Лебединый Дозор

Антон делает вид, что спит, спрятав голову под крыло, когда Хозяйка приходит его проведать, как обычно делает по вечерам. Только спать Антон сегодня не собирается. Опыт оперативной работы подсказывает, что весь пиздец всегда происходит ровно в ночь перед боем. Или перед любым важным пунктом плана, прямо чётенько по закону подлости. И Антон к этому готов. В тот день, когда он стал лебедем, все было точно так же. Встреча с союзниками была назначена только на утро, все шло идеально по плану, а зацепка, над которой он работал уже не первую неделю, становилась все более интересной. В округе было чисто, джунгли жили своей жизнью, и та ночь казалась такой обычной и такой спокойной, что Антон поддался ложному ощущению безопасности и утратил бдительность. Решил, что этой ночью можно расслабиться и ни о чем не думать. Ищейки врага напали на лагерь перед самым рассветом. Антон вздыхает, сидя в своем сарае на другом конце планеты. Честно говоря, ситуация даже с помощью Арсения у него — так себе. Мало попасть на Ладогу, нужно как-то умудриться выйти на своих, а у Антона — ни контактов, ни явок, кроме Ладоги, больше не осталось. Что будет, если ничего не получится? Кого искать? Где? Проваленное задание было секретным настолько, что они не знали даже имени главного Координатора — только позывной. Операция готовилась несколько лет, совместно с Темными и кем-то из Инквизиции, в строжайшей тайне. Агенты прошли строжайший отбор — каждый из них должен был быть одновременно и сильным боевым магом, и опытным разведчиком, и достаточно давно живущим Дозорным. Таких людей оказалось всего шестеро. Светлому Антону в напарники досталась Темная Ирка, и им пришлось жить и работать вместе так долго, что даже типичная цветовая неприязнь успела пройти. Дружба получилась странной, но крепкой. В то утро, когда их накрыли, Антон отправил Ирку вперед и держал щиты до последнего, закрывая от погони их обоих, хотя надо было бы разделиться и спасаться по одному. А Ирка в ответ, перед самым прыжком, отдала Антону часть своей Силы, чтобы он смог активировать артефакт, спасший ему жизнь. И превративший его в лебедя. Настоящая боевая подруга. Если она смогла выжить, то про Антона никому не сказала, судя по тому, что по его душу до сих пор не пришли ни головорезы врага, ни Инквизиция, ни свои. А сама операция, получается, сейчас либо заморожена из-за провала, либо отменена насовсем. В любом случае, задание с Антона формально никто не снимал, и противник не был пойман, так что нужно было быть начеку. Птичье сердце сжимается в знакомой тоске, и Антон переступает с лапы на лапу, вздыхая. “Ирка добралась до своих и жива. Она — жива”, — уверенно говорит он, сам себя успокаивая. Вот расколдуется он обратно в человека, прочешет нахер всю Индонезию, но найдет этих мерзких тварей. И они ответят за все. А Антон больше на это обманчивое спокойствие ночи не поведется. Он сегодня не будет спать. Ирка бы сказала, что он псих. И Ида бы сказала, что он псих. Только Макарчик, наверное, его бы поддержал, да еще их загадочный Координатор, но о нем думать совсем больно, а Антону нельзя сейчас раскисать. Под правой лапой в опилках легко нащупывается рукоять стыренного у Хозяйки кухонного ножа. Несколько месяцев Антон по миллиметрам вытачивал острым камнем на этой рукояти удобную выемку под клюв, зажав чертов нож в щели между половицами. Ирка бы точно сказала, что он сумасшедший, да. А вот Координатор бы наверняка сказал, что он красавчик. И что он обязательно победит, даже если ни с кем не воюет. И пошутил бы одну из своих фирменных медицинских шуточек, от которых Антон бы ногами стучал, ухахатываясь. “Хоть бы ты тоже был жив, дорогой”, — вздыхает он лебедиными легкими. Завтра должен приехать Арсений. Антон будет с самого утра торчать на своем бревне на краю пруда, нетерпеливо всматриваясь за поворот дороги, который видно только с этой точки. Хозяйка думает, что это его любимое бревно, и не дает пустить его на дрова. А на самом деле там внутри в трухе есть удобная ниша, в которой Антон прячет нож номер два. Второй нож без выемки на ручке, и в клюве его держать очень опасно — лезвие длинное, баланс никудышный. Но за неимением другого оружия сгодится и это. “Ладно, Координатор бы тоже сказал, что я псих, — соглашается он. — А что сказал бы Арсений?” Пока Антона вчера упаковывали в переноску после фотосессии, тот нарочито громко говорил с Хозяйкой, пообещав заехать завтра и проведать Антона, так уж ему “понравилась лебёдушка”, что наверняка означало, что тот собирается его у Хозяйки забрать. На месте Арсения Антон бы просто выкупил себя, чтобы не вызывать подозрений, но эти людишки очень жадные, и, пожалуй, Хозяйка, несмотря на свою доброту, за главную звезду фотосессий цену заломит — конскую. Не лебединую. Даже интересно теперь, что он придумает. Пустит в ход обаяние еще раз? В любом случае, этой ночью Антон не заснет, просто даже не сможет. “Только бы все не пошло по пизде, как обычно”, — успевает подумать он перед тем, как слышит скрип досок на крыльце сарая. И замирает, обращаясь в слух. Он был прав. Тикток, который Хозяйка вчера удалила по просьбе Арсения, успел, похоже, попасть в сеть. Вряд ли человек за дверью собирается украсть дрессированного лебедя — кому он нахрен нужен — а вот уничтожить агента, которого не получилось достать в Индонезии, и который случайно был обнаружен из-за тупого видео — запросто. Значит, это ищейки Чёрной Ведьмы. И, раз за Антоном пришли, проваленное задание не отменяется. Операцию не удалось завершить ни им с Иркой, ни, похоже, Макарчику. Значит, Ведьма может быть еще на свободе. “Сука!” В одно движение Антон ныряет клювом за ножом и, выпрямившись, прижимается к перегородке. Непрошеные гости будут смотреть вниз и искать лебедя на полу, поэтому Антон всегда спит на полке “второго этажа”, так можно выиграть время на атаку. Человек за дверью медлит. А может это и не человек — Антон все равно не видит ауры, а наемник не будет ее специально показывать, естественно. Краем сознания он надеется, конечно, что это Арсений, но такая надежда сейчас может стоить ему жизни. “Ударить и валить, ударить и валить”, — собственный шепот в голове холодный, сосредоточенный, с непривычки подрагивают плечи, хотя у него и плеч-то нет. В настоящих стычках он не участвовал несколько лет, не считая драк с тупорылыми самцами лебедя-кликуна, но это был детский сад по сравнению с тем, что ждет его сейчас. Антон делает выдох и вдох, перехватывает поудобнее в клюве нож и замирает сжатой на максимум пружиной, раскрыв наполовину крылья. Перья еще эти чертовы обрезаны, как же все некстати! Хотя бы на маневр пикирования длины крыльев же должно хватить? “Давай”, — выдыхает Антон, безошибочно предугадывая начало движения. Дверь со скрипом приоткрывается сантиметров на десять, и все затихает. — Это Арсений, — шепчет дверь, — не нападайте. Слышите? Антон узнает голос, но с места не двигается. Слишком просто. Фигура за дверью вздыхает и вдруг ощущается Светлым Иным второго ранга, ровно с теми же печатями регистрации, что он видел сегодня. Арсений показывает ауру, предугадывая Антонову подозрительность. “Умный ты мужик, двоечка”, — отмечает про себя Антон и выдает тихий “кр-р-р”. Мысль, что для “двоечки” такое вольное обращение с аурой — за потолком возможностей, мелькает на периферии сознания, но об этом можно будет подумать потом. — Я вхожу, — шепчет Арсений и медленно просачивается в сарай. Тусклый луч его фонаря выхватывает Антона на верхней полке с ножом в клюве. — Ого! Мисс лебёдушка, с вами шутки плохи, — он тихо посмеивается. Антон шипит, но тот прижимает палец к губам. — Пятеро Темных с волком на борту уже в пути, — быстро становится серьезным Арсений, — не знаю, зачем вы им, но предлагаю сваливать. Вещи? Другие животные? Антон качает головой, опускает нож на полку и аккуратно пододвигает ближе к Арсению. — Забираем нож, понял. “Молодец, двоечка”. Быстро спрятав нож куда-то в карман штанов, Арсений развязывает на шее черный шарф и накидывает его прямо на Антона, перехватывая руками поперек туловища. — Вы белая, ночью это мишень, — бормочет Арсений, осторожно, но уверенно закутывая его в полотно. “Расскажи мне про мишени еще давай”, — ворчит Антон, стараясь не сосредотачиваться на удовольствии от прикосновений. Но игнорировать их не получается все равно — слишком долго его не касались сильные мужские руки. Проверив, что на улице чисто, Арсений с Антоном на руках перебегает наискосок двор, быстро и тихо, даже собак не разбудив. Едва заметная в темноте тропинка идет напрямик через лес, и Арсений ступает так же тихо даже по лесу. Как хоббит. Бежит почти бесшумно, хотя держит на весу, между прочим, “десять килограммов диетического мяса”, как шутит сам про себя Антон, когда особенно нервничает. Привычка оперативника заставляет его неотрывно смотреть по сторонам, выискивая погоню, пока изголодавшееся по человеческому теплу сердце жалобно лепечет, какое удобное у Арсения плечо, чтобы как раз положить на него голову, и как нежно он держит ладонь под лапами, позволяя чувствовать опору в этой нервной и неприятной беготне через лес. *** — Про это место никто не знает. Здесь можно переждать пару дней, пока не решим, что делать дальше, — говорит Арсений, войдя в прихожую и захлопнув за собой дверь. Антон скрипит в ответ что-то нечленораздельное, чтобы его, наконец, опустили на пол. “Двоечка недурён”, — в который раз заключает он, наблюдая в течение последних часов, с какой дотошностью и слоновьим спокойствием Арсений проводит операцию по краже чужого лебедя из охраняемого Хозяйскими собаками дома. Еще и с Темными на хвосте. Антон чувствовал их след, они опередили врагов буквально минут на двадцать, воспользовавшись последним шансом сбежать. Линии Вероятности он в теле птицы просмотреть не мог, а вот чутье и животное обоняние работали очень хорошо. Зато Линии, конечно же, смотрел Арсений, потому и принял решение не ждать до утра. Иные не могут знать будущего, но с помощью Линий им открываются варианты развития событий. Все шло хорошо, и для Антона ощущение погони отдавало приятной ностальгией, а вот для Арсения, похоже, испытание было куда серьезнее. Он выглядел максимально напряженным и сосредоточенным, пока они петляли по проселочным дорогам на старенькой, но бодрой Ниве. Антон прямо кожей чувствовал исходящую от него убийственную Силу и даже легкий сексуальный вайб. Властные мужчины всегда были его слабостью. Не успокоился он и тогда, когда они пересели на окраине города в блестящий БМВ, хотя эта тачка господину Дозорному нравилась явно больше, да и охранных чар наверняка на нее было навешано — мама не горюй. Арсений в этой машине смотрелся еще круче. Руки на руле, ремень, перетягивающий складки одежды, четкий профиль в свете желтых фонарей… “Красивый — пиздец”, — говорил Антон. А еще говорил, что нужно сделать круг, чтобы проверить, нет ли “хвоста”, ровно в тот момент, когда Арсений без подсказок на этот круг заходил. А еще он выключил фары задолго до того, как заехать во двор. А еще двор был — соседний. “Это вас всех теперь так хорошо готовят?” — недоумевал Антон, подмечая и другие важные детали, на которые бы обратил внимание и он сам, и его коллеги-оперативники, но никак не рядовой сотрудник Арсений с печатью Гильдии Артистов. Наверное, часто играет спецагентов в каком-нибудь кино. Как бы там ни было, до квартиры они все-таки добираются. — Здесь довольно безопасно, — бормочет Арсений, утративший уже свой напряженный и уверенный вайб. Пока он быстро проносится по комнатам, закрывая окна, задергивая шторы и проверяя, работает ли водопровод, Антон озирается по сторонам. Типичная двушка-хрущевка: гостиная, спальня, небольшая кухня. Минималистичный свежий ремонт, спокойные серые обои и очень много старых вещей на полках. Не гостиная, а какой-то музей. У многих давно живущих Иных есть такие квартиры — больше склад и сокровищница, чем нормальный дом. Гостей не позовешь, вечеринку не закатишь, но выдохнуть и полистать старые альбомы — самое оно. Что-то вроде дачи, только в черте города. У Антона и самого такая есть в родном Воронеже. Или была. Запрыгнув в гостиной на огромный диван, стоящий в углу, Антон тащит со спинки плед и усаживается на него сверху, победно жестикулируя. “Это место теперь мое!” — излишне агрессивно шипит в своей голове Антон и ничего не может с этим поделать. Отвыкшей от стресса психике очень нужно зацепиться хоть за какую-нибудь определенность. — На диван не претендую, — усмехается Арсений, — пойдемте, покажу все. Антон ковыляет за ним на кухню, радуясь, что здесь почти везде ковролин — он ненавидит эти шлеп-шлеп по ламинату. — Если честно, я совсем не подумал про еду, — Арсений чешет затылок, пока Антон деловито заглядывает во все нижние шкафы, ловко поддевая створки клювом. Нужная банка находится уже во втором, и он стучит по ней, привлекая внимание. — Крупа? Вам можно крупу? Отлично. Это легко заказать, не привлекая внимания, — бормочет тот в ответ, — и морковка? Антон, забравшийся уже на табуретку и тыкающий в разделочную доску, мотает головой. — Овощи? — догадывается Арсений. — Хорошо. Вам нужна еда прямо сейчас, или ждем до завтра? Я бы подождал. Антон не ел уже двое суток — перед фотосессией его никогда не кормят, но это ерунда, лебеди могут несколько дней обходиться без еды, тем более на стрессе от побега. “Какой ты осторожный, двоечка”, — говорит он, но вслух только мотает головой. До завтра он легко подождет. — Тогда я пока в душ, а вы располагайтесь. Поборов фантазию, утекающую вместе с красивым Арсением в ванную комнату, Антон топает обратно в гостиную. Раз это музей, нужно уделить внимание экспонатам. Он залезает с разбегу на табуретку, явно принадлежащую кухне, но почему-то стоящую сейчас рядом с большим застекленным шкафом с книгами и всяческой памятной ерундой. Спортивные награды, сувениры, даже парочка арсеньевских портретов, явно с фотосессий. На одном он смеется, открыто и прямо глядя в камеру снизу вверх, и эта завораживающая синева необычной радужки передана так хорошо, что Антон чуть не падает с табуретки, автоматически подаваясь ближе, чтобы лучше рассмотреть. “А ведь Арсений сейчас там в душе, голый”, — услужливо подсказывает подсознание. Антон закатывает глаза. С этой озабоченностью точно нужно что-нибудь делать — это неуместно, непрофессионально и вообще сейчас ни к чему. Даже будь он не лебедем, а человеком, все эти фотографии женщин, стоящие в рамочках на комоде, статуэтки балерин на книжных полках и манера общения Арсения не дает ни шанса считать, что он мог бы любить мужчин. Антон разглядывает фотографии. Некоторым — явно не меньше сотни лет. Он узнает Париж, Прагу и, кажется, Барселону, хотя сам не был там ровно эту же сотню, если не больше. Понятно, почему он не был знаком с таким старым Иным. Арсений, видимо, долго жил в Европе, отсюда и его метка путешественника, скорее всего. Там же он мог и понабраться трюков в обращении с аурой, не доступных “двоечкам” — европейцы всегда умели немного превосходить собственный потолок. В другой части гостиной, прямо напротив дивана под большой черной плазмой обнаруживается видеопроигрыватель. А под ним и полки, забитые дисками под завязку — в этой квартире интернет, похоже, не особо жалуют, но коллекция фильмов впечатляет. “Матерь Божья! — восклицает Антон, рассматривая ровные ряды тонких коробочек. — Да тут целая библиотека!” Он не смотрел кино так долго, что предпочел просто вытеснить из памяти, как сильно на самом деле это любил. Столько успело всего выйти! “Форсажи”, новые части Бэтмена, Супермена, еще какие-то супергерои, рекламы с которыми он выхватывал периодически краем глаза за последние годы. Но не было ни единого шанса, что у него будет возможность увидеть все это своими глазами. Если бы лебеди умели плакать, он бы сейчас налил себе целый пруд. — Можем посмотреть что-нибудь, — раздается сзади, — если хотите. Антон, залипший на диски, резко переводит взгляд. Арсений стоит в проходе, непривычно домашний в этих летних шортах и футболке, и вытирает волосы полотенцем. Красивый, зараза. Правда — очень красивый. — Я взял на себя смелость и набрал вам немного воды в ванную, — смущенно говорит он, — не был уверен про температуру и сделал, как себе. Нормально? “Лучше бы ты спросил, нормально ли влюбиться в тебя в первые сутки знакомства, двоечка”, — вздыхая, говорит Антон и кивает в знак согласия. В чистой воде его размаривает, и от температуры, и от заботы Арсения, который подставил к ванной табуретку и пару коробок, сделав удобные ступеньки, а еще застелил пол полотенцем, пробормотав, что про брызги не стоит беспокоиться, после чего деликатно удалился, прикрыв за собой дверь. В Антоновой жизни до проклятия была доброта друзей и взаимопомощь братьев-оперативников, но такой искренней и теплой заботы он не видел уже много лет. И это даже подозрительно — Арсений ведь незнакомый человек, чужой, и ничего ему не должен, несмотря на клятву Дозоров о спасении и содействии. Хочется верить, что это — другое. И что на этом арсеньевская теплота не закончится. Если так — то хрен с ним, с домом на Ладоге, ждал столько времени, подождет и еще пару дней. “Чувак, ты размяк, как вареный пельмень с лебедятиной”, — ругается он сам на себя, пока наскоро чистит перья, стараясь все же не слишком сильно залить пол. Закончив с водными процедурами, Антон обнаруживает новую проблему — вылезти из ванной самостоятельно он не сможет, даже если размахнется крыльями в полную силу. Тем более, что они бы все равно не поместились в небольшом пространстве комнаты, разве что по диагонали. Слишком мало воды, слишком скользкий бортик. Лебеди — ловкие и сильные птицы, но такой маневр ему не по зубам. Антон вздыхает и издает тихое жалобное “кррр”, чтобы позвать Арсения, надеясь все же, что тот ничего не услышит, потому что быть влюбленным и беспомощным одновременно — слишком много для сегодняшней ночи. Тот, к несчастью, слышит, и, вежливо постучав, открывает дверь. — Помочь вылезти? Так и знал, что нужно было больше воды, — сокрушается он и, осторожно подхватывая Антона под лапы, переставляет на пол. На ручку открытой двери он вяжет длинный пояс, кажется, от халата. — Это чтобы вам было удобно закрывать дверь, если нужно, — он опять немного смущается. И где же этот суровый ночной ниндзя, похититель лебедей и гроза грунтовок? — И, ну… еще я должен спросить по поводу туалета… Антон снова закатывает воображаемые глаза и двигает клювом одну из коробок в сторону унитаза. Он, конечно, птица, которая считается домашней скотиной, но не настолько же все плохо. — Понял. Антон уже топает к двери, как понимает, что со всего тела скатывается вода. Защитные слои оперения не пропускают влагу к пуху, и почти все капли уже скатились вниз, но он не успеет полностью обсохнуть за минуту, и плед с диваном совершенно точно промокнут. Арсений задумчиво за ним наблюдает. “Блять”. — Помочь вытереться? “Нет”. — Минуту. Когда Арсений копается на полке с полотенцами, Антон думает, что нужно быть осторожнее в своих желаниях. Хотел заботы — получай заботу. Когда Арсений осторожно промакивает длинную шею, обернув полотенцем теплые ладони, Антон думает, что накликал сам на себя беду, даром, что он — лебедь-шипун, а не кликун. Получается, нашипел. Когда Арсений закутывает его в еще одно, новое, совершенно не нужное, но очень мягкое полотенце и несет в гостиную, Антон решает, что он тут не при делах, и никакой он не боевой маг, он — буквально гусь, у которого тупой гусиный мозг, а значит, можно просто кайфовать и ни о чем не думать. “Гуси-гуси, га-га-га”. Пребывая в разнеженном тумане, он почти не глядя тыкает клювом в фильм “Шрек”, может быть, потому, что это бессмертная классика, а может, потому, что он просто осёл, влюбившийся в дракона, которого ему не видать, но Арсений, кажется, тоже рад выдохнуть и посмотреть что-то весёлое. Он заваривает себе чаю и приносит для Антона питьевой воды в удобной посуде, и даже стыдно, что Антон уже напился из ванной, привыкнув за эти годы не брезговать ничем. Смотреть на экран птичьим зрением максимально странно, но так необычно и по-своему прикольно, что Антон не сразу замечает, что порядком замерз. “Глупая Хозяйка со своей глупой обрезкой перьев! — ворчит он, подтаскивая к себе поближе брошенный в углу дивана плед, — теперь до самой линьки буду дрожать, как тупая утка”. Продолжая бурчать себе под нос, он неуклюже топает вместе с пледом к Арсению, сидящему на середине дивана, просто потому что вместе с кем-то — легче греться. Усаживается вплотную к его бедру, поступая сейчас ровно так же, как делал на последней дикой зимовке, запоздало соображая, что Арсений — вовсе не лебедь. И рука, обернувшая вокруг него плед “гнездом” и осторожно приобнимающая теперь Антона за другой бок — вовсе не чужое лебединое крыло. “Да и похуй, — решает он, — я гусь, у меня гусиный мозг”. — Отдыхайте, мисс, — темнота звучит голосом Арсения, и Антон, не заметивший, как успел заснуть, чувствует почти невесомое прикосновение ласковых пальцев, — спокойных снов.