Во имя любви(Любовь)Книга I

      Вопрос о наследстве и преемственности давно был решён. Пьер много раз говорил с ним на эту тему. Мэдисон не любил этих разговоров. Пьер даже о своей смерти рассуждал, как об очередной сделке в жизни. Последней на этот раз.       —Мэдисон, думаю, тебе надо будет с этим разобраться… — Филипп шлёпнул на пол коробку. — Это письма Пьера. Личная корреспонденция. Ну… ты понимаешь. Мы ничего там не трогали. Думаю, только ты вправе…       Мэдисон бросил взгляд на увесистый объём.       —Может всё-таки стоит их уничтожить? — Мэдисон почувствовал какой-то страх. Хочет он или нет знать их содержимое?       —Это тебе решать. Он распорядился передать тебе все эти личные вещи. Разбирайся с ними сам. Это твоё.       Когда он ушёл, Мэдисон ещё некоторое время смотрел на коробку, словно принимая какой-то вызов. Но Филипп прав. Если бы Пьер не хотел, чтобы он это знал, то избавился от этих писем ещё раньше.       Присев на корточки, насколько позволяли ноющие суставы, он приоткрыл картонные края и заглянул внутрь. Простая коробка была лишь наполовину заполнена перевязанными пачками писем. Мэдисон достал одну. Конвертов не было, поэтому пришлось разорвать веревочку и развернуть пожелтевший лист бумаги. Взгляд сразу же устремился вниз страницы, где была подпись и дата.       «5 сентября, 1958 года».       Мэдисон посмотрел на подпись и почерк. Сначала он решил, что ошибся с датой. Но нет… Неужели они продолжали переписку?       Он вытащил ещё несколько писем из пачки. Тот же год, тот же месяц. И так ещё несколько. Письма Бернара Бюффе, с которым Пьер расстался из-за Ива ещё весной 58 года. Судя по всему, Бернар писал ему каждую неделю. Как такое возможно? И знал ли Ив об этой переписке? А главное, почему Пьер её сохранил? Писал ли ответы?       Незнакомый почерк читался с трудом, тем более что за годы чернила поблекли и стёрлись.       В нескольких местах Мэдисон увидел даже разводы, словно на них попадала влага.       Слёзы? Чьи? Адресата или автора?       Взгляд выхватил отдельные строчки.       «Я знаю, что нам не вернуть уже того, что было. Я понял одну лишь вещь: мы должны жить сегодняшним днём, наслаждаться моментом и не упускать возможностей. Ты научил меня этому. Если бы ты научил меня, как жить без тебя…»       «Не злись, пожалуйста, что я тебе пишу. Я делаю это по привычке. В наших отношениях более всего я ценил возможность поговорить с тобой, теперь ты лишил меня даже этого».       Мэдисон пересел на диван и сложил письма на колени. У Пьера всегда была какая-то бесконечно далёкая от его понимания часть жизни. Даже Ив не знал всего. Господи… Ив не знал даже, от чего умирает! От него скрывали даже его смертельный диагноз…        Впрочем это не было важно.       Письма Бернара Бюффе. Вопрос, на который Мэдисон хотел бы знать ответ: жалел ли когда-нибудь Пьер, что ушёл от него? Однажды он сказал ему, что они чем-то похожи.       1950       В то лето Пьер впервые приехал в Ниццу один. Он остановился в маленькой гостинице неподалёку от пляжа, рассчитывая, что уж на этот раз будет много писать и ничто не будет отвлекать его в этой тихой, удалённой от туристов части города. К сожалению, этим планам не суждено было сбыться, потому что в первый же вечер он обнаружил, что в соседнем номере живет странная пара.       Каждый день начинался и заканчивался скандалом. Стены были почти что картонные, и молодой человек слышал все эти вопли, которые не утихали даже по ночам, только изменяя своё содержание от выяснений отношений до сцен бурного секса. Пару раз он стучал в стену, один раз даже в дверь и жильцы ненадолго замолкали, но потом всё начиналось сначала. Попытки привлечь на свою сторону хозяина, сдававшего помещения, не увенчались успехом.       К возмущению Пьера, он сообщил, что в этом номере живёт известный художник с женой, который снимает комнаты сразу на целый месяц. И что если его что-то не устраивает, то почему бы ему самому не переехать в другой номер? Правда, за это придется ещё доплатить, но зато точно будет потише. Пьер сначала заявил, что в таком случае он съедет вообще, но когда понял, что никто не собирается возвращать ему деньги, а новый отель в разгар сезона за такую же сумму ему не найти, то смирился и начал подумывать уже о том, чтобы и правда переехать в другой номер, пусть подороже, но подальше от этих ненормальных.       Молодой человек возвращался к себе, надеясь решить этот вопрос уже сегодня. Он вышел на балкон, чтобы покурить и ещё раз обдумать все, когда его внезапно окликнул мужской голос.       —Добрый вечер!       Пьер повернул голову. На соседнем балконе стоял его сосед. Высокий, худой, лохматый и весь какой-то до ужаса нелепый. Начиная от штанов, которые как будто были велики ему на пару размеров, и заканчивая шарфом, обмотанным вокруг шеи, который никак не вязался с тёплой погодой на улице.       —Послушайте… Мне очень неудобно… но у меня дверь захлопнулась… Жена ушла в магазин. Могу я пройти к себе через вас?       —Через меня?       —Да! У нас ведь балконы смежные. Я быстро перелезу на вашу лоджию… — он сунул руки в карманы брюк и улыбнулся. — Очень быстро!       Ему очень хотелось, не отвечая, войти обратно в квартиру и оставить этого парня так и стоять на балконе. Ещё не хватало… пускать его к себе на балкон!       —Большое вам спасибо! Очень выручили! Я, кстати, не представился! Меня зовут Бернар. А вас как зовут?       —Пьер. — Почему-то в этот момент собственное имя показалось ему ужасно глупым и простецким. А ещё он был ужасно недоволен собой.       —Еще раз большое спасибо… — молодой человек осторожно перелез через перила и делал шажки в сторону балкона. Его балкона, черт возьми!       Было уже довольно темно, около десяти вечера, а номера располагались на 5 этаже. А этот парень уже умудрился зацепиться штаниной за металлический выступ.       —Слушайте, а там внизу никого нет?       Пьер перегнулся и посмотрел вниз. Их окна выходили на задний двор, в километре от пляжа. По вечерам там иногда собирались компании — курила и пила молодёжь.       —Да вроде никого…       —Я просто подумал, что если кто-то поднимет голову и посмотрит наверх… вдруг решат, что я вор или что-то в этом роде. — Бернар нерешительно замер. Он остановился как раз посередине перекладины, соединяющий оба балкона. И, судя по голосу, решительности в нём поубавилось. Он прижался к бетонному блоку и опасливо посмотрел под ноги.       —Я тут подумал, вдруг… а у меня же ключа нет от номера… как я войду? — он посмотрел на Пьера таким взглядом, как будто бы ключи должны были быть у него.       —Не стойте! — Пьер начал нервничать.       —А вы боитесь высоты? — голос парня дрогнул. — Знаете… тут как-то скользко… и темно…       Бернар посмотрел в сторону своего балкона, потом на Пьера. По его взгляду стало понятно, что он явно сожалеет о всей этой затее.       —Знаете, я передумал. Я лучше подожду Мари на балконе… я… — он вытянул ладонь, и в этот момент левая нога его съехала в сторону. Лёгкий вскрик — и в одно мгновенье он повис на перилах, в ужасе болтая ногами.       Перепуганный до смерти, Пьер ухватил его за руки. Он посмотрел вниз, теперь жалея, что там никого нет, чтобы позвать на помощь в случае чего.       —Что там? Кто-то идёт? Если я упаду, то разобьюсь насмерть или что-то сломаю? — в глазах парня был панический страх.       —Ради Бога, вы можете помолчать и попробовать хотя бы подтянуться! Мне же тяжело! — крикнул он.       Он сам не понял как, и откуда взялись силы. Этот парень превосходил его и ростом, и габаритами, но то ли от страха, то ли от злости, Пьер всё-таки вытянул его обратно на свой балкон. Они оба рухнули на каменный пол в облегчённом бессилии. Вернее, на пол рухнул Пьер, придавленный сверху проклятым соседом, который весил, кажется, тонну…       —Бернар!!! — неожиданно громкий женский крик где-то совсем рядом заставил вздрогнуть. — Какого чёрта ты там делаешь?       После всего, что было пережито за эти пары минут, казалось, уже не могло быть хуже, но в этот самый момент на соседнем балконе появилась молодая рыжеволосая женщина, на лице которой мгновенно появилось такое красноречивое выражение, что Пьер немедленно пожалел, что не дал этому парню свалиться вниз.       —Мари, это вообще не то, что ты подумала… — Бернар сполз с него, но, вместо того, чтобы просто сейчас покинуть его балкон и его апартаменты, начал перебранку со своей женой прямо там.       Женщина кричала, что это последняя капля её терпения. Что она выбросит сейчас из окна все его вещи. Что он чёртов кобель, и что она никогда не поверит в ту чушь, которую он несёт. Пьеру в какой-то момент стало даже жаль его, и в то же время хотелось прибить их обоих.       —Может, вы продолжите у себя? — попробовал он вклиниться в перебранку.       Бернар посмотрел на него и на лице его буквально читалось: вы что, предлагаете мне сейчас вернуться туда? Нет, здесь, у тебя безопаснее…       Скандал продолжался примерно до двух часов ночи, и когда Пьер, злой и не выспавшийся, проснулся утром с окончательным намерением паковать вещи, то меньше всего ожидал снова увидеть сидящим под своей дверью этого сумасшедшего. Молодого человека аж в жар бросило от возмущения.       —Что вы опять здесь делаете?!       —Извините, я вам помешал чем-то? — тот зевнул и потянулся как ни в чем не бывало. Его абсолютная невозмутимость одновременно поражала и бесила. — Мари меня выгнала, куда ещё мне было идти? Не на улице же ночевать… ну, вы наверное слышали…       —Снять другие апартаменты хотя бы! — воскликнул Пьер. — Вы что, так и будете сидеть в моем коридоре?       Бернар нахмурился и поднялся.       —Это не ваш коридор, во-первых. А во-вторых, не надо тут распоряжаться! Это нейтральная территория! Могу сидеть здесь сколько захочу! Я же не в вашем номере!       —Вы что, действительно ненормальный? — Пьер уставился на него. — Идите в свой номер или ещё куда хотите! Если вы сейчас же не уберётесь, я напишу на вас заявление в полицию!       —В полицию?       Лицо Бернара переменилось. Он вскочил, словно хотел продемонстрировать разницу в росте. Бледная кожа покрылась красными пятнами.       —По какому праву вы со мной в таком тоне разговариваете! Я между прочим сижу здесь по вашей вине!       —По моей?!       —Вы и не подумали вчера вступиться за меня и объяснить ситуацию! Вы меня не поддержали!       —С какой стати мне участвовать в ваших семейных разборках? Мне хватает вашего ора по ночам! Таких как вы нужно вообще изолировать от нормальных людей! Вы и ваша жена просто достали меня за эту неделю!       —Знаете что… — Бернар вызывающе выставил подбородок вперёд. — Я буду сидеть здесь столько, сколько хочу! Пока она меня не впустит обратно! — он стукнул локтем в соседнюю дверь. — Мари, открывай!       —На её месте я бы поступил точно так же! — Пьер хотел зайти обратно к себе, но Бернар неожиданно схватил его за руку. Достаточно грубо.       —Нет, вы ей скажите!       —Не трогайте меня! — Пьер вырвал руку, как ужаленный. — Или я вас спущу с лестницы!       —Вы? — Мужчина неожиданно насмешливо оглядел его с ног до головы. — Это я вас спущу… в спичечном коробке!       Он не собирался с ним драться. Это был полный бред. Но которую ночь так не выспаться… и, мало того, что этот придурок едва не свалился с его балкона, так теперь стоял и его оскорблял! Пьер всегда легко вспыхивал и заводился, и даже разница в габаритах с противником никогда не становилась преградой. И на этот раз его терпение лопнуло.       —Эй, слышишь? Я не хотел, чтобы всё так обернулось…       Он услышал виноватый голос из соседней камеры и скрипнул зубами. Ему и так приходилось сдерживаться, чтобы хотя бы здесь, в камере полицейского участка, не начать высказывать своему «знакомому» всё, что он о нём думает. За последние два часа он и так уже сделал достаточно глупостей. Например, на вопрос разнявшего их уже на улице полицейского о «характере их отношений» с месье Бюффе, послал матом обоих. А истеричные вопли с балкона мадам Бюффе о коварном изменщике сыграли свою роль. При мысли, что их приняли за двух дерущихся любовников, Пьер окончательно впал в ярость и дал в нос жандарму.       О его проклятая вспыльчивость!       —Эй! Ты не молчи, ладно? — пауза. — Мне правда жаль. Я думаю, всё обойдётся…       —А ты можешь помолчать, а? — Пьер стукнулся затылком о каменную стену камеры. -Ты мне испоганил весь отдых… ты и твоя истеричная баба… а теперь я сижу в камере за нарушение общественного порядка… и нападение на жандарма. Я, мать твою, тут сижу!       —Ну, я тоже тут сижу… — Бернар стоял, ухватившись за перила и с прискорбным видом смотрел в камеру напротив, где сидел Пьер. — И я же уже принёс свои извинения… мог бы сделать то же самое! В конце концов, ты первый меня толкнул. Я просто защищался.       —Засунь их себе в задницу! — Пьер отметил, что они уже общались на «ты».       —Слушай, нельзя быть таким агрессивным. Ничего страшного ведь не произошло… нас выпустят. Нужно просто внести залог!       Пьер промолчал. У него раскалывалась голова. Послезавтра возвращаться в Париж… он не написал ни строчки. Вообще ничего не сделал. Интересно, Жан уже приехал? Можно только представить, что тот подумает. Что он полный кретин. Угодил в полицию за драку. Как школьник какой-то!       Лязгнула металлическая дверь и в помещение вошёл охранник.       —Берже, на выход! За тебя внесли залог…       Пьер быстро поднялся на ноги, отряхнулся, стараясь не смотреть на своего «сокамерника».       Хмурый охранник отпер камеру и выпустил его.       —Ладно… пока… Наадеюсь, ты не злишься… теперь. Ты извини, правда.       Пьер поймал его взгляд и снова прогнал чувство жалости. Ничего не ответив, он вышел следом за жандармом, и тот проводил его в комнату, где навстречу ему поднялся немолодой, высокий, худощавый мужчина с всклокоченными и уже тронутыми сединой волосами.       —Жан, слава Богу! — Пьер едва сдержался, чтобы не броситься на шею Кокто.       —Как, вы говорите, фамилия этого парня, который остался? — взволнованно обратился Жан к сидевшему за столом полицейскому.       Тот назвал полное имя и фамилию, даже не подняв головы. Мужчина схватил Пьера за руку.       —Бернар Бюффе?! Пьер, это же художник Бюффе! Неужели ты ничего не слышал о нем?       —О нём за последние два дня я услышал за стенкой много чего… но не буду тебе пересказывать… а то меня опять закроют в камере.       —За него есть кому внести залог? — обратился Кокто к полицейскому.       Тот пожал плечами в ответ.       —Мы не можем его тут оставить, Пьер! — воскликнул мужчина.       —Его не то что можно… его нужно оставить здесь! По крайней мере, пока я не съеду из этой гостиницы! — возмущённо произнес Пьер и добавил: — И у него есть жена.       Кокто повернулся к жандарму.       —Сколько нужно ещё заплатить чтобы выпустили их обоих? ***       «Стоит или не стоит?»       Пьер стоял и с сомнением смотрел на ведущую к мансарде лестницу впереди. В руках у него был клочок бумаги, с записанным номером телефона и адресом, который оставил ему Бюффе.       Жан заплатил за него. Но, так как Пьер все равно теперь был должен с ним рассчитаться, Кокто настоял, чтобы он… не возвращал ему деньги, а вместо этого заплатил залог за Бернара.       В этом был весь он… ноль практичности! Просто захотел спасти из тюрьмы интересного ему человека…       Бернар, разумеется, попросил его адрес в Париже, чтобы выслать деньги и рассчитаться, но Пьер не собирался давать ему свой адрес, потому что не хотел однажды, вернувшись домой, застать этого парня сидящим у себя на лестничной клетке. Вместо этого они условились, что он сам придёт за деньгами к нему в парижскую квартиру.       «Я возмещу все убытки, поверь. У меня есть деньги. И за отель… и за то, что испортил тебе весь отдых!» — торжественно заявил тот.       Теперь, глядя на почерневшие, с облупившейся краской стены подъезда дома, где Бернар арендовал жильё, Пьер начинал сомневаться в правдивости этих слов.       Наверное, он бы вообще не стал так заморачиваться по поводу этого странного, похожего на оборванца, человека, который уже был известен в Париже, как подающий большие надежды художник. А конце концов, речь шла не о такой уж большой сумме… Не стал бы, если бы не слова Жана о том, что Бернар очень талантлив.       «Почему я о нём ничего не слышал и не видел его картин?»       «Потому что ты живописью вообще не интересуешься, Пьер. И очень зря. Этот парень явление. А ты хотел спустить его с лестницы… Жизнь посылает тебе уникальных людей, а ты воспринимаешь это как досадную помеху!»       Пьер понял, что это намёк на историю с Жаком Преве, когда пьяный поэт, выпав из окна, в буквальном смысле свалился ему на голову в первый день его пребывания в Париже. Тогда он понятия не имел, кто это, но Жан убеждал его, что это был знак судьбы. А Пьер думал, что предпочёл бы всё-таки другие способы знакомства…       Бернар открыл дверь почти сразу. Судя по заляпанной масляной краской одежде, он как раз рисовал. Он был всё так же взлохмачен, рубашка на груди наполовину расстёгнута. В спину мужчине били солнечные лучи, которые рассеивались, создавая вокруг словно золотой ореол. Пьер на мгновение замер, поражённой этой игрой света, делающей Бернара похожим на святого с иконы.       —Привет, проходи! — он посторонился. — Извини, что не прибрано…       Не прибрано? У Пьера вырвался смешок. В комнате, куда он зашёл в принципе нечего было прибирать. Там просто не было мебели. Не считая табуретки, маленькой тумбочки, мольберта и самой простой железной кровати в углу. На полу стояло несколько картин без рам. Пьер подошёл ближе и не удержался:       —О Господи…       —Нравится? — в голосе Бернара была насмешка.       —Скажем так… это производит впечатление.       —Так всё-таки нравится или нет? — Бюффе сунул руки в карманы брюк и встал рядом с ним, так же смотря на картину.       —Про это нельзя сказать, нравится или нет. — Пьер чувствовал сильнейшее волнение, которое охватывало его, когда он смотрел на картину. — Но ты определённо ни на кого не похож. Никогда не видел ничего подобного…       Некоторое время они просто стояли и молча смотрели на холст, от которого все ещё пахло краской. Потом Бернар снова сунул руку в карман, достал оттуда несколько бумажек и протянул их Пьеру.       —Вот. Возьми. Все что я должен. Это и ещё мои сожаления.       Пьер с сомнением посмотрел на смятые банкноты.       —Я надеюсь, тебе будет чем ужинать сегодня? Потому что, судя по этой комнате…       —Слушай, ты, может быть, и неплохой человек, но до чего отвратительный у тебя характер! — воскликнул Бернар. — Какое тебе дело до моей квартиры?       Пьер выставил вперёд руки, как бы защищаясь.       —Я ничего такого в виду не имел… просто я не хочу, чтобы ты отдавал мне последние деньги и голодал… мне, знаешь, совесть не позволит обдирать… художника.       Бернар неожиданно ухмыльнулся.       —Я не нищий. Просто мне так удобно. Мне не нужно много мебели… ковры там… и всё такое… Мне хватает на все нужды. Может здесь и не слишком уютно, но я живу один и меня всё устраивает.       —Где твоя жена?       —Мы не живём вместе… часто ссоримся. Так удобнее…       —Ну, неудивительно… — Пьер обвёл взглядом комнату. — Где тут жить…       —Ты деньги берёшь или нет? — разозлился тот. — Бери и уходи!       —Как ты зарабатываешь? Мне просто интересно…       —Продаю картины.       —Эти? — Пьер подавил улыбку. — Прости, но… их что, правда, кто-то покупает?       —Я рисую на заказ. И заказов достаточно… — последнюю фразу Бернар пробормотал тише и отошёл в сторону, отвернувшись от него.       Пьер задумчиво смотрел на картину. Он не считал, что разбирается в живописи. Но разве для того, чтобы иметь успех, не нужно уметь произвести впечатление на обыкновенного человека? Этот зарисовочный стиль завораживал, хотя само изображение на картине скорее вызывало содрогание. Хотелось отвернуться и одновременно не получалось отвести взгляда.       —Слушай… у меня такое предложение к тебе… — начал он, обращаясь к Бернару. — Давай так. Не надо сейчас мне ничего возвращать. Я знаю человека, которого это может заинтересовать…       —Что «это»?       —Вот ЭТО… — Пьер ткнул пальцем в картину. — Я могу её продать. Продам, а деньги поделим.       Бернар засмеялся. Он смеялся долго, и Пьер уже начал злиться.       —А ты разве торговец картинами?       —Нет, но опыт в продажах у меня есть. Я продавал книги. Продать можно всё. Любое произведение искусства имеет ту цену, которую за него готовы отдать.       —Ты хотел бы приобрести мои картины? — иронично заметил тот.       —Боюсь, что ТАКИХ денег у меня пока нет…       Бернар замолчал. Он перестал смеяться и как будто задумался.       —А чем ты вообще занимаешься? На продавца ты не похож…       —Я работаю в издательстве. Я журналист.       —Жан Кокто сказал, что ты писатель… это правда?       Пьер пожал плечами.       —Хотел бы я писать так же, как ты рисуешь… пока об этом я только мечтаю.       —Ты серьёзно думаешь, что мои… личные картины могут продаваться? Люди реагируют на них так же, как ты. Им интересно смотреть, но никто не хочет это покупать.       —Знаешь, какой главный принцип продажи? — Пьер улыбнулся.- Заставить покупателя поверить, что ему действительно нужно это приобрести. Что у него будет нечто, чего нет ни кого другого. И да, я думаю, у тебя есть шанс.       —Тогда по рукам! — Бернар протянул ему ладонь. — Если продашь её, можешь все деньги себе оставить.       —Об этом мы ещё поговорим…       Первую картину он продал за неделю. Вторую — за три дня. Бернар перестал смеяться. Он был потрясён. Он никогда не рассчитывал, что может зарабатывать деньги, самовыражаясь так, как ему этого хочется, и люди будут его покупать. Если честно, первое время Пьер и сам сомневался. Но он помнил слова Жана о том, что нашу судьбу определяют встречи. Удивительные встречи…       Сначала он приходил к Бернару раз в неделю. Постоянно что-то приносил с собой — то стул, то чайник, то еду, то ещё что-то, чего у Бюффе не было, и что, как Пьеру казалось, было ему необходимо. Потом он понял, что тот умудряется куда-то девать деньги, полученные от продажи картин. И понял, что должен вмешаться.       Сначала, на правах его бизнес-партнера, он убедил его начать откладывать деньги на нормальное жильё, потом купить больше одежды и сменить внешний вид на менее пугающий. Он чувствовал, что Бернар нуждается в нём и всё чаще ему не хотелось уходить. И однажды он остался… сначала на день… потом на неделю, не представляя, что эти семь дней превратятся в семь лет. ***       Мэдисон отложил письма и задумался. Бернар умер в 1991 году. Почему Пьер хранил эти письма? Он часто вспоминал слова Бетти Катру, когда она сказала, что он — второй Бернар Бюффе, потому что второго Ива Сен-Лорана быть не может.       Немного посидев, мужчина взял в руки вторую пачку писем, намного более увесистую. Разорвал охватывающую ее верёвочку и развернул первое, обратив внимание, что ни одно из писем не было в конверте. «Привет, моё чудовище. Оказывается, год прошёл с моего последнего письма. Продумывала тебе позвонить, но это дело пустое, ты вечно слишком занят для телефонных разговоров. У этого письма нет никакой темы и цели, просто мне хочется потрепать бумагу, раз уж я не могу потрепаться с тобой.»       Странный почерк. Меняется от абзаца к абзацу. Мэдисон посмотрел на подпись и у него вырвался смешок.       «Саган».       Одно слово. И даты тоже нет. Он развернул ещё несколько писем, обратив внимание, что многие из них занимают сразу несколько листов. Мужчина глянул на часы. Восемь вечера почти. Филипп предложил ему остаться на ночь в доме, но он отказался. Лучше гостиница. Рано утром им вылетать в Марокко. Он подумал было отложить письма до своего возвращения, но рука сама потянулась и сложила их в портфель. Когда он читал их, то мог не думать о Пьере, как о мёртвом.       Чужие воспоминания оживляли его.       Саган. Франсуаза Саган. Почему её письма лежат вместе с письмами Бернара Бюффе?       Мэдисон не читал Франсуазу Саган, как ни странно. Но столько о ней слышал, что её личные письма Пьеру представляют сейчас намного большую ценность, чем её книжки. А у него вся ночь впереди…

1952

      —Жан, скажи правду. Не надо этих околоворотных намеков… Если это плохо, так и скажи. — Пьер взволнованно ходил по комнате туда-сюда. Он то и дело поглядывал на сидевшего за столом Кокто, который держал в руках отпечатанные на машинке листы бумаги. Как всегда взлохмаченный, как обычно не выспавшийся, с накинутым на плечи свитером. Рядом пепельница с дымившийся сигаретой. Иногда он забывает о ней и та тлеет почти до середины.       —Это НЕ ПЛОХО, Пьер. Это совсем не плохо. Я бы сказал, что это очень хорошо… ты хорошо пишешь… — тот повернулся и улыбнулся. Облегчение… словно камень с души свалился.       —Спасибо…       —У тебя одна главная проблема. Ты усложняешь. Затягиваешь действие. Много абстрактных рассуждений. В тексте вязнешь. Идея есть, но ты будто сам сомневаешься, насколько она хороша.       Пьер слушал спокойный, мягкий голос. Хмурился и кивал. А то он не знает.       —Не ищи благоприятных обстоятельств, чтобы писать. Не ищи оправданий, чтобы этого не делать. Но если можешь не писать, не пиши.       У Пьера в столе две незаконченных повести и один начатый роман. Что-то все время его отвлекает…       —Бери пример с Франсуазы… — доносится обрывок фразы Кокто. — Пиши, как живёшь. Живи, как пишешь. Легче.       Пьер скрипнул зубами. Опять Франсуаза! Девчонке семнадцать, а её уже ставят в пример.       Писательница… как его всё это бесит! Пиши, как живёшь! Живи, как пишешь… легче… ну, конечно… Когда ему было семнадцать, он работал целыми днями, чтобы себя прокормить.       Будь у него легион нянек и прислуги, и куча свободного времени, он бы тоже писал…       —Как дела у Бернара? Вы неплохо продвинулись за этот год. У тебя талант предпринимателя, Пьер.       Ну вот, теперь похвала.       —Рисует. Много. Я пытаюсь уговорить его переехать из этой помойки в мансарде на нормальную квартиру. Кокто смеётся.       —Это прекрасная идея, но не забывай, что Бернар не там, где помойка… скорее, помойка там, где Бернар! Что поделаешь с этим…       Лазурный берег чудесен. Один месяц в году Бернар всегда проводит на море, снимает маленький домик рядом с пляжем. Спит до обеда, гуляет и рисует. По вечерам они собирают друзей, пьют вино, играют в настольные игры, иногда устраивают танцы. У Бернара море друзей, но сам он предпочитает весь вечер наблюдать за чужим весельем, нежели принимать в нём участие. Он просит на это время забыть о работе, деньгах, проблемах и Пьеру запрещает даже разговаривать на тему продажи картин.       «Пиши. У тебя есть время. Никакой работы…»       Разве писать — это не работа?       Едва Пьер переступает порог дома, на него вылетает бешеный вихрь — долговязая девчонка в коротких шортах и рубашке, узлом завязанной на талии. Коротко стриженные русые волосы в беспорядке взлохмачены, на запястьях гремит горсть браслетов из ракушек.       —Пьер! Куда ты провалился? Мы тут со скуки умираем!       Вокруг его шеи обвиваются по-юношески худенькие руки, и девчонка всем телом виснет на нём, подогнув колени. Из комнаты выходит Бернар и стоит, улыбаясь в проёме двери.       —Ты что, тут поселиться решила? — Пьер отцепляет от себя девушку и недовольно смотрит на Бернара.       —Эй, я вообще-то пришла не к тебе! — она демонстративно надувает губы и пихает Пьера, словно секунду назад не висла с объятиями.       —Франсуаза, тебя родители не потеряли? — он добавляет в голос яда, зная, что она ненавидит, когда её называют полным именем.       —А ты, Пьер, совсем как моя мама! Осталось только юбку надеть! — кричит она ему в лицо и убегает в мастерскую.       Свалилась, как снег на голову — это лучшее описание появления Франсуазы Куаре. В свои семнадцать она уже принесла семье столько головной боли, что, очевидно, те готовы разделить её с кем-то другим.       Они познакомились этим летом через Жака Куаре, её старшего брата, который был приятелем Бернара. «Кики», как звали ее в семье, просто увязалась за взрослой компанией от скуки и к неудовольствию Пьера уже избрала их дом в качестве места для развлечения, не дожидаясь приглашения приходила туда, и могла просидеть несколько часов. Пьер настороженно и скептически относился к этой семье респектабельных французов, и к их избалованным деткам, а Франсетта, как они её звали, была такой легкомысленной и непутёвой, что сравнение Жана по поводу её творчества раздражало Пьера и злило ещё больше.       —Только не говори мне, что ты одна выпила полбутылки! — он с возмущением вышел из кухни, держа в руках полупустую бутылку вина. — Тебе тут не кабак!       —Я устойчивая… а ты не будь таким занудой!       —Бернар, а ты куда смотрел? Хочешь, чтобы она тут напилась?       —Я ей не наливал… — Бернар говорил, стоя к нему спиной и лицом к мольберту. Он рисовал.       Пьер даже не рассматривал что.       —Франсуаза, иди домой.       —Ещё раз назовёшь меня Франсуазой, я вообще тут жить останусь.       Она стоит, опираясь локтями на стол, и подпирает рукой подбородок. Теперь понятно, откуда на щеках этот румянец…       —Ты в сорок лет будешь таким ужасным, старым, лысым, толстым дедушкой Пьером… если не перестанешь быть таким занудой… и всех воспитывать!       Не хватало ей после этого заявления только показать ему язык, и сходство с ребёнком будет стопроцентным. Впрочем, ей всё равно какое впечатление она производит.       —Оставь её, Пьер… пусть сидит… ещё семи нет… — рука Бернара тянется и берёт жестяную банку с растворителем. Подносит её к лицу…       —Бернар! — Пьер подходит и вырывает банку у него из рук, получив в ответ недоумённый взгляд. — Это растворитель!       Рассеянный взгляд приобретает досадную осмысленность.       —Действительно… я думал, это чай…       —Лучше уж пить вино, чем растворитель для краски… — хихикает Франсуаза. — Пьер, я просто приглядываю за ним в твоё отсутствие!       Он махнул рукой. Слишком жарко и лениво с ней разбираться. Некоторое время они наблюдают за тем, как Бернар рисует. Пьер наливает себе остатки вина и присаживается на деревянный стол рядом с девушкой. Он говорит ей вполголоса, что продаёт картины Бюффе с такой скоростью, потому что старается, чтобы те не задерживались в их доме.       Франсуаза хохочет, потом выдаёт неожиданно:       —Ты мог бы на мне жениться, и мне бы не пришлось возвращаться домой. Было бы очень здорово… всё осталось бы по-прежнему, мы бы написали роман, а Бернар нарисовал к нему иллюстрации… Жан бы снял фильм… Бернар, ты был бы не против?       —Нет… ага… — доносится в ответ задумчивый голос.       —Вот видишь, он не против…       —Тебе нет восемнадцати.       —Меня нравится эта идея. Пьер, если ты бы женился на мне, было бы очень удобно. Вы бы жили с Бернаром… но у тебя бы появилось больше свободного времени, чтобы писать. я бы могла присматривать за ним в твоё отсутствие… следить, чтобы он не пил растворитель… и у меня много денег.       —Спасибо, я как-нибудь обойдусь… — у него вырывается смешок.       —Ты много времени тратишь на занудство… слишком серьёзный.       Она в каком-то возбуждённом восторге носится по комнате и несёт полную чушь. Такая худенькая, хрупкая, почти бестелесная для своих лет, она как-то удивительно заполняет собой пространство.       —Не знаешь, про что писать, Пьер? Про любовь! — она бросает в его сторону весёлый взгляд, потом неожиданно подбегает к Бернару, целует того в плечо и уносится прочь, хлопнув дверью. Так же, как и пришла сюда.       Когда они остаются вдвоём, Бернар поворачивается к Пьеру и произносит с мягкой насмешкой.       —Она к тебе неравнодушна, по-моему.       —Она ребёнок… — он махает рукой, а потом строго говорит: — Но, по крайней мере, она не пытается пить растворитель!       —Она очаровательна…       Пьер улыбается и смотрит на открытую дверь, за которой скрылась Франсуаза. Её не хочется закрывать. ***       Грасс. Бернар захотел поехать на праздник жасмина. Жак его поддержал, Франсуаза, естественно, увязалась за ними, а у Пьера просто не осталось выбора.       Лето было таким жарким… просто невыносимо душным, и только по ночам с моря дул прохладный ветер. Во время праздника жасмина весь город благоухает цветами.       Они приехали на машине утром. Все, кроме Пьера который был за рулём, начали пить ещё в машине. Франсуазу и Жака незнакомые люди вообще часто принимали за влюблённую парочку — их отношения выглядели очень уж нежными для брата и сестры.       «Всё у них семейство ненормальное…» — думал он, глядя в зеркало заднего вида, как те обнимаются на сиденье позади. Жака как будто совершенно не смущал образ жизни младшей сестры, явно не подходивший ей по возрасту. Бернар вообще взял манеру выбрасывать на полном ходу из машины пустые бутылки. Глядя на них Пьер и правда начинал чувствовать себя старым занудой — ну просто детский сад на выезде!       Фестиваль продолжался три дня и главный из них — суббота, вернее субботний вечер, когда начинался парад, с танцами и безумной вечеринкой. Бернар и Жак упились просто вусмерть, и Пьер пригрозил Франсуазе, что если и она вздумает накидаться, он бросит все и уедет обратно в Ниццу один.       А она взяла и под самый занавес вдруг рванула на пляж — только и взметнулось впереди белое платье.       Вообще это был первый раз, когда он увидел её в платье. Большую часть времени эта девчонка расхаживала в брюках, шортах, каких-то растянутых кофтах, и со спины из-за короткой стрижки ее можно было принять за мальчика, что, впрочем, ей было по душе.       Теперь же, вся в белом, который красиво оттенял золотистый загар, она, по словам галантного Бернара, сама «напоминала цветок жасмина». И уже рассказала, что у неё, к слову, было трое мужчин. Пьеру бросилось в глаза, что говоря это, она как-то странно проглядывала на брата, будто ожидая от него какой-то реакции.       Пьеру по-прежнему не верилось, что это взбалмошное, нелепое юное существо действительно писало такие тексты. Он так не мог.       «На самом деле в душе я старая,» — заявила она.       Он сам не знал, зачем пошёл за ней в сторону пляжа. Просто боялся оставлять одну?       Улицы словно тоже шатались от пьяных мужчин, которые бросали в сторону девушки хищные взгляды. А она их как будто не замечала вообще. Увлечённо что-то рассказывала. Смеялась. Пила. То и дело в кого-то врезалась. Пела.       —Будешь так пить, сопьёшься к 30 годам, — заявил Пьер. — И выглядеть будешь ужасно.       —Кто знает, вдруг я даже не доживу до 30 вообще? — парировала та.       —Вот будешь так пить — можешь не дожить!       На городском пляже почти не было народу. Франсуаза полезла через какие-то кусты, в обход нормального выхода, и пробиралась при этом так быстро, словно у неё там назначена важнейшая встреча. Бернар и Жак давно потерялись где-то позади.       Они стояли на песке. Впереди мягко бились о берег волны, а луна отражалась серебряным серпом в воде. Белое платье девушки будто отсвечивало, притягивало этот свет. Пьер невольно залюбовался ею.       —Пойдём купаться, — она ухватила его ладонь и потащила вперёд.       —Нельзя, ночь. Пляж закрыт.       —Пляж закрыт, а море никто закрыть не может, — она вдруг резко развернусь к нему лицом. -Будь легче, Пьер. Для своего возраста ты слишком правильный.       Его это задело. Он-то себя правильным совсем не считал. Что она вообще понимает? Неожиданно Франсуаза подалась вперёд и поцеловала его в губы. Он отшатнулся, как будто испуганный, а она рассмеялась и, ухватив за подол, потянула вверх платье.       —Ты что делаешь? — он схватил её за руку, останавливая.       —Успокойся, я не собираюсь тебя насиловать… я иду купаться. А ты как хочешь.       В считанные мгновения она стащила с себя одежду, оставшись в белье. Он не успел даже слова сказать, как девушка, оставив платье валяться на песке, бросилась вперёд, к воде.Он машинально огляделся — не видит ли их кто-нибудь. В темноте мелькнули два белых треугольника ткани.       —Эй! — он шагнул вперёд в какой-то тревоге. — Не заплывай далеко!       Вода неожиданно совсем близко. Знакомое чувство тревоги. Он слышал смех Франсуазы, который тонул в шуме прибоя. Где-то позади, в отдалении, играла музыка. Пьеру вдруг отчаянно захотелось уйти куда-нибудь. Убежать.       —Эй, вода тёплая, иди сюда! — она помахала ему рукой, а потом неожиданно её голова исчезла под водой. Он замер в испуге, и через секунду услышал то, чего боялся больше всего — пронзительный крик. Франсуаза снова возникла в поле зрения и, взметнув руки, исчезла, накрытая волной.       Всего на мгновение затормозив на самом края берега, он бросился в море. С опозданием возникла мысль: «я ведь не умею плавать»! Он приучил себя заходить в воду и даже научился держаться на воде, но никогда не заплывал туда, где ноги не чувствовали спасительную безопасность дна. Но крики Франсуазы развеяли страх, он просто не думал о нём, когда поплыл. Прибой словно решил помочь и выбросил девушку вперёд, так что он смог схватить её за руку. На мгновение они оба ушли под воду с головой, и его парализовало от ужаса, в нос попала вода, а глаза защипало от соли. Он рванул наверх.       —Плыви!       Новая волна подбросила их, и вот уже дно снова можно нащупать ногами. Франсуаза бессильно повисла на нём, неожиданно оказавшись такой тяжёлой, словно весила сто килограмм. Вода била в спину, словно выгоняя на берег.       Как это могло случиться? И что вообще случилось? Что произошло?       Теперь и его тело стало неимоверно тяжёлым. Тяжело дыша и кашляя, он положил девушку на песок, на спину. Франсуаза лежала с закрытыми глазами. Она показалась ему такой худенькой и бледной… такой… неживой.       —Нет-нет… — он перевернул её на бок и потряс. — Очнись!       Пьер наклонился к самому лицу девушки, пытаясь уловить звук дыхания. А вместо этого неожиданно… услышал смех. Франсуаза лежала на спине, открыв глаза, и хихикала.       —Ты поверил, да? Как быстро побежал меня спасать…       Он растерянно стоял на коленях и смотрел на неё, целую и невредимую. Никакого кашля. Никакой воды изо рта. Она и не думала тонуть…       —Ты что…меня разыграла?!       —Зато ты научился плавать… а так бы никогда не научился! Не заплыл бы далеко… — она села и обхватила голые плечи руками. — Холодно… дай мне моё платье.       Он встал. Мокрый с ног до головы, и такой злой, что даже потерял дар речи.       —Ты что, ДУРА?!       Она испуганно вздрогнула, услышав его крик.       —Ты испугался, да? Извини…       —Испугался? Я думал, ты утонула! Ты… ты… — он схватил её платье, валявшееся на песке и в ярости дёрнул, разрывая по шву. — Вот! Так иди!       Швырнув в неё куском ткани, Пьер развернулся и побежал прочь, в сторону дороги. Франсуаза растерянно осталась сидеть на песке, глядя ему вслед.       На следующее утро Бернар, мучимый головной болью, был вынужден подняться с кровати, чтобы открыть дверь, в которую настойчиво стучали. Пьер, который сидел за столом и что-то писал, на его просьбу сделать это, показал неприличный жест и, кажется, испытывал какое-то злорадство, наблюдая его мучения. Увидев Франсуазу, Бернар застонал.       —Я так и знал… если ты к Пьеру, то он не выйдет и не будет с тобой разговаривать. А я не стану его уговаривать… мне и так плохо после вчерашнего. Не хочу, чтобы стало ещё хуже.       —Он обиделся, да? — деловито поинтересовалась она.       —Обиделся? Ты сделала вид, что тонешь! Ты знаешь, что у него младший брат едва не погиб в воде? А Пьер не умел плавать и не мог его спасти? Я даже не знаю, что бы я на его месте сделал.       Лицо Франсуазы переменилось. Теперь на нём отразилось искреннее сожаление. Она явно была расстроена.       —Я этого не знала! Мне правда жаль… Я хочу извиниться!       —Он даже со мной не разговаривает… только кидается одеждой.       —Я так и думала, поэтому… — она протянула ему сложенный пополам лист. — Передай ему это. Если не хочет меня видеть, пусть прочтёт…       Закрыв за ней дверь, Бернар повернулся и увидел, что Пьер ухмыляется.       —Не надо было ничего у неё брать! Закрыл бы дверь и всё…       —На… — тот протянул ему листок. — Сам говорил, что она ребёнок… чего злиться на дитя?       Пьер развернул письмо и пробежал по нему глазами. Потом вздохнул.       —Одного не могу понять… как можно писать как взрослый человек… и вести себя при этом как десятилетний ребёнок!       —Ну, может, она ни то и ни другое… — Бернар хмыкнул. — Она удивилась, узнав, что у тебя есть брат и вообще родители. Она, как и многие думала, что ты сам себя сделал… без чьей либо помощи.       У Пьера вырвался невольный смешок, что не помешало ему демонстративно скомкать письмо и бросить его в мусорную корзину со словами:       —Всё равно разговаривать с ней не буду…       —Тогда обратно молча поедем… — вздохнул Бернар. — Ну и кто тут ребёнок?