От холода может спасти тепло огня,
Но от пустоты – лишь тепло чужого тела.
Йозеф сделал маленький глоток вина и поставил бокал на столик. Кисловатый с горчинкой напиток неприятно обжигал горло. Алкоголь ему не нравился, хотя, вероятно, он просто в нём не разбирался. Йозеф потянулся за баночкой с успокоительным. Задетый пустой блистер упал на ковёр, но он не обратил на это внимания. Уже не важно, что останется после. Он остановил машину на некотором расстоянии от дома, у поворота грунтовой дороги. Он всегда так делал, когда приезжал сюда – давал себе время собраться с мыслями, но обычно только накручивал себя. Как всегда сухо зашипел распрыскиватель с дезактиватором над входом. Дверь открыла немолодая женщина в строгом сером платье. Она была её сиделкой, сколько он себя помнил. И сколько он себя помнил, она смотрела на него, как на грязь, которую надо стереть – то, чьё существование недопустимо в приличном доме, да и, собственно, в любом другом тоже. Он втянул голову в плечи и опустил взгляд – привычка, въевшаяся так глубоко, что стала уже инстинктом. Большой, красивый светлый особняк стоял в стороне от дорог, рядом с полями, засеянными модифицированной пшеницей и кукурузой. Ему всегда казалось, что этот дом словно затерялся среди высоких бледных колосьев, спрятанный от всего мира. Сегодня он приехал сюда в своей военной форме – хоть какая-то иллюзорная защита, броня, а может быть, попытка произвести впечатление. Йозеф открутил крышечку и высыпал на ладонь горсть круглых белых таблеток. Не более одной в день, запивать водой, не смешивать с алкоголем – так сказал ему доктор и добавил, что это сильное средство и принимать его надо осторожно. Обычно, чтобы заснуть, ему хватало снотворного, достаточно сильного, чтобы подействовать, несмотря на усталость и количество обработанной за день информации. По этой причине баночка с успокоительным была почти полной. Йозеф закинул в рот всю горсть и с каким-то почти детским бунтарством запил вином. Можно было, конечно, достать табельное оружие, но так не хотелось отпускать последние воспоминания. Это же так грубо, так по-военному. Голова кружилась, перед глазами плыло, а в горле было сухо. Он налил себе ещё один бокал, едва не пролив рубиновую жидкость на стол. Она как кровь, только чище, намного чище. Йозеф горько улыбнулся и закрыл глаза – приглушённый свет ночника казался ему ослепительно ярким. Он поднялся на второй этаж. Ему не надо было просить сиделку показать дорогу, он и так постоянно поднимался по этой лестнице в кошмарах. – Она отдыхает, прошу вас не задерживаться надолго. – Судя по голосу сиделки, она вообще предпочла бы никогда его не видеть. Он только кивнул и подошёл к двери. Надо было только нажать на ручку и открыть, войти и увидеть её – он ведь за этим приехал. Она сидела на кровати и смотрела в окно, и он в который раз поразился тому, какая она красивая. Длинные светлые волосы рассыпались по плечам – слишком тусклые, но на вид такие мягкие. Ему всегда хотелось прикоснуться к ним. На худом лице лёгкая улыбка, такая светлая и умиротворённая, что можно не заметить тёмных кругов под глазами и ранних морщин. Она была прекрасна. Он стоял в дверях и не решался пошевелиться, просто любовался ею. В груди отчаянно билось сердце, пытаясь удержать хрупкую надежду – а вдруг в этот раз всё будет иначе? А вдруг она улыбнётся ему? Хотя бы раз. Хотя бы единственный раз за всю его жизнь! Йозеф до боли в пальцах стиснул подлокотники кресла. У всего этого нет смысла, нет, и никогда не было! Всё бесполезно, у него никогда не хватит сил распутать преступление, зря он вообще согласился! Кому он такой нужен? Йозеф провёл рукой по столу, нащупывая бокал, допил вино залпом. В висках стрельнуло болью, в голове стало пусто и легко. Она обернулась и посмотрела на него. Целую секунду он ещё верил, целую секунду её лицо оставалось неподвижным, а потом перекосилось от ужаса. Она закрыла рот ладонью, сдерживая крик, и сжалась в комок в углу кровати. Как всегда, и он опять сделал то, чего не должен был. Он подошёл и опустился на колени у кровати, протянул руки. Она смотрела на него с ужасом и отвращением, как на что-то мерзкое. Ему стоило уйти сразу, он знал это. Каждый раз знал и не мог. Она всегда видела в нём другого, того, кто надругался над ней. Она всегда смотрела на него так, а он всегда пытался разглядеть в её огромных голубых глазах что-то ещё, что-то, кроме страха и ненависти. Хотя бы узнавание. Но его для неё просто не существовало. Сухие губы беззвучно шептали «Мама», но она не слышала его, не желала слышать. Ему разрешили изредка навещать её, и он приезжал, хотя каждый его визит заканчивался чем-то подобным. Она закричала и схватила первое, что подвернулось под руку – шкатулку для письменных принадлежностей. Он не попытался ни увернуться, ни закрыться, даже не отвёл глаз, хотя голова раскалывалась от удара, а по левой щеке текла кровь. Для неё он был чудовищем, монстром, и у него просто не было права на существование. И в который уже раз он был согласен с ней. Йозеф откинулся на спинку кресла. Хотелось смеяться и кричать во весь голос, но он не мог произнести ни звука и почти не чувствовал рук и ног. Они казались ему невероятно тяжёлыми и холодными как лёд, а в голове было светло, пусто и жарко. Ему дали шанс, возможность, даже указали способ, но он ведь всё равно оказался ни на что не способен. Слишком слабый, слишком беспомощный. Всего лишь жалкая тень кого-то, и даже не важно, кого. Когда свет такой яркий, тени просто исчезают, истончаются и превращаются в ничто. После того, что произошло, разве он мог найти иной выход? Разве ему ещё было ради чего бороться? Только пустота и крик, бьющий по ушам, всё ещё звучащий в его голове. Только холод, что поднимается от кончиков пальцев и затапливает его изнутри. Только давящая тишина пустого дома. Никто не придёт. Имир вставил карточку в прорезь и открыл дверь. Интересно, маленький командир уже вернулся? Свет нигде не горит, в доме тихо. Химера снял плащ и повесил его на вешалку. На улице шёл дождь, настоящий ливень, и сейчас чуть розоватая вода стекала с его одежды на пол, впитываясь в специальный коврик. Имир мотнул головой, стряхивая капли с волос. Ужасно хотелось в душ, может, даже полежать в ванне. Химера блаженно улыбнулся, предвкушая удовольствие. Горячая вода и, может быть, большой кусок прожаренного мяса – ничего другого он сейчас не хотел. Однако сначала надо было проверить, дома ли Йозеф: доклад командиру – первоочередная задача для любого бойца. Поиски он решил начать с гостиной, где они раньше обсуждали планы и детали расследования. Ещё на пороге комнаты он почувствовал странную духоту, как будто кто-то закрыл заслонки на вентиляционных шахтах. Маленький командир всегда держал их открытыми, говорил, что свежий воздух необходим для работы мозга. Странно это и ненормально, Имир слишком привык реагировать на любые отклонения как на угрозу. Он нахмурился и вышел в один из внутренних коридоров. Дверь в комнату Йозефа была чуть приоткрыта, на ковровую дорожку перед ней падал приглушённый свет, совсем тусклый, как от включенного у кровати ночника. Он не мог оставить его случайно – маленький командир привык к порядку во всём. Имир толкнул дверь и вошёл – без приглашения и вопреки субординации, но усилившаяся тревога не позволила ему просто постучать и дождаться ответа. Йозеф сидел в кресле рядом со столиком, и, казалось, дремал. Имир шагнул к нему и остановился. Химеры всегда доверяют своим органам чувств – не зря же их совершенствовали из поколения в поколение, но сейчас он отказывался верить своим глазам. Бутылку вина, распитую в одиночестве, он ещё мог понять, но на полу у ног Йозефа лежало два пустых блистера, а на столике – полупустая баночка с какими-то таблетками. Это просто не укладывалось у него в голове – как он мог? Имир подошёл к креслу и наклонился над Йозефом, приблизил ладонь к лицу – дыхание слабое, прерывистое, стеклянный взгляд и расширившиеся зрачки. Он действительно наглотался таблеток! Сейчас, в середине расследования, когда всё зависит от него! Имир глухо зарычал и рывком выдернул своего командира из кресла. Нет уж, так просто у него не получится! Надумал сбежать? Вот так вот всё бросить? Не выйдет! Йозеф безвольно болтался у него в руках, пока Имир тащил его до ближайшей ванны, но когда он начал вливать в него воду просто содрав насадку с душа и засунув шланг ему в рот, задёргался, пытаясь отпихнуть. Бесполезно, захлебнуться он ему всё равно не даст, а чем больше воды попадёт внутрь, тем лучше. После того, как Йозефа вывернуло в третий раз, взгляд у него стал более осмысленным. – Не дёргайся! Я ещё не закончил, мелкий идиот! Даже не надейся, что отделаешься так просто! Ты у меня по-настоящему сдохнуть захочешь, паршивец! – Имир зло оскалился и с силой ударил Йозефа по лицу. Бешенство в нём мешалось со страхом, и он лихорадочно стискивал худые плечи своего начальника, когда вливал в него очередную порцию воды. В голове билось отчаянное – только не снова! Только не опять! Потерять напарника ещё раз – он знал, что не выдержит этого. – Венц. – Глухо прохрипел Йозеф, но Имир снова ударил его по лицу. Хотя бы узнал, хватит с него промывания. Химера разжал руки, позволяя Йозефу упасть на пол, и быстро снял с себя китель и рубашку. Хорошо было бы ещё и от штанов избавиться, но его слишком сильно трясло, не хотелось тратить время на возню с ремнём. – Куда собрался? – Имир ухватил пытавшегося уползти Йозефа за ворот рубашки и поднял на ноги. – Я ещё не закончил, придурок! Научишься ещё жизнь ценить, да так, что сдохнуть больше вообще не получится! Имир затолкал Йозефа в душевую кабинку и закрыл дверь. Тот почти не сопротивлялся, обессиленный после отравления и промывания. Имир прижал Йозефа к стенке кабинки, протолкнув колено ему между ног, чтобы он не упал, и включил холодную воду. Ледяные струи плетьми стеганули его по спине, мокрая одежда маленького командира липла к коже, вытягивая остатки тепла. Йозеф сжался от холода в его руках, он крупно дрожал и что-то пытался сказать, но у него не получалось. Имир отпихнул от себя его руки и крутанул рычажок – теперь из крана лился почти кипяток. Йозеф слабо вскрикнул – после ледяной воды, горячая причиняла боль. Через несколько минут Имир опять переключил на холодную – контрастный душ должен был привести его в чувства окончательно. Когда он изменил температуру в пятый раз, Йозеф потерял сознание. Имир грязно выругался и несильно ударил его по лицу. – Очнись, ты, мелкий придурок! – Химера выключил воду и открыл дверь кабинки. Где-то здесь должны быть полотенца! Открывать ящик одной рукой было неудобно, но второй он поддерживал безвольно висящего на нём Йозефа. Имир укутал своего командира в большое махровое полотенце и вытер с ног до головы, высушил прямо на нём белую домашнюю рубашку, наскоро вытерся сам. Йозеф уже начал приходить в себя, но пока мог только сидеть на полу, опираясь спиной о кабинку душевой. Химера бросил полотенце на тумбочку и подхватил его на руки. Лёгкий, почти невесомый, в первый миг ему показалось, что расслабленное маленькое тело в его руках ничего не весит. Разом осунувшееся лицо, измученное выражение глаз и вздрагивающие острые плечи – сейчас на Йозефе не осталось масок, их всех безжалостно смыла вода – он казался слишком беззащитным, слишком хрупким. – Ты хоть знаешь, как я испугался! – Имиру захотелось укусить, ударить – что угодно, только бы он понял, каково это – терять пару. Йозеф медленно моргнул, пытаясь сфокусировать на нём взгляд. Посиневшие губы разлепились и шевельнулись, сначала без звука, в мучительной попытке ответить. – Испугался? – Одними губами, почти нельзя расслышать, – почему? Анализирует – зачем-то ему это надо знать. – Неужели не понимаешь? Почему я веду себя с тобой так, почему нарушаю субординацию? – Имир мягко улыбнулся. Он и сам понял это только что, но всё равно спрашивал, как будто этот маленький человек должен был знать уже давно. В конце концов, это же он вытащил его и заставил жить. Должен понять, грызи его крысы-мутанты! Йозеф закрыл глаза и медленно выдохнул. Всё произошедшее казалось ему каким-то безумием, нелогичным и пугающим. Холод и отчаянье, затопившие его, наконец отступили, оставив его купаться в тепле. И это было таким же странным и таким же лишённым всякой логики. Глупо и стыдно, только горечь комком в горле давит. Глухое безразличие – ты ничего не можешь изменить – перемешивалось с новым – тебя больше никто не обидит. Почему-то от этого было спокойно как в тёплом пледе после холодного дождя. Йозеф позволил себе окунуться, раствориться в ощущении этого тепла и безопасности. Пусть всего на несколько секунд, он перестал контролировать себя. А потом где-то внутри появились первые колючие кристаллики горечи. Йозеф анализировал слова и поведение Венцеля, повинуясь привычке. Химера испугался, вот только чего? Ему ничего не угрожало, а страх ведь – реакция на угрозу, разве не так? Нелогично. И эти оскорбления также не более чем эмоциональная реакция. Венцель не способен понять и оценить его действия, ему и самому это удаётся с трудом. Горечь внутри разрасталась, вытесняя тепло. Йозеф тяжело вздохнул и расслабился, ловя последние крупицы спокойствия. Его разум уже беспорядочно метался, пытаясь найти единственно правильный и логически выверенный ответ. Его не было, и от этого становилось тошно. Не всё можно подогнать под схему, не всегда можно найти выход. Иногда получается только жить, погружаясь всё глубже в холодную воду. Венцель донёс его до кровати в своей комнате и уложил, закутав в одеяло, лёг рядом и прижал к себе, согревая. Йозеф безразлично посмотрел на своего подчинённого, у него не было сил возражать и сопротивляться. Да и желания, если уж на то пошло – тоже. – Куда ты ездил? – Венцель задал единственный правильный вопрос. Просто вчерашнее напряжение дало о себе знать, просто поездка была как обычно. Просто от этого всего никуда не сбежать. – К матери. Знаешь, она живёт в большом доме среди полей. Мне разрешают её иногда навещать. – Слова давались с трудом, Йозеф никогда и ни с кем не говорил об этом. Горло сдавливал спазм, ему казалось, что он вытаскивает откуда-то изнутри вросшие за годы в плоть иглы. – Она сумасшедшая. – Что? Серьёзно! – Венцель выдохнул в самое ухо, заставив зажмуриться. Он прав – генетическая элита Империи идеальна во всём, у её представителей не может быть никаких наследственных нарушений. – Она повредилась рассудком после того, как на неё напал один мутант, пробравшийся каким-то образом в центральную часть Империи. Она жила тогда в таком же доме среди полей, ей нравилось гулять в одиночестве. – Йозеф закрыл глаза, он не мог смотреть на Венцеля, ему было противно и стыдно, он чувствовал вину за то, чего не совершал и не мог изменить. – Он надругался над ней. Неудачная случайность, ты же знаешь, как мутанты плодовиты. Её осматривал только семейный врач, он запретил делать аборт, пока она не придёт в себя. Она так и не пришла. – Йозеф, – поражённо выдохнул Венцель. Догадался? Йозеф сжал кулаки и попытался отстраниться. Сейчас оттолкнёт, он не станет мараться обо что-то настолько грязное! Стыд за то, что ты такой, какой есть, горечь от того, что ты никогда не сможешь заслужить право жить, чтобы ты ни делал – всё это смешивалось и бурлило в нём многие годы. Всю жизнь. – Мне оставили жизнь, разрешили вырасти, но она всё равно видит во мне его. Каждый раз, когда я приезжаю, она смотрит на меня и видит только его! – Йозеф ударил сжатыми кулаками в грудь химеры. Как он может понять, что такое – ненависть в глазах той, что родила тебя, пусть и против воли! Откуда ему знать, что такое отчаянье, длящееся годами? Разве он умеет ненавидеть самого себя? И может ли он знать, что страшнее ненависти? Она ведь не его ненавидит – его для неё просто не существует! – Зачем ты тогда приезжаешь к ней? – Венцель провёл рукой по голове Йозефа. Что за глупый вопрос? Хотя откуда ему, химере, знать? – Потому что всё ещё на что-то надеюсь. – Слова прозвучали как-то беспомощно. Йозеф чувствовал себя опустошённым. Теперь, когда он выплеснул всё наружу, он смог, наконец, понять, что его мучило всю жизнь – пустота там, где должна быть семья. – Но меня для неё нет. Она смотрит на меня и не видит. Понимаешь, Венцель? Пусть она и живёт в своих воспоминаниях и кошмарах – это её право, но разве я не заслужил хотя бы одного её взгляда? – Мне этого действительно не понять, Йозеф. Я был выращен в репликаторе, поэтому я не могу понять, почему для тебя так важно мнение женщины, которая не пожелала жить ради своего ребёнка. Пусть ты и не был желанным, раз тебе сохранили жизнь, значит, ты имеешь на неё право! – Венцель усмехнулся и прижал его к себе, не давая отползти в сторону. Его командир всё ещё был в шоковом состоянии, ему нужно было тепло. – Я не позволю какой-то аристократке забрать тебя у меня, кем бы она ни была! – Забрать? Венцель, что ты имеешь в виду? – Йозеф заворочался, пытаясь высвободиться из объятий химеры. Он уже согрелся и почти перестал дрожать. – Так ты всё-таки не понял? И моё поведение, и мой страх – всё это только потому, что ты – моя пара. Я потерял самого близкого мне химеру, того, с кем меня вместе создали. Вам, людям, никогда не понять этого. Мы не просто всегда были вместе, мы думали, чувствовали вдвоём, ощущали друг друга. После него осталась пустота. – Венцель замолчал, задумавшись, и коротко улыбнулся. – Как у тебя на месте матери. Только вот у тебя в этой пустоте никогда никого не было, а у меня был тот, кто заполнял её собой. Так вот, раз уж ты вытащил меня, значит, ты – моя пара. Я буду жить для тебя, а ты живи для меня, раз для себя самого не получается. Если захочешь умереть, попроси меня, я сам всё сделаю. – Тогда и ты тоже. – Йозеф судорожно сглотнул, горло всё ещё саднило. – Не умирай без моего ведома и приказа. Ты понял? – Понял. Моя жизнь принадлежит тебе, ты ведь забрал меня из больницы, а твоя – мне, я ведь только что тебя спас. – Венцель усмехнулся куда-то в макушку Йозефа. – Так что больше никаких глупостей. – Да. Обещаю. – Йозеф улыбнулся. Неужели он действительно смог найти того, кто понял его и принял? Пусть и таким уродливым и несовершенным, пусть и с пустотой внутри, но живым. От слов Венцеля эта пустота начала заполняться чем-то тайным, тёмным, тёплым. – Я полагал, ты ведёшь себя так нагло, потому что я слабее тебя. – Нет, потому что ты равный. Ты сильный, только по-другому, не так, как я. Так ведь даже лучше, правда? – Венцель пошевелился, отстраняясь. – Ты, кажется, уже согрелся. – Да, верно. Но знаешь, я всё-таки не химера, и я твой командир, тебе придётся вести себя со мной соответственно. – Йозеф поёжился и потянул на себя простынь. – На данный момент в Отделе нас всего двое, но в дальнейшем штат будет расширяться. Я возьму на себя ответственность за твою жизнь, если ты оступишься, я обещаю пристрелить тебя лично. Но я не могу заменить тебе пару и не собираюсь этого делать. – Я согласен, – усмехнулся Венцель, – буду вести себя почтительно, мой маленький командир. Но что ты имел в виду под «оступишься»? – Почему ты не принял боевую форму, когда мы были под землёй? – Йозеф знал ответ, но всё равно хотел услышать его. Сейчас нельзя было допускать ни малейшего недопонимания. – У меня ведь нет боевой пары. Когда я потерял его, я перестал принимать таблетки. У химер есть специальные, чтобы подавлять агрессию. Йозеф, я просто боюсь сорваться. Знаешь, как это бывает? Химера даже не замечает, что с ним что-то не так. Обычно в паре бойцы следят друг за другом, знают, как это проявляется. Через некоторое время химера начинает срываться по мелочам, раздражаться, а потом устраивает кровавую бойню. – Венцель вздохнул, он видел, как такое происходит, сам чуть не сорвался и не хотел пережить это снова. – Жажда крови, делающая нас отличными бойцами, работает в обе стороны. И иногда она пересиливает, заполняет, и химера теряет контроль. В полной боевой форме мы острее чувствуем желание убивать, поэтому мы трансформируемся только на время боя. – Верно, именно это я и имел в виду. Раз у тебя нет пары, я буду следить за тобой и не дам сорваться. А если не смогу уследить, убью сам. – Йозеф кивнул, серьёзно глядя в глаза Венцелю. Это звучало, как договор, подписанный их собственной кровью и тьмой. – Время от времени я испытываю сильную злость. На меня словно обрушивается что-то тёмное, огромное, что я не могу контролировать. Эта злость хочет только одного – уничтожать. Я всегда думал, что это во мне от того мутанта. Я боюсь этой тьмы. Венцель, если черту перешагну я, ты убьёшь меня? – Конечно, убью, не переживай. Я не позволю тебе стать монстром. – Венцель провёл рукой по волосам Йозефа, чуть надавил на затылок, заставляя запрокинуть голову, и посмотрел в глаза. – Но не забывай, что эта тьма ночью спасла нам жизнь. Помни, что темнота не только уничтожает, она прячет, защищает. Так же и зверь во мне когда-нибудь может спасти нас. А может и убить. Я не знаю. – Убить? – Йозеф улыбнулся, ему в голову пришла безумная мысль. – Это невозможно. Венцель, только ты можешь убить меня. Никто и ничто другое на это не способно. Мы с тобой бессмертны, потому что давно мертвы. – Мертвы? Как это? – Венцель нахмурился и убрал со лба мокрую прядь волос. – Ты умер вместе со своей парой, я – сразу после рождения. Мы мертвецы, поэтому бессмертны и неуязвимы. И поэтому нам надо так много кофе, чтобы функционировать. – Йозеф улыбнулся. Кажется, ему всё-таки удалось нащупать ту дистанцию, на которой они с Венцелем смогут работать достаточно эффективно. К тому же, он больше не был один на один со своей тьмой. Имир рассмеялся и взъерошил волосы Йозефа. Да уж, кофе! А ведь прав, грызи его химеры, ещё как прав! Отсмеявшись, он встал с кровати и укутал Йозефа в одеяло. – Тебе надо хоть немного поспать. – Химера покачал головой и направился на кухню. Через пару часов надо будет разбудить его и обсудить расследование. – Нам надо работать, не забыл? Парочке мертвецов надо постараться, если они хотят и дальше оставаться живыми. Йозеф только кивнул и закрыл глаза. Имир вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Как однажды сказал ему его наставник – ожидание неприятности всегда страшнее самой неприятности. С тем, что ещё не произошло, ты ничего не можешь сделать, а вот когда оно происходит, ты можешь на него влиять. Он, конечно, имел в виду боевые операции. Всегда муторно ждать, думать, не ошиблась ли разведка, не заест ли пистолет. Когда дают отмашку, всё это становится не важно. С маленьким командиром оказалось так же – ждать его откровений, чувствовать это напряжение, как перед боем с превосходящим противником. Ждёшь, потом сражаешься, вытаскивая его жизнь по капле обратно, и в конце уже просто слушаешь. Не так страшно, когда уже всё закончилось. Имир провёл рукой по волосам и на секунду замер посреди коридора, прислушиваясь к мерному дыханию Йозефа в спальне. Значит, он всё-таки полукровка. Надо же, в Империи у таких, как он, нет права на жизнь. Имир зашёл на кухню и поставил чайник на плиту. У каждого из них есть что-то внутри, что он не хочет выпускать наружу. У каждого есть тёмная тайна и пару мертвецов на личном кладбище. И то, и другое лучше не выпускать наружу, так что им придётся следить друг за другом. Это не так уж и сложно, хотя и немного странно. Кажется, маленький командир всё-таки нашёл для них оптимальное расстояние – ближе, чем допустимо, но дальше, чем могло быть. Конечно же, он – не его пара, заменить погибшего напарника нельзя. Он был один такой, созданный вместе с ним, как часть тела, часть мозга. Да и маленький командир – не протез, чтобы вот так служить заменой. А для самого Йозефа что значит приблудная химера? Но Имир смог достаточно спокойно принять то, что он – полукровка. Многие ли в Империи не отвернулись бы от него при первом же подозрении? Химерам в этом отношении немного проще, они сами – результат смешения генов человека и животного, и, чаще всего, даже не одного. Но даже так, полукровки – это отвратительно и противоестественно. Почему тогда ему так не кажется, почему ему легче стало, когда он узнал? Он же не считал его своей парой даже в самом начале. Слишком уж Йозеф тщедушный для того, чтобы хотя бы немного напоминать его напарника. Они абсолютно разные, разве что волосы у обоих светлые. Имир усмехнулся, насыпал в кружку кофе и залил кипятком. Какая разница, почему, если теперь они могут двигаться дальше? Пусть это и было слишком резко, зато им теперь придётся доверять друг другу, хотят они этого или нет. Чтобы следить, чтобы не выпустить тьму и не нарушить слово. Даже в боевых парах доверие появляется не сразу, да и не у всех. А им пришлось срастаться, срабатываться через боль, довериться и принять друг друга даже такими – запутавшимися и неполноценными. Имир взял кружку и вернулся к столу. Империя создаёт химер и уничтожает полукровок, но имперцы равно боятся и ненавидят и тех, и других. Странная они пара, нелепая с самого начала. А ведь Йозеф прав – они оба мертвецы, по чьей-то прихоти оставшиеся среди живых. Всё-таки интересно, кому понадобилось сохранять жизнь одному и давать ему возможность вытащить второго? – Зачем нам сохранили жизнь? – Имир смотрел на ровную чёрную поверхность жидкости в кружке и думал. – Для чего создали Отдел? – Потому что мы – вне системы. Мы оба не вписываемся в неё, а значит, можем действовать независимо. – Йозеф стоял, прислонившись к косяку двери и обхватив себя руками за плечи. – Мы – идеальный инструмент для борьбы с врагом, которого нельзя победить, находясь внутри, которого порой нельзя даже заметить. Нам дана полная свобода, но использовать её мы можем только так, как нам прикажут. – Тогда это не свобода. Мы как свихнувшиеся химеры на коротком поводке. – Имир усмехнулся и повернулся к Йозефу. – Если загрызём не того, нас просто утилизируют. – Именно так. Мы вне семей, уровней, связей – мы над всем этим. Мы существуем, пока полезны. – Йозеф оттолкнулся спиной от косяка и подошёл к стулу, тяжело опустился на него и посмотрел на Имира. – Я могу лишь предполагать, но вывод напрашивается сам из всех имеющихся у меня фактов. Мы – универсальный инструмент, поэтому мы живы. – Со мной всё ясно, но не могли же и тебе разрешить жить, потому что планировали создать этот Отдел? – Имир встал и подошёл к плите, чтобы налить ещё одну кружку кофе для Йозефа. – О чём думал тот, кто поручился за тебя? – Он решил дать мне шанс, решил проверить, смогу ли я преодолеть наследственность. А может, он просто не хотел смириться с тем, что всё закончится именно так. Маленький бунт против системы. Любой мой промах может стоить мне жизни. – Йозеф невесело улыбнулся. Потрескавшиеся губы лопнули, и он слизнул выступившую кровь. – Он решил посмотреть, чего я стою. Этот Отдел – ещё одно испытание. Он должен доказать не только себе или мне, всей Империи, что у меня есть право жить. Я – исключение из правил, один такой, других не будет. – Разве это плохо, Йозеф? Ты очень даже удачное исключение. – Имир усмехнулся и протянул своему командиру кружку с кофе. – Раз уж мы такие нестандартные, значит, и в Отдел будем набирать таких же – вне рамок и приличий. Да и действовать будем, как сами захотим. – Согласен, – улыбка Йозефа наконец-то потеплела, – что смог узнать от женщин? – Тебе бы отдохнуть, поспать, – Имир недовольно покачал головой. – Не спится. Так что? – Йозеф упрямо поджал губы и посмотрел на своего напарника. – Да ничего особенного. Подавальщица ужасно волновалась, всё время заикалась и мяла свой передник. Она замкнутая девушка, ни с кем не общается, в чужие дела старается не лезть. – Имир вздохнул. Ему не нравилось допрашивать гражданских – они от страха часто забывали собственное имя, даже если были просто свидетелями. – Разнесла обед и вернулась на кухню, до и после этого всё время была в поле зрения повара. К герру Коггеру относилась так же, как и к остальным – с безразличием. Медсестра поинтересней: спокойная и разумная девушка, в цехе в тот день тоже была только один раз, всё остальное время провела с врачом в медкабинете. Ничего подозрительного не видела. Обе девушки из простых семей, лгать они как следует не умеют – я бы почувствовал, так что результатов особых нет. Я задержался в больнице, доктор всё никак не хотел меня отпускать. – Рана настолько серьёзная? – Йозеф поднял голову от кружки с кофе. Имиру показалось, что он задремал под его рассказ. Хотя, скорее всего, он просто обдумывал информацию. Аналитики всегда так делают, просто отключают всё лишнее – он видел такое пару раз. – Нет, ему было интересно, в каком я нахожусь состоянии. С момента смерти моей пары прошло слишком мало времени. Попытался впихнуть мне таблетки. – Имир криво усмехнулся, вспоминая, как невысокий полный доктор протягивает ему пару блистеров. – Я послал его. Не знаю, решусь ли когда-нибудь на трансформацию в полную боевую форму, но не хочу снова подсаживаться на них. Не тянет, знаешь ли. – Верное решение. Мы – безликие, не химеры и не полукровки, не люди и не мутанты. Мы – особое оружие Империи. Всё, что связывает и ограничивает нас, делает нас слабее. – Йозеф упрямо мотнул головой и отхлебнул кофе. – Кроме карамелек, конечно же. Имир усмехнулся и покачал головой. Это действительно он настоящий? Сейчас его командир на словах набросал то, чем в будущем станет их Отдел. Надо будет потом записать в устав. – И что у нас в планах, командир? – Имир вопросительно вскинул бровь. Пока что, тот подземный лабиринт был их единственной зацепкой, если только доктор Шеер не раскопает что-то ещё. – Проверим остальные заводы – нам надо выяснить, были ли там раньше подземные этажи, которые можно соединить со старой системой канализации. – Йозеф залпом допил кофе, поморщился и пошёл за новой порцией. – То, что там укрывались террористы, вряд ли было случайным. – С чего ты взял, что там были террористы? Почему не Республика? – Имир спрятал улыбку за кружкой кофе. Маленький командир занялся работой, оставив свои переживания на потом. Сейчас для него это было самым лучшим. – У одного молодого мужчины, которого я застрелил в последней комнате, была татуировка. Такие делали себе члены группы «Жёлтый цветок», уничтоженной два месяца назад. – Йозеф налил себе кофе и вернулся за стол. – От этого «цветочка», выходит, почти ничего не осталось. Как тебе такой вариант – кто-то собрал остатки уничтоженных группировок, чтобы использовать их для нападения на заводы или центр города. – Имир хмыкнул. Пока он думал, как бы им не погибнуть, этот парень рассматривал татуировки нападавших. Кажется, они смогли выжить только потому, что один из них умел хорошо стрелять, а второй – думать и наблюдать в любой ситуации. – Вероятность этого весьма высока, однако, в таком случае необходим сильный лидер. Одна из основных причин того, что ни одна террористическая группа не представляет реальной угрозы Империи – их несогласованность. Между ними всё время случаются конфликты на почве борьбы за власть либо иных разногласий. – Йозеф задумчиво вертел в руках кружку, его всё ещё мутило, но без кофе мозг не мог начать работать в полную силу. – С другой стороны, разногласия лидеров различных группировок не являются решающими для их подчинённых. Другими словами, те сражаются в большинстве своём по приказу. В случае уничтожения лидера и группы, они обычно теряют ориентиры и направление и легко поддаются чужому влиянию. – Диспозиция ясна. Понятно, по какому принципу выбрали завод, цех и маркера. Пока что мы знаем только расположение противника, но не его численность. – Имир попытался собрать вместе то, что они уже проговорили. – Ещё совершенно непонятно, кто и зачем всё это заварил. И я бы предложил утроить лёжку на четвёртом заводе. В смысле, засаду, конечно. – Если ещё не поздно. – Йозеф нахмурился и сжал руками кружку. – Прежде убийства происходили раз в сутки. Следующее должно было произойти сегодня. – Так день ещё не закончился. Может, его решили ближе к вечеру убрать, или смена ночная. – Имир вскочил со стула. Ему самому стоило заметить эту закономерность! – Потребуется время на то, чтобы выяснить, какой именно маркер является вероятной жертвой. – Йозеф покачал головой и отхлебнул кофе, на секунду задержал его во рту и только потом проглотил. – Для того чтобы это узнать, придётся отправить запрос, а потом обработать множество старых схем зданий, планов города и городской канализации, всех планов перестройки завода с чертежами. Для нас будет большой удачей, если вся эта информация окажется в доступе. – Думаешь, не успеем всё это пересмотреть? – Имир допил кофе и направился к раковине, чтобы помыть кружку. – Можно заняться этим параллельно – ты будешь проверять первый и третий заводы, я постараюсь найти что-нибудь по четвёртому. Даже если не успеем с этим, хоть будем знать, где искать. – Нам придётся делать засаду на заводе при любых вводных. Недопустимо даже временно изолировать маркеров или как-то акцентировать на них внимание. Фактически это лишит их хоть какой-то ценности в качестве объектов наблюдения. – Йозеф поболтал на дне кружки остатки с кофе и допил последний глоток. – Я составлю отчёт обо всём, что мы видели под землёй, тебе нужно будет прочитать и дополнить его. Хочу, чтобы он был наиболее полным и чётким. – Хочешь, чтобы я тебя проверил? А я-то думал, у аналитиков идеальная память. Или просто хочешь, чтобы у каждого из нас была вся информация? – Имир повернулся и посмотрел на своего командира. Тот растянул тонкие губы в подобии улыбки. – Это не полный перечень причин. Как ты упоминал ранее, мы – разные, значит, и любую ситуацию видим с разных ракурсов. Чем больше информации мы сможем собрать, тем лучше. – Йозеф зябко передёрнул плечами и потёр виски кончиками пальцев. – Кажется, наш противник крупнее, чем нам представлялось вначале. Не думаю, что наших сил хватит для эффективной борьбы с ним. Следовательно, придётся сотрудничать. – Иди, отдохни хоть немного, ты плохо выглядишь. – Имир подошёл к Йозефу и положил руки ему на плечи. Конечно, к маленькому командиру вернулась привычная занудность и уверенность в своей логике, но он выглядел слишком напряжённым. Пальцы безостановочно теребили кружку, а взгляд бесцельно блуждал по столу, словно не в силах ни за что зацепиться. – Надеюсь, мне, как твоему подчинённому, можно беспокоиться о твоём здоровье? – Вполне. Я попробую немного поспать, сделай пока запросы карт и схем коммуникаций. – Йозеф поднялся и вышел, оставив кружку из-под кофе на столе. Имир усмехнулся и понёс её к раковине. Маленький командир может отлично готовить, но вот мыть после этого посуду он просто ненавидит. Вернувшись в комнату, Йозеф стащил через голову рубашку и рухнул на кровать. Сил, чтобы раздеться у него не было, но лежать в мокрой, кое-как высушенной одежде ему не хотелось. Действие лекарств ещё не прошло – что-то всё-таки успело всосаться в кровь, и теперь он даже не знал, как себя чувствует. Подходило только одно слово – плохо, другие варианты он просто отмёл как слишком грубые. В пустом желудке плескались две кружки крепкого сладкого кофе, но от мысли о еде Йозефа просто мутило. Такие последствия – лучший мотив не пробовать повторить подобное в будущем. Кроме того – Йозеф улыбнулся и прижал к ноющему животу подушку – у них получился вполне неплохой разговор по душам. Он никак не ожидал, что химера признает его равным и будет относиться к нему почти как к своей паре. Слишком привык, что на него смотрят как на грязь, и ожидал от Венцеля чего-то подобного. Ведь о химерах он тоже знал не так уж много, не больше, чем другие: они сильнее, быстрее, выносливее и очень всем этим гордятся. Йозеф не ждал понимания и сочувствия ни от кого уже давно, а от Венцеля тем более, но всё-таки получил его. В конце концов, он ведь смог принять упрямого химеру, не желающего снова садиться на таблетки. Он ведь не позволил ему тогда сорваться, вытащил, а ведь мог просто приказать – для собственной безопасности. Ведь было страшно, и он не верил, что у него получится. То, как Венцель вёл себя, раздражало, выводило из себя, вытаскивая наружу неуверенность и растерянность. А он думал, что надёжно спрятал их под слоями мраморных масок отчуждённости и лжи. Йозеф привык к холодной отстранённости и сдержанности со стороны коллег. Он привык к плохо скрываемому брезгливому презрению и недоумению. А этот настырный химера без всякого стыда нарушал все мыслимые правила и субординацию. Йозеф понятия не имел, как себя с ним вести и как реагировать. Сначала он принял это за ещё одну форму неприятия, но оказалось как раз наоборот. Наконец-то они поняли причины поведения друг друга. Йозеф стянул штаны и швырнул куда-то на пол. Отношения и общение – всё это только внешнее проявление их сотрудничества. Гораздо более важным было то, что Венцель не отвернулся от него, когда узнал, что он полукровка. Иметь смешанную кровь в Империи было преступлением, караемым смертью. Древний закон существовал с самого начала, это была необходимая мера, иначе чистоту крови было не сохранить. Иначе было не сохранить человечество от вырождения. Йозеф никогда и не противился, никогда не отрицал важности этого закона. Просто молча переносил пустоту и холод, заполнявшие его после каждого посещения дома матери. А сейчас ему почему-то было тепло и спокойно. Йозефу почему-то даже не было стыдно за свой поступок, как будто он был нужен ему, необходим, чтобы понять себя до конца и убрать последние преграды между ним и Венцелем. Почти смерть дала ему почти свободу. Как перезагрузка процессора, переставшего работать из-за накопившихся сбоев. И руки, безжалостные и горячие одновременно, что обнимали его, защищая от холода, пустоты и одиночества – Йозеф был благодарен Венцелю за это. Это и есть доверие, ощущение, когда можешь положиться на кого-то – оно такое? Безопасность потому, что есть кто-то, кто защитит? Или это называется дружбой? Да, наверное. Он закрыл глаза и попытался уснуть. Имир вернулся в свою комнату. Была только середина дня, а ему казалось, что с бешеной гонки в подземном лабиринте прошла вечность. Он чувствовал себя уставшим и вымотанным как после многокилометровой пробежки с отжиманиями в конце. Он мог бы пробежать и ещё столько же, но от эмоций не осталось и следа, они выгорели вместе со страхом и паникой первых минут. Вместе с ними ушло и напряжение последних дней или даже недель. С той самой операции, во время которой погиб его напарник, он чувствовал внутри пропасть, обрыв, тугой узел, что сдавливал горло, мешая дышать. У Йозефа всё было немного легче, но в тоже время – тяжелее. Он стоял на этом обрыве дольше, так привык, что перестал замечать. Имир провёл рукой по лицу и медленно выдохнул. Человеку и химере трудно понять друг друга, как бы они ни старались. Человеку никогда не понять, каково это – напряжённые как камень мышцы и постоянный страх сорваться. Всего сутки они работали вместе в постоянной гонке, под постоянным давлением, и он едва не сорвался там, в морге. Йозеф тоже хорош – сам же говорил о доверии и сам же отгораживался от него как мог, скрывал и притворялся. Не снимал масок ни на секунду, хотя Имир мог позволить ему быть несовершенным собой. Не страшно, принял бы, не так уж он и плох там, под масками. Раньше Йозеф мог расслабиться хотя бы дома, а теперь был в постоянной готовности, постоянном напряжении, как перед атакой. Их ссоры тогда не хватило, чтобы заставить его раскрыться. Йозеф просто сорвался после той «личной» поездки. Так странно и нелепо, как и всё, что есть в маленьком командире – почти незаметно и тихо, он просто не смог больше терпеть. Имир не разглядел в нём такой же обрыв, но зато успел ухватить на самом краю и вытащить. Если бы он сам не видел такой бездны внутри себя, вряд ли бы смог его поймать. Имир вытащил из пачки сигарету и закурил, открыв форточку. Спасти кого-то или спастись самому – разве не одно и то же? Обрыв в нём самом стал меньше, сжался от глупых и наивных слов. Они оба получили прощение – каждый для себя – за то, что они такие, какие есть, за то, что живы. Сущее безумие – цепляться за кого-то на скользкой дороге – если падать, то вместе. Но в одиночку не устоять, потому что бездна под ногами слишком манит. Имир ещё так отчётливо помнил это долбящееся в виски «сорвись». Он мог понять, что чувствовал Йозеф – когда пальцы тянутся к пистолету или банке с таблетками – лишь бы не тянущий до боли лёд внутри, лишь бы не воспоминания как на зациклившейся записи. А значит, он мог и простить так же, как командир простил слабость ему самому. Это своего рода договор между ними двумя, соглашение, перемирие. Теперь им придётся доверять друг другу – ведь они показали слишком много себя. Обнажённые грехи – слишком откровенно даже для дружбы, слишком болезненно для простого доверия. Неужели им обоим так обязательно надо было вывернуть себя наизнанку, чтобы увидеть – не всё так плохо, ещё есть, чем и куда жить дальше. Ещё есть шанс, главное – не упустить. Ещё есть пара шагов, которые надо пройти, ещё есть немного сил, чтобы это сделать. Имир выдохнул сигаретный дым в форточку и стряхнул пепел в пепельницу. Йозефу пришлось купить ему пару штук, у него ведь были только вазочки с карамельками, расставленные по всей квартире. Недавно химера даже нашёл такую в одной из ванных комнат. Имир покачал головой и усмехнулся. Они двое – ядро и основа Отдела, кого бы они ни взяли потом, он никогда не станет такой же частью целого. То, что произошло сегодня, уже не повторится. Это был единственный раз, единственная возможность, единственный шанс, который они, как ни странно, не упустили. Их одна на двоих маленькая тайна, их клятва верности, более сильная, наверное, чем даже клятва Империи. Только для них двоих и до самого конца их жизней. Йозеф лежал, глядя в темноту и не замечая её. Где-то за стенами шумел дождь, но он не слышал его. Где-то там были ответы, но пока что он не смог их найти. Ему предстоит долгий путь, и не важно, будет ли Венцель рядом, или они разойдутся каждый своей дорогой, он больше не оступится. Не для этого ли он назначил его начальником этого Отдела? Чтобы помочь найти причины сделать шаг вперёд, уйти, наконец, из дома в полях и найти путь, принадлежащий только ему? Чтобы он смог оставить позади прошлое и начать свою жизнь с начала, жизнь, в которой только он решает, как далеко он сможет зайти? Возможно. Он вполне был способен на такое. Что ж, радуйся, я понял и смог. Умер, чтобы родиться заново, теперь уже совсем другим. Пусть и не без чужой помощи, но сделал этот шаг. Ты ведь действительно этого хотел? Только ли этого? Ты никогда не делаешь ничего лишь с одной целью – в слишком сложные игры ты играешь, чтобы позволить себе однозначность. Йозеф улыбнулся и закрыл глаза, позволив себе поддаться усталости. Как сегодня не будет уже никогда, но так и должно быть. Дальше он справится сам.