Хочешь рассмешить бога? Расскажи ему о своих планах.
Разумовский готов был завыть на всю столовую. Ну вот почему именно сейчас? Почему всегда так не вовремя? Это же какая-то шутка, так ведь? В голове ни одного цензурного слова, одни маты. Может, он в прошлой жизни убил кого-то? Серёжа не мог отвести взгляд. Время словно остановилось. Разумовский видел только своего истинного и чувствовал, как медленно в его душе нарастал страх. Он смотрел на парня в старой грязной одежде, неуместной в столовой кожанной куртке, разбитой бровью. А чего только стоили его глаза? Темный, пугающие. От незнакомца исходила аура опасности. В голове Серёжи словно появилась красная табличка со словом – "Беги". Увидев вставшего из-за стола парня, Разумовский вскочил, даже забыв убрать за собой тарелку, практически сбегая из столовой. Да, он поступал определенно некрасиво. Да, его всё равно найдут. Да, он трус. И что?! Он и так держался на грани, а тут ещё истинный нарисовался! Самый верный вариант – пойти в школу. Как же он хотел вернуться в свой класс, снова сесть за любимую первую парту, на перемене услышать голос Игоря, который то обзовёт ботаником, то назовёт гением. Закономерность этих кличек Разумовский так и не вычислил. В школу Серёжа пошел вместе с Макаровым и его сестрой. В душе парень даже слегка позавидовал соседу: тот был не одинок. Хотя… не он один ему наверняка завидовал. Быть может, будь у Серёжи младший брат или сестричка, жизнь не казалась бы таким дерьмом? Школа была такой же унылой, как и детский дом. Серёжа недовольно выдохнул. Теперь он понимал те тупые шутки сравнения «элитных» и обычных школ. Почему он не мог остаться в своем лицее? Да, он был немного дальше, но всё равно в этом же районе. Ну поездил бы он несколько остановок, не умер бы, но нет, будь добр учиться в этом клоповнике! – Ребята, знакомьтесь – это ваш новый одноклассник Серёжа Разумовский. Серёжа, займи любое свободное место. Мальчишка хотел сесть как всегда, на первые парты, может, на вторые, и спокойно учиться, чтоб его никто не отвлекал и… Неожиданный грохот заставил Разумовского чуть ли не подпрыгнуть на месте – Свалил, нахуй. – Волче, охренел?! Подросток обречённо опустил руки, смотря на довольно улыбающегося парня из столовки, который приглашающе отодвинул старый проржавевший стул. – Волков! Это что за поведение?! – женщина даже ударила рукой по своему столу, призывая к порядку. – Лариса Николаевна! Так я ж со всей душой! Серёжа нервно выдохнул. Он надеялся, что хотя бы успеет обдумать всё в школе, придумать что-нибудь и мягко оттолкнуть, дать понять, что это ошибка. Но судьба украла у него и этот шанс. Может, он проклят? Вдруг отцовская шлёндра наслала на него какое-то заклятье? Без особого энтузиазма Разумовский сел за предпоследнюю парту. Ещё никогда он не сидел так далеко от доски. Голова уже начинала болеть. Слишком много впечатлений и событий за одно утро. Да и сосредоточиться было крайне тяжело. Серёжа гнал от себя мысли, что это из-за истинного. Не хватало только учёбу запустить из-за этого полугопника. Хотя тот явно не обладал желанием учиться, сидел и пялил на него, словно на экстравагантный экспонат на выставке современного искусства. Взгляд чёрных глаз определённо нервировал Разумовского. Ещё никогда Серёжа не был так рад звонку. Только парнишка встал, как его схватили за локоть и грубо дёрнули назад. Разумовскому уже не нравилось их знакомство. Хотя чего он мог ожидать от детдомовской гопоты? Счастье, если не использует мат вместо междометий. – Куда же ты поспешил, рыжуля? Хвостом своим крутить передо мной можешь и сидя, какие волосы… – Не тронь! – Серёжа тут же переложил хвост на другое плечо и повернулся лицом к альфе, сглатывая вязкую слюну. И почему он его боится? Мама ведь говорила о бабочках в животе и румянце на щеках. А тут не то что румянца не было, Разумовский и вовсе боялся сейчас в обморок грохнуться. – Уууф, какие мы строгие, но я люблю таких. Говорят, рыжие самые горячие в постели. Проверим, лисёнок? – Волков опустил руку на бедро Серёжи, не отводя взгляд, заглядывая словно в самую душу, проникая в самые потаенные её уголки. Руки истинного напрягали Разумовского, не дарили сказочного спокойствия. Парень даже не пытался отцепить его от себя. Серёжа не знал, что можно ожидать от него. Вдруг он больной на голову? – Может, хотя бы представишься? – О! Прошу прощения, где мои манеры – Олег. Серёже не нравилось, как он по-собственнически притянул его к себе, как сжал его талию, а другой рукой всё-таки стал пропускать пряди волос через свои пальцы. Грязные, поломанные пальцы. Волна ярости начинала накатывать на Разумовского. Он же попросил его не трогать. Он глухой или тупой? – Я же сказал, не трогай мои волосы, – Серёжа положил руку на запястье Волкова, стараясь не показывать агрессию и отцепить от себя парня, выглядеть при этом дружелюбно, насколько позволяли, конечно, его актёрские данные. Неожиданно Серёжа почувствовал, как Олег схватил его волосы на затылке, резко приближая его лицо к своему. На лице Волкова играла самодовольная улыбочка. Он наслаждался лёгким страхом, исходящим от своей омеги. Его забавляли попытки Разумовского показать свои зубки, вот только не на того нарвался. Глупенький маленький мальчик попал в пасть к голодному волку. Волки никогда не упускают свою добычу. – А мне разрешение не требуется, уяснил, рыжуля? Будешь вести себя хорошо, может буду и прислушиваться к тебе по праздникам. Место своё не забывай, и будет тебе счастье и защита моя. Тебе она нужна, признайся, без меня пропадёшь. Серёжа нервно сглотнул. Он точно везунчик. Его альфа - конченный псих, ну или просто ебанутый, пока не разобрался ещё. Желание свалить из школы, из детского дома росло в геометрической прогрессии с каждой секундой. Как же Разумовский хотел высказать всё, что думает, но… – Понял, только отпусти, мне больно.***
Серёжа сидел на прохудившемся матрасе. Он откинул голову на грязную облезлую стену, выдыхая облачко сигаретного дыма. Парнишка сидел у разбитого окна. Холодный дождь капал на остатки подоконника, на его макушку и школьную рубашку. Разумовский никогда бы не думал, что будет шариться по заброшкам в поиске уединения и спокойствия хотя бы ненадолго. Пепел от дешёвой сигареты упал на грязный пол. Ещё полгода назад мальчишка слегка высокомерно закатывал глаза на пристрастившихся к алкоголю и сигаретам ровесников. Готов был кулаком в грудь бить, что вот он никогда не опустится до их уровня. Как говорится, никогда не говори никогда. Легкий мороз прошёл по коже. Разумовский подтянул колени к груди, но уходить не думал. Парень окинул взглядом эту маленькую квартирку еще раз. Когда-то здесь наверняка жила счастливая семья, но от неё остались лишь руины: перевёрнутый стол, разорванное кресло, побитые стеклянные бутылки, бычки от сигарет и использованные шприцы. Эта квартира напоминала его самого. Детские радужные замки, построенные на счастье, любви и доверии, разбились об ужасающую реальность, где не было никакой справедливости и надежды на светлое будущее. Послышался шум с лестницы, скрип двери, и в проёме появился парень, брезгливо отпихивающий кроссовком шприцы и осколки стёкол. – Так и знал, что найду тебя здесь. Не страшно сюда приходить? – Гром сел рядом с Серёжей, протягивая ему бутылку энергетика. Разумовский неоднозначно пожал плечами, потушив сигарету о пол. Он начал ходить сюда незадолго до смерти матери. Случайно забрёл и позволил себе впервые попробовать дешёвый алкоголь и мерзкие сигареты. Здесь он не должен был делать вид, что с ним всё хорошо, не должен был притворяться сильным ради матери, здесь он мог быть сломанным и слабым. – Как тебе в детдоме? – Нормально, с соседом повезло, могло быть хуже. Серёжа пока ещё не был готов говорить об истинном, который напугал его до чёртиков и трясущихся коленок. Олег пугал его лишь одним своим присутствием. Как ему сосредоточиться на уроках, когда по ощущениям рядом с ним сидит дикий зверь, готовый на него наброситься? Парень до сих пор ощущал на своём затылке пальцы Волкова, сжимающие его пряди, до боли натягивающие их, словно вот-вот вырвет. С этим человеком было бессмысленно договариваться и о чём-то просить. Мнение Серёжи для него было не важнее мнения проходимца. – Ты чего задумчивый такой? – Игорь заметил опущенные плечи друга, мелко подрагивающие пальцы и бесцельный, обращённый взгляд в пустоту. Хотя Серёжа назвал бы этот взгляд смирившимся и обречённым. Последняя ниточка надежды оборвалась. Он навсегда останется на самом дне общества, никогда никому не сможет ничего доказать, не сможет утереть этой мымре нос, не сможет … достойно прожить свою жалкую жизнь. Разумовский был уверен, что Волков утянет его на дно. Не важно как, но… Отношения с ним не приведут ни к чему хорошему. В этом парень был уверен. – О Марго думаю. Как она? – Нормально, мяукает много. Постелил ей твою толстовку на кресло, вроде заснула. Привыкнет, да и ты заходи к нам лучше, а то, Серый, башку ж проломят когда-нибудь тебе в этой заброшке. "Зато маму увижу…" – Тогда завтра приду.***
Раньше Разумовский любил рисовать. Закончил художественную школу. Мама всегда хвалила его рисунки и с гордостью вешала их на холодильник или убирала в специальную папочку. Но желание рисовать, что-то создавать умерло вместе с матерью. Вздохнув и откинув в сторону карандаш с последним скетчбуком, подаренным его мамой, Разумовский лёг на кровать. Вроде бы он думал обо всём и сразу, а вроде в его голове была сплошная пустота. Бесцельно парень стал листать ленту инстаграма, как наткнулся на фотографию отца и его любовницы. Они счастливо улыбались ему с экрана телефона, из его квартиры, попивая дорогое красное вино, а между ними сидела маленькая заносчивая девочка. Разумовский сжал телефон в своих руках, на глазах вновь навернулись слёзы, а губы задрожали. Как отец мог так поступить с ним? С мамой? Чем эта дрянь лучше него? Почему он не подумал, как будет страдать его единственный ребёнок? Ярость вперемешку с отчаянием застряли немым криком в горле. Хотелось рвать и метать. Хотелось определенно сделать какую-то гадость, хотя бы немного насолить, чтоб отравить их жизнь, но что он мог сделать? Разумовский, не раздумывая, кинул телефон в стену, заставив спокойно сидящего за столом соседа пригнуться и снять наушники. Макаров посмотрел на Разумовского шокированным взглядом, лишь через пару секунд выпрямляясь. – Ты чо? Совсем крыша потекла? О, вон, из глаз что-то течёт, – Лёша поднял полностью разбитый смартфон и цокнул, – тебе ремонт никто не оплатит. – Да и к чёрту, – Серёжа лёг на кровать, накрывая голову одеялом, словно прячась от всего мира, мелко подрагивая. Комната подростков погрузилась в полную тишину, неприятно вязкую, пропитанную болью и одиночеством. Послышался скрип стула, звук открывающейся дверцы шкафа, и на подушку рядом с Серёжей, что-то приземлилось. – Дарю, всё равно я им не собирался пользоваться. Разумовский удивленно посмотрел на подарок и разве что рот не открыл. Откуда у Макарова столько денег, что он айфоны соседям дарит? Да причём новенькие, с плёночкой и коробочкой. Может, он сын богатых родителей, которые погибли, но у него есть какой-то свой счет в тайном банке? – Это… это слишком, Лёш, я не могу принять. – Не парься, ладно? Мне не сложно. – Но откуда у тебя столько… таких дорогих вещей? – Серёжа вылез из-под одеяла, стирая дорожки слёз. – М? Тебе ещё не рассказали? Причина, почему со мной не стоит общаться и водить дружбу? – увидев лёгкое покачивание головы, Макаров усмехнулся и почесал затылок, – Если коротко, то мой истинный – Кирилл Гречкин. Думаю, дальше и так понятно, откуда у меня столько всего, и почему меня недолюбливают остальные. Даже далёкий от тусовок и какой-то обычной подростковой жизни Разумовский знал эту личность. Его знал чуть ли не весь Петербург. Он был скандальным мажором, тратящим деньги на крутые машины, клубы и прожигание своей бессмысленной жизни. Но Серёжа и подумать не мог, что судьба могла связать настолько разных людей. – А почему… – Не заберёт меня? – Макаров старался не показывать, но для него это определенно была болезненная тема. Должно быть, он и сам себе не раз задавал этот вопрос. – Ему это не надо. Я буду мешать ему бухать, курить, употреблять и трахать всё, что движется. А так… ему удобнее. Наверняка он считает себя принцем, да и старается вести себя так. Он уделяет мне внимание, время, да и любую просьбу готов выполнить. Я даже уверен, случись так, что я залечу - меня заберут отсюда. Он хоть и мудак, но ребёнку своему жить здесь не даст, но пока его всё устраивает… то менять он ничего не будет. Серёжа тяжело выдохнул. Должно быть тяжело терпеть такое отношение к тебе. Хотя и вариантов у Макарова нет. От такого человека добровольно не уйдёшь, тем более они связаны… да и куда ему уходить? Так есть хотя бы крошечная надежда, что после выпуска из этого убогого места всё изменится. А вот надежда Разумовского разбилась, как хрустальный шар.***
Прошло почти два месяца с тех пор, как Серёжа стал жить в приюте. Он не мог сказать, что привык, что принял свою новую жизнь, но осознание неизбежности снизошло до него. К счастью Разумовского, Олег контактировал с ним только в школе: списывал контрольные, домашку, мог даже о чём-то поболтать с ним. В какой-то момент Серёжа даже стал улыбаться, общаясь с парнем, думая, что ошибся с первым впечатлением. Наверняка, он просто неправильно понял Волкова. Тот, конечно, не был отличником или выдающимся парнем, но точно не был плохим человеком. Разумовский успокаивал себя, что поведение Олега в первую встречу было обусловлено не его скотским характером, а всплеском гормонов и возможной радостью, что у него появился близкий человек. – Рыжуля, какие у тебя планы после уроков? – Волков не особо парился, что ему скажут учителя и просто сидел, что-то рисуя на парте. Серёжа удивлённо посмотрел на парня. Ещё никогда он не предлагал им прогуляться после школы, да и в детском доме они тоже не особо общались, разве что иногда Волков звал его за стол к их «крутой» компании, где, признаться, Разумовский чувствовал себя неуютно, но не отказывал, боясь обидеть или вовсе разозлить парня. – Собирался сходить к своему другу, у него мой кот живёт. А что? – Кот, значит, – Волков немного пощёлкал ручкой, словно принимая какое-то важное решение, – Окей, когда освободишься? – А с чего ты вдруг? – Рыжуль, имей совесть, а? Я по-человечески то понял тебя, что тебе, блять, отойти надо, похныкать там. Попросил бы - я бы даже, может, типа, побыл подушкой для слёз, но я дал тебе два месяца, – Волков показал два пальца прямо перед лицом Разумовского. – Два грёбанных месяца. Я хочу быть со своей омегой, я и так долго терпел. – Я понял. Разумовский не ожидал, что на какой-то самой обычной перемене резко зайдет разговор об их отношениях, и его определённо это немного напрягло. С другой стороны, он прекрасно понимал, что рано или поздно всё к этому и придёт, а Волков действительно дал ему время, не лез, вроде как даже старался помочь влиться в коллектив. Может, всё действительно не так плохо? Да, пусть Олег немного грубоват и неотёсан, но вдруг в душе он совершенно другой? – Апраксина, 11. Думаю, к четырём освобожусь. – Замётано, рыжуля. Серёжа и не заметил, как быстро закончились уроки и как пролетело время дома у Игоря. Будь бы его воля, он бы продолжил гладить Марго, которая довольно лежала на его коленях, подставляя свой животик. Разумовский сильно нервничал. Он идёт на свидание? Или как назвать их встречу с Олегом? Получается, они в отношениях? А вдруг Волков что-то потребует, а Серёжа будет не в состоянии это выполнить? Тревожное чувство засело где-то глубоко в парне, но он не мог понять, почему. Вот Серёжа открыл тяжёлую металлическую дверь под противный писк домофона. В лицо ударил промёрзлый воздух. А перед глазами предстал знакомый двор. Он буквально жил в парадной напротив. Каждое утро они с Игорем встречались у арки, а вот и скамейка, куда в последние месяцы Серёжа выводил гулять свою маму. Там часто можно было увидеть милых бабулек, но сейчас на ней сидел Волков, куривший тяжёлую дешёвую сигарету. На долю секунды Разумовский увидел, как взгляд Олега потеплел, но тут же он нахмурился, а сам Серёжа почувствовал, как кто-то дёрнул его за хвост. Парень тут же взвился, возмущённо посмотрев на нарушителя личного пространства, вот только сзади стоял Игорь с улыбкой от уха до уха. – Серый, ты рюкзак забыл, совсем меня не слышал. Ладно, удачи вам погулять. – Ага, спасибо, – Серёжа неуверенно выдохнул и посмотрел на помрачневшего Олега. Повисла тяжёлая и неловкая тишина. Серёжа продолжал стоять на месте словно статуя, а Волков молча сверлил его тяжёлым взглядом карих глаз. Атмосфера давила на парня, хотелось взять и уйти, но кто ему позволит это сделать? – Друг, значит. Как друга-то зовут? – Волков потушил сигарету, спрыгнул с лавочки и медленно подошёл к Серёже. Аккуратно поправил выбившуюся прядь из хвоста, но, стоило Разумовскому слегка дернуть головой в сторону, как его тут же схватили за щёки, до боли сжимая, затем перемещая руку к хвосту, наматывая волосы на кулак. – Олеж, ты чего? – парень сглотнул и немного испуганно посмотрел на парня, с трудом высвободившись из его хватки, – Прошу, давай не здесь? Меня здесь все знают… – А что? Стыдно иметь истинного из детского дома? Домашненький наш, напомнить тебе, где ты сам? Или как? Парень готов был разреветься. Олег сильно сжимал его волосы, смотрел с неприкрытой злостью, а хуже всего будет, если эту сцену увидит папина любовница. Вот она порадуется, что Серёжа оказался на дне общества, где с ним даже истинный не считается. – Нет, просто… Игорь он… его отец мент, не хочу, чтоб он нас увидел, и у тебя были проблемы. Серёжа нагло врал. Он, наоборот, хотел, чтоб Константин Игоревич их увидел, забрал его и оформил опеку… хотя Серёже и так каждый раз тяжело возвращаться в родной двор, смотреть на знакомые окна и понуро отводить взгляд. Разумовский почувствовал, как Волков отпустил его волосы, аккуратно поправил и схватил его за руку, словно ничего не произошло, и спокойно вышел вместе с ним из двора. Серёжа чувствовал, как истерика подступает к его горлу. Только стоило ему понадеяться, что Олег не такой уж ужасный, как судьба в который раз ему показала, что счастья в его жизни больше не будет. Серёжа даже не успел понять, как быстро они дошли до детского дома и оказались в комнате Олега. Парень слегка осмотрелся, неуверенно сидя на покосившемся стуле, пока Олег спокойно переодевался в «домашнюю» одежду. Разумовский и не думал уходить, он боялся разозлить этого психа. – Ну чего ты смотришь на меня, словно заяц на волка, а? – Олег с лёгкой ухмылкой подошёл, взяв подбородок Серёжи, оглаживая его большим пальцем, а затем медленно заходя за спину, – Серёж, мы же истинные, ты это понимаешь? – увидев кивок, Волков опустил руки на плечи Разумовского, слегка поглаживая их и массируя, – Ты моя единственная семья, во всем мире только мы теперь есть друг у друга. – Олег, я не понимаю, что сделал не так, ты объясни и мы… – Конечно, – Волков не дал договорить Разумовскому, перебивая его, нежно начиная гладить парня по длинным рыжим волосам, – Серёж, пойми меня. Я… у меня редко бывает что-то именно мое. Постоянно чем-то приходится делиться, а знаешь, как мне это надоело? Я очень оберегаю то, что принадлежит только мне, понимаешь? Молодец, – с довольной интонацией Волков отошёл на шаг назад, что-то взяв со стола и возвращаясь обратно, – Так вот. Ты моя омега. Ты мне судьбой предначертан, а значит, только вместе мы будем счастливы. – Про истинных и счастье полный бред! – почувствовав, как нависло тяжёлое и даже угрожающее молчание, Разумовский тут же затих, сглотнув, сжимая свои руки в кулаки, не решаясь повернуться даже в сторону Олега, – Прости. – Так вот… Только я имею право касаться тебя, ясно? Ты только мой и весь принадлежишь мне… Я не трогал твои волосы, я был очень добрым и учтивым, старался быть хорошим для правильного домашнего мальчика. Думал, что для тебя это что-то сокровенное, память о матери и никто не может их трогать, а тут тебя какой-то парень за хвост хватает, лисёнок. – Этого больше не повторится. Игорь, он никогда не трогал мои волосы раньше. Видимо, я просто не обращал внимания на то, как он меня зовет или… – Тише, – Волков положил ладонь на губы Разумовского, а затем слегка ободряюще похлопал его по щекам. Разумовский нервно выдохнул, но позволил себе расслабиться. Видимо, Волков просто приревновал его. Конечно, для ребёнка из детского дома, который не умеет выражать эмоции… Серёжа всё понимает, не обижается, Олег не псих, сам успокоился, решил поговорить с ним, просто рассказать о своих чувствах, это абсолютно нормально и адекватно. Но, услышав звук ножниц, Серёжа распахнул глаза от ужаса. Он тут же дёрнулся, но резким движением его усадили обратно. Олег сжал остаток его хвоста, безжалостно отрезая. Через несколько секунд волосы рассыпались. Кончики едва доходили до подбородка, края были неровными, а на его колени положили длинный рыжий хвост. Из глаз Разумовского дорожками потекли слёзы. Он со смесью ужаса и неверия посмотрел на возвышающегося усмехающегося над ним Волкова. – Как печально, лисичка без хвоста.