Лебединый Дозор

Проснувшись, Антон обнаруживает у себя руки и ноги, очень длинные. Это ощущение настолько забытое, что кажется не явью, а смутно знакомым ярким сном или невнятно пойманным дежавю. Глаза режет от совершенно неестественных цветов, будто бы кто-то поигрался с фильтрами, а в ушах, по ощущениям, вообще какая-то вата. — Значит, получилось, — бормочет себе под нос Антон, с удивлением отмечая, что его рот, наконец, выдает не шипение и клёкот, а нормальные человеческие слова. Рядом никого нет. Судя по звукам, Арсений что-то готовит на кухне, Инквизитор с целителем — отсутствуют, зато присутствует маняще открытая дверь ванной и стопка одежды на банном полотенце. Завернувшись в накинутый на него плед, Антон идет в ванную, неизвестно на каком автопилоте переставляя слишком длинные ноги и стараясь не шуметь. С кухни Арсений не подает и виду, что что-то происходит, и, прищурившись через Сумрак, Антон распознает “Полог Неслышимости”, наложенный Арсением, похоже, в заботе о нем. Ну надо же. Задним числом уже он догоняет, что только что работал с Сумраком так, как и положено магу, и даже не заметил. Мастерство не пропьешь! Даже если пить при этом воду из пруда столько лет. А вот смотреть на мир с высоты человеческого роста — непривычно, но Антон за время скитаний к чему только новому не адаптировался. Он долго залипает, глядя на смеситель и не понимая, как открыть кран и пустить воду, если у тебя больше нет длинной шеи и прочного клюва. Зеркала он старательно избегает, чтобы совсем уж не охуеть. Представляя себе день, в который случится чудо и проклятье будет снято, Антон думал, что будет прыгать от счастья, облапает вновь обретенными пальцами все предметы вокруг, обязательно поотжимается на кураже и, возможно, даже напьется. Но вот, в этот самый день, стоя под теплым душем и намыливая необычно голое тело без перьев, Антон вместо радости только горько усмехается. Как сильно меняет приоритеты дурацкая эта влюбленность — ему теперь совершенно пофиг на старое-новое тело, на возможность снова входить в Сумрак и нормально пользоваться Силой. Он даже, наверное, сможет вернуться теперь на любимую службу и увидеть старых друзей. Но на все это — плевать, потому что сейчас Антон зайдет на кухню, и Арсений будет в ужасе от “леди Энни”. А сам он будет разрываться от чувства вины, что не сказал Арсению о себе в самом начале, когда с помощью алфавита можно было бы нормально все объяснить. Но он не смог. Не захотел. — Был десятью килограммами диетического мяса, стал восьмьюдесятью — малодушного говна, — бормочет он выключенному смесителю, наскоро вытираясь. Приготовленная для него одежда оказывается почти точно по размеру, совсем немного болтается — видимо, вежливый Арсений предусмотрел для леди Энни комфортный и мягкий оверсайз из плотной ткани, чтобы девушка не смущалась из-за отсутствия белья. Но никакой девушки не существует, а смущаться сейчас будет кто-то совсем другой. Антон выползает из ванной и встает как истукан перед дверью на кухню, не решаясь взяться за ручку. Не желая приближать пиздец. Хотя Арсений, скорее всего, видел его превращение, так что пиздец уже, по сути, наступил, и терять ему нечего. — Я не слышу, но чувствую, что ты там, — громко говорит Арсений из-за двери, — заходи, пожалуйста, я все еще на твоей стороне! Вздохнув, Антон все-таки берется за ручку и просачивается в кухню через приоткрытую дверь. — Добрый день, — бормочет он, застывая на месте. Арсений, кажется, ничуть не удивившись, окидывает его цепким взглядом с ног до головы. — С возвращением. Все в порядке? Кофе, еды? Я нажарил картошки — не знал, что ты любишь, когда ты человек. — Просто чай, — Антон, понуро ссутулившись под внимательным взглядом, с трудом садится на стул, не сразу сообразив, что на него не нужно запрыгивать лапами вперед. И что лап у него больше нет. Откинувшись обреченно на спинку, он встречает затылком холодную стену и поднимает, наконец, прямой взгляд на Арсения. — Я в порядке, спасибо. И, как видишь, я не Энни, я — Антон, — грустно говорит он на выдохе, но никакой шоковой реакции в глазах напротив не наблюдается. — Привет, Антон, — Арсений только невозмутимо улыбается, разворачиваясь к шкафчику в поисках чая. Подозрительно нормальный. И подозрительно счастливый. — Ты слишком спокоен для человека, которого обманул лебедь. — И я даже рискую поворачиваться к тебе спиной, мистер Джеймс Бонд, — говорит Арсений, разливая кипяток по кружкам. Работающий на привычных мощностях Антонов мозг разведчика внезапно соображает, что одежду Арсений для него собрал не нейтрально-оверсайзную, а мужскую, хоть и свободную, несмотря на то, что у него точно было время достать что-нибудь женское. И во время встречи с Сережей это автоматически брошенное Арсением “мой хороший”. А еще Шульгин, Эд и Позов с их обращениями в мужском роде, и какие-то другие мелочи последних недель — все вдруг складывается кусочками пазла. — Как давно ты понял, что я не женщина? Когда я спалил тебе две буквы имени? — В другой момент, — тепло щурится Арсений, накрывая на стол всего понемножку и присаживаясь на табуретку по другую сторону. — Хреновый из меня шпион, — качает головой Антон, трогая кружку и с приятной ностальгией ощущая на подушечках пальцев тепло, — почему не сказал? Арсений наблюдает за ним расслабленно, но внимательно, так что напряжение все еще висит в воздухе. — Я просто не хотел лишний раз добавлять тебе нервяка и поддержал легенду, — отвечает он, — ты пережил слишком много, и я не могу себе представить опыт заточения в чужом теле, — он даже поёживается, — считай, что своим молчанием я старался проявить уважение. Антон недоверчиво фыркает. — Ладно, ладно, — тут же соглашается Арсений, — было приятно знать, что я на шаг впереди тебя. Ты сильный агент, Антон. А еще теперь я чувствую, что у тебя первый ранг. Это круто. Антон не отвечает, задумчиво вертя кружку в руках. Нутром знает, что здесь что-то не так. Влюбленность внутри плещется, как море, радуется, что Арсений не прогоняет его, что говорит с ним. Надо разобраться во всем. А пострадать, и особенно — попиздострадать — он еще успеет. — И, справедливости ради, — продолжает Арсений, — ты держался так хорошо, что и мне пришлось прибегнуть к обману, так что и ты тоже меня извини. — Пульс? — Пульс, — кивает он, прихлебывая чай, — я не придумал другого способа хоть что-то у тебя выведать, а тянуть было уже нельзя. — Меня смутил этот странный танец, — признается Антон, подтягивая к себе вазочку с пряниками, — ты усыпил мою бдительность. Обычно у меня нормально с контролем эмоций, даже в покер когда-то играл. Воспоминания вспышками возвращаются в сознание — и про покер, и про мнемонические тренировки, и про важные длинные пароли от тайников в секретных схронах. Вся эта информация будто бы спала, или была задвинута куда подальше за ненадобностью. В годы скитаний были проблемы посерьезнее и понасущнее. Но с этим тоже можно будет разобраться потом. — Что теперь? — Антон смотрит на него, красивого, и все море влюбленности внутри начинает цвести, как водохранилище летом, становится зеленым, тухлым и мерзким. Потому что ну что теперь? Арсений, если он и правда работает в Дозоре, несмотря на свою принадлежность к операции, наверняка будет должен сдать его начальству — это очевидно. Остается только надеяться, что глава Питерского отделения в этом смысле — какой-нибудь адекватный Светлый, а Инквизитор Гальцев вспомнит ту единственную их встречу много лет назад и сжалится. Иначе — черт его знает, что будет. Операция-то не завершена. И еще этот Завулон… — Дальше будем решать по ходу. Рапорт в Инквизицию я перед подачей дам тебе прочитать. — Даже так? — удивляется Антон. — Именно так. — Почему ты мне помогал? Ты ведь с самого начала почему-то мне помогал, — серьезно говорит Антон, — ты понял, что я тоже член Ордена? — Не понял, — вздыхает Арсений, и слова, очевидно, даются ему нелегко, — но надеялся. Я не был до конца с тобой честен, Антон, даже когда сказал, что работаю в штабе. Наверное, сейчас самое время, потому что в данный момент у тебя нет ножа. — Но я маг, — напрягается Антон, — и пусть ты сильнее меня, а я не в форме, но боевой опыт никуда не делся. И мы же не будем драться? Мы в одной лодке. — Так и есть. — Даже если бы мы подрались, чисто теоретически, — осторожно продолжает Антон, потому что чувствует необходимость проговорить это вслух, — я бы не стал проверять, кто из нас может обойтись без ножа. А ты? — Коты. — Что? — Коты, — тихо повторяет Арсений, и, набрав побольше воздуха, выпаливает одной фразой, — коты, которых нужно прикладывать к ранам души. Словно взрыв памяти случается у Антона. Вкрадчивый голос, словечки из девятнадцатого века, французские песенки, ироничность и каламбуры. И стихи наизусть. И долгие ночи, и странные игры-неигры, и ненавязчивый флирт, от которого становилось так хорошо на душе, что не нужно уже было никаких котов для прикладывания, хотя раз за разом бархатный голос Координатора предлагал ему парочку мурчащих. Чисто для профилактики. И Арсений знал про операцию не из Дозорных легенд, а потому что сам был ее частью. Знал про “Артемиду”, про Тининых ищеек, и для штабного библиотекаря это было слишком большим допуском. Арсений даже знал, что их было семеро. Да не может быть. — Граф? — Антон по привычке запрокидывает голову, чтобы кричать, как лебедь, но таких звуков горло больше не издает. — К вашим услугам, ковбой, — тихо говорит Арсений. — Коалиция? — Коалиция, — машинально отвечает Антон, все еще не веря своим глазам, — но как? Ты Граф? Ты врач? А Позов? Блин, Позов! Это же он врач! А тогда, при ранении, это же он мне диктовал? Все время называл гусём. Или это ты был!? Арсений морщится. Этот эпизод с ранением Графу никогда не нравился. — Арсений!!! — Антон повышает голос, пребывая в полнейшем шоке. — Граф — это мы оба, — поспешно отвечает тот, — мы вдвоем были в аналитической группе. Он мой напарник и близкий друг… Это отдельная история вообще и слегка странная. Антон кивает, он видел рыцарскую печать, у взрослых ее никогда не бывает просто так. — Так это правда? — сложно укладывает он всю информацию в голове. — Ты и есть Граф? Ты — мой Координатор? Арсений просто показывает на ладони микрометку искренней дружбы, которую сам на себе замкнул. Ближайшие сутки из-за этой “мирись-мирись” он не причинит Антону никакого вреда. И врать тоже не сможет. — Охуеть, — только и может выдать сейчас запутанный мозг. Арсений усмехается, давая ему время переварить все это. Хотя по нему видно, что он взволнован как минимум так же, если не больше вообще. Оно и понятно — даже без всех этих обстоятельств с превращениями в лебедей встретить человека, с которым так много времени флиртовал по радиосвязи — весьма себе волнительно для любой из сторон. Чай на вкус оказывается ровно тем, что надо — крепким, сладким, приводящим мысли в порядок. — У нас все это время было два Координатора, — стирает в голове белые пятна Антон, — а я-то думал, почему Граф вообще никогда не спит. И откуда такая шиза с разными личностями. Боже ж ты мой! Позов не всегда был на связи? Но как же голос? Вы же по-разному говорите. — Наши голоса сплавлялись в один, чтобы не звучать как дебильная магнитофонная хрень, — с готовностью отвечает Арсений. Они тут надолго. — Кто заказчик миссии? — Инквизиция. — Сколько людей в штабе? — Не могу сказать. — Где вы находились? — В Париже. — И как вы делили смены? — По ночам в засадах с тобой говорил я, — улыбается Арсений. — Так вот мы и встретились, сэр Ночной Кошмар, — Антон тоже улыбается, кажется, впервые за этот день, и прямо чувствует, как от этой простой улыбки эндорфинами затапливает тело. — Обсудим это за кружечкой камры, — тот стучит себе пальцем по носу, — представь, как я подвис, когда лебедь тыкал носом в книгу Макса Фрая. Хотел прямо тогда и спросить, не намек ли это. — Чертов Граф, — выдыхает Антон, — нельзя было сразу сказать? Я же думал, что ты пропал. Не знал, жив ли вообще. — Скучал по мне? — игриво спрашивает Арсений и выгибает бровь. — Идиотина. Тот только тепло смеется. Вот теперь он и правда похож на Графа. Блин, а Антон еще думал, что они могли бы подружиться. Голова кругом. — В день погони ты говорил нам, что будешь нас искать, — припоминает Антон, — я так на тебя злился, пока пытался найти нормального связного. — Все явки были провалены, да, — мрачнеет Арсений, — ищейки, скорее всего, получили список в стычке с Сибиряками и устроили одновременную атаку по всем фронтам. — Поэтому нас не искали? — Антон отпивает чай, попутно наслаждаясь вкусом, который почти успел забыть. — Мой босс заморозил миссию, когда вы попались, — Арсений пододвигает вазочку с пряниками поближе, — но я выпросил разрешение на поиски. Придумал целое несуществующее дело про контрабандистов-перевёртышей, чтобы Иных в облике животных искали все, кому я доверял. Проверяли цирки, контактные зоопарки, зверинцы всякие. Он вдруг хитро улыбается: — И котокафе. Знаешь, там был такой жирный огромный кот… Антон привычно тыкает его в бок, только теперь уже рукой. — А на сафари я видел очень похожую на тебя антилопу, — не унимается Арсений, хихикая. Антон тыкает его еще сильнее, пока тот не начинает айкать и не перехватывает Антоново запястье. Жить сразу становится гораздо легче. Влюбленное море внутри из тухлой зелени окрашивается пронзительной синевой. — У меня после первых попыток почти не осталось надежд, — отпуская его руку, вздыхает Арсений, — но я продолжал искать. Уже готов был взяться за террариумы. — С чего это вдруг? — А в кого тебя мог превратить артефакт, ориентированный на окружающую действительность, в Индонезии, извини пожалуйста? — Ауч, — морщится Антон. — Ага. — И ты бы искал меня среди всяких ящериц? — удивляется он. — Это же иголка в стоге сена. Ты вообще… Вдруг пазл в голове складывается совсем другим образом. — Сколько лет ты это делал? Почему ты искал меня один? — бедное сердце Антона тревожно сжимается. Тот молчит. — Арсений. — По протоколу замороженной миссии мы не должны были никого спасать, — сухо говорит он, — я даже про успех Американской группы узнал не сразу, такие были правила. Антону очень хочется его сейчас обнять. — Но я не мог поверить и разрешение выпросил еле-еле, — он цепляет из вазочки пряник, смотрит на него секунду и кладет обратно, — набор этих кривых артефактов был у всех, но только на крайний случай. Мой босс закрыл глаза на кражу нефритовых статуэток Макаром, решил, что пригодятся, а дело с кражей потом как-нибудь замнется само. — Бардак, — качает головой Антон, двигая вазочку ближе к себе. — Бардак, — соглашается Арсений, делая глоток из своей чашки, — даже в штабе Алмазного Ордена — и то бывает бардак, я сам был удивлен. А еще никто не владел нормально информацией. — Мм? — Антон тоже придирчиво разглядывает пряник, но сейчас кусок не лезет в рот. — Никто не знал, что вас накроет “Артемидой”, она нихрена не сканировалась, прикинь? Заяц попал в неприятный замес, и ему пришлось активировать артефакт первым, пока Макар прикрывал отход. Связь прервалась в этот момент. Теперь я думаю, что Макар решил не использовать свою статуэтку, потому что увидел, что Заяц стал зайцем. Наверное, испугался, что станет медведем, по прозвищу, или тоже зайцем, и они не выберутся. — Мы с Иркой думали, что артефакты работают, как порталы, — хмурится Антон. — А мы думали, что как щиты. Инквизиторы при описи своего хранилища развели такой беспорядок, что мы тоже не сразу поняли, что происходит. — Мда. — Позов в итоге думает, что проклятье Артемиды оборачивает тебя в то животное, которое максимально способно к выживанию в этой среде. — Ирка начала трансформацию уже в воде, получается, — припоминает Антон. — Поэтому стала рыбой, да, — кивает Арсений, — хоть и хищной, слава Богу. А ты? — Я еще летел, когда рванул голову своему “Будде”. Когда вместо перемещения началась трансформация, думал, что меня закатает в какой-нибудь купол, я же с водопада летел, а защитный артефакт должен был оставить меня в живых. — Но каким способом, — качает головой Арсений. — Лебедь, — саркастично цыкает Антон, — максимально приспособленный к выживанию в Индонезии, ага. Наверное, для попугая у меня оказалась слишком длинная шея. Арсений смеется. — А Максу больше вообще некем было становиться в заснеженной тундре, получается, кроме как зайцем, — размышляет он, — парни остались без связи и пропали со всех радаров. Под ведьминым пологом они были для всех невидимы. Но датчики работали все время, и мы шерстили Сибирь и Заполярье нон-стопом, только найти их было трудно. Твоя инфа про сосуд и потоки Силы очень нам помогла, сэкономили кучу времени. — Макарчик в норме? — запоздало беспокоится за друга Антон. — В порядке, — улыбается Арсений, — я узнавал сегодня — дрыхнет еще. Наберешь ему, как проснется. Арсений поднимается, чтобы налить им чаю снова, и в образовавшуюся паузу Антон пытается осмыслить и обдумать все целиком, но голова буквально идет кругом. Надо бы съесть все-таки пряник. — А вот ваши с Ирой датчики, — продолжает Арсений, хлопоча с чайником, — сперва работали, хотя пульс и дыхание были уже не человеческие. Ира добралась до вашего тайского рыбака, умная девочка — даже в сети не угодила, несмотря на уровень осознания. Связной сразу передал ее Темным, мы с Позом через нашего Инквизитора подключили Завулона, и тот выделил Эда, чтобы охранять аквариум. Миссия была не окончена, и начальство… — Прости, а Инквизитор это… — Гальцев, конечно. А что? — вполоборота спрашивает Арсений. — Ничего, продолжай, — радуется Антон. Гальцев! Все-таки Гальцев! — В общем, Эд развлекал Иру, пока мы ожидали возможности официально ее вернуть. — Бедняга, — содрогается Антон, — в теле рыбы столько времени. Еще и Эд. — Эд нормальный парень, ответственный и честный. Репчик свой Ире включал, фильмы показывал. Антон только вздыхает. — А тебя мы так и не нашли, хотя датчик еще долго считал пульс, так что я знал, что ты жив, — Арсений возвращается с чашками, — Поз сразу понял, что ты тоже рванул артефакт, но мы не знали, кого искать. Я предположил, что ты птица, мы же знали про водопад, и Ира Эду подтвердила про падение, хотя говорить с рыбой — та еще задачка, — Арсений коротко смеется, — не то, что с лебедем. Но у твоего датчика в то время, видимо, сдохла батарея, и он показывал пульс около сорока ударов в минуту. — Как у рептилий в покое, — догадывается Антон. — Ага. — Какой ужас. Как хорошо, что я не ящерица. Повисает пауза. Между ними стоит так и не тронутая вазочка с пряниками, будто бы намекающая, что есть дела поважнее. Антон с ней максимально солидарен сейчас. — Арс. Тот вдруг начинает суетиться и тараторить, совсем как Граф в моменты, когда Антон ловил его на ненавязчивом флирте. — А ты правда пропустил много фильмов. Знаешь, сколько? — голос Арсения неестественно поднимается. — Мы будем смотреть их неделю, не меньше! Позов выдаст тебе справку, Инквизиторы еще кучу времени будут копаться в своих бумажках, а Темные тебя ждут только через месяц… — Арс. — Потому что мы присели им на уши, — продолжает он, игнорируя Антонов взгляд, — что до свидетельства тебе нужно пить кровь единорогов, чтобы восстановиться, пока Ирка там в свою очередь пьет кровь девственниц в страшном замке Темных. Антон смеется. — Ирка? Кровь? Только метафорически, когда заебет этого Эда причитаниями о том, что столько лет не делала себе ноготочки. — Поэтому я скинул ему контакт хорошего салона, — кивает Арсений, — Ира — непростой человек, но именно она тебя вынудила активировать артефакт, так что я ей благодарен… — Арсений, — в третий раз пытается достучаться до него Антон, хотя самому ему приближаться к главной теме тоже стрёмно. — А, — не поднимая глаз, отзывается тот. — Не она вынудила. — Мм? — Я хорошо помню твой голос, — Антон пододвигается ближе, хотя, по ощущениям, тело вообще перестало его слушаться, — и про крайний случай. И про то, что на юг к водопадам нельзя бежать без полной выкладки, включая эти чертовы артефакты. Арсений все-таки поднимает глаза, смотрит в упор. В синеве глаз что-то блестит, он подергивается и почти неслышно сглатывает. У Антона от этого сердце ёкает. Что происходит? — Я с самого начала надеялся, что это ты, — тихо говорит Арсений, — а когда увидел нож… ну скажи, кто вообще может такое сотворить с деревяшкой, имея клюв без зубов и лапки? — Черт, шутку про “у меня лапки” я так ни разу и не пошутил, — улыбается Антон. — А как ты все-таки понял, что я… не самка? И… вообще, — туманно вуалирует он все эпизоды теплых объятий и особенно сцену в душе. Мда. Все это время это был Граф. Черт подери. — Когда видишь ауру заколдованного Иного и его цвет, пол видишь тоже, — признается Арсений, и Антон понимает, что еще на фотосессии было ясно, что он — мужик. — Бля, — он отодвигается обратно, понимая, что вот он и настал — тот самый пиздец. — А потом ты сказал две буквы, и я понял, что “АН” — это может быть Антон. У меня же были ваши личные дела, я знал твое имя. Я срастил одно с другим. — И ничего не сказал, — констатирует Антон факт, откидываясь затылком на прохладную стену. — Всегда был шанс, что я ошибаюсь, — пожимает Арсений плечами, — а еще секретность, сам знаешь, никому доверять нельзя. Нужно было дождаться, пока тебя расколдуют. Антон задумывается и по привычке неловко двигает ногами – шлепает пальцами по полу, забывая на минуту, что он больше не птица. Арсений отворачивается к уже в третий раз вскипевшему чайнику, оставляя его наедине с мыслями. Все встает на свои места. Их накрыли, Сибиряков накрыли, заокеанская группа вышла из игры. Проект заморожен, но не закрыт. И Блевонтину не поймали, Арсений бы об этом знал и сказал бы. Значит, он все еще при исполнении. Значит, Арсений-Граф технически — его босс. Значит, он влюблен в непосредственного начальника, а это не то, что не по уставу — это вообще противоречит всем здравым смыслам. Арсений присаживается обратно, двигает к нему поближе несчастные мятные пряники, про которые Антон никогда не говорил Арсению, пока был лебедем, но когда был человеком — наверное, рассказывал. Пряники — из доставки, судя по упаковке, и доставлены были сегодня. И одежду Арсений приготовил ему свою, мужскую, мягкую. От этой теплоты и заботы сердце болит еще сильнее. — О чем думу думаешь, лебёдушка? — как и всегда в таких случаях, спрашивает Арсений. — О том, что влюблён в тебя, — вздохнув, машинально отвечает Антон, запоздало понимая, что в этот раз тот его слышит, вообще-то. Вообще-то!!! Возникает пауза, выдерживать которую труднее, чем любую драку с дебилами-кликунами. Это хуже, чем холодная зимовка с чайками, чем все идиотские утки вместе взятые. Эта пауза похожа, пожалуй, на тот прыжок с водопада, потому что почва уходит из-под ног, и Антон машинально дергает плечами, только вот крыльев у него больше нет. Арсений молчит, зависая с кружкой в руке. Антон не может даже поднять на него глаза, боясь увидеть во взгляде отвращение. Потому что боевое братство и хиханьки-хаханьки во время ночных дежурств — это одно, но такие слова… — Так, прости, это не то, что ты думаешь, это ничего не значит, — тараторит он, из перворангового оперативника превращаясь в беспомощное существо, — забудь, я ошибся, ты нормальный мужик, я это уважаю и не хотел тебя оскорбить, я не лезу к натуралам… — Я не натурал, — бесцветно вставляет Арсений. Фантомное чувство от встающих дыбом перьев прокатывается по Антоновому затылку. Ладно, окей, это объясняет книги на полках и поведение Эда и Шульгина, но тогда… — Все равно прости, я не должен был, я все понимаю, у тебя своя жизнь, и этот Инквизитор, и ты все еще мой босс, и вообще… — Антон, — серьезно говорит Арсений. — Нет, подожди, мне действительно жаль, это глупо, я просто забыл, что теперь мои мысли слышно, я сказал это случайно, и я просто идиот, просто придурок, это не должно… — Антон, замолчи, пожалуйста, — Арсений использует тот самый твердый тон, которым говорил с Сережей, и боевой маг внутри охает, принимая приказ, — посмотри на меня. Антон мотает головой и даже зажмуривается, планируя что-нибудь сделать сначала с чувствами, а потом уже открывать глаза. — Посмотри, — мягко нажимает Арс, — прошу. Нехотя он поднимает взгляд. Арсений глядит на него мягко, слегка наклонив голову, и в уголке глаз кожа собирается морщинками-лучиками от искренней полуулыбки. Антон знает, что она на двести процентов искренняя, у него был расширенный курс по физиогномике. Арсений поднимает запястье на уровень глаз и вертит рукой, показывая «мирись-мирись» метку, которая не позволяет ему сегодня перед Антоном врать. — Я испытываю к тебе такую сильную влюбленность, что перестал называть ее так как минимум пару лет назад, Антон, — медленно говорит Арсений, чтобы каждое слово было хорошо слышно. Он смотрит прямо в глаза, и это все сложнее выдерживать, где-то в носу щекочутся будущие слезы, настолько трогательно это все сейчас звучит. И ровно так же — невероятно. Антон шумно сглатывает. — Я хотел поговорить с тобой после завершения Индонезийской части операции, потому что уже не мог ждать. А сейчас, — Арсений трет пальцем пятнышко на столе, — я не был до конца уверен, что лебедь — это ты. Все вроде сходилось, и любимые фильмы, и реакции на шутки, и то, как ты держался, не выдавая никакой инфы, но все равно... — Арс, — шепчет Антон, не веря своим ушам. Тот нервно облизывает губы и отставляет полупустую чашку дальше от себя. — Увидев тебя после превращения, Антон, я… Я был счастлив больше, чем за все свои четыреста, больше, чем вообще когда-либо, но я тоже не знал… Арсений явно растерян, и от твердости не остается и следа. Высший маг — тоже человек. — Да что говорить, вот, смотри. Арсений делает этот незнакомый пока Антону прием — с цветами ауры, и того просто сшибает с ног сильнейшей волной осознания, что все это — взаправду. Все это — взаимно. Аура у Арсения вся полыхает бирюзовым — ярким, чистым светом, как морская волна в Атлантике, как горные реки, бегущие с ледников. Как любовь, для которой никто еще не придумал сравнений. — Арсений... — Я понимаю, что это странно, мы ни разу не виделись, и я представлял это все не так, но... — он нервничает, и это так трогательно. — Иди сюда. Антон вскакивает с места, хотя не очень твердо стоит на ногах, но поднявшийся следом за ним Арсений захватывает его в крепкие объятья и не дает никуда упасть. По ощущениям, больше никогда. Антон пытается привычным движением обвести свою лебединую шею вокруг человеческой и глупо хихикает, понимая, какой же он дурачок. — Мой хороший, — Арсений сильно сжимает его, поглаживая спину, — я тебя нашел! Теплые руки ощущаются солнцами поверх футболки, Арсений пахнет так привычно и настолько домом, и Антон, зажмурившись, все еще видит перед глазами эти бирюзовые всполохи ауры, наверняка точно такие же, как и у него самого сейчас. Когда Арсений его целует, точным движением повернув голову, он мычит что-то, не в силах больше вздохнуть, потому что все восприятие сужается сейчас до единственного ощущения — горячих губ, плотно прижатых к его собственным губам. Арсений шумно и размеренно дышит, медленно ведет поцелуй, будто бы они снова танцуют, и Антон просто следует за ним, не поспевая сознанием за эмоциями, не отдавая себе отчета в том, что это действительно происходит. Когда он приоткрывает рот, чтобы все-таки набрать воздуха, они сталкиваются языками, и Антон оседает в объятиях от прошибающего его удовольствия, будто током, громом и молнией одновременно, будто все печати мира замкнулись от этого касания, соединив их двоих — вместе и навсегда. Теплые руки скользят по спине к бокам, обхватывают его сильнее, прижимают ближе, и Антон охает, оказываясь в их плену, долгожданном, нежном. — Боже, — шепчет он, в поцелуй, — руки… Арсений рефлекторно сжимает пальцы где-то уже на его лопатках, и Антон изгибается, словив такую мощную волну, что колени подкашиваются вовсе не метафорически, и их обоих шатает, будто на ветру. — Слишком, да? — хрипит над ухом Арсений, едва удерживая его от падения. — Прости, я идиот, полез к тебе, а ты еще слаб после заклинания. — Все хорошо, — бормочет Антон, хотя тело и правда какое-то ватное, — просто я не могу стоять и целоваться. Хочу лежать и целоваться. Он поднимает повыше плечи, вытягивается, чтобы арсеньевские руки сами собой проскользили еще немножечко ниже. Если бы не это полубессознательное состояние, он бы умер от смущения и неловкости. А так это как будто бы сон, один из тех, что снились Антону весь последний месяц. — Тогда пойдем, — говорит Арсений, перекатывая его на одну руку, как совсем еще недавно обращался с Антоном-лебедем, и тот давит смешок, — жаль, что не взять тебя теперь на руки, — он вдруг прищуривается, — хотя-я… — Не надо, — пугается Антон, шагая наискосок через гостиную, — я не впишусь в проем. — Лебедем не вписывался крыльями, человеком не вписывается ростом, — мило ворча, Арсений открывает дверь в спальню, — во второй квартире пространства побольше, конечно. Антон утягивает его на кровать, практически падая вместе с ним. — Главное, — говорит он, упирая ладонь Арсению в грудь, — чтобы я вписывался куда-нибудь вот сюда. Тот только тепло смеется, обнимая его со всех сторон невозможными своими руками, и Антон прячется в этом теплом кольце, зарываясь носом в складки его футболки. Будто бы, если плотнее прижаться, можно будет залезть в самую душу. — Ну что это за кот, — низко и мягко говорит Арсений, запуская пальцы в Антоновы волосы, и тот почти мурчит, — хороший какой кот. Он оставляет поцелуй где-то у него на макушке, и проводит второй рукой по спине, будто бы и правда гладит кота. — Как хорошо, — мычит Антон ему в грудь, так и не выныривая наружу. Вновь обретенное тело будто бы не справляется со своими новыми размерами, кажется таким тяжелым и усталым. — Тебе бы поспать, — заботливо шепчет Арсений. — Хочешь? Антон согласно мычит, устраиваясь удобнее и оплетая его руками и ногами разом. Сонное марево прокатывается волной от ног до головы, обещая забрать его уже через пару минут. — Будет очень эгоистично, — Антон все-таки поднимает голову, с трудом фокусируя взгляд, — если я попрошу тебя поспать со мной? Не хочу тебя отпускать. Арсений улыбается. Он так близко, что глаза смешно косят к носу, когда он наклоняется за маленьким поцелуем, нежным, коротким и очень классным. — Я никуда не уйду, — заверяет он и, набросив на них обоих край одеяла, тоже устраивается в какое-то настолько удобное положение, будто бы они спят в обнимку не первую сотню лет. — А-арс, — тянет Антон, прижимаясь еще ближе, не понимая, как можно словами выразить все то, что есть сейчас в голове, в сердце, в каждом вздохе и ритме пульса. — Да, — тихо шепчет Арсений, — я знаю. ***