пачка винстона

      В класс Руслан забегает с опозданием, неловко стоя перед учителем географии, переминаясь на месте. Взгляд скользит по классу, цепляя определенную фигуру. Кашин, что с порога смотрит только на Тушенцова, улыбается не широко, тут же улыбку в ладони пряча и взгляд переводя. Смотрит на Хованского, следит за его звериным взглядом, направленным, очевидно, на Руслана. Кашин сглатывает тяжело, не зная, что делать будет. В голове никак не укладываются идеи помощи парню. Сердце начинает биться быстрее. Руслан тем временем проходит в класс, проходя мимо парт натыкается на крепкую руку, выставленную Хованским, чтоб остановить парня. Руслан смотрит на него вопросительным взглядом, добавляя к нему частичку злости и холода. А Кашин, глядя на картину прямо перед собой тяжело сглатывает, продолжая дыру в Руслане прожигать. Хованский кивает в сторону свободного места рядом с ним, как бы показывая, что можешь, а точнее должен сесть туда. Руслан, конечно, из хватки чужой вырывается, глядя на кудрявого, по-прежнему, вопросительно, в сторону своего места двигается, устало падая за свою парту. Урок для Руслан проходит незаметно. Незаметно пролетает время. Незаметно на него пялятся две пары глаз. Одни с неверотяной яростью, другие с сожалением. Урок для Данилы тянется долго, долго обдумывает план, чтоб избежать конфликта и, впоследствии, драки, но так и не придумывает. Долго прожигает взглядом Руслана, продолжая мозговой штурм, долго игнорирует слова учителя, потому что есть проблемы реально важнее. Урок для Хованского проходит в ожидании чего-то масштабного. Как только звенит звонок с урока, Руслан даже тетрадку в рюкзак убрать не успевает, рядом с ним оказывается напыщенный, словно индюк, Юра. – Эй, Тушенцов, я же тебе по-хорошему сказал со мной сесть, – он опирается рукой на поверхность чужой парты, заглядывая собеседнику в глаза, – ты, почему то, слушать меня не стал. Мне не нравится такое отношение к себе. – Мало ли, что тебе не нравится, – фыркает Руслан, стараясь подняться с места, но чужая тяжёлая ладонь опускает его обратно, – что тебе надо? – устало выдыхает тот, желая уже поскорее отойти от этого неинтересного диалога и человека, ведь ничего он в себе не несёт. – А надо, чтоб ты за базаром следил, во-первых, во-вторых, сегодня к гаражам за школой подходи. – А если не приду? – Руслан сохраняет спокойствие, не паникуя. Честно, ему вообще похуй. – Меняй на себя, – пожал плечами Хованский, наконец уходя от парня. – Вообще-то, правильно «пеняй», – в след самодовольно кричит Руслан. А Кашин, что все наблюдает за этой картиной, готов ему подзатыльник за придурковатость дать. Ну нельзя же быть таким идиотом. Благо Хованский только кулаки озлобенно сжимает, уходя дальше. Кашин облегчённо выдохнул. Но стоит только осознать, что это означает, что после школы Руслану окончательная задница, очко вновь сжимается, придумывая в голове очередной нерабочий план. Он уже настолько привык к тому, что ему максимально похуй на всех. Похуй если при нем бьют маленькую девочку, похуй если он бьёт маленькую девочку. Совершенно наплевать на чувства девушек, с которыми он спит ради развлечения или шутки. Но на Руслана почему-то не наплевать.. Не наплевать на то, как он себя чувствует, в каком состоянии, не наплевать на его настроение и чувства. И это происходит на подсознательном уровне, само, словно так и должно быть, словно это вовсе не пидорская хуйня или какая-то слабость, а что-то нормальное. Словно он тоже имеет право на эти чувства, хоть и старается избегать их. Но убежать от правды или очевидных вещей просто невозможно. Невозможно всю жизнь бежать от своей судьбы. Если так суждено, то так тому и быть. Данила же совершенно не понимает о том, что судьбу можно и нужно строить самому. Не понимает, что можно и не пускать все на самотёк, а начать действовать, чтоб хоть что-то изменить. Потому продолжает страдать, медленно гния изнутри, пробираясь сквозь самые давние ранки к сердцу, поглощая и его тоже. Вот тогда его и не станет. Тогда, когда сердце его сгниет от этой жизни окончательно. Уроки проходят волнительно, от того мучительно. Каждый урок Данила то и дело, что пялит на Руслана, поворачивая голову вправо, кажется, шею скоро заклинит в таком положении, но ему совершенно не важно. Важно придумать что-то для защиты Руслана. Думает себя подставить, но понимает, что авторитет упадет моментально, вся школа на него ополчится и не будет больше ебейших привелегий среди других классов, но несмотря на невероятные последствия эта мысль чаще всех проявляется в голове. Ну, а других идей нет вовсе, были несколько десятков глупый затей, которые, очевидно, ни к чему хорошему не приведут, но что-то серьезное так и не появилось в голове Кашина, от того и волнительнее в разы становится. Ощущение того, что все это неправильно закладывается в голове, где-то далеко на подкорке. Хочется взять и забить на все это. Хочется больше не думать о Руслане. Но почему-то не получается. И этому событию по-прежнему нет объяснения. Данила только продолжает ничего не подозревающего Руслана взглядом прожигать. Может стоит ему обо всем сказать, предупредить? Но чем это поможет. Да и предупреждал он уже, никакой реакции он на это не получил. Когда остаются жалкие десять минут до конца последнего урока на телефон приходит сообщение от Хованского, что сидит прямо перед ним. Юрий Хованский Ты тогда сразу как звонок прозвенит вылавливай этого Мы с пацанами пойдем на место уже На тебе заставить его притащиться туда Вот тут Данила едва телефон из рук не выпускает, в очередной раз за этот день ощущая, как сердце болезненно стучит в груди. А может просто уйти домой, сказав, что Руслан не поддался на его действия и слова. Тоже будет палевно. Кашин рукой по столу негромко стучит, голову на парту опуская. Мозговой штурм усилился. Что, если послать всех их нахуй и сказать, что они бесчувственные мрази, а Данила не хочет, чтоб Руслан получал пиздюлей? – Самого попустят. Что, если предупредить Руслана, сказав, чтоб тот вызвал полицию? – Стукачом назовут. Что, если самому в полицию позвонить? – Будет ещё хуже. Он не настолько хороший человек, чтоб своей гордостью и авторитетом рисковать. Кашин же понимает, что Руслан все поймет, как заметит за собой хвост в виде Данилы, как услышит холодный рык за спиной, говорящий о том, что ему нужно идти в другую сторону. Все поймет, когда увидит в толпе издевающихся парней Кашина. Он же не простит его никогда. Сил больше думать и страдать нету, хочется убиться прямо здесь и прямо сейчас. Забить на все и всех, подойти к окну и вылететь от туда головой вниз. Или, может, вскрыть себе вены учительской линейкой. Голова настолько забита всей хуйней, что Данила не сразу замечает звонок. Приходит в себя только после несильного толчка Хованского, от которого, воле не воле, приходится поднять голову вверх. Оглядываясь по сторонам замечает, что люди вовсю собираются, некоторые уже бегут из класса. Хованский коротко подмигивает парню и выбегает из помещения. Данила снова тяжело выдыхает, вновь взгляд на шатена переводя. Тот совсем не торопясь в рюкзак свою единственную тетрадь закидывает, а после, поднимаясь и задвигая за собой стул, неспеша двигается к выходу. Кашин сразу же за ним двигаться начал. В заполненном людьми коридоре Даниле казалось, что он идёт вплотную к парню, что, словно, дышит ему в спину. На деле же, между ними было расстояние длиной в пару метров. Краем глаза Кашин подмечает, что тот кому-то сообщение печатает и в голове неловкое и собственническое чувство собирается, мол, почему это он с кем-то общается. Выйдя из школы Руслан, очевидно, не идёт в сторону гаражей, даже не глядя туда. Тогда наступает час икс и Кашину приходится действовать. – Тушенцов, – хрипящим голосом окрикивает его рыжий. Парень тут же оборачивается, слыша знакомый голос. – Ой, привет, – он солнечно и так добродушно улыбается, словно ни о чем не догадывается. Хочется стереть ему эту улыбку, ведь в такой ситуации, блять, не улыбаются. – Нам туда, – рыжий старается сделать максимально злой и отсраненный вид, но судя по доброму взгляду Тушенцова не получается. – Ну, ладно, – Руслан пожимает плечами, по-прежнему так чувственно и приятно заглядывая в зелёные глаза напротив, словно вчера ночью, словно он дурачок совсем и не понимает, на что его ведёт Кашин, словно ребенок совсем. Рыжий едва не плачет от абсурда ситуации, то и дело закатывая глаза, чтоб сдержать этот порыв ненужных сейчас слез, да губу свою кусает так, что, кажется, от нее скоро ничего не останется. Кашин двигается в сторону гаражей, с новой силой старясь остановить этот невероятный прилив слабости и слез. Может ещё есть шанс избежать этого? Конечно есть, если ты, мудак, через себя переступишь. Но он не переступит. Тушенцов же только медленно плетется за его спиной, радостно поглядывая тому в затылок. Когда Кашин видит пред собой немаленькую кучку амбалов, то сердце в очередной раз делает сальто, а глаза начинают слезиться пуще прежнего. Он хватает запястье сзади стоящего Руслана, осторожно совсем поглаживая чужую руку, стараясь прятать взгляд где-то внизу. Он не хочет видеть эти ничего не понимающие карие, словно шоколад, глаза. Кашин совсем не долго ладошку чужую гладит, после чего резко шатена в спину толкает, прямо в толпу загоняя. Сука. – Тушенцо-ов! – протягивает один из парней, выходя из толпы, ближе к парню, – а мы тебя заждались, – он кладет свою руку на чужие плечи, слегка приобнимая того. А Кашин, наблюдающий за этой картиной, мысленно ругается, потому что в голове опять неизвестный комок собственнический собирается. Дышать совсем тяжело становится, но он держится. Руслан не терпит долго, сначала, правда, оглядывается назад, в глаза зелёные заглядывая. Невозможно было определить, как он посмотрел. Скорее с прежним недопониманием, но в этот раз не понимая, почему Кашин это сделал. А после кулаком своим резко на парня, что подошёл к нему замахивается. Он, конечно, понимает, что шансов у него немного, но свой характер всё равно проявляет. Уже поздно отступать. Вся толпа разом на бедного парня накидывается, они почти сразу на землю его валят, с характерными звуками пиная куда попадет. Только Кашин в стороне стоит, словно ошпаренный. И, Слава Богу, его бездействие не замечают, иначе он бы не смог. Он смотрит на эту картину, уже не может слезы наворачивающиеся сдерживать, но старается, искренне старается не спалиться. На Руслане, словно, места живого не остаётся, но он держится крепко, не отрубается. Несколько человек попадают в нос, несколько едва не залезают своими грязными ботинками в рот, кто-то давит на отбитую грудную клетку, кто-то вовсю пинает ноги. Все тело пронзает боль, но он держится. Наверно, потому что предательство больнее переносится. Он, конечно, понимает, что от Кашина можно ожидать подобных вбросов, но после того приятного Кашина не хотелось в это верить. Чья-то шершавая ладонь опускается на горло парня, с неверотяной силой хватая его. Руслан думает, что это конец, но, как оказалось, это только начало. Через мнгновение он замечает, что он уже приподнят на ноги и прижат к стенке ближнего гаража. Чужая рука на горле не позволяла нормально хватать воздух, а боль грудной клетке усиливала эту проблему. – Ну что, Тушенцов, – слышит он чей-то громкий голос, сейчас не то состояние, чтоб концентрироваться на голосах, – настал твой час расплаты, – а он, правда, не понимает за что расплачиваться нужно, что он натворил такого страшного. Рука говорящего попадает по скуле, вызывая очередной болезненный стон. Руслан не замечает, как этому парню кто-то передает складной нож, но замечает, как теплая рука сменяется на холодное лезвие. От страха перед глазами мутнеть начинает, а ноги сами функционировать отказываются, но на такой случай его держат несколько людей с обеих сторон. – За поступки свои ответишь? – спрашивает парень с ножом у чужого горла, он понимает, что тот, наверно, не ответит, но пафос сохранить нужно, – а может, отработаешь? – спрашивает тот, тут же заливаясь смехом и этот смех подхватывает вся толпа. Кроме Кашина, что стоит по прежнему на одном месте, наблюдая за всей картиной. Ему не смешно совсем, ему страшно. – Ничего не буду я отрабатывать, – между смехом хрипит Руслан и парень, что стоит напротив него одним жестом заставляет всех заткнуться. – Как это не будешь? – он ухмыляется по-зверски, надавливая ножом на чужое горло, отчего на шее сразу же появляется небольшая сруйка крови. Руслан шипит болезненно, ткань кофты своей сжимая. Чужая ладонь с холодным лезвием переходит на запястье, оголяя его и поставляя нож к внутренней стороне руки. Неожиданно и резко проводит по руке чужой, оставляя огромный порез и вызывая громкий болезненный крик из уст, старающегося сдерживаться до этого момента Руслана. Толпа вновь хохотом заливается и вновь только Кашин недовольный стоит, стараясь спрятать себя от громких и мучительных стонов, от его образа, от его взгляда, что иногда проскальзывает по нему. Хочет просто убежать, забрать с собой Руслана и бежать далеко-далеко, где их никто и никогда не достанет. Но он же не может. Тем временем на руке Руслана краснелся уже третий невероятных масштабов порез, а из глаз сочились слезы, сдержать которые было невозможно. – Все ещё нет? – слышится над ухом чужой ехидны голос. Руслан уже не соображает, что нет, но он даже под дулом пистолета не сдастся. Потому головой отрицательно мотает, тут же получая очередной порез на голом участке кожи. Он по-прежнему не понимает, что наделал такого и чем заслужил такое отношение от Кашина. Сейчас любая мысль о нем вызвала боль похуже той, что приходится испытывать физически. – Да может хватит уже с него? Будем к делу переходить? – слышится чей-то голос из толпы, а после согласные крики всех ребят. Кашин глаза испуганно поднимает, он ведь не погружен в эти дела их. Не знает, что сейчас будет проходить. Но предчувствие невероятное, словно вот-вот случится апокалипсис. Какой-то невысокий паренёк отходит в сторону, вытаскивая ключи, подходит к гаражу и за считанные секунды открывает его. Вся толпа разом туда вваливается, а Кашин последним идёт, очень надеясь, что все это не для того, что он думает. Когда и он в душном помещении оказывается, то замечает, что Руслан лежит на каком-то вонючем диване, стараясь оттолкнуть от себя всех разом. – Кашин! – звучит голос парня, что все это время издевался над Русланом и сейчас удерживает его на диване своим весом. От знакомой фамилии у Тушенцова сердце начинает биться сильнее и болезнее. Да и сам Кашин заметно поднапрягся, – ты-то поразвлечься не хочешь? – звучит усмехающийся тон, очевидно, в отношении Руслана, словно его и нету тут. Кашин взгляд испуганно отводит и кивает отрицательно, на что получает вопросительные взгляды со всех сторон. Нет, к такому он точно не готов, – ну, ладно, ты тогда руки его подержи, не хочу, чтоб он нам пиздюлей надавал. И эта просьба словно набатом бьётся в голове. Он уже и не знает, что может быть хуже. Рыжий, словно в бреду, идёт к голове Руслана, тут же хватая его за руки резко, желая показать, что он тоже негодяй, но когда слышит болезненный крик из уст пострадавшего тут же хватку остлабляет. Заводит запястья чужие за голову, присаживаясь на колени за головой Тушенцова. Они оба давно поняли, что происходит, просто не хотят, чтобы это оказалось правдой. Слышится звук растягивания джинс и Кашин глаза испуганно жмурит, чувствуя, как сжалось тело рядом с ним. Ему хочется помочь ему, поддержать, убежать, уберечь, но он не может. Он хочет хотя бы по руке того невесомо погладить, но не поддается этой слабости, вдруг заметит кто. Когда ноги оказываются совершенно голые Руслан понимает, что это точно конец. Кричать сил нет, отталкивать тоже. Ему не убежать, остаётся только зажмурить глаза посильнее и представить, что он не тут, что он дома, спит и это все сон. – Чего сжался весь, – слышится звонкий хлопок по голой коже, – ты же этот, педик, тебе нравится в зад ебаться, верно? – очевидно ответа не последует, – вот будешь знать, как к парням приставать. Тем более нашим. Кашин все про тебя должил. – Блядь. А Данила думал, что хуже уже не будет. Руслан не удивляется уже даже. Чего только от Кашина не дождешься. Он продолжает представлять себе совершенно другую картину, другие лица, другие звуки. Но не получается, когда чувствует чей-то член совсем рядом. Сжимается сильнее, на что получает громкий и болезненный шлепок по голой коже. Но это пустяки, по сравнению с тем, что чужой половой орган уже ворвался внутрь Тушенцова, заставляя того болезненн стонать и плакать, извиваясь, подобно змее. Совсем без подготовки чей-то огромный член двигается в Руслане настолько быстро, что Тушенцов даже не успевает воздух ртом схватить, каждый раз только выдыхая болезненно, вызывая смешки со всех сторон. Несколько человек снимают это на камеру, кто-то сидит на полу, просто глядя на выступление, кто-то готовится присоединиться. Ведь одного явно будет мало. Совсем больно становится, когда человек напротив совсем не сдерживая себя начинает буквально вдалбливаться в Руслана настолько, что заставляя диван скрипеть. Пошлые хлопки кожа о кожу, вздохи и негромкие крики наполняют помещение и Кашину уже некуда бежать. Он жмурит глаза, совершенно также, как и Руслан и совершенно также, как и Руслан старается оказаться в другом месте. Он представляет себе, что лежит на кровати, а у него на плече Тушенцов и им хорошо, нет ничего болезненного или плохого, нет этих пугающих вскриков. Кашин заботливо гладит того по спине, совершенно как вчера. Но как вчера уже не будет. Руслан продолжает кричать, просить о том, чтоб они остановились, просить помощи, но никто и не думал его слушать. Все слишком увлечены делом. И когда заканивает один, подходит второй, ещё больше и страшнее. Тушенцов готов умереть прямо сейчас, но почему-то не умирает. Его воротит от мерзости, от того, что это все из-за Кашина. И он действительно готов умереть сейчас, только вот никак не выходит. Он был готов умереть ещё когда его ногами на земле колотили, но и тогда не вышло, к сожалению. Кашин чувствует, что тонкие пальцы Руслана начинают неосторожно царапать чужие, оставляя болезненные красные метки. И он меняет положение руки, чтоб шатену было легче наносить свои царапины на запястье Кашина. Он ослабляет хватку, позволяя тому оставлять на своих руках кровавые следы от глубоких царапин, позволяет тому залезть под рукава кофты и расцарапать старые шрамы и новые царапины, нанесенные буквально вчера. Позволяет нанести себе столько урона, сколько Тушенцов сможет, он заслужил. Когда ногти по очередному порезу проходятся, то Кашин губу все сильнее кусает, доводя и ее до кровотечения. Порезы, обычно, вызывают неверотяную боль от каждого прикосновения, а Кашин позволяет Руслану буквально рвать недавно зажившие раны, позволяет давить на порезы, позволяет, в особо болезненные для Руслана моменты, надавить ногтем сильнее. И только тогда Кашин решается осторожно по запястьям чужим поводить, невесомые касания оставляя, отдавая часть своего тепла и поддержки. Но Руслан больше в этой поддержке не нуждается. Он ее не чувствует. Ничего он не чувствует и не хочет чувствать больше. Только уже привычные толчки, сопровождаемые адской болью и все новым приливом ненависти ко всему. К себе и к Кашину. К конкретно этой ситуации и к всему миру. Когда очередной парень вдалбливает его в диван, он уже хочет провалиться под землю, куда-нибудь в ад. Скорее всего даже там лучше. Шипит болезненно, когда выходят из него с характерным звуком, смеясь в очередной раз. Но больше не чувствует ничего и никого. Слышит, как дверь гаража открывается и оттуда вылетают парни, желая поскорее свежего воздуха заглотить. Кашин не чувствует и не слышит ничего этого, продолжая руки чужие сжимать. И только когда они наедине остаются осознание приходит. Первым делом он к Тущенцову подбежать хочет, обнять его, как ни странно, поддержать, помочь, проводить до дома, сделать максимум, чтоб загладить свою вину. Но он не может найти слов даже для того, чтобы просто извиниться, что уж тут говорить о большем. Поднимается на ноги, на Руслана не глядя и выходит из помещения, умирая от угрызения совести. А Руслан, если честно, того и ждал. Думал, что Кашин ещё может человеком оказаться, думал, что ему пришлось это пережить. И он бы простил, если бы Кашин сейчас не вел себя как мудак самовлюблённый. Но чувство одиночества, предательства и мерзости к самому себе разливалось по телу, словно эти чувства заменили кровь. Парень чувствует, что он должен умереть, но не умирает, а так хотелось бы сейчас. Нету сил подняться с дивана, нету сил дышать и просто, блять, жить. Но нужно как-то одеться и убежать отсюда подальше. – Предлагаю в честь такого бухнуть, – хлопает в ладоши Хованский, призывая к себе внимание толпы. Все тут же оживлённо закивали головами, соглашаясь на такую невероятную идею. А вот Кашину сейчас вообще не до этого и как слиться он не знает. Благо толпа сама не замечает его, уходя куда-то, шумно что-то обсуждая. У гаража остаётся только Кашин и его владелец. – Ты че тут? – спрашивает парень, крутя в руках ключи, – они уже там, – про себя он подмечает помятое состояние рыжего и, кажется, обо всем догадывается. Данила ничего не отвечает, лишь уходит в противоположную компании сторону, обессиленно пиная камешек под ногой. И сигарет нету. И сил тоже. И желания жить. Сейчас пойдет на мост и полетит оттуда. Полетел бы. Если б хоть чуточку смелее был. Ну, а сейчас, к сожалению, придется довольствоваться острым лезвием, что валяется где-то дома, перекрывая новыми ранами все старые, перекрывая касания Руслана, перекрывая эту боль и ненависть к самому себе. На телефон сообщение приходит. От Руслана. Сердце танцевать начинает, а глаза слезиться, когда видит знакому фамилию на экране. Краткое «пршл нахцйй» болезненно разрезает глаза, а после аватарка вновь пропадает и привычное «был(а) давно» вызывает новую волну боли и слез. Только тогда Кашин замечает сообщения до этого. Руслан Тушенцов можем сейчас ко мне прийти если хочешь посидим опять можем вместе дойти или, если хочешь, можно уже у меня встретиться пршл нахцйй И только сейчас он понял, кому писал Руслан в школьном коридоре.