подумаю позже," тихо произнес он про себя, удовлетворенно стоя на месте. Его ноги автоматически привели его к одному из коридорных окон. Засмотревшись в них, Антон невольно окунулся в спокойствие мира за высокими стеклами. Юные мечтатели из младших классов безмятежно шествовали к своим родителям, прощаясь со школой на сегодня. Младшие школьники, весело переговариваясь, размахивали яркими ранцами. Родители, обнимая и поощряя своих чад, выглядели счастливо и умиротворенно. Эти сцены напомнили Антону о тех временах, когда он сам был частью этой маленькой, почти идеальной вселенной. Ветер, играя с листьями, закручивал их в причудливые вихри, которые танцевали под его музыку. Антон восхищенно наблюдал, как желтые оковы осени медленно опускаются на землю. Листья в своей легкости и непринужденности напоминали ему о том, как важно иногда давать себе передышку и просто наслаждаться моментом. Теплый свет пополуденного солнца проливался на улицы, расцвечивая обычные вещи волшебными оттенками. Антон улыбнулся, его душа наполнилась успокоением и умиротворенностью. "Кажется, и этот день не такой уж плохой," подумал он. Подняв голову, он вдруг осознал, что долгие минуты смотрел в окно и замер в одной позе. Вернувшись к своей реальности, Антон с тяготением оторвался от окна и продолжил свой путь в класс. Он понял, что именно такие моменты помогают ему сохранять душевное равновесие и находить красоту даже в самых обыденных вещах. Антон шел по коридору, задумавшись о чем-то своем, когда перед ним неожиданно возник человек. Он едва не столкнулся с ним лицом к лицу, но в последний момент его шаг замедлился, и он с удивлением осознал, кто перед ним стоял. Это была именно та девушка, которую он видел раньше — брюнетка с заплаканными глазами. Она была невысокой, едва доходя ему до плеча, с темными волосами, собранными в низкий хвост. Ее карие глаза отражали боль и страх. Антон заметил, как девушка сделала шаг назад, словно стараясь увеличить между ними расстояние, и что-то тихо пробормотала. Ее слова были едва различимы, и он не смог их разобрать. Взгляд Антона оставался прикованным к ней, изучая каждую деталь ее внешности и пытаясь понять, что могло вызвать такой испуг. Она прижимала к себе какой-то незначительный предмет, словно это был ее единственный щит от всего мира. Девушка вновь попыталась что-то сказать, но голос ее дрожал, и слова снова ускользнули от Антона. Он чувствовал, как его сердце сжалось от сочувствия и беспокойства. Почему она так напугана? Он сделал осторожный шаг вперед, поднял руки в успокаивающем жесте, стараясь показать, что не причинит ей вреда. — Прости, я не хотел тебя напугать, — тихо произнес Антон, стараясь, чтобы голос звучал мягко и уверенно. Девушка медленно подняла на него глаза, и в их глубине Антон увидел нечто, что заставило его сердце забиться быстрее. Это была смесь надежды и безысходности, единяющиеся в одном мгновении. Она глубоко вздохнула и, наконец, произнесла: – Это ты меня прости, пожалуйста! Антон впал в ступор. Обстановка вокруг мгновенно удалилась, словно кто-то нажал кнопку "пауза" в кино. Впервые за всё это время его сознание замерло перед невероятным вопросом: "А за что она просила прощения?" Минуту назад всё было ясно как день, но сейчас всё стало неясным. Он почесал затылок, ощущая непонимание, которое усиливалось с каждой секундой. Его глаза начали судорожно моргать, словно он пытался проморгаться сквозь густой туман сомнений и воспоминаний. Прошло всего лишь несколько секунд с её слов и сначала Антону стало её жаль. Он почувствовал вину за то, что заставил её испугаться, за тот момент утром, когда он не сумел ничего сделать. Его сердце сжалось, и на мгновение ему показалось, что он может разорваться надвое от этого осознания. Но уже в следующую секунду он начал осознавать горечь своей позиции. Антон почувствовал, как прилив жалости сменяется волной самобичевания. "Что за человек я такой, если она должна извиняться передо мной?" — пронеслось в его голове. Он представил её чувства, её муки, и устыдился. Внутри всё перевернулось, и Антону стало ужасно неприятно осознавать своё поведение. Он чувствовал себя отвратительным. Не человеком, а мразью, недостойной её искренних слов и доброты. – За что? Девушка аккуратно посмотрела на него, словно чего-то боялась. Будто боялась его. – Я стояла посреди дороги, мешала тебе... – начала она, но была быстро перебита Антоном. – Нет! Ты мне не мешала! Девушка резко распахнула глаза, и в них отразилось искреннее недоумение, смешанное с легким страхом. Взгляд её скользил по парню, пытаясь прочесть на его лице хоть какое-то объяснение происходящему. В этот момент Антону казалось, что в голове у него не было ни одной здравой мысли, словно мозг его заполнили опилки. Он чувствовал себя словно в тумане, где логика и рациональность отступили на второй план. Пару секунд спустя, не дав себе времени обдумать ситуацию, Антон сделал шаг вперед к девушке. Его движения были медленными, но уверенными, как будто весь мир вокруг замедлился. Он осторожно протянул руку, стараясь, чтобы его жест выглядел дружелюбно и открыто. В тот момент все его существо было сосредоточено на девушке перед ним. Антон даже и не задумывался о возможных последствиях своего действия. Будущее казалось ему чем-то далеким и малозначительным. Сейчас он просто следовал своему внутреннему импульсу, делая то, что считал нужным и правильным. Это было проявление инстинкта, искренности и, может быть, какой-то доли безрассудства. Мир вокруг них словно растворился, остались только эти двое, девушка с глазами, полными вопросов, и парень, который, несмотря на все свои внутренние метания, нашел в себе смелость сделать шаг навстречу. – Я Антон, – облизав губы и сглотнув, сказал парень, – А тебя как зовут? Брюнетка внимательно посмотрела на свою руку, словно взвешивая все за и против. Ее тёмные глаза на мгновение замерли, затем она решительно вложила свою маленькую, хрупкую ладонь в его сильную, теплую руку. В этом жесте таилась вся её сдержанность и страх, словно каждая фибра её души была натянута, готовая в любую секунду порваться. Антон, чувствуя испытываемую ею тревогу, мысленно приказывает себе не задавать ненужных вопросов и не давить на неё. Он понимает, что сейчас ей необходимо время и пространство больше, чем всё остальное. В его душе также живёт страх — страх сделать что-то не так, страх усугубить ситуацию. Тем не менее, он решает действовать интуитивно, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу. Он нежно, но уверенно сжимает её руку, в знак того, что он рядом и готов поддержать её в любой момент. На его лице появляется теплая, ободряющая улыбка, которая, он надеется, сможет развеять тучи в её душе хотя бы ненадолго. Его сердце бьется чуть быстрее, когда он видит, как она слегка расслабляется под его прикосновением. Вдохновленный этим небольшим успехом, Антон делает нечто неожиданное — он слегка сгибается в странном поклоне, точно представший перед ней рыцарь из старых сказок. Этот порыв кажется нелепым даже ему самому, но цель оправдывает средства. Он всего лишь хочет увидеть тень улыбки на её устах, услышать хотя бы слабый звук смеха, увидеть свет в её глазах. Он осознаёт, что в её глазах может выглядеть глупо. Тем не менее, это мимолетное чувство унижения ничто по сравнению с желанием развеселить её, заставить почувствовать себя в безопасности, хотя бы на короткое мгновение. Антон прекрасно понимает, что настоящее благородство нередко заключается в самых простых и наивных поступках. – Лена, – произнесла девушка и слегка посмеялась с его поклона. Антон был рад, что смог быстро адаптироваться к этой девушке и даже помог ей ненадолго расслабиться. – Ты получается из "б" класса? Девушка кивнула и сдержанно улыбнулась ему в ответ. – Я тебя раньше не видела, ты новенький? Антон был несказанно рад, что девушка сама продолжает диалог с ним. Он уже хотел ответить ей, но именно в этот момент за спиной Лены он заметил знакомые силуэты. Это были Полина и Катя. Они неторопливо приближались, и Антон напрягся. Внутри него закралась тревога: чем может обернуться встреча с этими двумя? Лена, заметив их присутствие, тут же стушевалась. Её лёгкая улыбка внезапно исчезла, а взгляд устремился вниз, как будто она пыталась спрятаться от их глаз. Девушки прошли мимо, не удостоив даже мимолётного взгляда. Антон облегчённо выдохнул. Конфликт ему был ни к чему, и он радовался, что неприятная сцена миновала. В глазах Лены снова появилась мягкость. Стараясь вернуть утерянную нитку разговора, Антон мягко заговорил снова, надеясь, что этот случай не испортил того хрупкого и важного момента, который только начинал налаживаться между ними. – Да.. Новенький, – запоздало ответил Антон и чуть нервно сглотнул. Лена опустила глаза и скрестили руку за спиной. Было видно, что теперь, ей стало некомфортно. – Не хочешь сегодня после школы вместе пойти? Глаза девушки вновь широко распахнулись, словно от внезапного озарения, и она пристально уставилась на Антона. Каждое её движение, казалось, символизировало внутреннюю борьбу, которую она вела в себе. Лена же, пребывая в состоянии полного недоумения, невольно протерла глаза, надеясь, что это только мираж, и, наполненная тревогой, вплотную подошла к Антону. Её беспокойство передалось и Антону, но он, не зная, что ещё можно добавить, просто стоял и терпеливо ждал реакции девушки. В этот момент весь коридор, казалось, замер в ожидании её слов, но она всё ещё не спешила отвечать, словно пыталась подобрать нужные слова или осмыслить произошедшее. Минута тянулась мучительно долго, и Антону начало казаться, что его задумка была глупой и абсолютно провальной. В голове прокручивались все возможные негативные сценарии, и он уже почти готов был признать своё фиаско. Но в этот момент тишину комнаты прервала Лена. Её голос, хоть и слегка дрожающий, прозвучал уверенно и задал совершенно непредсказуемое направление всему дальнейшему разговору. – Я не против.. – тихо отозвалась она, – А где ты живешь? – На Маяковской, а ты? – Бредской, – ответила уже чуть громче Лена, – Это по пути. Антон улыбнулся. *** Антон стоял возле школы, нервно переминаясь с ноги на ногу и вслушиваясь в каждый звук. Постепенно вечер подкрался к закату, и тусклые лучи осеннего солнца притушили свои краски, подарив улицам легкую дымку тоски. Спустя время, казалось, что все его одноклассники давно покинули это учебное здание, стремясь домой или по своим подростковым делам. Он знал, что Оля, его маленькая сестра, уже давно дома. Наверняка она сидит на их беленьком диване и с аппетитом уплетает сгущенку с конфетами, беззаботно наслаждаясь редким мгновением лакомства. Мысли о сестре вынесли Антона из состояния ожидания на момент, но звуки скрипящих под ногами листьев вернули его к реальности. Каждый раз под ногами, листья издавали тягучий шорох, заставляя парня морщиться. Этот окружающий шум раздражал его, но он знал, что должен терпеть. Тяжело вздохнув, Антон принял решение присесть. Ему не было чуждо терпение, но усталость навалилась на плечи, как будто весь мир стремился к тому, чтобы он поднял белый флаг в знак капитуляции перед вечным ожиданием. Он подошел к старой скамейке, стоящей у входа в школу. Куртка на плечах, плотнее закутавшись в нее, парень устало опустился на деревянные планки, и с облегчением почувствовал, как ноги получили долгожданный отдых. Рядом с собой он аккуратно поставил портфель, тот самый, который стал вечным спутником его школьных будней. Внутри портфеля прятались книги, тетради и ручки, но также и мысли, переживания, сожаления и мечты подростка. Взгляд Антона скользил по пустой площадке перед школой. Иногда он ловил отголоски шагов и звуков далеких голосов, надеясь, что один из них окажется Лены. Но тихая улица пока не спешила подарить ему встречу, ради которой он остался здесь до самого вечера. Антон понимал, что она выйдет из школы и они пойдут вместе домой, было так необычно, но время растягивалось в бесконечное ожидание, и это было испытанием его терпения. Где-то вдали он заметил знакомую фигуру — Бяша, двигавшийся к нему в компании с Ромой и Бабуриным. Антон инстинктивно протер очки, словно желая убедиться, что не ошибается. Пока он это делал, троица уже приблизилась. Семен шел словно сквозь туман, его лицо врожденного недовольства и беспокойства говорило о том, что он явно не хотел здесь находиться, особенно рядом с Антоном. Рома же, держась более отстраненно, бросал безучастные взгляды мимо Антона, как бы пытаясь искать что-то или кого-то на горизонте, словно этот человек перед ним вовсе не заслуживал внимания. Казалось, менялись только пейзажи, но не его ледяное отношение. Однако Бяша выделялся среди своих спутников. Его лицо светилось радостью, глаза искрились добродушием, и в этом была какая-то приятная, по-детски искренняя непосредственность. Бяша, похоже, был единственным, кто действительно обрадовался при виде Антона. Это приносило особую теплоту в его сердце. Было интересным наблюдать за этими тремя — такими разными, но объединенными чем-то неведомым. Антон чувствовал, что в их компании была какая-то загадка и внутренняя динамика, которые он не мог постигнуть на первый взгляд. Взаимоотношения между ними казались сложными и многослойными, как выдержанное вино. В этой странной встрече он ощущал легкий привкус судьбы, словно космические силы игрались с их жизнями, сводя вместе на перекрестке событий. В этот миг он ощутил нечто глубокое и неуловимое, словно между строк читая книгу жизни, где не всегда все ясно и прозрачно, но каждый поворот судьбы имеет свое значение. – Антох, мы погнали, на, – бурят протянул руку на прощание, и улыбнулся во все тридцать два, – давай, до завтра! – Пока, – произнес парень и протянул в ответ руку, замечая, что Лена уже выходит из школы. Пока троица уходила, Антон, поднявшись с нагретого места, накинул рюкзак на одно плечо. Лена, замедлив шаг, подошла к нему с осторожностью, как будто ещё решала для себя, стоит ли доверять этому человеку, которого знала так мало. Её глаза вопрошали, её движения были внимательными и осторожными. Казалось, каждый шаг даётся ей с трудом, но одновременно она не могла устоять перед неким внутренним порывом, который вел её к Антону. Антон, почувствовав её напряжённость, улыбнулся. Эта улыбка была лёгкой, бесхитростной и, возможно, совершенно искренней. В ней не было ни тени сомнения или лукавства, только тихое понимание и принятие. Он знал, что Лена нуждается в этом жесте, чтобы рассеять свои сомнения и тревоги. Улыбка Петрова оказалась заразительной. Лена, сначала недоверчиво, но затем всё с большей уверенностью, ответила ему улыбкой. В её глазах блеснуло что-то светло-детское, как будто кусочек солнца заглянул в глубины её души. Этот миг казался застылым во времени: два человека, между ними — мостик доверия, на который оба только что ступили первыми шагами. Словно забыв о том, что ещё мгновение назад её терзали сомнения, Лена сделала последний шаг навстречу и, не переставая улыбаться, тихо сказала: "Ну что?" И в этом коротком вопросе было столько надежды и доверия, что Антон почувствовал крепкую уверенность в правильности выбранного пути. Проходя по красивым улицам этого небольшого города, Антон не мог не радоваться тому, что его семья приняла решение сюда переехать. Каждый шаг отзывался в сердце тёплым уютом. В голове у Антона уже вырисовывалась картина: как он вернется из школы, возьмёт свои карандаши и начнет рисовать этот восхитительный пейзаж вечернего города. Лена, шла рядом, рассматривая камешки под ногами и изредка бросая быстрые взгляды на парня. Антон, словно впервые, с бесконечным интересом окидывал взглядом улицу, заполненную лёгкой вечерней прохладой. Ни одна деталь не ускользала от его внимания: слегка пустынная дорога, старые дома с красноватой черепицей, уютные лавочки у тротуаров и фонари, которые ещё не успели зажечься. Несколько кошек кружились рядом с фонарём, придавая этому моменту особое очарование. Воздух был наполнен лёгким ароматом кофе из близлежащей кафешки и чем-то неуловимо родным и спокойным. Кошки, словно почувствовав внимание, неторопливо подняли головы и посмотрели на Антона зелёными, светящимися глазами. Одна из них, серо-полосатая, зевнула и грациозно потянулась, словно приветствуя его. Антон медленно подошёл к кошкам, стараясь не нарушить их безмятежный покой. Он аккуратно опустился на колени, протянул руку, и теплая шёрстка вскоре коснулась его ладони. Кошка, мурлыкая, потерлась головой об его пальцы, словно говорила: "Добро пожаловать." Лена остановилась рядом и наблюдала за ним с лёгкой улыбкой. Антон почувствовал себя здесь как дома. Даже кошки, даже эти незнакомые улицы приветствовали его. Он знал, что вернётся сюда, возможно, не раз, чтобы ощутить это спокойствие и вдохновение. Город, словно приветствуя нового жителя, раскрывал перед ним свои тайны. – Ты дружишь с Будаевым? Антон посмотрел на Лену, его мысли были переплетены и сбивчивы. Лена, стоящая перед ним, ждала ответа, ее глаза были полны ожидания. Антон напряженно размышлял, как сформулировать свой ответ, чтобы не показать свою нерешительность. Он не мог назвать Бяшу другом. Дружба – это нечто более глубокое и твердое. Друзья делят радости и горести, знают друг о друге больше, чем просто поверхностные детали. Антон и Бяша не имели такого уровня близости, их связь была более прохладной и поверхностной. Их не связывали долгие разговоры по душам или совместные переживания. Они просто знали друг друга и время от времени пересекались. Однако, назвать Бяшу совершенно чужим тоже было бы несправедливо. Иногда они ходили вместе и тогда говорили о многом, редкие посиделки за его партой – всё это формировало определенную дружескую основу. Но назвать их отношения настоящей дружбой было бы преувеличением. Это был скорее приятельский уровень, не настолько близкий, что можно раскрыть душу, но достаточно для короткой беседы или обмена шутками. Антон усердно подбирал слова в своей голове. Он понимал, что ответ должен быть честным, но в то же время тактичным, чтобы не обидеть никого. – Можно и так сказать, – выпалил Петров и пнул камушек, что так хорошо лег ему под ногу, – А что? Лена кивнула, услышав эти слова. Возможно, ее удовлетворило это ясное и честное объяснение, может быть, она ожидала чего-то другого. Но Антон знал, что с честностью и тактичностью он не ошибётся. Слова теперь произнесены, и мгновение ожидания растворяется, оставив за собой легкое чувство уверенности в правильности принятого решения. – Он же.. – девушка запнулась и огляделась по сторонам, будто чего-то опасалась, – Друг Пятифана. – И что? Антону, уже который день подряд, суждено было ломать голову над тем, к какому разряду относить Рому. Этот загадочный одноклассник постоянно держал его в напряжении. То Рома выступает в роли хулигана – ломает руки и ноги местных ябед, гоняет ребят по коридорам, будто бес в ребятёнке завёлся. А на следующий день - как будто подменили: тихо сидит за партой, выполняет задания добросовестно, помогает Бяше с расчетами по математике. Антон терялся в догадках. Сложно было понять, где заканчивается истинная натура Ромы, и начинается притворство. Вчера, например, Рому вовсе не узнать. Учитель похвалил его за отличное сочинение, содержание которого даже Мира, отличница класса, не смогла написать. Нет, правда, что за скользкий тип этот Рома? Антону казалось, что Пятифан играет с ним в кошки-мышки. Или Антон всё придумал? Этой путаницей кто-то спешил воспользоваться. Разумеется, это была Лена. Она лишь усугубляла ситуацию, добавляя путаницу в бесконечный клубок Антоновых мыслей. Лена, наверняка, могла часами рассуждать о том, что Рома - это "синдром". Что это за "синдром", Антону было совершенно не понятно. Вместо того чтобы помочь Антону разобраться, она только добавляла новые слои загадок. Петрову хотелось, хоть на один денёк, забыть обо всех этих сложных ребусах. Освободиться от восходящей кривой мыслей, которая совершенно выбивала его из сил и заставляла всю неделю чувствовать себя выжатым лимоном. Хотелось, чтобы наступил день, когда он сможет с полной душой посвятиться простым радостям жизни: не думать ни о Роме, ни об этих чертовых разрядах, ни о мире, насыщенном двусмысленностями и таинственными загадками. – Пятифан на голову отбитый, – девушка сжала лямки серого портфеля и посмотрела на парня, что кусал губы, – Ты не знаешь каким он был до десятого класса. Антон покачал головой, чувствуя, как холодный ветер пронизывает его уши. На дворе начало осени, и никто еще не носит шапку. Привычка к теплым летним дням заставляет его пренебрегать практичностью, и вот теперь, стоило лишь легкому ветерку подняться, как уши начали мёрзнуть. Рядом шла Лена. Её шаги были едва слышны, как будто она вовсе не шла рядом, а растворялась в тени падающих листьев. Лена умела становиться незаметной, словно её присутствие было чем-то эфемерным. Антона это удивляло, но сегодня он не обращал внимания на её молчание. Ему нужно было разобраться в своих мыслях. Её слова снова и снова всплывали в его голове. Они пронзали его, как холодный ветер, но он уже в который раз понимал, что её проблемы — не его проблемы. Внутри начинало кипеть раздражение. Всё начинает бесить, неимоверно. Как будто с каждым её словом на него наваливался дополнительный груз, тянувший его вниз. Она не виновата. Молчание между ними становилось всё более густым, давящим. Антон не знал, что сказать, чтобы и не поддержать её, и не отвергнуть откровенно. Мысли путаются, а холодный осенний воздух словно высасывает из него последние силы. Но отступать он не собирался. Разве что немного успокоиться и дать мыслям угомониться. Но и это давалось с трудом. Листья под ногами шуршали, на фоне их шепота его мысли звучали громче, острее. "Ну вот, опять," — мысленно сказал он себе. "Опять это ощущение, что я ничего не понимаю." Но что поделаешь? Лене ведь тоже непросто. Её проблемы, её боль, её смятение — всё это было таким же реальным, как замерзшие уши на осеннем ветру. Антон вздохнул, стараясь справиться с раздражением. Он не хотел злиться, не на неё, не на себя. Но как остаться спокойным, когда всё внутри него вопит о том, что ему самому сейчас нужно внимание, нужно, чтобы его выслушали? – Серьёзно? – с ноткой сарказма произнёс Антон и раздраженно выдохнул, настроение его изменилось слишком резко, – Прости... – Нет, всё нормально, – быстро добавила девушка, – Не будем об этом. *** Спустя неделю Антон был на пределе. Каждое утро, как и сегодня, он просыпался с ощущением, будто всю ночь крутил педали несуществующего велосипеда. Глаза слипались, как уставшие колючки, а тело, привычно обессиленное, не откликалось на команду "встать". Причина его состояния крылась в бесконечных усилиях учить биологию ночи напролет, когда мир за окном уже давно погружался в сонный мрак. На завтрак, как и в прошлые дни, Антон вновь ничего не съел. Последнее время еда вообще перестала занимать в его жизни какое-то значимое место. Он утешал себя мыслями, что как только вернется из школы, точно съест что-нибудь стоящее. Эта мысль слегка устойчиво держала его боевой дух на плаву. Однако, каждый раз как только он переступал порог дома после длинного школьного дня, обещания летели как мелочь из пробитого кармана. Сегодня, провожая хмурую Олю до ее класса, Антон словно заблудился во сне. Голове было трудно сфокусироваться. Каждый шаг, как в густом тумане, давался с усилием. Да Оля сама была сейчас не подарок судьбы: раздраженная и усталая, она даже не улыбнулась на прощание. То ли день у нее с утра не задался, то ли просто настроение соответствовало общему тону конца сентября за окном. Антон, уже почти механически отчеканив шаги в пустующий коридор, вдруг понял, что мысленно продолжал спать. Реальность за этой запеленной сознания становилась размытой и безликой. Ни лица проходящих мимо одноклассников, ни звуков школьного звонка практически не достигали его восприятия. Где-то в голове мелькали слова, обрывки мыслей, как недописанные строчки в черновике. Все смешивалось в хаотичный поток. Каждое слово биологии, которое он так старательно заучивал, казалось уже давно поеденным червем усталости. В этот момент, стоя перед пустой дверью кабинета, Антон на мгновение будто провалился в пустоту, даже не поняв, где он находится и что делает. И только резко прозвучавший голос учителя, как холодный душ, выдернул его из этого медленного кошмара. Оля, всё-таки напоследок обняв брата, вызвала у Антона неподдельное счастье. Её объятия казались ему тёплым лучом в пасмурное утро. Ему было сложно выразить словами, насколько сильно он любил свою младшую сестру и какое счастье испытывал, когда она была рядом. Он бы сделал всё для неё, без малейших сомнений. – Удачи, мышка! Антон нежно поцеловал Олю в макушку, словно ставил точку в их небольшом утреннем ритуале прощания. Затем, отбросив мелькнувшее чувство грусти, он направился к своему классу. Но его мысли витали далеко от школьных кабинетов. Уставший до крайности, он чувствовал, будто нуждается в сне больше, чем в самом воздухе. В теле витала странная слабость, и каждый шаг давался с трудом. Идя по коридору, Антон настолько сосредоточился на своих мыслях и на усталости, что даже не заметил, как прошел мимо кабинета биологии — обычно столь приметного и всегда полного специфического запаха реактивов и живых растений. Только когда перед ним оказался явно не тот класс, Антон вдруг осознал свою ошибку. Мысленно выругавшись и представив, как бы дал себе подзатыльника за столь явное упущение, он стоял на месте, стараясь держать глаза открытыми и сосредоточенными на пути. Решив, что раз уж он прошел, то лучше направиться в туалет, чем показывать себя дураком, разворачиваться и идти назад. Вот он заходит в помещение. Первым делом бросает портфель на пол. Шаги его ведут к раковине, и под прохладной струей воды он моет лицо. Облегчение приходит мгновенно; тревога отступает, словно заблудившись в лабиринте. Немного бодрясь, он слегка улыбается своему отражению в зеркале. Взяв портфель, шагает к выходу, уже в приподнятом настроении. Открывает дверь, и внезапно замечает что-то знакомое. Его шаг замирает, и он застывает, словно завороженный. Через тонкую стену доносятся знакомые голоса. Каждое слово проникает в его сознание всё глубже и глубже. Эти интонации он не спутал бы ни с чем другим. Вызывая целый водоворот чувств, приятных и не очень, воспоминания прочитываются в его голове, словно кадры старого фильма. Его сердце ускоряет ритм. Он хочет сделать шаг, но не может. Возникает мысль спрятаться, но это казалось бы смешным—ну кто прячется в туалете? Вместо этого он стоит, прислушивается и пытается понять, о чем идет разговор. Чем дольше он слушает, тем отчетливее становится знакомость этих голосов. И вот, когда он наконец вынужден сделать выбор—выйти и столкнуться с реальностью или остаться в тенях, он поднимает голову. Вздохнув глубоко, он решает остаться на месте. – Убери руки от меня, дебила кусок, – чуть ли не кричит от злости Иванов и Антон аккуратно выглядывает из угла и видит его перекошенное лицо от злости, – Ты глухой блять?! Руки убрал! Пятифан, словно эпицентр бурящей ненависти, вцепился в Иванова, не оставляя тому ни малейшего шанса выскользнуть из его железной хватки. Лица Пятифана Антон не видел, но чувствовал каждую вибрацию гнева, исходящую от него. Это был не просто гнев, это была первобытная ярость, почти осязаемая, как тяжелая свинцовая плита. Петров, стоявший в стороне, замер. В его глазах читалась непонимание и страх одновременно. Сердце будто замерло, не зная, что предпринять. Уйти? Побежать прочь, спасаясь от неизбежных последствий? Или остаться, наблюдать, как развивается ситуация, хоть и с риском быть замеченным? Разрешение для ситуации не находилось, мысли метались, как бешеные мотыльки. Антон, ощутивший, как страх пробирается холодом вдоль позвоночника, принял инстинктивное решение. Он пригнулся, стесняясь почти к самой стенке, в надежде, что любопытный взгляд Иванова не заметит его. Здесь он был почти невидим, сливавшийся с окружающей темнотой. И все же, сердце билось, словно хотел вырваться наружу, чтобы заорать: "Я здесь!" Громоздкость ситуации замерла в полной тишине. Каждый звенящий момент напоминал тиканье часов перед взрывом. Антону казалось, что он слышит, как по венам Ромы растекается ненависть, а Иванов – бедный Лёшка! – балансировал на тонкой грани между гневом и болью, даже не издавая ни звука. Время, словно старинные шестеренки, медленно двигалось вперед. Антон сдерживал дыхание, стараясь не выдать ни малейшего шороха, ни шепота. Он чувствовал, как в груди разрастается напряжение, превращаясь в тяжелый ком. Сейчас, только бы не тронуть скрипучую половицу или не издать случайный звук. – Рот закрой, – слышится тихий голос Пятифана и Антон замирает. Он слышит всю ту злость и агрессию в этом голосе, желание уйти теперь намного выше, но он держится и стоит на месте, – Повторю ещё раз. Слово хоть скажешь Полине... – Да конченная твоя Полинка, ты хоть знаешь что она твор... Послышался удар. Антона словно лишили слуха, уши заложило, а в голове стояло лишь одно слово "блять". Из носа Иванова медленно потекла кровь, вниз по губам и на белый воротник его рубашки. Антон смотрел на это с опаской в сердце, ему было страшно. И страшно даже не за себя, парень вспомнил все байки, что ходили о Пятифане. Антон ненавидел насилие в любом его проявление, старался решать все вопросы словами, хоть иногда и противными. Но бить человека - это не его прерогатива. В один момент стало противно, противно от всех и от этой ситуации в целом. А Иванов усмехаясь, плевал себе под ноги и кажется провоцировал Пятифана ещё больше. Неожиданно Антону захотелось вмешаться, хоть он и понимал, что такой выпад с его стороны не одобрит никто. Да и в защите Иванов не нуждается, особенно в защите Антона. – Я тебя предупреждал, одно слово в её сторону и ты не жилец. Лёша как-то криво усмехнулся. – Псина ебаная, – снова сплюнув куда-то на пол, произнес Иванов. Антон не понимал, почему никто не хочет вмешаться. Почему здесь никто еще не прошел? Неужели Антон кого-то пропустил и там, чуть поодаль стояли на стрёме? Неожиданно послышался еще один удар, кашель со стороны Лёши, стоял страшный и Петров чуть было не поймал себя на мысли, что готов был тупо выйти и.. А что он мог сделать? Кем он себя возомнил? Неужели Антон ты думаешь, что сказав пару ласковых, сможешь выйти сухим из воды и целым? Правда думаешь, что такая жалкая пародия на парня, как ты, сможет не зареветь при первом же взгляде Пятифана? Сможет. И уже через пару мгновений Петров стоял напротив двух парней и сжимая кулаки, пытался не сорваться и не наделать глупостей. – Отвали от него, – от стали в своём голосе даже Антон удивился. Глаза Ромы вспыхнули злостью, как огонь в темной ночи, готовый поглотить всё вокруг. Иванов усмехнулся, его узкие губы растянулись в угрожающей ухмылке, словно он предвкушал развязку этого склокового представления. Казалось, он именно этого и ждал. Пятифан, не теряя ни секунды, резко оттолкнул от себя Лёшу, словно сбрасывая ненужный балласт. Его движения были молниеносны и точны, один шаг — и расстояние между ним и Антоном было моментально преодолено. В этот миг Антон понял, что Рома настроен серьёзно, в его лице читалась безжалостность. Петров, однако, не показал ни удивления, ни страха. Он знал, чего ожидать, и был готов. Его зубы крепко сжались, делая челюсть уголком, отчего ресницы слегка задрожали. Голова приподнята, подбородок чуть выдвинут вперёд, как у человека, который готов принять удар, но не склонять голову перед врагом. Эти несколько секунд между пониманием и действием казались вечностью. Вопреки напряженности момента, Антон чувствовал внутри странное спокойствие. Он не любил решать дела кулаками, но сейчас, когда конфликт вспыхнул с новой силой, его внутренний компас указывал лишь один путь — быть там, среди столкновения взглядов и рук. В воздухе витала атмосфера нарастающего конфликта, как грозовая туча, обещающая бурю. Антон стоял прямо, готовый к любой агрессии, зная, что следующий шаг станет определяющим в этой драме, разыгравшейся на предоставленном им поле. – Петров, те чо мало поблажек было сделано? – Рома приподнял одну бровь, – Ты решил, что раз тебе по роже ещё не прилетело, то и не прилетит? «Мудак» – Не слушай эту собаку, Антон, – вдруг подал голос Лёша и заулыбался во все тридцать два, его вид можно было сравнить с побитым зверем, тело сломлено, но не дух, – Он только языком трепаться умеет. Пятифан вдруг, словно водяной змей, скользнул к самому уху Петрова. Губы его изогнулись в ядовитой улыбке, и он, не торопясь, пристально уставился в глаза Антона. Каждый взгляд, каждый миг казались вечностью, как будто Петров был привязан к этому месту невидимыми цепями. В его глазах читалась явная насмешка, болезненная прямая, которая колола душу Антона. Однако, Антон решил не уступать так просто. Его взгляд обрел некую окаменелую твердость, презрение струилось через зрачки. Он смотрел на Пятифана так, как смотрят на мусорный контейнер, переполненный и источающий зловоние, который забыли убрать по простому недосмотру. Ощущение было такое, словно перед ним не было живого человека, а только нечто жалкое, презренное и неприятное. Мрачная тишина заполнила пространство между ними, их взгляды вцепились друг в друга. Пятифан не собирался отступать, его настойчивость было видно в каждом напряженном мускуле лица. Но Антон держался, словно железный щит против непрекращающейся атаки, его презрение становилось все более ярким, почти осязаемым. Словно невидимой рукой он отталкивал Пятифана, но тот лишь плотнее прижимался, настойчивость и коварный расчет светились в его глазах. Коридор, наполненный скрытыми эмоциями и словами, которые никогда не будут произнесены, казался арбитром их невидимой дуэли. Борьба не на жизнь, а на смерть, без единого звука, без движения, но каждая минута обостряла напряжение, заставляя сердца биться все чаще. Этот невидимый бой усиливался с каждой секундой, и никто не знал, кто выйдет победителем в этой немой схватке сердец и характеров. – Я кусаюсь больно, Антон. – Смотри зубы не сломай, Рома.