***
Со дня похорон прошло два месяца. Даже не прошло, пролетело. Практически всё время было посвящено торжественному открытию музеев Ива — в Париже и Марракеше. Странно было теперь заниматься всем этим без Пьера, но Мэдисон чувствовал ещё большую ответственность. Его смерть буквально накануне этих событий придала самой церемонии некоторую трагическую возвышенность. Все, кто принимал участие в проекте, считали своим долгом почтить память умершего, выполнив свою работу хорошо. И он был безмерно благодарен Филиппу за всё. Его безусловная поддержка и волевые качества позволили поставить точку в этом деле. «Пьер был бы доволен. Он мечтал об этом сорок лет. Раньше я не понимал этого желания, потому что Иву никакой музей не был нужен. Теперь я думаю, что всё дело было в поиске смысла. Пьер видел в этом свою миссию. Это дань любви и уважения. — И добавлял без улыбки. — Тебе тоже памятник надо поставить. Ты выдержал всё это». О том, что произошло в Марокко, они больше не говорили. Мэдисон принял и убедил себя в разумном объяснении того странного эпизода. Кошмарный сон накануне, перелёт, усталость, алкоголь. Ну и, в конце концов, близость покойника… Правда никто так и не смог объяснить, что произошло с запертой дверью, но продолжать думать об этом вернувшись в Париж, где его и так ждала куча дел, он не собирался. Гораздо больше его беспокоило то, что после похорон он не смог найти рукопись с речью Пьера. Они перевернули весь дом, но та будто испарилась. «Может быть, призрак Пьера взял её, чтобы внести поправки? — не удержался Филипп. — Будь он призраком, я думаю, он так бы и сделал. О нет… тогда нам всем не поздоровится! Его призрак будет очень зол на тебя за то, что ты её потерял! Потерял его последние умные мысли, предназначенные потомкам!» Газеты и журналы наперебой одолевали просьбами об интервью, но он неизменно отвечал отказом. Мэдисон прекрасно знал, какие вопросы они будут задавать. Сначала начнут издалека, будут интересоваться текущими и будущими проектами, планами теперь уже его фонда, его работой. А потом всё равно начнут спрашивать о Пьере. Об Иве. О том, что происходило между ними тремя. И какой бы ответ он ни дал, он все равно не сможет удовлетворить их любопытство. Смерть всегда сопряжена с массой формальностей. Невзирая на то, что они неоднократно обсуждали всё с Пьером ещё за год до его смерти, Мэдисон не чувствовал, что готов. Он знал, что делать, но это сводилось лишь к исполнению конкретных поручений Пьера. Но настанет день — и ему придётся решать самому. И ему было совестно, что эта перспектива его так пугает. И он не ожидал, что этот день настанет так скоро. Второе ноября он провёл вместе с семьёй и Джамаилом в Танжере, отмечая его день рождения. Это был замечательный вечер — спокойный, наполненный радостью и умиротворением. Никаких телефонных звонков, никаких сообщений и соцсетей. В последних он и так не был зарегистрирован, научившись отбрасывать ненужное и ценить своё личное время. «Когда всё уляжется, мы же вернёмся в Сан-Франциско, правда?» Мэдисон кивнул и взял любимого за руку. Он пообещал Джамаилу, что не переедет во Францию, и от его имени все дела здесь будет вести Филипп. Это не представляло затруднений, так как процесс управления фондами был давно и хорошо отлажен. Когда болезнь начала прогрессировать, Пьер позаботился о том, чтобы делегировать исполнение своих поручений тем, кому он доверял. «Ты ощущаешь, как богат? Мир заиграл новыми красками? — засмеялся Джамаил. — Предупреждаю, мистер Кокс, если ты приобретёшь повадки хозяина мира, я пошлю тебя ко всем чертям!» Может быть, только смутное облегчение? Смерть Пьера унесла с собой их непрерывную связь обязательств. Ему больше не перед кем держать отчёт. Он засыпал абсолютно счастливый, а утром третьего ноября его разбудил телефонный звонок. Звонил Филипп. Ещё только глядя на экран телефона, Мэдисон знал: что-то произошло. Может быть, подспудно он ждал каких-то неизбежных проблем, но просто не хотел о них думать, выкраивая себе время на передышку. —Ты открывал сегодня интернет? — голос Филиппа был напряжён. —Нет, ты же знаешь, когда я отдыхаю, я отдыхаю от любой информации. —Боюсь, что с отдыхом покончено. Я не хотел бы тебя расстраивать, если бы сам не был так расстроен. Так расстроен и так зол. —Что я должен увидеть? — внутри всё сжималось от предчувствия плохого. —Давай я просто кину тебе ссылку. В общем, читать всё я тебе не советую. Побереги нервы. Они нам ещё пригодятся. И приезжай в Париж как только сможешь. — Филипп немного помолчал. — Сейчас я виню себя. Я посоветовал тебе не обращать внимание на его звонок тогда… Когда ещё можно было это предотвратить. Но я не думал, что он действительно решится зайти так далеко. Мэдисон открыл ссылку. Взгляд скользнул на заголовок статьи, где большими буквами было напечатано слово: СКАНДАЛ. В нём одновременно боролись желание изучить всё от корки до корки, и закрыть интернет, выбросить телефон, лечь под одеяло, закрыть глаза и уснуть. «Шокирующие признания водителя и бывшего любовника Ив Сен-Лорана. Фабрис Томас раскрывает чудовищную правду в своей книге. Садизм, сексуальные извращения и педофилия. Каким человеком на самом деле был Пьер Берже». «Я хочу, чтобы мир узнал правду. — Слова Фабриса снова зазвучали в его голове. — Каким на самом деле человеком был Пьер». Джамаил молча смотрел, как он собирает чемодан. Мэдисон готов был молиться на его тактичность. —Я так понимаю, тебе придётся задержаться в Париже… — только и произнёс он. —Прости. Филипп лично встретил его в аэропорту Шарля де Голля. Он настоял на том, чтобы заехать перекусить, прежде чем отправиться в офис, где у них была назначена встреча с Франсуа Люмьером, главным редактором Tetu. —Мэдисон, — Филипп сидел рядом, устало сложив руки на столе. — Ты ведь должен был быть готов к этому. Мы же все всё понимаем. Смерть Пьера развяжет много грязных языков. Это борьба власти. Выливая грязь на Пьера, они преследуют гораздо более глобальную цель. Сейчас идёт волна сексуальных скандалов. Это беспроигрышный вариант — метить в человека, который уже не сможет им ответить. —Не только им… — тихо произнёс он. — Но и нам. И мне. —Ты знаешь, сколько денег заработал Фабрис Томас на интервью, которые он сейчас вовсю даёт американским журналистам? На телешоу? На публикации книги? Ради всего святого, Мэдисон, этот человек имеет очень далеко не безупречную репутацию! Всю свою жизнь он жил на содержании, а теперь, оставшись без денег, решил поправить свои финансовые дела. Ну что я тебе объясняю… ты и сам знаешь, как это работает. Не надо быть специалистом, чтобы видеть, что весь этот скандал продуман и прописан до мелочей. А между тем у Томаса нет ни одного доказательства. Ничего. Я знал Пьера и Ива. Ты знал Пьера и Ива. Они не были, что называется, «приятными» людьми. И у них были свои пороки. Им пришлось пережить многое. Мы не моралисты, Мэдисон. И они ими не были. Ты хочешь, чтобы я поручился за то, что в комнатах виллы Мажорель или шато Габриэль никогда не происходило ничего, что, возможно, шокировало бы широкую общественность? Я не могу это сделать. Я готов допустить, что Пьер… и Ив могли практиковать нечто в отношении Фабриса… или кого-то другого. Но я никогда не поверю, Мэдисон, что всё это происходило без согласия обеих сторон. Фабриса интересует дешёвая слава. Я понимаю, как неприятно тебе лично участвовать в этом говне… Если Фабрис хотел призвать Пьера к ответу, он мог сделать это ещё при его жизни. Нашлись бы способы. У Пьера хватало врагов, чьей поддержкой можно было заручиться. Но он лишь огрызался. Он уничтожает покойника… ведь это намного проще. Все они трусы. Я советую тебе даже не лезть в эту грязь. И не объясняться. Я хотел, чтобы мы с тобой обсудили всё между собой, прежде чем мы будем… говорить что-либо другим. —И что я, по-твоему, должен говорить? —Пока ничего. Сохраняй достоинство, — мягко ответил тот. — Мы что-нибудь придумаем. —Мне нет никакого дела до того, чем занимался Пьер в своей личной жизни! Я этого не знал и знать не хочу! Но вот что я вам скажу… Это вам не пляски с бубнами и романтичные истории про увлечение алкоголями и наркотиками и прочие шалости Ива, к которым все привыкли и которыми никого не удивишь. Всё это давно стало частью бренда! Но ЭТО… Это практически подсудное дело! Я не знаю, что в голове у этого парня, и чего он хочет… но чего не хотят знать люди — так этой той мерзости, которую тот понаписал в своей книге! — Франсуа Люмьер нервно ходил по своему кабинету, куря одну сигарету за другой, и, не докуривая, выбрасывал и зажигал новую. Он то и дело срывался на крик. — Мне насрать правда всё это или нет, но то что у нас уже начались серьёзные проблемы — это факт! У меня с утра разрывается телефон, звонят из Saint Laurent, газет, Sidaction, даже гребанной пресс-службы президента! Они бьются в истерике и требуют ЭТО ВСЁ немедленно прекратить! Мэдисон, — он повернулся к нему. — Что ты молчишь? Скажи мне ты, это правда? —Оставь его в покое… — Филипп махнул рукой. — Тебе нужно успокоиться! —Тебе нужно выступить с заявлением. Как официальный представитель и преемник Пьера… и опровергнуть всё! Мэдисон пожал плечами. —Я не могу. —Как это? Почему? —Потому что я не знаю… не знаю, правда это или нет. Франсуа уставился на него, и в его взгляде чувствовалось явное недоверие. —Ты принимал в этом участие? Я должен знать! —Франсуа! — Филипп повысил голос. — Думай, что говоришь! —А что я говорю? Откуда мне знать? Я думаю только о том, как нам выпутаться из этого дерьма! Да вы хоть понимаете масштаб проблемы? Мы не можем позволить себе сидеть сложа руки! Филипп встал. Мэдисон в который раз восхитился его выдержкой. «Всё же Пьер умел выбирать помощников…» —Так. Прежде всего необходимо успокоиться и прекратить истерику. Давайте рассуждать здраво и по порядку. Мэдисон, — обратился он к нему. — Сейчас любые твои заявления будут выглядеть как попытки оправдания, а стало, быть признания… Тебе НЕ В ЧЕМ оправдываться. Это первое. Второе. Никаких доказательств у Томаса нет. Сейчас не играет никакой роли, правда ли то, о чём он говорит, или нет. Вот что важно понять. Наша задача на данный момент — не допустить дальнейшего распространения информации, успокоить спонсоров. Франсуа, сейчас нужно связаться с нашими американскими коллегами. Я позвоню Жилю в Фигаро сам. Главное — не поддаваться панике. Вести себя с достоинством… —Не произноси при мне это чёртово любимое слово Пьера! — рявкнул Люмьер. — Я поверить не могу, что он мог так облажаться! Допустить такое! —Мне нужно увидеться с Фабрисом. И поговорить. — Мэдисон нарушил молчание. Оба мужчины повернули к нему голову. —Зачем тебе говорить с Фабрисом? Он уже сказал всё, что хотел. —Этот выпад так или иначе направлен и против меня. Иначе бы он не звонил мне… —Он тебе звонил? — опешил Франсуа. — Когда? —За день до похорон. —И какого дьявола вы молчали? — взревел мужчина. — Всё это можно было предотвратить! А теперь мы потеряем столько денег! Мэдисон не слушал. Он думал только о том, что ему необходимо сделать: найти потерянную речь Пьера. И встретиться с Фабрисом Томасом. А ведь Франсуа прав в одном: Пьер не мог допустить такого. Не мог он и не знать о готовящейся к выпуску книге. Просто не мог. И если он ничего не сделал для того, чтобы предотвратить её появление на свет… значит, зачем-то ему это было нужно. Либо он был абсолютно уверен в своей безнаказанности… либо ему было всё равно. Всё равно? Слишком большие последствия для репутации. Значит, остаётся первый вариант. Но почему? Так вести себя может только человек, который знает, что последствий для него не будет. Ну, а Фабрис? Как он мог подгадать всё таким образом? Извинившись, он вышел из офиса на улицу, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Пьер ничего не сделал, чтобы остановить Фабриса, потому что знал, что ему не придётся держать ответ. Он мог быть так уверен только в одном случае: он знал, что его не будет в живых. Он знал это ещё год назад… нет, но как же быть с открытием музеев? Слишком много вопросов. Слишком много.***
—Знаешь, я увидел его взгляд в первом ряду. Он смотрел на меня словно приклеенный. И в этот момент мне показалось, что весь этот показ, весь этот вечер был для него! Мне не нравятся такие пристальные взгляды, ты знаешь… они выглядят, как угроза. Мне даже стало как-то не по себе. Потом, после показа я вспомнил, что я его уже видел здесь. Друг Франсуазы Саган. Он пришёл с Бернаром Бюффе. Он был очень не похож на всех остальных гостей. Говорят про людей «белая ворона» в стае… но он скорее чёрный ворон среди уток. И я вспомнил, где ещё я видел его… На похоронах Диора! Он меня нечаянно толкнул в толпе… Мне было так неловко, что я его разглядываю… а тут ещё мадам Луиза спросила: нравится? И я так покраснел, а она оказывается имела в виду картины Бюффе! Я совсем потерял нить разговора… — Картины! Смог бы ты сказать вслух, что тебе гораздо больше нравится его парень! Теперь понятно, откуда у Бернара такой успех… это же закон жизни, милый. Найди себе правильного любовника и держись за него изо всех сил! —Не надо этих грязных намеков, Лулу! —Вот только не строй из себя моралиста… в жизни надо уметь цепляться… быть крючком для мужчины. Среди этого стада идиотов, дай бог, попадётся один-другой стоящий… Так ты говоришь, он смотрел на тебя? Может быть, он сам не против сменить крючок? —Невозможно слушать, какие гадости ты говоришь! Мне вообще не до этого! Лулу, на мне лежит такая ответственность, голова идёт кругом… —Так тебе её нужно проветрить. Когда у вас совместный ужин? Ведь он тоже будет там. —Я не пойду. У меня нет сил… —Если ты не пойдёшь, то пойду я! —Только попробуй! Лулу, только попробуй влезть и снова всё испортить! —Испортить? Да чтобы ты делал без меня! Ты же совершенно не умеешь себя вести в обществе. Не знаешь, что говорить, а если открываешь рот, то несёшь такую чепуху! Поэтому приходится делать всё за тебя. У тебя в голове только одни глупые, романтические мечты. Не хочешь взрослеть — сиди дома возле мамочки… —Ив, с вами всё в порядке? Пьер отложил приборы и встревоженно смотрел на сидевшего напротив него молодого человека. Ив Сен-Лоран, только что оживлённо рассказывающий об Оране и своём знакомстве с Диором, вдруг замолчал и уставился в пустоту. —Простите… я… задумался… — тонкие пальцы теребили белоснежную салфетку. На губах возникла извиняющаяся улыбка. — Я немного устал. Я плохо сплю по ночам. Простите, Пьер, кажется из меня сегодня плохой спутник. Повисло короткое молчание. —Ив, хотите я отвезу вас домой? — тихо произнёс Пьер, вглядываясь в бледное лицо. — Вы выглядите больным. —Да, отвезите, пожалуйста… Они встали из-за стола и Пьер попросил счёт. Кажется, Ив был настолько удручён чем-то, что даже не стал возражать, что он заплатил за обед. Они все ещё обращаются друг к другу на «вы». Со дня ужина в Астории прошло две недели. Если закрыть глаза, то можно подумать, что это было вчера. Презентация первой коллекции от лица нового директора дома Диора, на которую Пьер не хотел идти. И последовавшая за этим встреча, которую организовала Луиза Мария Буске. Встреча с целью устроить знакомство молодого Ив Сен-Лорана с его любимым художником Бернаром Бюффе. Сколько у них с Бернаром было таких ужинов в прошлом? И вот только теперь Пьеру казалось, что ради одного этого ужина он должен был провести рядом с Бернаром восемь лет. Ради того, чтобы помочь ему стать художником, которого полюбит молодой и талантливый модельер, и прийти на этот ужин в качестве сопровождающего. Этот тонкий юноша в больших очках с грустными глазами не выходил у него из головы. Как смутился он, когда они пожимали друг другу руки в знак приветствия… Это о нём говорила с таким воодушевлением Франсуаза. Франсуаза… А ведь он чуть не сделал ей предложение! В то утро, после похорон. Она стояла на кухне спиной к нему и варила кофе. Играло радио, а с улицы умопомрачительно пахло свежей выпечкой. Она стояла босиком, засыпала арабику в турку и что-то напевала, когда он зашёл. А он зашёл, посмотрел на неё, и с языка едва не слетело: «хорошо, давай поженимся»! Он так испугался этого желания, ставшего вдруг непреодолимым, что отказался от завтрака, от кофе, оделся и ушёл. Она обиделась, кажется. Не поняла, что произошло. И он не понял. На следующий день он собирался к Жану, забрать статьи для журнала. Они не виделись несколько месяцев. —Не ходи, — сказал Бернар. — Ничего хорошего ты там не увидишь. Он на днях окончательно расстался с Маре. Валяется в жутком состоянии… Снова на кокаине и сигаретах. Я вот одного не могу понять: зачем рвать с человеком и потом уходить по этому поводу в жесточайшую депрессию? Себя так изводить… Они же всё равно помирятся. Ему это нравится, по-моему. А этот жиголо вообще ни о ком не думает, кроме себя… Потом он зевнул, отложил газету, потянулся и произнёс: —Ну пошли спать, что ли. Уже одиннадцать часов. Или нет… я ещё посмотрю телевизор. Пьер опешил. Что-то в этой фразе, самом виде Бернара, сидевшего в халате, глубоко его потрясло. Вот они до чего дошли… до того, чтобы по вечерам смотреть телевизор и идти спать! И в этот момент ему захотелось устроить какой-нибудь скандал, а потом поехать к Франсуазе и веселиться всю ночь. Он набрал её номер, и Жанна сообщила ему, что мадмуазель уехала и неизвестно когда вернётся. «Лучше бы она не возвращалась…» Тогда он просто сказал, что сегодня поедет к себе, и уехал. Если Бернара это и смутило, то вида он не подал. Ну, как обычно. В общем-то, уникальность их отношений состояла в том, что каждый внутренне продолжал существовать сам по себе. Пьер остановил машину возле милого двухэтажного особнячка, выключил зажигание и повернулся к неподвижно застывшему на сиденье Иву. Кажется, тот не в восторге от их сегодняшней встречи. Пьер чувствовал досаду на себя. С момента их совместного ужина мысли его беспрестанно возвращались к этому молодому человеку, который был похож на модельера ещё меньше, чем Кристиан Диор. Строгий чёрный костюм, аккуратно уложенные волосы, нездоровая бледность и какая-то нервозность. Об Иве Сен-Лоране много говорили последние месяцы. Его первый показ в январе нового года наделал шума в Париже. Даже Пьер, не разбиравшийся в моде, понимал, как это великолепно. За ужином его охватило сильнейшее возбуждение. Он вёл себя развязно, много говорил и не всегда по делу, не обращая внимание на ногу Бернара, которая пихала его под столом. Приставал к Иву с вопросами. Тот отводил глаза, краснел, но мужественно отвечал на каждый. «Застенчивый, — сказал Бернар после. — Прямо как я». «Застенчивый, но не как ты. Держу пари, он бы никогда в жизни не позволил себе повиснуть на чьём-нибудь балконе…» «Да, он выглядит так, будто уже свалился с него. Хочешь пригласить его к нам?» «Хочу». «Приглашай». Он нашёл номер в телефонной книге, позвонил и пригласил Ива… пообедать с ним на неделе. Тот явно был удивлён, но обрадован. Пьер был удивлён сам себе. Обычно он такого не делал. Не приглашал на обед малознакомого мужчину, ничего не сказав Бернару. Должно быть, Ив мог ожидать такого приглашения скорее от Бюффе, чем от его любовника. Всё это выглядело странно. Вот только обед не получился. Ив был смущён, недоверчив и как будто чем-то озабочен. Он явно ожидал, что Пьер назовёт истинную цель его приглашения. А у Пьера вдруг все вылетело из головы. Он, прекрасно научившийся вести светские беседы, сидя напротив этого хрупкого юноши, чувствовал свою полнейшую беспомощность. Все мысли, суждения стали выглядеть глупыми и нелепыми. Он подумал, как выглядит со стороны его предложение об обеде, и как теперь он странно себя ведёт. Не хватало только, чтобы Ив спросил его напрямую: «Чего вы хотите от меня, Берже? Зачем вы меня позвали?» И что он мог бы ответить? Правду? «Хотел увидеться с вами наедине и поцеловать вас». —Ив, какие у вас планы на летний сезон? Удивлённый взгляд. —Поеду к родителям, в Оран. —Мы с Бернаром будем рады видеть вас в гостях у нас в Провансе. Мы собираемся с друзьями. Ив смотрел на него, не мигая, в течение нескольких секунд. Пьера охватило смятение, он почувствовал, как краска заливает его лицо. Откуда в нём это смущение вдруг? И сердце забилось чаще… —Спасибо, я подумаю. Если у меня будет время… — он взялся за дверцу машины. — Спасибо за обед, Пьер. Я был… рад увидеться с вами. —Лулу, как думаешь, зачем Пьер пригласил меня к ним? —У тебя, милый, всё на лице написано. —Ты опять говоришь мне гадости, Лулу… почему ты такая злая? —А кто ещё скажет тебе правду? Тебе нравится Пьер, и у тебя есть прекрасная возможность познакомиться с ним ближе. Представь, чего могли бы мы достичь, будь у нас под боком такой славный парень? Я знаю этот тип мужчин, милый. В этой жизни они любят три вещи: деньги, власть и секс. Причем их похотливость в отношении всех трёх может быть очень даже на руку. Что ты молчишь? —Не хочу я слушать твои пошлости. Если Пьер такой, каким ты его видишь, то я совсем не хочу с ним сближаться. Ненавижу тех, кто любит деньги! —Ты можешь ненавидеть их сколько угодно… но в твоих силах всегда повернуть эту любовь в свою пользу. Деньги или секс? Каждый даёт то, что может. —Я хочу спать, Лулу. Я подумаю об этом завтра. —Ты зачем приехала? Ошеломлённый, Пьер стоял возле черного ягуара Саган, который несколько минут назад с визгом притормозил на подъездной дорожке. Он прекрасно знал этот звук — ТАК тормозить машину могла только Франсуаза. Но что она делает… да какого черта, вообще?! Девушка сняла с лица тёмные очки и, обворожительно улыбнувшись, положила локоть на дверцу машины. —Привет! Познакомься, это моя подруга, Аннабель! Он был так возмущён, что не сразу заметил на заднем сидение машины пассажира. И если бы Кики не внесла ясность словом «подруга», он вполне мог принять долговязую, коротко стриженную, с лицом почти полностью скрытым тёмными очками и одетую в широкую клетчатую рубашку и брюки особу за парня. Он машинально кивнул и поздоровался, после чего склонился над машиной и повторил свой вопрос уже совсем тихо, практически на ухо. —Кики, что ты здесь забыла? —Своё сердце! — она засмеялась. — Меня Бернар пригласил… ты не рад? Он развернулся и пошёл к дому. Он был страшно, страшно зол! Бернар, значит? Как это мило с его стороны! —Ты ждёшь гостей? Они прибыли! — сходу бросил он Бюффе, вернувшись в гостиную. Бернар, который в этот момент самозабвенно рисовал сидевшего напротив с безукоризненно прямой спиной Ива, даже не шелохнулся в его сторону. —Кики? —Да. —Ты бы помог им занести чемоданы… «Вот значит как…» Он ощутил на себе пристальный взгляд. Ив быстро отвёл глаза и снова посмотрел на Бернара. Натурщица из него вышла идеальная. Ив приехал вчера вечером. Тихий, сдержанно-улыбчивый. Пьер встретил его на вокзале, к собственному неудовольствию умудрившись опоздать. Когда он прибежал на платформу, то обнаружил его смиренно сидевшим рядом со своим коричневым чемоданом. Он показался ему ещё более тонким и стройным, ещё более застенчивым и милым. —Вас не унесло ветром, Ив? — весело заявил он, забирая у него багаж. — Или должность директора Диора для вас так мучительна, что вы похудели с момента нашей последней встречи? Ив ничего не ответил, и Пьеру сразу же показалось глупой его фраза. Он тоже смутился и молчал всю дорогу. Отчего-то рядом с этим молодым человеком он терял свою уверенность в себе, чувствуя себя так, будто вчера родился. «Держу пари, ему уже наговорили про нас много интересного… у него такой испуганный вид…» — ухмыльнулся Бернар. Он не знал, что они переписывались. Что ему пришлось уговаривать Ива приехать. Письма, который он получал, были странные. То сдержанно-официальные, то сумбурно-страстные, словно писали их два разных человека. В них он говорил о том, как бы хотел увидеться с ним, и приедет в Прованс, как только выдастся такая возможность. А после писал, что не уверен в своих планах. Что накопилось так много дел, и интересовался здоровьем Бернара. Кто бы хоть однажды поинтересовался его, Пьера, здоровьем? Он начал сходить с ума от этой переписки, и когда, в конце концов, Ив уверил его, что приедет на ближайших выходных, то почувствовал скорее облегчение, чем радость. А вот приезд Франсуазы стал сюрпризом. Ему она ничего не говорила, но она вообще ему НИКОГДА ничего не говорила о своих планах. Он ненавидел, когда что-то решалось за его спиной, особенно в этот раз, когда у него были свои определённые намерения… Намерения? Боже, Ив, кажется, боится его! Бернар с самого утра пьёт много вина. Они почти не говорят друг с другом. Франсуаза представляет им свою подругу. Аннабель — не очень известная певица и писательница — явно жаждет знакомства с известным художником. Ее андрогинная внешность и низкий, хрипловатый голос смотрятся несколько карикатурно. Самое её присутствие навевает определенные подозрения, что сегодня здесь разыгрывается спектакль, но никто из действующих лиц не знает концовки сюжета, выучив лишь одну только собственную роль. Ив мало участвует в разговорах, мало пьет (он разбавляет вино водой) и Пьер то и дело ловит его вопрошающий взгляд, словно говорящий: «Зачем ты меня позвал? Я пятый персонаж. А пять не делится на два». Лето фатально. Обычно, когда они с Бернаром выезжают на отдых, то не ограничивают себя во впечатлениях. Новые знакомые — это всегда прекрасно! «Не беспокойтесь, Ив! Пьер только выглядит таким грозным, на самом деле он чудесный человек!» — Франсуаза смеётся за обедом и подмигивает Иву. А он и не старается выглядеть грозным. Наверное, его упорная молчаливость создаёт впечатление напряжённости, ведь обычно ему рта не закрыть. Он передаёт через стол солонку Иву и роняет её раньше времени. Бернар констатирует: » Просыпанная соль —к ссоре». Он подливает вино Аннабель. Она села за стол, так и не сняв тёмных очков. Они ведут себя как два уже знакомых человека, и Пьера охватывает сомнение: уж не для его ли персоны здесь разыгрывают этот фарс? —Признаюсь, меня предостерегали от общения с вами… — Ив произносит это в полушутливой манере. — Знаете кто? Луиза-Мария Буске! —Она распространяет слухи о том, что мы поедаем младенцев по выходным? Обожаю эти разговоры! — Бернар мрачно смеётся и говорит, обращаясь только к Пьеру. — Это всё про тебя. Меня любят. Пьер чувствует растущую ярость. Эта женщина всегда была с ними так мила! А он ещё был о ней высокого мнения… —И что говорят про меня? — он улыбается небрежно. Ответом ему служит подходящий сюда немного насмешливый взгляд и притворно равнодушный голос: —Что самая последняя шлюха вам ближе по духу, чем буржуазная, благопристойная леди из высшего общества, которой движут приличия и общественные нормы, что для вас закон не писан, если он писан против ваших интересов, что вы анархист и смутьян. И можете идти по головам… Пьер останавливается и смотрит пристально в глаза. —По головам? — Франсуаза приподнимает брови. — О, он много где может ходить… —Могу. Если в этом есть необходимость. И если это служит тому, во что я верю. — Он делает паузу. — А вы? Вы нет? —Я склоняюсь к тому, что лучше вносить в закон свои поправки, чем нарушать чужие… — тихо произнёс Ив. — Ведь это сложнее, правда? —Ив, вы мне так нравитесь… — пробормотал Бернар. — Останетесь у нас? Короткая пауза. —Что… на выходные? —Нет, насовсем! — Бернар снова громко хохочет, вынуждая Пьера бросить на него убийственный взгляд. Аннабель снимает очки и медленно произносит: —Здесь… В Провааансе… удивительно располагающая атмосфера… —Я не могу уснуть. Смотрю в потолок. Сколько времени? Все как будто бы спят? Нет… шаги в коридоре! Хлопает дверь. Мне здесь не по себе. Лулу, хотелось бы сейчас уснуть и проснуться снова в Париже. Тут так душно, и всё время какие-то странные звуки. Они делают вид, что спят… но они ходят… из комнаты в комнату. Я дверь запер. Это глупо, да? Лулу, мне одиноко, когда ты долго молчишь. Вот! Слышишь? Дверь в коридоре хлопнула… я словно попал в замок графа Дракулы. Вдруг они все вампиры и сейчас вышли на охоту? —Подойди поближе… ты слышишь голоса? —Отдалённо… они заглушены. Кто-то плакал? Они поймали кого-то, притащили в замок и он плачет? —Посерьёзнее! Они не хотят, чтобы ты их слышал… —Оставь меня! Не подходи, понял? —Бернар, успокойся, ладно? Ты видишь что я стою и не подхожу… —Не подходи… я тебя ненавижу! —Ты омерзителен, когда так пьян… —Я омерзителен когда пьян, а ты всегда омерзителен! Почему бы тебе не пойти и не трахнуть сейчас кого-нибудь? —Хватит! Не кричи, ты разбудишь весь дом! —Да здесь никто не спит! И я тебе знаешь что скажу? Убирайся! Я не хочу тебя видеть! —Тихо… всё! Куда я сейчас должен уйти? —Куда угодно подальше! И можешь его с собой забрать… своего любовника! Можешь всех своих любовников забирать и проваливать из моего дома! —Мы с тобой завтра поговорим. Ты в таком состоянии… иди спать, ладно? —Пьер… у меня не осталось больше никаких сил так жить. — Сдавленный стон. — Никаких, понимаешь? Смотри, до чего ты меня довёл? —У тебя нервный срыв. Тебе нужно отдохнуть. Такое уже было… это пройдёт. Это был тяжелый год. Ты просто устал. Пьер чиркнул спичкой, зажигая сигарету. Огонёк осветил бледное лицо в дверях комнаты. —Кики? Она проскользнула в комнату и прикрыла за собой дверь, держа в руках стакан с виски. —Надо поговорить… —Не сегодня! У меня нет ни сил ни настроения. И я хочу спать. —За что ты злишься на меня? Ты весь вечер ведёшь себя ужасно! —Злюсь? Кого ты привезла? Франсуаза хихикнула, делая глоток и держась за дверной косяк. На ней наполовину расстёгнутая рубашка, под которой нет нижнего белья. Почему-то сам факт того, что она считает возможным заявиться к нему в комнату в таком виде, выводит Пьера из себя. —Это? Это Аннабель… —Аннабель? А я думал, это просто какой-то парень над всеми издевается и притворяется девушкой. —Знаешь, ты слишком драматизируешь. И ты подозрительный… Он отнял у неё стакан и они сели на кровать. Где-то вдалеке послышался раскат грома. Девушка вздрогнула, а он не мог сдержать усмешки — Франсуаза все ещё боялась грозы. Пьер зажёг лампу на тумбочке, но она протянула руку и выдернула выключатель. —Во время грозы свет надо гасить! Может быть замыкание и пожар… а ещё тебя может ударить током! —Зачем ты вообще приехала? Что это за тайны? Она задумчиво молчала какое-то время, а потом тихо произнесла: —Давай уедем. —Что? —Давай уедем. Сегодня… нет, когда пройдёт гроза… — она резко вздрогнула от очередного раската грома и вцепилась ему в руку, так что он вскрикнул. — Надо уехать, понимаешь? Уедем вдвоём… —Кики, ты пьяная… — он демонстративно понюхал стакан и засмеялся. — Совсем пьяная! —Я серьёзно! Я знаю, ты скажешь: а как же Бернар? Но я для этого привезла Аннабель… помнишь, я обещала, что найду ему подходящую девушку… Я знаю, ты будешь злиться, но они познакомились ещё месяц назад. И всё сложилось… —Что сложилось? — он вскочил, сдернул её с кровати и стал выпихивать из комнаты. — Всё, я не хочу слушать этот бред! —Тихо! Ты слышал? —Что слышал? —За дверь кто-то… подслушивал? Я кого-то видела… — она боязливо обернулась. — Здесь везде уши. Он подошёл и плотнее прикрыл дверь. От слов Франсуазы ему самому стало не по себе. —У меня снова это чувство… что-то произойдёт… что-то плохое… Пьер! — она вдруг порывисто его обняла. — Умоляю, давай уедем! Всё будет хорошо! Нужно просто уехать подальше и там всё начать сначала. Он стоял не шелохнувшись, не обнимая её в ответ, пока обвивающие его за шею руки не опустились с безнадёжностью. Франсуаза подняла на него печальный взгляд. —Твоя гордость… твоя неуёмная гордость… ты не можешь её оставить, да? Не можешь ей поступиться? Потому что я женщина? И мы никогда не можем быть на равных? Ему всё надоело. Нужно подвести эту черту раз и навсегда! —Не вынуждай меня чувствовать обязанность перед тобой! Прекрати манипулировать и плести свои интриги… и прекрати меня соблазнять! Я после этого сам себе противен… Она отступила, не сводя с него изумлённого, немного рассеянного взгляда. Потом развернулась и вышла из комнаты. Так быстро, словно её и не было. Пьер устало присел, а потом лёг на кровать и закрыл лицо руками. Очередной раскат грома и комнату осветила вспышка молнии. Грозы он не боялся, но сейчас стало как-то жутко. Дверь скрипнула и он услышал тихий стук. —Кики, уходи! — простонал он и резко сел. — Ив? Господи, вы меня напугали… Мы вас разбудили… да, это всё гроза. Гроза… —Я не могу себе этого простить. Мне так стыдно! Как ты могла так со мной поступить? Ведь это конец… какого он теперь будет обо мне мнения? Лулу, мы не должны были так поступать. —За что тебе стыдно, родной мой? Он сделал всё за тебя. Не притворяйся, что не понимал намёка этого приглашения. Он хотел тебя с первой минуты. Мы просто немного ускорили ход событий… —Нет, нет! О Господи… ведь я практически ничего не помню! Так не должно быть! Не должно! Лулу, скажи что ничего не было! Скажи, что я не дошёл… не смогу с этим смириться! Как смотреть в глаза Бернару! Я отвратителен… отвратителен! —Да успокойся ты… вечно устраиваешь эту драму! Мы целовались только и всего… конечно, он хотел пойти дальше, но ведь я тоже не дура! Давать всё сразу… он и так был огорошен… но повёлся на всё очень легко. Люблю темпераментных мужчин. С ними не бывает скучно. Одного понять не могу… и чем его привлекла эта мороженая селедка Бюффе… они совершенно не подходят друг другу! Но ведь ты слышал, как они ругались! Здесь всё решено. Это вопрос времени. —Мне не нравится, что я не помню… такого не было раньше! Почему я не помню, как я его поцеловал? Я должен помнить! Должен! Лулу! Почему так? —Потому что это я его поцеловала… ты бы никогда не решился… и он бы не решился. —Ты не должна так со мной поступать! Мы так не договаривались! Делать что-то за моей спиной… а я даже не помню! —В следующий раз сам его поцелуешь, я не стану мешать, обещаю. —Но что же мне делать теперь? Как мы посмотрим друг другу в глаза? Я не хочу страдать, Лулу. Пьер меня пугает… —Немного времени, милый. Дай нам немного времени. Я сделаю тебя очень счастливым. А теперь спи… спи спокойно. Сегодня ты заставишь его думать о тебе всю ночь. А сам спи спокойно. Начало положено. И всё будет очень хорошо..