Во имя любви(Любовь)Книга I

1955 год       —Пьер, смотри! Это же Франсуаза!        Они с Бернаром не сразу узнали её. Молодая девушка, одетая в длинное чёрное вечернее платье и белую норковую накидку, махала рукой за соседним столиком.       Да, это она.       —Бооооже мой! Боже мой! Бернар, как я рада тебя видеть! Пьер, как тебе идёт этот костюм! — Франсуаза спешила к ним, бросая своё место и большую компанию за столиком. Непривычно роскошно одетая, накрашенная, в ушах сверкают бриллиантовые подвески. Короткие волосы модно уложены. Он мог бы её не узнать.       Они не виделись два с половиной года. За это время ни одного письма. Ни одного телефонного звонка! Пьер узнавал все новости из газет. Маленькая девочка стала знаменитой писательницей. Повесть «Здравствуй, грусть» пронеслась, как комета, над Парижем и взорвала общественность, приковав к себе всеобщее внимание. Бернар прочитал её первый. Он хотел написать подруге и выразить свой восторг, но они не знали ни её нового адреса, ни телефона. Франсуаза переехала от родителей. И вот теперь такая встреча…       —Что вы здесь делаете?!       —Ужинаем. Как и вы, я так думаю… — Пьер не удержался от сарказма.       —А ты всё такой же противный ворчун! — она смеётся.       Она слегка навеселе, но выглядит очаровательно. Пьер понимает, что всё ещё пытается узнать в ней того сорванца, который носился в парусиновых юбках и шортах по пляжу и грыз ногти и яблоки, сидя у них на кухне. Тогда, в Ницце.       —Идёмте к нам за столик, я познакомлю вас с друзьями!       Друзьями? Пьер узнает Жака Куаре, её брата, который первый поднимается им навстречу, протягивает руку для рукопожатия. Вот парочка художников, актриса, корреспондент Ле Фигаро, какой-то банкир… Всего за столиком в ресторане собралось около десяти человек. Шампанское, лобстеры, икра, трюфели — у кого-то день рождения? Ах нет, просто дружеская посиделка в пятницу вечером.       Он встречает пару общих знакомых. Все приветствуют Бернара, который уже стал знаменит. Пьеру это приятно. Когда говорят о Бернаре Бюффе, то вполголоса произносят и его имя. Имя человека, который помог ему подняться от своеобразного художника, известного в узких кругах, до всеми почитаемой модной знаменитости, купить картину которой мечтают как частные коллекционеры, так и серьёзные галереи.       А что Франсуаза? Она разбогатела. Стремительно, вызывающе. Нагло.       «Я не поступила в Сорбонну… провалила экзамены! Я оказалась недостаточно умной для этого…» — с кокетством и без тени сожаления произносит она.       «Ты недостаточно умна для Сорбонны или Сорбонна недостаточно хороша для тебя?»       «Мой папа, когда узнал, какой гонорар я получила, сказал мне: потрать всё как можно быстрее, в твоём случае большие деньги в руках могут создать большие проблемы… Я последовала его совету!»       Она, конечно, имеет в виду свой чёрный «ягуар», на котором колесит по городу на большой скорости, и о любви к которому рассказывала чуть ли не в каждом интервью. Конечно, он читал. Пьер помнил свой шок и возмущение, когда увидел фото дорогого автомобиля в газете.        «Она разобьёт его на первом перекрёстке!» — заявил он Бернару.        «Она может позволить себе купить ещё один, новый, теперь!» — со смехом ответил тот.       Злился ли он? Завидовал? О, возможно. Ведь она ничего не сделала. Просто написала дурацкую книжку. И проснулась миллионершей. Франсетта Куаре стала Франсуазой Саган. За несколько месяцев она проделала путь, на который у них с Бернаром ушло три года.        «Приходите к нам в гости! Мы с Жаком снимаем чудесную квартиру…» — она называет адрес, и выясняется, что живут они всего в нескольких кварталах друг от друга.       А потом сразу же приглашает их посетить её виллу на Лазурном берегу.        «Теперь моя очередь проявить гостеприимство! Будет весело! Обещаю много шампанского…»       Пьеру кажется, всё это она говорит, персонально обращаясь к нему. У них с Бернаром есть деньги. Но нет виллы на Лазурном берегу. И «ягуара» у него тоже нет. На обратном пути он говорит Бюффе:       —Она совсем не изменилась. Живёт, как прикуривает сигарету с двух сторон. Богатство не пойдёт ей на пользу. Вот увидишь…       —А кого из нас деньги делают лучше? — философски замечает Бернар.        Конечно же она настояла, чтобы они обменялись телефонами. Предложения есть на каждый вечер. Театр, кино, танцы, домашняя вечеринка, ресторан, пикник за городом — когда она вообще пишет книги?       Она как будто специально хочет продемонстрировать все свои возможности. Отказываться глупо, у малышки Саган теперь много полезных знакомых. Пьер это понимает и рассматривает каждую встречу как возможность. Сама же Франсуаза странная. Она называет своими друзьями какое-то отребье, сомнительную компанию вечно пьющих проходимцев, которых несомненно интересует лишь размер её кошелька. Вокруг неё много умных, глубоких, талантливых людей, но она как будто сознательно не идёт на сближение с ними.       «Ты даже не поздравила нас с днём рождения. За два года ни одной открытки!»        Она делает большие глаза и произносит проникновенно:       «Прости… а когда у тебя день рождения?»       Всё повторяется, как тем летом. Только теперь место встречи — просторная гостиная, с антикварной мебелью, высокими потолками, камином и плохо настроенным пианино. На нём Франсуаза играет время от времени, развлекая гостей. Пьер и Бернар теперь всегда в числе приглашённых. Она возобновила их дружбу так же легко, как однажды её оборвала. Бернар уже и думать забыл, а Пьер по-прежнему чувствовал обиду. Он не ждал конечно шестистраничных посланий с признаниями в любви, но могла бы она хотя бы раз им позвонить. Или слава настолько ударила в голову, что не минутки не было свободной от журналистов?       «Знаешь, у меня много поклонников! — c детской гордостью заявляет ему она. — Но я-то знаю, что их привлекает моя слава и деньги. Не будь их, они бы и головы не повернули в мою сторону…»       Пьер не мог обойти стороной её роман с красавцем-фотографом Филиппом Шарпентье, с которым она познакомилась во время турне от Иерусалима до Нью-Йорка. В одном из интервью Франсуаза упомянула, что это был её первый любовный опыт.       —Все ждали от меня такого признания, что я могла поделать? Я что… должна была рассказать им про… тебя? — она так закатила глаза, что он захотел её стукнуть. — Ну честное слово, Пьер, неужели твоя самооценка от этого пострадала? Но так уж и быть… Я могу позвонить в Пари Матч и сообщить им что это был Пьер Берже… Не уверена только, что все знают, кто это…       Она пьёт ещё больше виски, курит, как мужчина, гоняет по ночному Парижу на дорогом авто и пишет о любви, в которой ничего не понимает.       «Кики, ведь у тебя есть вкус. Ты ведь понимаешь, что твои книжки это не литература?» — ему хочется задеть её побольнее.       Франсуаза вздрагивает, но с вызовом отвечает ему, глядя в глаза:       «Пьер, напиши хотя бы одну для начала!»        Почему-то её все очень любят. Её друзья, читатели, Жан Кокто, Бернар.       «Ты тоже её любишь, Пьер. Просто немного завидуешь…» — эти слова Бернара его обижают.       Ему и правда интересно с ней. Спорить до хрипоты о русской литературе (Пьер любит Толстого, а Франсуаза без ума от Достоевского), говорить о музыке, искусстве, политике, искать аргументы, парировать друг другу и подкалывать. Как-то, выпив, он скажет Бернару, что Саган его единственная подруга среди женщин, а позже будет категорически отрицать, что так говорил. Он вообще не понимал, почему общался с ней. Её великосветские знакомства были поверхностны. Вечера в её компании прежде всего сжирали время. И деньги. Она ни в чём не преследовала долгосрочных целей. Никаких выгод, никаких планов. Она казалось и сама не знала, чего хочет от жизни.       —Знаешь, что меня по-настоящему восхищает в тебе? — сказала она ему, когда в один из вечером он провожал ее до дома после очередной вечеринки. — Твоя смелость. Ты открыто живешь с Бернаром и тебе плевать, что о тебе подумают. Ты не пытаешься никому понравиться.       —В чём разница между тем, чтобы быть любимым и быть популярным?       Они остановились возле двери её квартиры. Франсуаза достала из сумочки ключи, но не спешила вставить в замок. Он видел, как нерешительно вздрагивают её длинные тонкие пальцы.       —В отличие от любви, популярность можно купить. — Пьер прислонился к стене.       —Это работает в обе стороны… чтобы иметь деньги, нужно уметь быть популярным…       —В этом и есть твоя проблема. Ты слишком стремишься всем нравиться. Это недолговечно… Многим из своих друзей ты нужна, пока у тебя есть деньги.       Франсуаза кусала губы, молча смотря на него. У неё по-прежнему было детское выражение лица. Только лишь глаза стали другими… взгляд. В нём появилась какая-то усталая обречённость. Или ему так казалось?       Она повернулась к двери и отперла замок. В квартире было темно — Жак уехал за город с друзьями. Пьер не очень понимал, почему она делит квартиру с братом, хотя могла бы позволить себе жить одна. Впрочем, это не единственное, чего он не понимал.       —Зайдёшь? — через плечо бросила она, кидая ключи на тумбочку.       Пьер остановился в дверях.       —Думаю, не стоит.       —Ты боишься того, что может произойти? — насмешливо сказала она. — Брось. Выпьем ещё по стаканчику перед сном.       Он закрыл дверь, снял пальто и повесил его на вешалку. Затем прошёл в гостиную, зажёг свет. Подошёл к бару и налил себе виски. Все её гости вели себя у неё в квартире, как дома. Франсуаза последовала его примеру. На ней по-прежнему была белоснежная накидка из песца. Длинное платье из золотистого атласа с разрезом, от Кристиана Диора. Пьер подумал, что все эти роскошные меха и наряды смотрелись на ней ещё более нелепо, чем рубашки Бернара.       Девушка пила виски нервно, не смакуя, отрывистыми глотками. Тонкая шея вздрагивала, пока она стояла так, запрокинув голову, закрыв глаза, принимая в себя алкоголь как лекарство. Допив, она посмотрела на Пьера. Она смотрела долго, пока пауза не стала неловкой.       —Я в любовь не верю… я никогда не беру сюжеты из жизни… — Франсуаза сбросила накидку с плеч, и песец упал к её ногам. — Я не писала и не звонила тебе не потому, что забыла. Я каждый день вспоминала о нас… о нас всех.       Пьеру казалось, что у него заплетались даже мысли, рядом с Франсуазой невозможно оставаться трезвым.       —Мне надо домой.       Она подошла к проигрывателю и некоторое время задумчиво стояла, выбирая пластинки, как будто его не слышала. Не поставив в итоге ни одну, она повернулась к нему и спокойно произнесла:       —Я хочу, чтобы ты сегодня остался у меня. Хочу спать с тобой. Как тогда, в Ницце…       Пьер чуть не уронил свой стакан.       —Ты с ума сошла?       —Не относись к этому так серьёзно.       —Я не стану спать с тобой! Это просто наглость… то… как ты себя ведёшь! Ты ведь уже не ребёнок, ты взрослая женщина… ты… — он не договорил. Франсуаза прошла мимо него, налила себе ещё виски и села на диван, демонстративно подперев щёку рукой. Она сделала серьёзное лицо, будто готовая слушать.       —Не строй из себя моралиста. Тебе это не идёт… Я просто делаю, что хочу. И я знаю, чего хочешь ты. Тебя смущает, что я женщина? Будь на моём месте мужчина, ты бы не колебался? Знаешь что, — она поставила стакан на пол у ног. — Можешь сделать со мной, что захочешь. И я все сделаю, что ты мне скажешь. Мне это нужно сейчас…       —Я хочу, чтобы ты ушла…       —Куда? Это мой дом.       Он едва чувствовал, как произносит слова. Франсуаза встала с дивана, подошла к нему и опустилась на колени. Он хотел испуганно отступить, но она неожиданно обняла его за талию и уткнулась лицом в живот. Жар её дыхания проникал через одежду, расползался по коже. Пьер положил ей руки на голову, обхватив с двух сторон и слегка сжал, приподнимая её лицо.       —Ты сумасшедшая…       —Я знаю, что ты всё равно думал об этом. Я хочу, чтобы ты сравнил… чему я научилась за то время, что мы не виделись. Давай прямо здесь… на полу…       Он ничего не успел ей ответить. В коридоре раздались шаги. Почему они не услышали как открывалась дверь?       —Какого черта… Кики?!       На пороге комнаты стоял Жак и смотрел на них во все глаза. Франсуаза мгновенно вскочила с колен. Её лицо залила краска.       —Ты же сказал, что тебя не будет до самого утра!       —И ты решила привести сюда… его? Я запретил тебе водить сюда своих мужиков, когда меня нет!!! — гневный вопль молодого человека привёл Пьера в чувство.       Он смотрел на брата и сестру, и, понимая двусмысленность ситуации, всё равно не мог понять…       Жак никогда ему не нравился. И брат Франсуазы платил ему взаимностью. С первой встречи. Это была холодная война. Пьера бесило в Куаре всё — эти опереточные усики, зализанные волосы, фамильярная манера держаться с сестрой, его зацикленность на собственной внешности. Он был таким же избалованным, легкомысленным и ненадежным, как и Франсуаза, но в нём все эти черты бесили Пьера в разы больше.       —Здесь не было ничего такого, о чём ты подумал! — она снова налила себе виски. Её руки дрожали, она была сильно взволнована.       —Бернар знает, как ты проводишь время в его отсутствие? — в Пьера упёрся ненавидящий взгляд мужских глаз.       —Это не твоё дело, Жак. — Он старался говорить спокойно.       Вся эта сцена, которая разворачивалась на его глазах… было в ней что-то неправильное, дикое. Что за истерика?       —Я тебя предупреждал, Кики? Как можно быть такой… потаскухой?! — брат схватил её за локоть. Франсуаза вырвала его, было видно, что ей больно, и неожиданно залепила ему пощёчину.       —Отстань от меня!!!       —Полегче, эй… — Пьер уже не мог не вмешаться. — Почему она должна перед тобой оправдываться?       —Потому что она моя сестра! И я за неё отвечаю! — лицо Жака перекосило от злости.       —Отвечаешь? — Пьер не выдержал. — С каких это пор? Да тебе всегда было плевать, где она и что с ней происходит! Ты даже не следишь за тем, сколько она пьёт и в каком состоянии находится!       —Уходи, Пьер, это не твоё дело! Это наше семейное дело! — закричал Жак.       Он и сам не собирался задерживаться. Но едва только двинулся в сторону двери, Франсуаза неожиданно рванула за ним следом. На её лице читалась отчаянная решимость.       —Я с тобой! Я здесь не останусь!       —Ты никуда не пойдёшь! — Жак снова попытался её удержать, но она оттолкнула его с каким-то истеричным отвращением.       —Не прикасайся ко мне!!!       Пьер невольно замер, не в силах отвести взгляда от этих лиц — в них переплетались страдание и злоба, какая-то болезненность и надрыв. И ещё что-то… Он видел капельки слюны в уголках рта Жака. На мгновение ему показалось, что тот сейчас плюнет в лицо сестре. Франсуаза содрогнулась всем телом и вырвалась, хватая с вешалки первое попавшееся пальто. Пьер машинально открыл дверь, пропуская ее вперёд и вышел следом.       —Отвези меня в гостиницу. В любую. — Она понимает, что забыла сумочку с документами и деньгами в квартире, и начинает хохотать.       Пьер молча повернул ключ зажигания в машине и, не обращая внимание на этот истерический смех, отъехал от дома.       —Переночуешь у нас.       Потом Франсуаза перестала смеяться и резко поникла на сиденье. Левой рукой девушка слегка потирала запястье, на котором уже проступили синяки. Он и раньше их замечал. На теле. Ещё в Ницце. Странные следы на предплечьях, бедрах и ягодицах. Небольшие и совсем не похожие на синяки от падений или ударов о предмет, которыми она их объясняла. Это могло быть один раз… но не в таких неожиданных местах. Он был уверен, что если сейчас задерёт подол её платья, то увидит их снова. Неожиданно на Пьера накатила бешеная злость. Он резко нажал на тормоз, сворачивая к тротуару. Франсуаза вскрикнула и схватилась рукой на поручень наверху.       —Что это было за дерьмо?! — крикнул он, ударив кулаком по рулю. На мгновение ему представилось, что было бы, если бы Жак пришёл минут на десять позже. Его передёрнуло.       Франсуаза молчала. Она вдруг как-то обмякла и сидела словно тряпичная кукла. Ему хотелось схватить её и встряхнуть.       —Франсетта…       —Он не всегда такой. Пьяный, наверное…       На улице пошёл дождь. Он быстро забарабанил по стёклам машины, словно мир вокруг разрыдался. Повернув голову, Пьер увидел, что Франсуаза плачет. Молча, не стирая слез, которые стекали по её щекам, как капли воды по ветровому стеклу.       Пьер думал о Жаке. О том, почему ему был так противен этот парень, с первой минуты… с первой минуты…       Он был единственным в семье, кто поддерживал Франсуазу, кто всегда был на её стороне. Они так близки с самого детства… всегда вместе. Даже теперь. Даже теперь… И она всегда защищала его. А он жил за её счёт.       «Как он заботится о ней? Разве это забота? Ещё тогда, в Ницце, он совсем за ней не следил! Ему безразлично, что она пьёт с пятнадцати лет, что рядом с ней ошивается какое-то отребье, что его собственные друзья пытались её изнасиловать, когда он спал пьяный в соседней комнате…» Неожиданно его пронзила догадка. Страшная, вызывающая ужас и отвращение. Пьер посмотрел на Франсуазу. На лиловые обручи синяков на запястье. Было страшно даже произносить такое вслух.       —Скажи мне сейчас правду… Ты мне рассказывала… что когда тебе было пятнадцать, друг Жака… пытался изнасиловать тебя, пока тот спал в соседней комнате? — слегка охрипшим голосом всё-таки произнёс он.       Девушка быстро повернула к нему лицо. На нём теперь читался испуг и… о нет, он не хотел думать, что ещё…       —Франсуаза! — он схватил её за плечо. — Это был никакой не друг… так? Это был Жак? Твой брат пытался тебя изнасиловать?       Она задохнулась и отшатнулась от него. Лицо побледнело. Она замотала головой.       —Что он сделал? Он это сделал, да? Ты что, ты с ним спишь?!       —Нет! Нет! Это не так! — её крик заставил Пьера вздрогнуть. — Этого не было! Ты знаешь, что ничего не было! Ты сам это прекрасно знаешь! Как ТЫ смеешь меня о таком спрашивать?       Он перешёл границу. Он не имел права задавать этот вопрос, но поздно теперь. Слова достигли цели. Всё стало таким отчётливо ясным и одновременно таким… невыносимым! Все эти грязные слухи… они ходили и раньше. Инцест? Франсуаза даже не считала нужным их опровергать… Да, Жак не дошёл до конца… она осталась девственницей. Но было что-то другое. Было.       —Уходи. — Он перегнулся через неё и открыл дверцу машины. — Убирайся!       —Ты меня выгоняешь? Под дождь? — она ошеломлённо смотрела на него. — Куда мне идти?       —Куда хочешь. Можешь вернуться домой. Он тебя ждёт…       —Это всё совсем не так! Не так как ты думаешь, ясно? Я не сплю с Жаком и никогда не спала!       —Уходи! Я не хочу тебя видеть…       —Ну да пошёл ты… — она вылезла наружу и в гневе захлопнула дверь. Пьер моментально ударил по газам и машина сорвалась с места, облив её пальто водой.       Он ненавидел был виноватым. И неправым. Но сейчас знал, что неправ. Почему он так сильно разозлился на неё? Ведь она лишь жертва… Пьер представил себе Франсуазу, бредущую под дождём по ночным улицам в одном только пальто… без денег, без документов… Совсем одну, совсем беззащитную…       Он проехал пару километров, затормозил и, развернув машину, поехал назад. Франсуаза сидела на автобусной остановке и курила, кутаясь в пальто. Вокруг не было ни души. Он вышел из машины, достал и раскрыл зонт.       —Идём.       Франсуаза потушила сигарету, встала и направилась к его машине.        —Хочу чтобы ты знал. Просто знал… я действительно никогда не спала с Жаком. В тот день, о котором я рассказывала тебе, всё произошло… случайно. Он был сильно пьян и ничего не соображал. Он пришёл ко мне в комнату ночью… я уже спала. Не думаю, что он понимал, что делает. И я не сразу поняла. Я не знала, как себя вести. Пока он не поцеловал в губы.       Франсуаза сбросила пепел от сигареты прямо на пол и положила под голову локоть. Она смотрела в потолок.       —Потом я всё поняла, испугалась и стала его отталкивать… И он как будто пришёл в себя даже… Он понял, что делает мне больно. Что я не хочу…       —Ты рассказала родителям? — тихо спросил Пьер.       —Нет, конечно! Как о таком можно было рассказать? Мы даже с Жаком это не обсуждали потом. Утром он проснулся и сказал, что ничего не помнит о вчерашнем вечере…       «Ну да, конечно. Они все так говорят…»       —В ту ночь я впервые залезла в бар к отцу… — она бездумно улыбалась. — И налила себе виски. Может быть, мне хотелось его понять? Понять Жака… Я выпила и мне действительно стало легче. Все перестало казаться таким ужасным. Как ещё в тот момент я могла это пережить? Просто забыться… Когда пьёшь… мир словно сглаживает углы… словно ты видишь, как прямоугольная форма становится мягким кругом. Ты не боишься уколоться об её угол…       Франсуаза повернулась на бок и коснулась воротника его рубашки. Провела пальцем по небритой щеке. Она теперь лежала на кровати, на его кровати, курила и пыталась что-то объяснить. Бернар уже спал, когда они вернулись вдвоём, мокрые от дождя. Франсуаза захотела зайти в попавшийся по дороге бар и выпить ещё. Пьер не стал сопротивляться. В нем вдруг вообще пропала эта способность… перечить ей. Теперь он лежал рядом и думал, что она вполне могла и придумать всю эту историю. Просто ей нужна история. Всегда нужна какая-то история…       —Тебе пойдёт борода. Может, тебе отрастить бороду?       Пьер засмеялся.       —Нет, Бернар сойдёт с ума! Я даже не представляю себя с бородой… я буду похож на разбойника.       —Ерунда. Всем мужчинам идёт борода. А вот усы идут не всем.       Она потянулась и мягко поцеловала его в губы. Пьер отодвинулся. Как легко она умела переводить тему…       —Как ты могла быть с ним после этого? Как можешь его защищать?       —Он никогда не желал мне ничего плохого… Жак любит меня. Та поддержка и любовь, которые он давал мне, искупали очень многое. Не пытайся судить то, чего не понимаешь. У меня нет и не было никого ближе, чем он.       —Куда уж ближе… он хочет, чтобы ты ему принадлежала. А ты его сестра… и это нарушает все законы морали.       Она резко села на кровати.       —Не надо только мне этих нравоучений о морали! Есть близость, для которой не нужен секс! Секс это вообще ничто! Пустота! Короткая вспышка… Чтобы понять кого-то, необязательно с ним спать. Жертва, которая испытывает сострадание к своему мучителю. Пьер чувствовал, что его ненависть к Жаку стала только сильнее. Откуда была эта ненависть? Ведь у неё должна быть и оборотная сторона…       Он смотрел на Франсуазу. Она снова откинулась на спину и взялась за вторую сигарету. Закурив, вдруг с улыбкой повернулась к нему.       —Я же сказала, что буду сегодня спать с тобой… Хотя с тобой трудно. — Она сложила руки на животе.       —Если тебе со мной плохо, зачем ты со мной общаешься?       Франсуаза приподняла брови.       —Я не сказала, что с тобой плохо. Трудно — не значит плохо. С тобой как… как… мммм… как мне без виски! Просто трудно. Но я могу не пить виски и продолжать существовать…       Она выключила лампу, и спальня на мгновение погрузилась во тьму. Пока её не осветила вспышка зажигалки и кончик зажжённой сигареты. Теперь он видел только его.       Она должна была что-то сказать ему сейчас, он это чувствовал. Но она молчала.       —Можно тебя попросить кое о чём? — он тоже лёг на спину и перестал смотреть в темноту. — Никогда не пиши про меня в своих книгах.       —Пьер. Что с тобой происходит?       —Что? — он понял, что не слышал последние слова Жана Кокто.       —В каких мирах ты витаешь?       Прошло две недели. Или три. Они говорили о Бернаре. Пьера это всегда выручало. Когда он нервничал и не хотел о чём-то говорить, то начинал говорить о Бернаре. О том, что тот рисует очередную картину.       — Ты влюблён…       —В кого?       —Во Франсуазу.       Пьер так презрительно фыркнул, что это даже ему самому показалось смешным.       —Я неоднократно влюблялся в женщин… особенно в твои годы, — заметил Кокто.       —Дело не в женщинах. И не во Франсуазе… Дело в Бернаре.       —Пожалуйста, только не начинай рассказывать снова про то, что он рисует!       —Но это правда. Когда он рисует, то полностью уходит в себя. Перестаёт замечать всё вокруг. И меня… я словно тогда разговариваю со стеной. Я могу уйти, могу прийти, а он и не заметит. Когда я прошу поговорить со мной… он теряется. Уходит от разговора. С ним даже поругаться невозможно. Он всё держит в себе. Я думал, он будет злиться из-за Франсетты… Но нет. Ему, по-моему, всё равно… я ему безразличен…       —Уверен, что это не так. Просто вы с Франсуазой… как и я… мы — люди слова. Мы проговариваем то, что чувствуем. Мы пишем и выражаем свои переживания через слова. А Бернар художник. Он мыслит образами. Он выражает себя через картины…       —Я очень надеюсь, что он ничего, связанного со мной, не выражает через свои картины! Потому что тогда мне останется только пойти и повеситься… — Пьер усмехнулся.       —Ты увлёкся ею. Это не страшно. — Жан накрыл его ладонь своей. — Всё нормально.       —Я не влюблён в неё. Я был бы самым несчастным человеком тогда… это существо не способно ни на какую привязанность. Даже кошки, и те больше любят своих хозяев…       —У нас нет хозяев, кроме нас самих. Почему ты не хочешь признаться, что хотя бы немного влюбился в неё?       —Потому что я люблю Бернара. И в этом я уверен.       —Одно другому не мешает.       —Я не согласен. Нельзя любить двоих одновременно. Это лишь указывает на то, что по-настоящему ты не любишь ни одного… — он уставился в окно и замолчал.       Пьер не понимал. Ему хватало Бернара. Раньше. Он думал, что хватает. Возможно ему было… чересчур Бернара? Шесть лет. Франсуаза ужасалась этой дате. А потом восхищалась.       «Вы двое всё что угодно перенесёте… после друг друга. Люди порой совсем как муравьи. Несут непосильную ношу. Вот только в отличие от людей, муравьи никогда не делают этого без цели. Ты когда-нибудь видел муравьёв, которые бы тащили на себе что-то не для постройки жилища?»       Всё было не так, как в Ницце. Тогда их было трое. Он, она и Бернар. Теперь же их было намного больше. Он, она, Бернар и… они. Люди, с которыми она проводила время, которое не проводила с ними. Когда она была «там»… всё исчезало. Пьеру казалось, что он сам переставал существовать всерьёз. Был будто нарисованным персонажем из её рассказов. Потом она приходила и оживляла его. Улыбкой. Взглядом. Объятием. Когда она впервые предложила им спать втроём, Пьер был шокирован. Нет, не самой идеей даже… тем, насколько легко она это сделала.       «Я понимаю. Но мы заранее распределим все роли».       Он был так возмущён, что отчитал её как школьницу. Самому стало неловко, словно он какой-то старый сноб.       «Тебе вообще приходило в голову, что для этого нужно согласие троих?»       Она пожала плечами.       «Бернар согласится. Ему не хватает женщин… хотя бы для вдохновения. Совсем без женщин жить вредно для здоровья. Высыхаешь и превращаешься в брюзгу».       «Отлично. Занимайтесь вдохновением без меня!»       «Без тебя я не хочу… — она произнесла это так… и опустила взгляд. Хитро. Как будто специально. — Я соглашусь на Бернара ради тебя».        Нет. Он не пойдёт на это. Безумие какое-то.       «А не безумие было с ней спать тем летом?»       Получалось что теперь он только и делал, что целыми днями думал о том, какое безумие — согласиться на такое! Он и Жану рассказал как будто бы в надежде, что тот опровергнет его сомнения. А что в ответ?       «Ты увлёкся ею…»       Да, увлёкся. Как и вся Франция. Франция сошла с ума.       Саган… Саган… Саган…       Это даже больше похоже на название оружия, чем на имя. Этим можно людей убивать.       —Съезди домой, Пьер… — в поток его мыслей вклинимся голос Кокто. — Навести семью.       Отлично. Мать как раз прислала ему письмо. Ему нужно уехать из города. Уехать из этого города. Города, который уже постигло это безумие.       Франсуаза.