Псина

Пятница наступила даже быстрее, чем предвидел Антон. Время летело стремительно, как осенние листья, несомые ветром перемен. Первые дни в школе оказались на удивление позитивными, несмотря на весь ассортимент подростковых забот. Антон быстро освоился с новыми расписаниями и требованиями, но одна деталь выбивалась из этой гармоничной картинки. Каждое утро встречало его количеством сплетен, которые словно клубились в воздухе, и уставшим взглядом Ромы, сверлившим его насквозь. Рома умел сморщить лоб таким образом, что его настырный взгляд казался тягучим и липким, как мед. Такой взгляд обычно ассоциировался у Антона с подозрением или скрытой неприязнью, и это его угнетало. Он не мог понять, чем же он так заинтересовал Рому. Вчера, к примеру, этот пристальный взгляд достиг апогея. На перемене, погруженный в свои мысли о математическом тесте, Антон вдруг почувствовал на себе тяжелый взор. Подняв голову, он вновь столкнулся с Ромой. В голове крутилось множество вариантов, что могло бы обозначать такое внимание, но ни один из них не казался правдоподобным. Антон даже подумывал о том, чтобы подойти к Роме и прямо спросить о причине такого пристального внимания. Он представлял, как тактично вставил бы в разговор предложение о том, что постоянно смотреть на него вовсе не обязательно. И, возможно, этот шаг помог бы разрядить напряженность между ними. Однако смелость все еще не находила своего места в сердце Антона, и тот день закончился, оставив намерение невысказанным. Время же продолжало лететь вперед, унося его мысли в будущее и оставляя за спиной все несказанные слова и ответы, которые он хотел бы получить. Может быть, следующая неделя даст ему новый шанс разобраться в этой загадке с Ромой. А пока он решил сосредоточиться на предстоящих выходных и немного отвлечься от школьных драм. Антон вздохнул, оглядываясь по сторонам. В классе царило сонное утро, и никто, казалось, не разделял его неузнаваемое чувство ожидания. Алгебра никогда не была его любимым предметом; числа и формулы, словно вязанные узлы, путались у него в голове. Но что поделаешь — учебный процесс неумолимо двигался вперед, и Антону приходилось мириться с этим. Он сидел на третьей парте, нервно постукивая карандашом по краю стола. Мысли Антона неотступно возвращались к вопросу: когда же придет Катя? Она, яркая и непредсказуемая, теперь вносила разнообразие в его школьные будни. Пусть порой и язвительная, Катя умела оживить любое занятие разговором или шуткой. В её компании учебная рутина становилась менее безликой, а время пролетало быстрее. Антон бросил беглый взгляд на дверь, ожидая увидеть её знакомую фигуру. Отсутствие Кати делало комнату пустой, лишенной жизненной энергии, к которой он привык за эти несколько дней, хоть и не до конца. Что-то в её веселом присутствии конферансье притягивало его, словно магнит. Антон поправил свою белую кофточку, которая на этот раз казалась ему особенно неудобной. Может быть, это было связано с тем, что в классе было немного прохладнее, чем он ожидал. Хотя на дворе и был только сентябрь, утренний холод напоминал, что лето уже позади, и впереди ждут долгие осенние дни. Он снова поглядел на часы. Учитель готовился начать урок, а сердце Антона пропустило удар — Катя все еще не появилась. Странное предчувствие скользнуло по его сознанию, но он отмахнулся от него, стараясь сосредоточиться на алгебраических уравнениях. Погружаясь в мир цифр, Антон не забывал прислушиваться к каждому шагу за дверью, всем сердцем надеясь, что скоро услышит знакомый голос Кати, которая вновь сделает этот день немного ярче. И чуть язвительнее, добавил про себя парень. Антон сидел за своей партой, его пальцы нервно постукивали по столу, будто пытаясь найти выход накопившейся энергии. Перед ним лежал карандаш, который он только что ослабленно откинул в сторону. Мысленная пустота заполнила его голову — идеи для рисунка куда-то испарились, оставив только гнетущую пустоту. Он устало провел рукой по волосам и обвел мутным взглядом классную комнату. В этот момент дверь распахнулась с громким стуком, и характерное выражение недовольства появилось на лице вошедшей Катерины. Ее движения были резкими и полными скрытой злости: она небрежно швырнула рюкзак на свою парту. Мгновение замешавшись, она нахмурила лоб и, бурча себе что-то под нос, начала читать учебник литературы. Антон наблюдал за её действиями с легкой приподнятой бровью, внутренне забавляясь. Катя всегда умела добавить драматизма в самый обыденный день. Он заметил, как её задумчивые глаза скользят по страницам книги, но мысли явно бродят где-то далеко от текста. Именно этот контраст между несоразмерной серьёзностью и детской импульсивностью вызывал у Антона тихий смех. Однако смеяться сейчас он не стал: момент ещё не настал. Впереди был весь день, полный забавных ситуаций и искренних эмоций. – И тебе привет, – попытался завязать разговор юноша, но встретил свирепый взгляд Кати и замолк. – Лучше молчи Петров, у нас сегодня внеплановая самостоятельная на литературе. Антон округлил глаза и сделал комичное лицо, что выглядело одновременно забавно и неуместно в столь серьёзной ситуации. Катя, заметив его реакцию, самодовольно ухмыльнулась и, не обращая на него больше внимания, продолжила читать свою книгу, словно погруженная в совершенно другой мир. Антону потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и осознать, что этим его утро не заканчивалось, а только начиналось. Учитель, словно действительно с дуба рухнув, объявил самостоятельную работу, притом даже не запланированную по расписанию. Антон нервно начал рыться в своём рюкзаке, перебирая учебники, тетради и блокноты. Где-то в глубине притаилось его спасение — учебник, без которого было невозможно справиться с этой внезапно свалившейся на него задачей. Катя в это время уже полностью была поглощена литературой, время от времени хмыкая, вникая в текст, словно каждое слово было особым ключом к какому-то тайному знанию. Наконец Антон нашел искомое. Его руки дрожали, но только немного, когда он извлек учебник из рюкзака и начал лихорадочно листать страницы в поисках нужного раздела. Слова и картинки мелькали перед глазами, но сколько он ни старался сосредоточиться, мысль о неожиданной работе не давала ему покоя. "Это не может быть правдой," — думал он пока звонок разнёсся по всему классу. Найденный раздел наконец позволил ему немного успокоиться. Он уткнулся носом в книгу, стараясь не смотреть на Катю, чья улыбка всё еще висела в воздухе, как доказательство её уверенности и готовности к любым испытаниям. Антон делал глубокий вдох за вдохом, постепенно погружаясь в текст и забывая о своих недавних переживаниях. В классе воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом перелистываемых страниц и редкими шорохами карандашей. Антон, уже несколько спокойнее, погрузился в изучение, постепенно беря под контроль своё состояние и настраиваясь на работу. Но один вопрос вдруг всплыл в его голове. – А ты откуда знаешь? Катя тяжело вздохнула, намекая на то, что Антон ее отвлекает, при чем очень сильно. – Марья Ивановна сказала. Антон пытался напрячь память и вспомнить, какого же учителя так зовут, но, как назло, ничего не приходило на ум. Катины слова прозвучали четко и уверенно, словно она говорила о человеке, которого все прекрасно знают. Он сделал вид, что понял, о ком идет речь, кивнул с легкой улыбкой, стараясь не выдать своей растерянности. Её зелёные глаза, искрившись озорством, заметно прищурились. Она явно ожидала, что Антон вдруг озарится светом воспоминаний, но вместо этого его взгляд только делался более пустым. Катя, заметив его растерянный вид, лишь усмехнулась. Ловко поправив свою длинную косу за плечо, она приподняла одну бровь, словно говоря: "Меня не проведешь". — Ты ведь не помнишь, да? — протянула она с лёгким упреком, но в её голосе слышалось больше дружелюбной иронии, чем злости. Антону стало неловко. Он уже хотел было отвернуться или сменить тему, но тут же понял, что это лишь подтвердило бы его забвение. Почесав затылок, он старался выдавить из себя хоть что-то значительное. — Просто еще не привык, — пробормотал он, надеясь, что эта неуклюжая попытка объяснения хотя бы частично спасет ситуацию. Катя рассмеялась, её смех был радостным и мелодичным, словно звенел колокольчиками. Её смех звучал естественно, без намека на издевку. Учитель сделал ей замечание. — Ой, ладно тебе, Антон. – Что? Катя лишь усмехнулась вновь, ее глаза искрились весельем. Чувство неловкости рассеялось, и разговор между ними продолжился в привычном дружеском тоне. – Это учитель химии, которая к слову у нас сегодня, – начала девушка и Антон с легкостью выдохнул, ведь химии у него еще не было. Катя обманула его, он и не мог помнить учителя, – Ей эта корга сказала, а она мне сразу. Антон прищурился, пристально всматриваясь в девушку и думая: "Кто ж это такая, Марья Ивановна, что бежит всё рассказывать ученикам?" — пронеслось у него в голове, хотя он не решился озвучить этот вопрос вслух. Катя, сидевшая рядом, моментально уловила его растерянность и негодование. Она фыркнула, бросив на Антона мимолетный взгляд, но говорить ничего не стала. Ее внимание было целиком поглощено книгой, которую ей необходимо было дочитать. Того же требовалось и от Антона, ведь литературный урок был третий по счету. Однако мысли его витали далеко от страниц классического бреда, который разворачивал перед ним свои литературные красоты. Он изо всех сил пытался сосредоточиться на тексте, но любопытство не давало покоя. Великая тайна Марьи Ивановны, кажется, затмевала любые литературные опусы. С учетом всего этого, ему приходилось проявлять недюжинную силу воли, чтобы удерживать фокус на тексте и хотя бы попытаться вникнуть в сюжетную линию. Учебная аудитория наполнялась шорохом перелистываемых страниц, что служило фоном для непрерывного внутреннего диалога Антона. Глаза его снова и снова скользили по строкам, но слова как будто ускользали, оставляя по большей части лишь размытые образы. Все в аудитории казалось слишком обыденным, пока мысли Антона метались между пыткой литературы и загадочным учителем, о котором так хотелось спросить у девушки. – А эта Марья.. – Как ты задолбал, Петров! – резко вскинулась Катя, но уже спустя мгновение затихла и потупила взгляд, – Она нам всегда помогает, это мать Пятифана. Пятифан Марья Ивановна. Антон покосился словно истукан, не в силах поверить в услышанное. Его челюсть буквально отпала, а глаза расширились от удивления. Он таращился на девушку, сидящую напротив, но та, как будто не замечая его реакции, погрузилась в книгу. Сложив ноги крест-накрест и слегка нахмурив брови, она всем своим видом говорила, что абсолютно не расположена к беседам. Антон был в шоке. Пятифан, этот хамоватый хулиган, оказался сыном школьной учительницы? Это казалось ему невероятным. Мир Антона вдруг затрещал по швам. Он прокручивал в голове случаи, когда думал, что знает людей, а они оказывались полными загадками. Почему он удивляется? Ведь жизнь полна неожиданных поворотов. Антон пытался понять, почему эта новость так потрясла его. Голову заполнили мысли - перемешанные, хаотичные. Он всегда боялся школьных учителей, считал их какими-то сверхъестественными существами. А тут - даже сын одного из них находится с ним в классе. Теперь Антону, как никогда, хотелось отвлечься от своих мыслей. Он машинально потянулся к своей книге, лежащей на краю стола. Время неумолимо тикало, и ему напомнили о необходимости погрузиться в самостоятельную работу по литературе. Никакие новости не могли бы освободить его от этой обязаловки. Антон закрыл и открыл книгу, пытаясь сосредоточиться на тексте. Страницы казались ему теперь более интересными, чем ранее; каждая строчка служила спасительным канатом, вытягивающим его из омутов потрясения. Пусть даже на время, но чтение спасало его от вихря непонятного удивления. Вся алгебра пролетела, как один миг. Учитель, глубоко погруженный в изложение материала и указания на школьную доску, даже не заметил, что Антон совершенно не слушает. Весь урок парень был увлечен биографией Александра Блока, пытаясь запомнить как можно больше дат и событий из жизни поэта. Сильнее задержав дыхание, он невольно выдохнул со значительным облегчением, когда прозвенел звонок, объявляя конец урока. Закрыв учебник по литературе, Антон переставил его аккуратно в правую сторону своего стола и быстро записал домашнее задание в дневник. Держа ручку, он словно заклинает себя: "Только бы не забыть, только бы помнить". Его лицо было отражением облегчения и лёгкого беспокойства. История была следующей в его расписании, но идти на урок совсем не хотелось. Антон отчетливо вспомнил, каким строгим и требовательным оказался учитель по истории на первый же день учебного года. Воспоминания о четком голосе преподавателя и его пронизывающем взгляде вызывали в душе юноши дрожь и самоосуждение. Страх добавить неловко ответ или вообще забыть о чем-то важном, заставлял его пальцы нервно барабанить по столу. Перспектива выхода к доске казалась настоящим кошмаром. "Что, если скажу что-то не так? Что, если не смогу вспомнить правильного ответа?" Вспотевшие ладони и учащенное сердцебиение выдали его тревогу даже больше, чем задумчивый взгляд, который буквально впивался в страницу дневника. "Все будет хорошо," подумал Антон, стараясь убедить себя и поднять хоть немного духа. Но эти слова не приносили утешения. В его голове продолжали разворачиваться самые худшие сценарии, как в черно-белом кино с непредсказуемым сюжетом. Тем не менее, Антон встал, бросив последний взгляд на дневник и учебники, собрал вещи в портфель и направился к кабинету истории. В его походке чувствовались сразу и решимость, и скрытое желание скорее сбежать. Шагая по коридору, Антон все еще терялся в мыслях о вчерашнем дне. Вопросы по истории, которые он старательно писал почти два часа, действительно оказались сокрушительно трудными. Настолько трудными, что даже помогая себе интернетом, Антон не смог найти всех ответов. Это сильно беспокоило его, внушало чувство неуверенности перед предстоящей оценкой знаний. Неожиданно, прямо перед ним из угла коридора появились две фигуры. Антон быстро узнал одного из них – это был Семен. Этот парень за последние несколько дней успел запомниться Антону своими неприятными выходками и едким характером. При виде его выражения лица, привычно скривленного в насмешливой гримасе, Антон сразу почувствовал напряжение. Рядом с Семеном стоял второй парень, голубоглазый блондин. Он откинулся назад, опираясь на плечо Семена, словно заручился поддержкой друга. Этот блондин значительно отличался внешним видом от Семена — высокий, с идеально уложенными светлыми волосами и ослепляющей улыбкой. Его внешность даже казалась на первый взгляд, приятной и привлекательной, что вдвойне усиливало контраст между ними. Антон промерил блондина взглядом, и хоть лицо ему казалось знакомым, он не мог с уверенностью сказать, где именно видел его раньше. Вероятно, это был кто-то из его параллели, но конкретного имени этому лицу Антон пока не приписал. В коридоре стояла неявная напряженность, каждый из них будто чувствовал скрытое принуждение к какому-то непонятному противостоянию. Антон стал вспоминать все, что он мог знать об этом блондине, пытаясь проникнуть за грань своего поверхностного впечатления. Он рассчитывал, что ключевая информация, рассматриваемая в его мыслях, поможет ему правильно интерпретировать намерения этой загадочной пары, стоящей перед ним в освещенном коридоре школы. – Хей, здарова! – раздалось неожиданное приветствие. Антон, погруженный в свои мысли, слегка отступил, явно не ожидая такой внезапности. Перед ним стоял молодой блондин, чья рука взметнулась вверх в дружеском жесте. Улыбка на его лице была яркой, широкой, как у человека, готового поделиться своим хорошим настроением со всем миром. Глаза, казалось, светились озорными искорками, приобретая прищур, напоминающий лису, готовую к игривости или даже маленькой шалости. Антон почувствовал эту энергетику каждая клеточка его тела словно откликнулась на этот прилив жизненной силы. В груди что-то сладко сжалось, дыхание неожиданно сбилось, словно кто-то нажал на паузу в его дыхательном ритме. Голова сама собой слегка склонилась, как под тяжестью невидимой нити. Этот обмен произошел мгновенно, в доли секунды. Блондин излучал такую искренность и дружелюбие, что было трудно не ответить на него. Антон пытался справиться с неожиданным притоком ощущений. Внутреннее напряжение стало для него чем-то новым, будто его за плечи ласково, но твердо взял кто-то невидимый. А вот Семён, наоборот, старался быть более грозным, но получалось это из рук вон плохо, Антон сразу это заметил, поэтому не сдержал скрытую усмешку. Лицо Семена распирало противоречия и злость. – Это тот очкарик, Лёх, он пиздец борзый, – начал было он, голос его звучал как скрип старых дверных петель. Но его прервали: блондин уверенный в себе, резко вскинул руку, призывая к тишине. Рука его замерла в воздухе, будто властный знак, а затем нежно, но решительно, приземлилась ему на плечо, заставляя замолкнуть. Голубые глаза блондина сверкнули под светом яркого солнца из окна, подобно лазурным льдам в океане. Они впились в Антона, и в этот момент всё стало кристально ясно. Эти глаза были наполнены холодом и проницательностью, словно принадлежали не человеку, а хищнику, подстерегающему свою добычу. Антон чувствовал, как волосы на его затылке встали дыбом, но он заставил себя не отводить взгляда. Антон сразу вспомнил, кто такой Лёха. Ощущение, будто пропущенное звено мозаики, мгновенно вписалось в пустое место. Блондин, тот же Лёха, из шайки Пятифана, теперь стоял прямо перед ним, рослый и наглый, словно стены времени и пространства исчезли, оставив их лицом к лицу. Дружелюбие, что до этого впивалось в тело Антона, испарилось как и не было. Петров нервно выдохнул. Напряжение росло с каждой секундой и воздух, кажется, стал плотнее вокруг них. Антон понимал, что игра началась, и историю завершит только одно: один из них должен будет сделать первый ход. – Ты Антон, да? – Что тебе надо? – Петров решил сразу, разговор их должен быть чёткий и по делу, поэтому парень сразу настроился на холодный тон. Лёша ухмыльнулся. Катя как-то промолвилась, что на место главаря банды Пятифана метит некий Иванов Лёшка. Видимо, это он и был. На первый взгляд, Лёшка представлял собой полную противоположность Роме. Однако при более пристальном рассмотрении становилось заметно, что его энергетика была осезаемо негативной, тогда как сам Пятифан, обладая острым взглядом, мог подавить одним лишь присутствием. Антон нахмурился. Знакомиться с такой личностью ему не хотелось от слова совсем. Иванов Лёшка производил впечатление человека, от которого стоит держаться подальше. У него был худощавый вид, но драться умел и любил, волосы чуть длиннее, чем у большинства парней его возраста, и постоянная легкая улыбка на губах, словно в знак его уверенности и, возможно, скрытой угрозы. Противоположность Роме была заметна во всем: в манере носить одежду, в взглядах и в жестах. Рома, при всей своей брутальности, обладал каким-то внутренним спокойствием, но не мог контролировать свои эмоции. Лёшка же, хоть и выглядел менее грозно, внушал на первый взгляд не страх, а дружелюбие. Антон еще раз взглянул на Лёшку, пытаясь понять, каким образом этот человек смог привлечь внимание компании Пятифана и почему именно он претендует на место главаря. Лёшка встретил его взгляд неожиданно холодно. В этот момент Антон почувствовал, что знакомство с этой личностью может принести немало неприятных сюрпризов. И хотя Катя упоминала о нем мимоходом, очевидно было, что Иванов не просто случайный человек в их окружении. Кто-то, кто способен составить конкуренцию самому Пятифану, явно обладает неординарными способностями и амбициями. Антону не хотелось выяснять, какими именно. – Не будь такой злюкой, Петров, – словно смакуя его фамилию произнес Иванов, и, махнув рукой начал приближаться к нему. Антон такой выпад не оценил, поэтому не найдя ничего лучше как толкнуть заебавшего парня, сделал это. Лёша слегка пошатнулся и сделал шаг назад, словно на мгновение потеряв равновесие. Улыбка, которая только что озаряла его лицо, медленно сползла, уступая место напряженным искривлениям мускулов на скулах. Желваки заиграли, выдавая скрытое напряжение, растущее где-то глубоко внутри него. В этот самый момент Семен моментально вскинулся, как пружина, и начал что-то громко верещать. Его голос был отчетливым, но для Антона – ничего, кроме раздражающего шума. Антон будто оказался в водовороте своих собственных мыслей, сосредоточив все свое внимание на Лёше. Эти голубые глаза, сверкающие, как ледяные осколки, сейчас тянули его в бездну, словно океанские глубины, все поглощали, уводя всё дальше и дальше в потёмки. Лёша, заметив это, вновь изобразил на лице улыбку, но теперь она была явно насмешливой. Он поднял одну бровь, словно оценивая Антона с критическим прищуром, будто воображаемый художник, тщательно изучающий свой портрет. Антон видел эту насмешку, чувствовал её в самой своей сущности, но не мог отвлечься от этих гипнотических глаз. Эти глаза были окружающим миром, тем пространством, где соединились страхи и мечты, надежды и неуверенность. По мере того, как Лёша стоял, в его позе чувствовалась некая дерзость и уверенность в себе. Он вызывал своим поведением такую смесь леденящего страха и неподдельного восхищения, что Антон замер, неспособный отделаться от этого влечения. Каждое своё движение Лёша словно продумывал до мелочей, с хладнокровной точностью демонстрируя своё превосходство. Антон, затерянный в этом водовороте эмоций, чувствовал, как его собственный разум растворяется, уступая место неведомой силе, исходящей от Лёши. – Лёха, этого педика ебаного надо проучить!.. Иванов ничего не ответил Семёну. Молча, он положил свою твердую руку ему на плечо и повел в противоположную сторону, к удивлению всех присутствующих. В этот момент на его лице появилась широкая улыбка, обнажившая все тридцать два зуба, направленная Антону, который стоял в полном ошеломлении. Казалось, что их путь и решение уже были предрешены, и они быстро исчезли за углом коридора. Петров тем временем пребывал в абсолютной растерянности. Он никак не мог понять, почему все вокруг так настойчиво пристают к нему. Что им нужно? Может ли быть хоть кто-то, кто оставит его в покое хотя бы ненадолго? Вопросы роились в его голове, но ответов на них не было. Прося прощения у судьбы и надеясь на лучшее, он шел по долгому коридору к кабинету истории. Его глаза были полны тревоги и одновременно надежды. Каждое его шагание отзывалось в ушах учащенным сердцебиением. Он молился всем возможным силам, чтобы среди этих стен, в этой школе, ему наконец-то дали хоть каплю спокойствия. Каждая мысль о предстоящем уроке приносила ему толику утешения, но все равно сомнения не покидали его. Тени на стенах вытягивались по мере его приближения к кабинету, и казалось, что вся школа следила за ним. Ему было сложно бороться с ощущением того, что каждый звук в школе был обращен именно к нему. Петров шел, стараясь не замечать сверхъестественную атмосферу, мечтая, что здесь он найдет укрытие от своей повседневной суеты и проблем. Когда он, наконец, достиг дверей кабинета истории, рука его замерла перед ручкой. Он сделал глубокий вдох, подготавливая себя к возможным испытаниям. Но в глубине души он все же надеялся, что за этими дверями он найдет то самое заветное спокойствие, о котором так долго мечтал. *** Антон понял, что до звонка осталось ещё минут десять, и он медленно побрёл в сторону туалета, чувствуя, как его ладони начали потеть. Возможно, это был страх, возможно, предчувствие чего-то неприятного. Открыв дверь туалета, он сразу же почувствовал привычный, но неприятный запах. Возле кабинок стояли несколько парней, но, увидев Антона, они быстро удалились, и он остался совершенно один. Подойдя к зеркалу, Антон всмотрелся в своё отражение. Он заметил тонкую линию крови возле уголка рта. Видимо, он снова неосознанно прикусил губу в напряжении. Быстро помыв руки, он хотел вернуться обратно, надеясь провести остаток времени до звонка в спокойствии. Однако, его планам не суждено было сбыться. Вдруг дверь туалета резко распахнулась, и в неё стремительно вошёл Пятифан — человек, которого Антон хотел бы увидеть последним в данный момент. Сердце Антона забилось быстрее. Встреча с Пятифаном никогда не предвещала ничего хорошего. Антон выскочил из туалета словно ошпаренный, мысли о том, чтобы скорее убраться оттуда вытеснили из его сознания более важный момент – рюкзак. Сердце стучало в висках, когда он влетел в кабинет. Как только он осознал свою оплошность, рука рефлекторно метнулась ко лбу, и раздался сухой шлепок. "Как же так? Как можно было забыть?" - подумал он, мысленно при этом представляя, как в глазах Пятифана он теперь выглядит полным идиотом. Однако, как бы неприятно ни было, нужно было немедленно вернуть рюкзак. Антон нехотя развернулся, внутренне готовясь к скромному обратному пути через здание. Он уже делал шаг к двери, когда резкий звук звонка прорезал тишину. В этот момент перед ним словно из небытия материализовался их учитель, обведя строгим взглядом толпу учеников. Антон оказался перед дилеммой, застыв, как олень в свете фар. Каждая клеточка его тела вопила о том, чтобы бежать к рюкзаку, но страх перед возможной реакцией учителя удерживал его на месте. Время словно замедлилось, каждое мгновение тянулось бесконечно долго. Антон не знал, чья это игра – его разума или судьбы, но смысл происходящего ускользал от него. Не имея четкого плана, он лишь бессмысленно стоял перед дверью, надеясь на чудо. "Только бы учитель его не заметил, только бы ничего не сказал", – повторялось в его голове словно мантра. Учитель же, замедлив шаг, бросил быстрый взгляд на Антона, затем, как будто бы ничего не случилось, продолжил движение к учительской, видимо за журналом. Это был момент облегчения, но и триумфа не наступило, ибо судьба его рюкзака оставалась неизменной. Антон, облизав губы, медленно выдохнул, обуздав накатившую волну тревоги. В голове вертелись мысли: "Что делать дальше? Вернуться сейчас? Попросить разрешения или попытаться позже?" Неожиданно Антон почувствовал резкий удар в плечо, от которого у него перехватило дыхание. Боль разлилась по телу, и, глядя вниз, он с удивлением увидел у своих ног свой же портфель. Бредит? Что-то не так? Медленно поднимая глаза, он заметил Рому, стоящего рядом. Тот не выражал никаких эмоций, смотрел мимо Антона, будто ничего не произошло. Ситуация казалась странной и несправедливой. Как будто заледенев изнутри, Антон ощутил, как Рома бесцеремонно толкнул его в плечо, оттесняя в сторону. Антон потерял равновесие на мгновение, а Рома, словно выполнив свою миссию, уверенно вошел в класс. – Спасибо? – едва вымолвил Антон, но тот не обратил на него никакого внимания. В этот момент Антон заметил, как из коридора движется учитель. Понимая, что времени на разбирательства нет, он поспешно схватил свой портфель и буквально ворвался в класс вслед за Ромой. Сердце грохотало в груди, мысли путались. Его взгляд лихорадочно метался по комнате, пытаясь найти Рому. Но тот уже занял свое место, будто и не существовал для Антона вовсе. Сев за свою парту, Антон почувствовал на себе пристальный взгляд. Повернувшись, он столкнулся глазами с Катей, своей соседкой по парте. Она смотрела на него с явным недоумением и лёгкой усмешкой, словно он был каким-то пришельцем. На щеках Антона разливался румянец от стыда и унижения. "Каким же идиотом я выгляжу", – мелькнула мысль в его голове. Скрывая свои переживания и внутреннюю обиду, он старался сосредоточиться на классе, хотя ощущения были, мягко говоря, неприятными. Ему хотелось провалиться сквозь землю и исчезнуть, чтобы только не видеть насмешливые взгляды и не чувствовать, как по его душе воронкой закручиваются сомнения и чувства беспомощности. Антон пытался сделать вид, что всё в порядке. Но боль в плече оставались с ним, напоминая о собственной беспомощности. – И где тебя носило? – совершенно безучастно спрашивает девушка, попутно перебирая тонкие страницы учебника. Антон лишь качает головой, будто бы его уговаривают на что-то слишком утомительное. Он явно не в настроении для разговора. Его безразличие подчёркнуто пустым взглядом и невесёлым вздохом. Катя, сидящая рядом, даже не замечает этого. Её внимание полностью поглощает какой-то текст в учебнике, который она внимательно перечитывает вновь и вновь, словно стараясь разобраться в самой сути написанного. В этот момент дверь класса открывается, и в комнату входит Валентина Петровна. Она защищает стены класса своим строгим видом и блеском безупречной желтизны своих отутюженных блуз. Уверенным шагом она идёт к своему столу, бросая быстрые взгляды на учеников, словно проверяя, все ли на месте. Её присутствие привносит в класс особую атмосферу чинности и ожидания. Неожиданно Валентина Петровна делает что-то необычное: она достаёт из своей большой сетчатой сумки стопку листков и, не промолвив ни слова, бросает их на первую парту. Этот жест красноречивее слов; он ясно даёт понять, что листки следует раздать всем присутствующим. Переправив распоряжение невидимого содержания через своего молчаливого посланника, учительница отходит к доске. Антон в этот момент театрально закатывает глаза. Его жест выдает недовольство и усталость: раздача листков кажется ему очередным заданием, которое требует усилий, на которые у него нет ни желания, ни энергии. Катающийся карандаш в его руках – единственный элемент, выдающий внутреннюю напряженность мальчика. Катя же на это не реагирует. Её учебник сейчас – целый мир, поглощающий всё внимание. Мгновения расплываются, поглощённые страницами с учебной мудростью. Валентина Петровна, заметив это, лишь слегка улыбается уголками губ, понимая студенческий огонь в её глазах. Антон, с ещё большей неохотой, всё-таки тянется к пеналу. Молча раздают листы, каждый погружается в изучение нового задания, но нигде уже не серой тенью крутится сомнение и легкий оттенок подросткового бунта. – Пишем фамилию, имя, дату, – начала грозно учительница и присев за стол продолжила, – Тема вашей самостоятельной - детство Блока. На всё про всё, так... пятнадцать минут. Антон широко распахнул глаза в полном недоумении. Ему дали всего пятнадцать минут, чтобы описать всё детство великого писателя? Это же практически невозможная задача! Он чувствовал лёгкое раздражение и разочарование. В конце концов, он надеялся, что его новый учитель будет более понимающим и справедливым. Недолго думая, Антон начал в памяти перебирать ярчайшие моменты жизни Александра Блока, великого поэта Серебряного века. Перед его мысленным взором мелькали образы: уютные комнаты, застилаемые мягким светом керосиновых ламп, старинные книги на полках, запах свежих чернил, которыми он однажды испачкал белоснежную рубашку. Ему вспоминалось лёгкое журчание реки Невы, смешивающееся с шумом проезжающих экипажей и звуками природы. Сердце Антона бешено колотилось, рука жила своей жизнью, быстро черкая строки на листке бумаги. Он описал, как юный Саша наслаждался уединением в старом саду, невзрачные тенистые парки, где он проводил свои беззаботные детские годы. Эти воспоминания были настолько яркими и живыми, что казалось, будто время само остановилось, чтобы он успел их записать. Антон писал, не задумываясь о том, насколько красиво и изысканно звучат его слова. Он сосредоточился на сути, на тех искрах детства, которые освещали первый творческий путь Блока. Моменты, когда юный гуманитарий впервые соприкоснулся с литературой, почувствовал магию поэзии, вошел в её мир, оставшись там навсегда. Оглянувшись на свой небольшой текст, Антон почувствовал, что описал всего лишь искорку огромного костра, который горел в душе великого писателя. Но эта искорка могла рассказать о многом. Эмоции, смелые мечты, первые строки стихов, вспыхнувшие в голове молодого мальчика — всё это стало основой для будущего поэта. Антон продолжал писать. Он чувствовал, что это мгновение важно не только для выполнения школьного задания, но и для него самого. Ведь каждый раз, погружаясь в миры великих писателей, он открывает для себя что-то новое, что-то глубокое и вечное. "...Своё детство Блок провёл в дедовском доме, выезжая на лето в подмосковное имение Шахматово, где рос в атмосфере высоких духовных интересов и изысканных культурных запросов семьи. Среди близких знакомых Бекетовых были семейства Боткиных, Тютчевых, Бакуниных. Мальчик рос окружённый любовью и заботой, не соприкасаясь с бытовыми неурядицами и нехваткой внимания. Родные отмечали чуткость и впечатлительность ребёнка. В девять лет, когда мать второй раз вышла замуж, Биба – так звали Сашу Блока домашние – переехал на квартиру отчима, гвардейского офицера Ф.Ф. Кублицкого-Пиоттуха, но продолжал часто бывать у деда." – Сдаем. Антон, слегка склонив голову и устремив взгляд на бумагу, аккуратно обводит последние буквы на своём листке. Улыбка медленно проступает на его лице - осознание законченного труда и сознание выполненного долга приносит ему внутреннее удовлетворение. Он поднимается со своего места, уверенно направляясь к столу учительницы, держа в руках свой листок, на котором каждое слово выстрадано старанием и прилежанием. Когда он проходит мимо рядов парт, взглядом замечает своих одноклассников, многие из которых всё ещё мучаются, терпеливо выводя по две-три строки, их лица полны напряжения. Антон внутренне улыбается, думая: "Надо было учить. Хотя сам выучил всё на первом уроке." В его голове мелькает мысль о том, сколько времени он посвятил подготовке, и это приносит ему ещё большее удовлетворение. Он смотрит на Валентину Петровну, свою учительницу, которая с одобрительной улыбкой следит за его приближением. Её глаза светятся радостью от того, что хотя бы один из её учеников подошёл к заданию ответственно. Когда Антон кладёт листок на стол перед ней, она слегка кивает ему головой, как бы говоря: "Молодец, Антон." Он возвращается на своё место, чувствуя, как гордость за выполненное дело растёт внутри него. Едва успев снова сесть, Антон замечает, как Катя, сидящая рядом с ним, сосредоточенно пишет, стараясь заполнить как можно больше страниц. В её руках ручка плывёт по бумаге так быстро, словно ею движет неукротимое желание написать не только о детстве Блока, а о всей его великой биографии. "Да, вот это стремление!" - думает Антон с лёгкой улыбкой. Класс полон звуков торопливо скребущих ручек и тихих вздохов учеников. Но для Антона этот момент - момент триумфа. Он опирается на спинку стула, позволяя себе минуту отдохнуть и облегчённо вздохнуть, зная, что он сделал всё, что мог. Дальше урок идет славно. Антону нравятся слова из стихотворения, он повторяет их про себя, смакуя каждую строчку, и уже воображает, как рассказывает его на оценку учителю. Увлеченный ученик чувствует, как ритмы и образы складываются внутри него, как пазлы в единую картину. Он видит, как учительница Валентина Петровна с улыбкой кивает ему и хвалит за выразительное чтение. "По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух." Пока Валентина Петровна разглагольствует на тему, какой же глубокий смысл вложен в два коротких слова, Катя прыскает от смеха с той девочкой, которая сидит за ними. Весь класс, казалось бы, погружен в мир поэзии, но для Кати и ее подруги это просто еще один повод для шуток и тихого хихиканья. Антон косится на нее и замечает, что на фоне целомудренного настроя урока, девушки выглядят будто из другого мира — жизнерадостного и беззаботного. – Он ее кинет уже завтра! – Спорим на сотку, что послезавтра? Эту девочку, сидящую за ними, он узнал недавно — ее имя Вика. Вика и Катя чем-то похожи. Обе блондинки, только у одной аккуратное каре, которое прекрасно подчеркивает форму лица, а у другой длинные, роскошные волосы, которые вьются легкими волнами и, казалось бы, всегда в идеальном порядке. Их дружеские перешептывания и надменные улыбки привлекают внимание учеников, как магнит. Антон, снова вернувшись к свои мыслям о стихах, находит в этом моменте запах юности — такие контрасты эмоций и настроений, таких каждой неуловимой и легкой схватке за внимание. Чувствуя себя не столько участником, сколько наблюдателем, он тихо усмехается под нос и думает о вечных вопросах: как удивительно многослойна жизнь даже на обыкновенном уроке литературы. Звонок пронизывающе раздается, словно глубокий баритон старинных часов, и эхом расходится по коридорам школьной вселенной. Учитель, усталый, но решительный, поднимает руку, привлекая внимание разнопёстрой аудитории и объявляет их задание: к следующему занятию выучить любое стихотворение Александра Блока. С легким вздохом облегчения, ребята поднимаются с мест, освобождая деревянные парты. Антон сидит неподвижно, немного задерживаясь в кабинете. Едва учитель растворяется за дверью, голод тут же заявляет о себе как ненадёжный компаньон: непреодолимо сильный, он воплощает себя в урчании живота. Всего три урока позади, а ощущение пустоты в желудке ощущается так, будто он не ел вечность. Тут он осознает: сейчас большая перемена, и это шанс насытиться долгожданным обедом. Тяжёлые мысли о предстоящем задании и усиливающееся чувство голода, подобно фоновой музыке, сопровождают Антона через коридор школы, наполненный эхом гомона и топотом детских ног. Он неспешно движется к столовой, сопровождаемый шумом повседневной школьной жизни. На пути его небрежно отрывает от раздумий группа мальчишек. Они, словно разбуженные ураганом, несутся по коридорам быстрее самолётов, способных преодолеть звуковой барьер. Вихрем проносятся мимо, задев плечом его ранец. Резкая ухмылка появляется на его лице, от своего раздражения он лишь негромко фыркает, но не останавливается. Парень знает цель — столовая, и преодоление голоду. Сложно не заметить контраст между его размеренным шагом и суетливой поспешностью других. В тени их всех, каждый его шаг звучит уверенно. В просторной и светлой столовой царила предобеденная суета. В воздухе витали запахи свежей выпечки и развеселые голоса детей. Антон, с аккуратностью присущей только школьникам, пересчитывал двенадцать рублей на его любимую булочку с клубникой. Его внимание сосредоточилось на мелких монетках, словно это был важнейший обмен на рынке ценных бумаг. Подняв глаза от ладони, в которой звенели монеты, Антон случайно заметил в толпе белую макушку. Сердце его в тот момент будто подсказало правильный ответ, и на губах расцвела улыбка. Это точно была Оля. Парень не смог удержался от восклицания и, окликнув девочку по имени, сразу заметил, как она обернулась, помахав радостно рукой. Антона наполнило теплое чувство, смешанное с предвкушением встречи. Он подозвал ее к себе, и Оля, словно маленький вихрь, быстро к нему подбежала. Ее светлые волосы слегка развевались, а в глазах блестела радость. Она тут же обняла Антона, прижавшись к его животу. В этот момент парень ощутил, как она стала частью его мира, его младшей сестрой и верной подругой. – Антон! Антон! Ты представляешь я получила пять по русскому! – радостно начала кричать Оля, парень закрыл глаза и вслушался в ее быструю речь о том, как же она всё выучила и первая вызвалась отвечать. Оля была не такой высокой, как Антон, что впрочем, совсем не удивительно, учитывая их разницу в возрасте. Ей всего десять лет, что делало ее еще более трогательной и хрупкой в его глазах. Однако, несмотря на возраст, в ее действиях и отношениях чувствовалась большая любовь и привязанность. Столовая, казалось, немного утихла в этот момент. Все вокруг, включая запахи и разговоры, как будто отступили на второй план, давая дорогу этому маленькому семейному блаженству. Антон знал - с Олей рядом даже самая обычная булочка с клубникой станет особенной. – Ну что, есть захотела? – А сам то? – девочка потыкала пальцем в живот брата, а Антон за это взъерошил ее волосы. – Ай! Ты мне прическу испортишь! Оля начала бить Антона куда ни попадя, стараясь задеть его как можно больнее, но парень лишь фыркал и улыбался в ответ на её попытки. Антон неожиданно остановился, задумавшись о чем-то на мгновение. Затем, велев Оле никуда не уходить, он направился к продавщице, чтобы купить булочки. Он знал, что именно ему нужно: одну булочку он взял себе, с любимой клубникой, а другую — с малиной — для Оли, ведь она обожала эти ягоды больше всего. Вернувшись обратно, Антон заметил, как лицо девочки засияло радостью, когда она увидела его с булочками в руках. Торжественно вручая ей лакомство, он наблюдал за ее реакцией, и не мог не улыбнуться в ответ на её восторг. Оля почти прыгала от счастья, едва удержав булочку, и благодарно посмотрела на Антона. Вручение булочки превратилось в маленький ритуал, состоящий только из них двоих. Антон, как заботливый старший брат, нежно поцеловал Олю в лоб, отметив для себя, как важно для него видеть её счастливой. Оля, прижавшись к нему и кусая свою булочку, казалась самой довольной девочкой на свете. Из их глаз лучилась любовь и тепло, скреплявшие их нерушимую связь. – Спасибо! – радостные крики Оли были слышны всей школе, она еще раз крепко обняла брата и принялась кушать булку. Антон тоже не остался без дела. Они с Олей вышли из столовой, сближаясь на каждом шагу, поедая приготовленные с любовью булочки и смеясь беззаботно, как дети. Звучали смех и аромат свежей выпечки, наполнявшие пространство легкостью и радостью. Проводив Олю до её кабинета, Антон остановился. На последок приказав сестре сразу после школы идти домой, он попрощался с ней. Решив, что пора двигаться дальше, он направился к своему кабинету. На очереди была химия – предмет загадочный и притягательный, как лабиринт, в который Антон часто заходил, теряясь, но всегда находя путь к новым открытиям. Идя по длинному коридору, залитому мягким светом ламп, Антон размышлял о времени. В голове мелькали мысли: через сколько минут прозвенит звонок? Судя по его точным и немного расчетливым вычислениям, он должен прозвенеть... Сейчас. И действительно, в ту же секунду раздался звук, наполнивший коридор привычной мелодией учебного занятия. Антон почувствовал укол торопливости и восторга, ведь химия была тем местом, где его ожидали не решения, а удивительные загадки науки. Почти поскользнувшись на скользкой плитке, он быстро подбежал к своему кабинету, стараясь успеть вовремя. Украдкой взглянув на часы, Антон подтвердил свои расчеты – он был точно на месте. Заходя внутрь кабинета химии, Антон обратил внимание на пустые парты: половина класса отсутствовала, а его соседка по столу вообще куда-то пропала. Кабинет выглядел непривычно тихим и пустынным, как будто кто-то заранее выключил всё веселье и оставил лишь приглушённое эхо последних разговоров. Мимо пролегал медленный поток дневного света, ложащийся полосами на парты и доску. Но вдруг его взгляд упал на Викторию. Она сидела довольная, сверкая глазами и посмеиваясь, что само по себе было странным. Ещё страннее было то, что рядом с ней умостился Бяша, тот самый друг Ромы, способный на самые неподобающие выходки. Они бурно обсуждали что-то, и ветер их разговора доходил до ушей Антона. В полагающейся для таких случаев любезной осторожности, Антон решил проигнорировать ситуацию и тихо сел на своё место, стараясь не выдать своего потрясённого состояния. Он медленно вытащил тетрадь и ручку, пытаясь сосредоточиться на задании, однако разговор Вики и Бяши всё больше привлекал его внимание. Тишина в кабинете была такой звенящей, что казалось, можно было услышать, как скрипит мел на доске. Но внезапно этот едва уловимый процесс нарушился резким голосом Бяши, разрезавшим воздух, как кинжал. – Эй, Антон! – натянуто выкрикнул он, заставив Антона вздрогнуть и уронить ручку на пол. Парень поднял голову и столкнулся с двумя парами глаз, в которых читались совершенно разные чувства: в Виктории блестело ехидство, а в глазах Бяши была какая-то настойчивая и тревожная нотка. Антона охватили противоречивые эмоции; он не знал, на что надеяться и что ожидать от этой новой и неожиданных компании на заднем ряду. Вики и Бяша непривычно слишком близко, и это явно обещало новые, неизвестные, но, возможно, менее приятные интриги. Антон тихо вздохнул и снова принялся искать упавшую ручку, борясь с внутренним смятением и растущей тревогой. – Мы на химии сидим по-другому, на, – Бурят смотрел прямо на него и Антону стало неловко. На самом деле он думал, что Бяша немного туповат, ведь водился в шайке Пятифана, и говорить с Антоном он не должен был, хотя всё это и напридумывал Петров. На самом деле, Бяша сейчас смотрел на Петрова без презрения, а даже с некой ноткой помощи во взгляде. Антон, заметив это, тотчас покраснел и почувствовал стыд. Он привык воспринимать Бяшу с недоверием, считая его человеком, который первым начнет подшучивать и подкалывать его, как это делал Бабурин. Однако этот взгляд, полный доброты и участия, удивил Антона. Бяша не был тем, кем он его себе представлял. Антон ощутил внутренний дискомфорт от своих прежних ошибок в суждениях и предвзятых мнениях. Он вспомнил моменты, когда несправедливо строил предположения о человеке, которого толком не знал. Возможно, он слишком много думал о том, что о нём скажут и как отреагируют на его действия. Ситуации, в которых он ожидал насмешек и поучений, оказались не такими страшными. Всё это пошатнуло его уверенность и заставило взглянуть на мир иначе. Бяша, не произнеся ни слова, лишь слегка кивнул Антону, как бы подтверждая свою доброжелательность. – А... да? – это всё что смог выдавить из себя Антон, он нелепо убрал свои вещи с парты, при этом чуть не упав, запнувшись о собственные ноги. – Тут один Ромыч сидит, дождись Марью Ивановну, на. Антон кивнул, явно благодарный за предоставленную информацию, и даже не заметил, как Бяшка, чуть улыбнувшись, как бы подтверждал, что все в порядке. Антон же сделал себе пометку в голове: нужно пересмотреть свое видение этого парня. Бяшка оказался гораздо мудрее и тактичнее, чем казался на первый взгляд. Медленно и незаметно заполненный класс начинал напоминать шумный улей. В каждый уголок просачивались разговоры и шелест тетрадей, пока ученики размещались на своих местах. Внезапно шум стих, когда в дверном проеме появилась учительница. Огонь разговоров погас. Но на этом сюрпризы не закончились — следом за ней в класс вошел Рома. Учительница была настоящим воплощением элегантности. Она выглядела на тридцать, хотя ее глаза, полные опыта и мудрости, выдавали, что ей намного больше. Ее волосы, черные и блестящие, как вороново крыло, струились мягкими волнами по плечам, придавая ей особый шарм. На ней был синий строгий костюм, который идеально подчеркивал изгибы её фигуры и гармонично сочетался с её глубокими, как океан, глазами. В её присутствии чувствовалась сила и уверенность, как будто каждый её шаг и жест были отточены до совершенства. Антон стоял словно громом поражённый, не веря своим глазам. Он не мог оторваться от этой сцены, словно она заворожила его до глубины души. Мир вокруг перестал существовать. Рома же вёл себя совершенно обычно, как будто не замечал магнетического эффекта, который производила их учительница, точнее его мать, на всех вокруг. – Здравствуйте дорогие, – улыбнулась женщина и, показав жестом, велела всем сесть. Только вот Антон даже не представлял куда ему себя деть, как оказалось Катя сидела на первой парте и вовсе не одна, поэтому Петров устремил жалобный взгляд на учителя. Та сразу вскинулась. – Ты же Антон, верно? Антон кивнул, подтверждая услышанное, но его внимание тут же привлекло нечто странное. Уголками глаз он уловил улыбку, которая, как думал он, была предназначена исключительно для него. Однако, слегка повернув голову, он заметил, что улыбка совсем не ему, а Роману, сидящему на его парте. Антон мгновенно ощутил, как напряжение проступает в его плечах, как невидимые канаты начинают тянуть его тело. Он настороженно замер, и его взгляд, теперь явно направленный на себя со стороны женщины, в неконтролируемом порыве заставил его коситься от своей парты, словно ища убежища. Женщина, ведущая урок, внезапно врезалась в этот неприятный момент своим жестом. Она присела на краешек стола, и, временно отвлекшись, задумчиво постучала ногтями по твердой поверхности. В тишине класса этот звук разнесся как барабанный бой, вызывая у Антона осознание, что внимание сосредоточено именно на нем. Прошел момент, возможно тянувшийся лишь несколько секунд. Наконец, она подняла свои большие, немного уставшие глаза и, словно проходя мысленно через свои внутренние календари и заметки, произнесла то, что уже давно назревало в ее мыслях. – Рома и так сидит один, можешь к нему и сесть. Антон опешил, сесть к Роме? Этот неожиданный вопрос застиг его врасплох. С каждой секундой ком в горле становился тяжелее. Он сглотнул, пытаясь унять охватившую его дрожь. Спину натирал рюкзак, который он наскоро стащил с плеч. Косясь на Пятифана, он уловил тень недовольства в его глазах. Пятифан, грозный и непреклонный, мог одним взглядом привести любого в состояние панического трепета. Стряхнув с себя наваждение, Антон присел на стул, кожура которого скрипнула под его весом. Его внутренняя тревога только росла. Непривычное ощущение предстояло пережить. Он почувствовал, как на него уставился злобный взгляд парня, заставив его нервно заёрзать на месте. Каждое движение казалось искусственным и неловким. Время замедлило свой ход, и секунды, казалось, тянулись в вечность. Антон инстинктивно избегал взгляда Пятифана, но внутренний голос подсказывал ему, что этого не избежать. Он собрался с мыслями и нервно посмотрел обратно. Кабинет был наполнен приглушенным шумом, голоса сливались в монотонный гул. В этом окружении напряжение только усиливалось, и Антон чувствовал себя словно в клетке. Радость последних дней испарилась, оставив место глубокому волнению. – Почему я должен сидеть с этим? – вскинулся Рома и посмотрел деловито на мать, та в свою очередь лишь слабо посмеялась махнув на него рукой. Пятифана такая реакция не устроила и он всем своим видом дал понять Антону, что вместе им суждено сидеть лишь один урок. Петров был более чем доволен. Марья Ивановна оказалась невероятно доброй женщиной. Вместо того чтобы требовать отчеты или упреки, она всего лишь пошутила на какую-то тему, расслабив атмосферу, и мягко перешла к объяснению нового материала. Антон слушал ее с искренним интересом, погружаемый в атмосферу знаний, но иногда краем глаза украдкой посматривал на Рому. Он, в отличие от Антона, всё прилежно записывал в свою тетрадь. К удивлению и даже некоторому шоку Антона, почерк Ромы оказался красивым, разборчивым и аккуратным — на порядок лучше его собственного. Этот факт потряс Антона и вызвал в его сердце смешанные чувства: лёгкое жжение гордости и зависти одновременно. Гордость кольнула сердце, напоминая о собственной несовершенности, и Антон тяжело вздохнул. Он чувствовал вес этого небольшого поражения, но старался не подавать вида, сосредотачиваясь на объяснениях Марьи Ивановны. Рома, по всей видимости, был полностью погружён в работу, не обращая никакого внимания на Антона или кого бы то ни было. Его сосредоточенность и самоотдача выдавали в нём человека, стремящегося к знаниям. Антон не знал, как относиться к такому повороту событий. С одной стороны, его не заметили, что должно было бы принести облегчение. С другой стороны, это попросту игнорирование вызывало чувство беспокойства и сомнения. Петров не знал, радоваться ему или плакать. С одной стороны, это была возможность спокойно сосредоточиться на получении информации. С другой стороны — отсутствие внимания со стороны Ромы вынуждало его чувствовать себя ущемленным. В душе Антона царил хаос, но он продолжал слушать Марью Ивановну и пытался собраться, принимая сложившуюся ситуацию как данность. – Давайте решим одно уравнения, может кто-то хочет? Антон инстинктивно вздрогнул, когда Пятифан поднял руку. Его словно молнией пронзило чувство неожиданности и легкого удивления. «Почему именно он?» – мелькнула в голове мысль, но ответ вскоре стал очевиден. Химию, без сомнений, Пятифан знал лучше всех в классе. В конце концов, его мать, Марья Ивановна, преподавала этот предмет. Все возможные вопросы и серьезные темы обсуждались дома, нанизывая знания в его голове, как жемчужины на нитку. Конечно, удача была на его стороне. Марья Ивановна, стоящая у доски, сначала взглянула на сына с явным недовольством. Прямой, строгий взор мамы-преподавательницы останавливал на мгновение, казалось, смелость у Пятифана. Но никто вокруг не осмелился проявить инициативу и последовать его примеру. Класс замер в полнейшей тишине. И в этот момент её лицо смягчилось, и она, выдохнув с легким намеком на соступчивость, кивнула: мол, давай, сынок, вытаскивай нас из этого положения. Рома прошёл к доске, напрягаясь внутри, но при этом стараясь выглядеть уверенно. Он взял мел, его пальцы крепко охватывали белый цилиндр, готовый записать на тёмной поверхности такие знакомые и в то же время сложные химические формулы. Глаза сына встретились с глазами матери – в них читалась кроткая поддержка и скрытая надежда на то, что он не подведет. Спина ровная, голова поднята – он был готов к этой ответственной задаче. Завороженный класс долго задерживал дыхание, словно каждое дыхание могло испортить магию знаний, которая сейчас проявится на доске. Антон, наблюдая за происходящим, не мог не отметить, как странные и запутанные ходы химии становятся четкими и логичными в руках Пятифана. Его уверенность, редкость осознания своего положения здесь, вдохновляли всех окружающих. Трудно не завидовать такой подготовке; именно так казалось, когда счастливая череда дублированных тем дома превращалась в нечто большое. Повезло. – Приведи уравнение реакций взаимодействия натрия с органическими кислотами или аминокислотами. Антон непонимающе кивнул самому себе, чувствуя некий диссонанс в собственных мыслях. Неуверенно пробежался взглядом по сложным символам в учебнике, тщетно пытаясь найти знакомое. В голове царила суматоха, словно кто-то спешно терзал страницы беспорядочных мыслей. Он попытался разобрать слова, словно складывая осколки стекла в единое целое, но буквально через секунду всё разлетелось в памяти тонкой пылью. Глядя с мелькающей растерянностью и разочарованием на свою пустую тетрадь через несколько мгновений, он лишь устало выдохнул. Рома, в отличие от Антона, казался поглощённым задачей полностью. Его руки стремительно мелькали над доской, будто добывавшие из воображения бесконечные ряды формул и решений. Стремительно и уверенно, за несколько секунд он выводил аккуратные строки уравнений, которые складывались в безупречный узор цифр и символов. Уже через минуту на доске в классе красовалось элегантное решение уравнения, написанного размашистым уверенным почерком. Позади Ромы сияла доска с размашистыми линиями, излучающая смесь успеха и понимания. В то время как Антон ощущал грусть и чувство недоумения, размышляя о том, как найти путь через тернии своей путанной логики. "2CH3COOH + Na → H2 + 2CH3COONa" Антон открыл рот и посмотрел на Пятифана, который устало пялился в потолок. Марья Ивановна лишь усмехнулась и уже повернулась к классу, дабы задать вопрос: – Верно ли написано уравнение? Женщина стояла у доски и смеряла всех одним и тем же нечитаемым взглядом. Её синие глаза, словно два ледяных омута, ни на секунду не выдавали эмоций, лишь вселяли тревогу. Антон, стараясь казаться невидимым, судорожно молился, чтобы его не спросили. Стыд перед классом был для него худшим кошмаром, от которого бегают мурашки по спине. Ему казалось, что даже стены этого старого кабинета знали о его страхе и потаённой неуверенности. Рома, нахмурившись, бросил злобный взгляд на свою мать. Закатив глаза, он что-то буркнул под нос — вероятно, новое обвинение в её адрес. В его мнимой непогрешимости не было места для ошибок, и любое её замечание он воспринимал как личное оскорбление. Он был так уверен в своей безупречности, что не предполагал возможности собственной ошибки. Однако Марья Ивановна, женщина с мудрыми глазами и беспощадными методами обучения, так не считала. Для неё все ученики были одинаково подвержены ошибкам и слабостям. Она знала, как мало тех, кто способен превозмочь свою гордость и признать промахи. И именно это делало её подход настолько ценным. – Лес рук, как я посмотрю, – женщина вдруг резко открыла журнал и начала смотреть по списку кого же спросить. у Антона захватило дух и он вдруг пересчитав всё, что было задействовано в уравнение понял, что там действительно есть недочет. У натрия в левой части уравнения не хватало двойки! Антон нервно сглотнул. В воздухе витал запах мела и слегка увядших цветов из горшков на окнах. Его мысли были разбросаны, как пазл под дуновением ветра, но что-то всегда подсознательно перетекало к Роме. Антон мысленно перебирал вчерашние события и вдруг—вздрагивая сам от своей внезапной решимости—вскинул руку так, чтобы замечание осталось скрытым для всех, кроме Ромы. Что именно руководило его действием, Антон не мог до конца понять. Это было что-то на грани инстинкта и неясного ощущения необходимости помочь. Свернув пальцы, он сформировал два четких жеста, предположительно означающих цифру "два". Рома заметил движение, но на его лице не появилось ничего, кроме скуки и легкого раздражения. "Черт возьми, Рома!"—Антон мысленно проклинал свои попытки быть хоть каплю полезным. Вновь, с замеренным дыханием и аккуратностью хирурга, он повторил жест, передавая тот же сигнал: два пальца. На этот раз к Роме, казалось, наконец пришло понимание. Хмурое лицо нового соседа немного прояснилось, и его взгляд скользнул в сторону доски. В этот момент, озаряясь светом знания, он быстро выводил новое уравнение—на этот раз правильное. Антон облегченно выдохнул. Возможно, никто не заметил его маленького подспорья, но для него это была маленькая победа. "2CH3COOH + 2Na → H2 + 2CH3COONa" Марья Ивановна заметив, что Рома что-то пишет, обратила на него свое внимание. Тут же улыбнувшись она еще раз перечитала уравнение и одобрительно кивнула. – Я думала уже не додумаешься, – облегченно проговорила женщина и задумавшись открыла учебник, – А реакция какая? – Это окислительно-восстановительная реакция, – даже не задумываясь произнёс Пятифан. Антон вновь пораженно открыл рот и отвел взгляд в сторону. Стоило действительно пересмотреть некоторые аспекты его суждения о людях. – А что такое CH3COOH? – Этановая кислота. Марья Ивановна, склонив голову набок, как будто не доверяя первым ответам сына, продолжала задавать разнообразные вопросы. Она хотела убедиться, что Рома действительно владеет всем материалом на отлично. Рома терпеливо отвечал на каждый вопрос, не сбиваясь, не ища спасительных взглядов. Наконец, Марья Ивановна удовлетворенно улыбнулась, отпустив сына на место. Рома сел за парту рядом с Антоном, но ничего ему не сказал. Это молчание резануло Антона. Он ожидал хотя бы краткого "спасибо" за недавно оказанную помощь. Ему было обидно, что его старания остались не отмеченными. Прошло несколько минут, наполненных тихим перешептыванием и скрипом ручек по тетрадям. Антон, потерявшись в своих мыслях, вдруг вспомнил утренний эпизод, когда Пятифан принес ему его портфель. Он был настолько занят своими делами, что едва поблагодарил его. Это воспоминание заставило Антона вздохнуть тяжело и печально. Он понял, что сам не всегда оказывается внимательным к окружающим. Может быть, Рома не сказал "спасибо" не нарочно, а просто из-за своей застенчивости или замкнутости? Антон почувствовал, как его обида медленно растворяется, уступая место пониманию. Он решил про себя, что не стоит требовать мгновенной благодарности, ибо самое главное в помощи — это сам процесс, а не ответная реакция. Дальнейший урок протекал в однообразном ритме, словно механические тикающие часы, без единого отклонения от привычного порядка. Сдержанно скучный звонок разнесся по коридорам, ознаменовав конец занятия. Антон, не обратив внимания на одноклассников, не выделяя их из общего фона, медленно поплелся к выходу из класса. Над его головой словно висела невидимая туча, усиливая ощущение бессмысленности. Каждый последующий урок затягивался, словно бесконечный поток времени, истощая силы и намерения Петрова до крайности. Словно бы каждая минута тянулась, отгрызая от его жизненной энергии. И вот, пробив седьмой урок, Антон чувствовал себя хуже, чем выжатый лимон – словно все силы были отняты и никаких ресурсов больше не осталось. Тело было тяжелым, как свинец, а голова оттягивалась мыслями вниз, к нескончаемой усталости. Заходя в раздевалку, он наконец-то сменил школьную обувь на удобные повседневные ботинки. Взял в руки куртку, ощущая холодный материал пальцами, словно внимая каждой нити ткани. Этот процесс, как последний шаг перед долгожданной свободой, приносил слабую надежду на мимолетное облегчение. Покинув стены школы, Антон ощутил холодный воздух, который мгновенно наполнил его легкие. Сегодня, несмотря на холод, ему предстояло идти одному – Оля уже была дома. То, что Олю не нужно было ждать, означало для него одиночество на пути, лишенное привычного бормотания и разделенной тишины. Путь домой растянулся перед ним извилистой дорогой, осененной уличными огнями, которые на фоне серого неба казались далекими звездами, приносящими слабое утешение. Пройдя буквально пару метров от школы, он вдруг остановился. Сквозь суматоху школьного двора среди криков и смеха учеников, Петров уловил знакомые голоса. Эти голоса раздавались неподалеку от него, и на пару секунд ему даже показалось, что он ошибся. Он мог просто пройти мимо, уйти подальше от этой сцены, как учил опыт и здравый смысл. Поджать плечи, засунуть руки в карманы и двигаться дальше, мимолетно забыв услышанное. Но любопытство, это древнее и зачастую опасное чувство, уже пробудилось в нем, методично звеня под кожей. Петров замер, как будто тоска по разгадке застывших в воздухе звуков окутала его. Он стоял, едва дыша, слушая. Вдох-выдох. Все казалось погружено в полупрозрачную дыма тайну. Эти голоса... такие узнаваемо-звучные, оставались с ним, и против собственной воли он притаился за углом школы. Сердце билось быстрее, он почти физически ощущал, как неизвестность медленно захватывает его. – Ну что Ромка, где ж твоя хозяйка? – этот слащавый голос Антон узнал сразу, Иванов. – Ебальник завали, бесишь уже. – а этот грозный точно Пятифан. Послышался наигранный смех и Антон поморщился, слишком уж. Может пора было идти домой? – Не кипишуй, мне просто интересно где твоя любимая? Антон мысленно напрягся. Думал: "Любимая? Кто это может быть?" Возможно, они говорили про Полину? Полина была девушкой, которая давно запала Пятифану в сердце. Может, он надеялся, что это про нее. Но вдруг Катя что-то не сказала на этот счет? Может, там речь была не о ней? Хотя Полина классе, считалась первой красавицей. Факт известный, Рома в нее влюблен с пятого, может шестого класса. Антон знал, что у Ромы давно глаза горят только при одном упоминании ее имени. Антон попытался еще раз собрать все в голове, но запутался окончательно. "А при чём тут хозяйка?" Эта деталь все сбивала. Он совершенно ничего не понимал. Может, речь идет не об одноклассниках, а о каком-то другом человеке, или вовсе о предмете? Ситуация казалась ему все более и более запутанной. Антон чувствовал, как мысли перемешиваются, создавая клубок недоразумений. Стараясь вспомнить каждое слово, он продирался через лабиринт догадок. "Может быть они говорили о ком-то совсем другом?" – Не твое собачье дело, что ты доебался, на? Его внимание привлек знакомый звук — это голос Бяши. Антон невольно улыбнулся. Теперь Бяша казался ему хорошим парнем, и сегодня Антон, приглядевшись к нему ближе утвердился в этом мнении. Бяша был тем, кого можно назвать душой компании. Его дружелюбие и готовность помочь не знали границ. Учителя всегда могли рассчитывать на его помощь, будь то перенос тяжелых книг или подготовка кабинета к следующему уроку. Бяша охотно помогал одноклассникам, просто оказывая поддержку в трудную минуту. Его оптимизм и доброжелательность создавали вокруг него атмосферу доверия и уважения. Однако, несмотря на всю доброту и радушие Бяши, Антона волновала другая фигура — Рома. Каждый раз, когда Рома был рядом, Антон чувствовал легкую дрожь, словно по его спине бежали мурашки. Рома вел себя странно, его взгляд был тяжелым и проницательным, будто он всегда знал больше, чем говорил. Слова Ромы часто скрывали в себе двойной смысл, и его поведение временами казалось непредсказуемым. Все это вызывало у Антона непреодолимое чувство тревоги. – Псина у нас тут только Ромка, – вдруг разрезал тишину Иванов и Антон сообразил, что лучше сейчас и свалить. Он направился в противоположную от них сторону и выдохнул. Есть над чем подумать.