***
Серёжа зашёл в одну из заброшек на окраине города. К его счастью, здесь были практически везде целые окна. Оставаться ночью было страшно, он слышал крики наркоманов, алкоголиков, и подпирал перекошенную дверь остатками стола и стула, а сам всю ночь сидел и позволял себе закрыть глаза лишь ближе к рассвету. Жизнь бродяги парню откровенно не нравилась и не подходила, но он не мог вернуться в тот кошмар, сидеть с Олегом за одной партой и делать вид, словно ничего не произошло. Это было выше его сил. Серёжа был уверен: скоро опека перестанет его искать, и он сможет устроиться на нормальную работу или прийти к Игорю, оставалось потерпеть ещё немного. Разумовский лежал на прохудившемся матрасе в углу комнаты, обнимая свой рюкзак. Он не заметил, как глубоко уснул. Почти неделя недосыпа, страха, плохой еды дали о себе знать. Парень недовольно зажмурился. Он хотел снова заснуть, провалиться в сладкие объятия Морфея еще раз, а потом, может, сходить в какой-нибудь магазин и купить воды и кусок мыла. Навряд ли администратор снова поверит Серёже, что он клиент их клуба и просто потерял свой браслет, скорее всего она просто пожалела его в прошлый раз. Из приятной полудрёмы парня вырвал знакомый звук открытия крышки зажигалки. Серёжа дёрнулся, в ужасе смотря на грязную стену. Разумовский покрылся холодным потом. Он не мог даже вдохнуть затхлый воздух. Парень дотронулся до старой дешёвой кожаной куртки, слегка сжимая её в кулаке. Серёжа медленно обернулся и тут же вскочил, отбрасывая кожанку и рюкзак в сторону, вжимаясь в угол комнаты. В паре метров от Разумовского сидел его ночной кошмар – Олег Волков, смотревший на него с холодной яростью. – Ты поаккуратнее с чужими вещами, рыжуля. Свои порти сколько хочешь, а мои отрабатывать придётся, – Олег выдохнул облачко сигаретного дыма и снял со своей головы капюшон и, словно не замечая животного страха Серёжи, сел рядом с ним по-хозяйски кладя свою руку ему на бедро и сжимая. Разумовский не мог пошевелиться. Он был парализован от страха, не мог даже вдохнуть, губы начинали дрожать, а пальцы цепляться за грязные джинсы. Испуганный взгляд синих глаз метался по небольшой комнате, словно пытаясь найти выход, придумать план как сбежать, как выбраться. – Тс, рыжуль, может объяснишь, чего сбежал-то? Игорёк твой, кстати, дерётся хорошо, – парень довольно усмехнулся, проходясь языком по разбитой губе. – Приходил ко мне, искал тебя. Некрасиво с твоей стороны, слишком много о себе думаешь, бегать за собой заставляешь, хотя чего не сделаешь ради своего истинного, да? Так что не волнуйся, я почти не злюсь на тебя, ведь ты мой самый близкий человек. Кто тебя так напугал? Почему сбежал, лисёнок? Я любому морду-то начищу. «Себе! Себе начисти!», – Разумовский хотел это выкрикнуть в лицо Олега, но лишь сильнее натянул свой капюшон на голову, стараясь укрыться, создать хотя бы небольшой барьер между собой и этим мерзавцем, возомнившем о себе слишком много. Грубым движением Волков скинул фиолетовый капюшон с головы Серёжи, хватая его за рыжие волосы на затылке. Олег резко притянул лицо парня к своему. Между ними оставалось не более пары сантиметров. Разумовский чувствовал на своих губах тёплое, хищное дыхание. Он чувствовал запах Волкова: табака, морозной свежести и дорогого алкоголя. Голова Серёжи пошла кругом. Ему был приятен запах его истинного, но его обладатель пугал его, вгонял в ужас. – Ммм? Красавица, тебе язычок за время путешествия не отрезали? – Олег грубо сжал его щёки, заставляя разомкнуть плотно сжатые губы и поцеловал, хищно проникая в глубь рта Разумовского, опрокидывая его спиной на грязный матрас. Серёжа испуганно замычал, стараясь отпихнуть от себя Волкова, давил на его плечи, но слёзы так и не потекли. Как бы он ни хотел, слёзы не текли. Не уж то он выплакал всё, что у него было? – Не вопи! Бесишь! – Олег тут же отвесил звонкую пощёчину Разумовскому, сжимая его тонкую шею и вдавливая в матрас, – Я оббегал каждую грёбаную заброшку этого сраного города! Я обошёл каждый дряной притон! Ты посмел сбежать! Бросить меня! Ты не имел на это право! Мы ведь созданы друг для друга, как ты не поймешь, лисёнок? – хватка на шее Разумовского ослабла, и Волков уже нежно прошёлся ладонью по покрасневшей щеке Серёжи. Взгляд парня изменился. Он стал теплее, словно в глубине карих глаз плескалось искреннее беспокойство и тревога за близкого человека. Олег заправил прядь рыжих волос за ухо Сергея, не отрывая от него взгляда. – Ты красивый, нежный… домашний лисёнок. Тебе нельзя ходить по таким местам. – У-убери свои руки! Разумовский откинул ладонь Олега и с опаской отполз от парня. Серёжа мелко дрожал. Он не мог успокоиться, пока этот парень сидел рядом с ним, пока он смотрел на него, пока трогал… Олег молча отодвинулся, отводя взгляд, смотря, как солнце уходит за горизонт. Небо окрасилось в нежно-розовый цвет. Молочная дымка накрывала покосившиеся старые здания, практически трущобы, но даже в этом была своя странная и больная романтика, которую не каждый мог заметить и оценить. Розовый ведь цвет любви и нежности? – Серёж… прости меня, слышишь? Я обезумел, был не прав, я хотел извиниться утром перед завтраком, а ты, оказывается, ночью сбежал. Я места себе не находил, неделю не мог ни спать, ни есть, я боялся, винил себя, – парень тяжело выдохнул, наконец переводя взгляд на слегка затихшего Разумовского. – Мне страшно тебя потерять, Серёж, у меня ж никого кроме тебя нет. Лишь подумав, что тебя и этого Игоря что-то связывает, я… я просто обезумел, прости меня. Прошу, дай мне шанс, поверь мне, – Олег аккуратно дотронулся до руки Разумовского, который тут же попытался одёрнуть её, но, к собственному удивлению, оставил её. Парнишка слушал Волкова, не отводил взгляд, смотрел, как эмоции сменялись на его лице, и он действительно почувствовал беспокойство Олега. Сердце сжалось от нахлынувшей на парня жалости. Разумовский укусил губы до крови. – Не надо, не делай себе больно, Серёж, – Волков аккуратно положил ладони на щёки парня и нежно погладил. – Прошу… один шанс, я покажу тебе, что мы можем быть счастливы, я не могу потерять ещё и тебя, только не тебя… мы же семья, Серёж. Разумовский нервно выдохнул. Ничего же не случится, дай он парню один шанс? Если доверится ему? Ведь он тоже виноват, он мог предупредить Игоря о болезненном чувстве собственности Олега, ну или хотя бы не сбегать и позволить Волкову извиниться перед ним. А ведь он действительно нашёл его, укрыл, охранял, пока Серёжа спал. – Хорошо… один и последний, понял? Ответом Разумовскому послужил жаркий поцелуй и крепкие объятия. Он ведь не пожалеет о принятом решении? Каждый ведь заслуживает второй шанс?***
Серёжа вернулся в детский дом. К его счастью, воспитатели не стали слишком сильно ругать парня. Жизнь в целом перестала быть серой, с привкусом какой-то дряни. Олег был всегда рядом, заботился, как умел, чем умилял Разумовского. Вот только два месяца тишины и спокойствия рано или поздно должны были закончиться. Парень проснулся с дикой тошнотой. Серёжа дернулся, чтоб хотя бы выбежать из комнаты, но вчерашний ужин вывернулся из парня в единственную урну, стоящую у входа. – И тебе доброе утро, Серый, – Макаров недовольно посмотрел на часы и уткнулся лицом в подушку, промычав, что-то под нос, – Шесть утра… ты не мог страдать от похмелья на два часа позже? – Я не пил вчера! – А чего блюешь с утра по раньше? – Лёша нехотя сел, стянув с глаз маску для сна и посильнее включил обогреватель, закутываясь в плед. –… Блять, ты блюешь по утрам. – И? Съел что-то не то, еда в этом месте отвратная, хочу сказать, – парень лёг обратно на кровать и закутался в своё одеяло, собираясь всё-таки доспать положенные ему два часа, если даже сосед теперь не уснёт. – По-братски, сходи в туалет, вымой урну и на вот, – Лёша достал из глубины своей тумбочки дорогой тест на беременность. – Что? Или вы с Волковым, когда просите меня свалить на пару часов, в шахматы играете? – Да нет… тебе-то откуда знать? – Разумовский в шоке смотрел на коробочку, сглатывая нервный ком в горле. Только этой проблемы ему не хватало. Что может быть лучше беременной малолетки в детском доме? – Поверь мне, Кирилл меня с этой темой затрахал, чтоб я не проворонил ничего, лучше иди перестрахуйся, окей да? Молча Серёжа встал, чуть не упав обратно, правда, об урне уже и думать забыл. Сейчас ему оставалось только молиться, чтоб Макаров просто оказался паникёром и был неправ. Вот только какое-то внутреннее чувство твердило ему об обратном. Разумовский сидел в туалете, не решаясь посмотреть на результат теста. Зачем он вообще пошёл его делать? Он ведь наверняка отрицательный. Серёжа был уверен в этом. Какие дети в 15 лет? Просто чушь! Парень нервно отбивал только ему известный ритм носком по кафельному полу в туалете. Обычно здесь невозможно было долго находиться. Ужасный запах, который и у простого человека вызывает приступы тошноты, окно было ужасно продуваемым, да и протекающая труба действовала на нервы. – Эй, ты живой там? – Макаров, закутавшийся в тёплый халат, постучал в единственную запертую дверцу. Если бы Лёша курил, этот момент идеально бы для этого подходил. Серёжа молча вышел, всё еще не посмотрев на результаты. Лёша же просто вырвал тест из рук и усмехнулся, отдавая его обратно Разумовскому. – Ну и что делать с этим будешь? Серёжа наконец-то опустил взгляд на тест и, если бы не подхвативший его друг, точно упал бы на кафельный пол и разбил бы свои колени. Паника накрывала Разумовского. Что ему делать? Куда идти? Бежать? Как вообще поступить? Может, скрыть и наглотаться таблеток, говорят, помогает… – Так, вижу, соображать не можешь. Сегодня в школу не пойдём. Прогуляем, ясно? Сходим к врачу, и он скажет, что делать. Есть мизерный шанс, что он вообще ложноположительный. Рассчитывать на это, конечно, не стоит, но… – Я не могу… не могу, если пойду под моим именем, они сообщат об этом отцу, я не хочу, чтоб он знал, и узнала эта дрянь, нет, только не это, я... – Блять, перестань ныть, а? Значит, пойдёшь под моим именем, на карточке фотки нет, так что всё будет нормально. А ну успокойся, истеричка! – Макаров схватил трясущегося друга и сунул его голову под кран раковины. – Всё? Взял себя в руки, или повторим? Перебудим всех нахуй, этого хочешь?! – Н-нет, я-я спокоен, всё понял.***
Если Серёжа думал, что хуже уже некуда, и он и так оказался на самом дне, то сегодня со дна ему постучали и распахнули двери в эту бездну. Разумовский сидел в своей комнате, сжимая чёртову справку с освобождением от грёбанной физкультуры из-за шестой недели беременности. Вот только, что дальше делать, он не представлял. Конечно, о том, чтобы родить, и речи идти не могло. А как сделать аборт, чтоб об этом не узнала директор детского дома и – что более важно – шалава его отца? А Серёжа был уверен, она будет злорадствовать, узнав, как скатился Разумовский, в какой яме оказался. Ей и поводов раньше не нужно было, чтоб принизить его достоинства в глазах его отца, а теперь… она может ему с три короба наплести. Разумовский хотел было уйти на свою заброшку, посидеть в одиночестве, но Макаров не дал ему сбежать и практически притащил обратно. Видимо, испугался, что Серёжа снова может сбежать куда-то на неделю. Время текло слишком медленно. Стрелки часов словно специально замедлили ход. Серёжа думал, что вот-вот – и его сердце выскочит из груди. Он не мог больше терпеть. Парень считал каждую минуту до прихода Волкова из школы. Ему было необходимо это обсудить с ним, Разумовский хотел получить поддержку, объятия и заботу. "Я надеюсь, Олег не захочет оставить ребёнка, мы же оба к этому не готовы… ни о каком ребёнке и речи быть не может. Он обязан поддержать меня! В конце концов, не я один виноват в этой ситуации." Услышав шум из коридора, Серёжа практически выскочил из комнаты, подбегая к лестнице, чуть ли не врезаясь в Волкова, который тут же схватил его за плечи, не давая упасть. Волков добродушно улыбнулся и потянулся за долгожданным поцелуем, который ему не додали этим утром после завтрака. – Рыжуль, ты чего? Почему тебя, кстати, в школе не было? Я сказал, что у тебя голова болит. – Поговорить надо… срочно, где нас никто не услышит. Знаешь место? Олег удивленно выгнул бровь, но кивнул и немного грубовато схватил Разумовского и завел того на чердак в складское помещение. Здесь редко кто бывал, скопившаяся пыль на коробках и ползающие пауки подтверждали это. А еще это помещение совершенно не отапливалось и находилось прямо под крышей: зимой – холодно, летом – жарко. – Ну? – Волков, не раздумывая, стряхнул пыль и усадил на какую-то коробку Серёжу, становясь между его ног, оставляя поцелуи на его бледной тонкой шейке. – Олег, постой, – Разумовский слегка надавил на плечи парня, заставляя того недовольно оторваться и с нескрываемой досадой выдохнуть и уставиться в голубые глаза напротив. – Ладно, слушаю, что ж такое-то произошло? – Я… жду ребенка. Серёжа ждал разной реакции от Олега: гнев, радость, даже полное отсутствие реакции, но… смех? Волков не походил на человека, который может впасть в истерический припадок. Может, так рад? Хотя глаза наоборот… потемнели. – Слушай, рыжуль, этой шутке сто лет в обед, всё? Пооригинальнее не мог чего-нибудь придумать, ты же у меня умная лисичка? – Я не шучу! – Разумовский тут же нахмурился, слабо толкнув Волкова в плечо. Вот ему было совершенно не до смеха. Он не понимал, что ему делать, что будет с его жизнью, а тут ему ещё и не верят! Просто какое-то дурацкое фееричное комбо! – Не шутишь, значит, – Волков обманчиво нежно провёл рукой по плечу Серёжи, а затем резко сжал его шею, вжимая в стену, ударив Разумовского затылком о бетон, так, что у того всё закружилось перед глазами. – Ну и кто он? Кто отец твоего блядского ребёнка, шлюха?! Игорь твой сраный, да?! – Что? – Серёжа испуганно сжался, даже не обращая внимания на пульсирующую боль в голове. Он боялся, что Олег может и вовсе его в живот ударить или убить. – Это твой ребёнок, Олег! Я не изменял тебе! Я… Я… Олег… ты меня пугаешь, прекрати! – Прекратить?! Я тут пляшу вокруг тебя, угождаю твоим дурацким прихотям, а ты изменяешь мне, сука рыжая! – Волков отвесил Разумовскому такую сильную пощёчину, что парень упал на пол. – Мы каждый грёбаный раз предохранялись! Да я ни разу не пренебрёг защитой! Серёжа стоял на коленях. Он боялся пошевелиться, даже вдохнуть, он мог только царапать пол, ломая ногти, и надеяться, что Олег уйдёт, не будет его дальше бить, не будет оскорблять и забудет обо всём. Что всё станет как раньше… ведь эти два месяца были такими хорошими. – Знаешь, что Серёжа? Это не мои проблемы, решай их сам, мне не нужен твой ребёнок. Не повесишь на меня, слышишь? Избавься от этого отродья побыстрее, и я, может, смогу простить твою измену. Хлопок двери оглушил Разумовского. Он хотел заплакать, но… и в этот раз не получилось, и его продолжала бить дрожь.***
Разумовский сидел в гостиной Игоря и поглаживал ластившуюся к нему Марго. Он совершенно не слышал, что ему говорит Гром. Вроде бы, что-то про соревнования по борьбе и про какую-то сложную контрольную по физике… или информатике? Серёжа давно потерял нить разговора. Нервы были накалены до предела. Он не решался несколько дней, но откладывать дальше не мог. В сумке лежала упаковка ибупрофена и экстази. Серёжа не собирался пить всё, нужно было лишь вызвать выкидыш и избавиться от проблемы, которая может разрушить ему всю жизнь. Разумовский должен был это сделать, через не хочу, не могу, боюсь и страшно. Обязан, ради себя… – Серый, ты меня вообще слушаешь? Ты словно в транс впал. – А? Да, прости пожалуйста, а можно у вас ванну принять? Так давно нормально не мылся, у нас очень холодно. – Да без проблем, иди, конечно… Серёж, у тебя всё хорошо? – Конечно, не парься, – Разумовский похлопал друга по плечу и зашел в ванную комнату, дверь которой держалась на божьем слове и молитвах, иначе, почему она всё ещё не упала, он не представляет. Быстро настроив воду до умеренно горячей, Серёжа тут же достал две небольшие баночки с таблетками. Ком в горле застрял. Ему казалось, слёзы всё же вот-вот должны потечь, но он ошибся и горько усмехнулся. Со стороны он, должно быть, выглядит очень стойким и сильным. Как хорошо, что никто не может заглянуть к нему в душу. Выдохнув, парень набрал стакан воды из-под крана и высыпал на ладонь горстку таблеток вперемешку. Ладонь слегка дрожала. Парню было страшно. Но, как Волков и сказал, это только ЕГО проблема, и решать её он должен сам. – Прости меня, маленький… прости, ты ещё родишься, просто попозже, договорились? Когда я стану успешным, богатым, и смогу купить тебе все игрушки мира. – Эй, Серый, я тебе новое полотенце принёс, я не смот… блять, ты что творишь?! – Гром тут же схватил друга за руку заставив его скинуть таблетки в ванну. Игорь тут же перехватил друга поперек талии и вытащил из ванной. Парень не мог подумать, что Серёжа окажется таким сильным и начнёт сопротивляться и вырываться. – Отпусти! Ты не понимаешь! – Серый, блять, это не выход, слышишь?! Да, тебя всё заебало, понимаю, но я же рядом! Отец мой тоже, мы же не бросаем тебя! Ну не тупи, жизнь не губи свою, дурак! А вдруг не сдохнешь и овощем станешь?! Тебе оно надо?! – Что?! Да я не собирался! Ты вообще всё не так понял, Игорь! – всё-таки вывернувшись из хватки друга, Разумовский выдохнул и сел на старый скрипучий диван, прикидывая дальнейший план действий. Экстази ещё осталось, а вот лишних денег на ибупрофен нет. Можно попросить, конечно, Макарова… на крайний случай выпросить пару сотен у воспитательницы и вернуть ей со стипендии, но придется тратить на это драгоценное время! – Конечно! А что это тогда было?! – Гром от раздражения всплеснул руками. Вот так и хотелось зарядить по одной слишком умной рыжей голове, от которой у его обладателя иногда лишь одни проблемы. – Аборт! Я пытался сделать аборт! Доволен?! Успокойся! Мне теперь надо придумать, что делать, – Разумовский раздраженно сдул чёлку, стуча пальцами по подлокотнику. Вот не мог Игорь зайти на пару минут позже? В квартире повисла мёртвая тишина. Даже половицы перестали скрипеть, а звуки с улицы не доносились. Разумовский посмотрел на друга и нервно выдохнул. Вот не хотел он его втягивать в свои проблемы, и опять. – Ты… дебил? – Вот только не переубеждай меня! Я уже всё решил! – Да… я не собирался. Но дома? Серьёзно?! Ты в курсе, как часто это заканчивается кровотечениями и невозможностью в последствии родить?! Кто из нас вообще умник? – Гром нервно выдохнул и выпил залпом стакан воды, – Послушай… лучше ко врачу. – Я был у него, под другим именем правда, но заносить в карточку Макарова, что он делал аборт, не хочу. А если сам пойду, сообщат в детский дом, а там и отцу и этой бляди. Не хочу, чтоб она радовалась, а то ещё пол в моей квартире от счастья зассыт. – Ну да! Давай лучше мы сдохнем от кровотечения и утрём ей нос! – Знаешь, что?! Критикуешь – предлагай! – нервы Разумовского готовы были вот-вот сдать, его откровенно начинало трясти от злости на себя, на Игоря, на весь мир. Внутри парня был настоящий клубок чувств и эмоций, который, как бы он ни хотел, не мог переварить. – Ну… можем подождать батю, он явно что-то предложит. Ну или… ты можешь родить, и если твой Волков против, то… ну, можешь записать на меня. Серёжа замер, смотря на точку перед собой, медленно поворачивая голову в сторону сидящего парня рядом. Он сейчас не ослышался? Игорь готов был записать себя отцом его ребёнка? Какой в здравом уме альфа будет записывать на себя чужого ребёнка, не каждый родной отец готов признать своего… Так мог поступить только до одури влюблённый. Разумовский смотрел на слегка смущенное лицо Игоря. И как он раньше не замечал? Друзья… друзья. А его друг ведь влюблён в него. Не хватало только спросить, как давно? Какой же он слепой дурак, не замечал очевидного! А вот Волков, видимо, сразу понял, вот и стал ревновать. Серёжа никогда не мог подумать, что может стать участником любовного треугольника. Хоть гарем открывай. Неожиданный скрип двери вывел Разумовского из своих мыслей… – Пап, а Серёжа беременный! Что делать? Не успевший даже снять обувь Константин Гром уставился на двух подростков тяжёлым, уставшим взглядом. Вечер обещал быть весёлым.***
Разумовский сидел во дворе на старой лавочке. Ещё утром он был в растерянности, с неподъёмным грузом на плечах, а сейчас… лишь за один вечер жизнь вновь приобрела краски, появилось желание дышать полной грудью. К чёрту Волкова, пусть он катится в самый ад, что он, в конце концов, может ему сделать? Изобьёт? Пусть попробует, наверняка ему потом не понравится сидеть в камере или разбираться с Игорем или его отцом. Да и тем более Серёжа был абсолютно честен с ним – он дал ему второй шанс, Олег сам его упустил. Разумовский посмотрел на бумажку в своих руках. Срок беременности семь недель. Аборт запланирован через три дня в частной клинике. Наверняка Константину Игоревичу придется заплатить немаленькую сумму, но это решало все проблемы Серёжи. Да и теперь у парня наконец-то появился выбор. Он мог оставить ребёнка, записать отцом Игоря, уйти из детского дома и жить вместе с Громами. Да, придётся тяжело, но зато у него появится дом, искренне любящий человек рядом. С губ Серёжи сорвался смешок. На секунду ему даже жалко стало Игоря и Константина. Видимо, каждый человек несёт свое проклятье, и проклятье Громов – любить Разумовских. О безответной любви Константина в этом дворе разве что только собаки не говорили. Все знали о чувствах полицейского, все… кроме его матери. И если бы не беременность Серёжи, он бы тоже никогда не догадался бы о чувствах Игоря. Он может быть счастливым. Он будет счастливым. – Какая интересная бумажка у тебя в руках, малыш. Резко из рук Серёжи выдернули справку. Пребывавший в своих мыслях, Разумовский резко подскочил на ноги, с ненавистью взглянул на глупую блондинку, читающую справку. Злость заклокотала внутри парня. Как она вообще смеет к нему подходить, заговаривать с ним и тем более что-то отбирать у него?! Мало забрала?! – Отдай! Тебя это не касается! – парень попытался вырвать бумажку из рук ненавистной ему женщины – О! Ну как же не касается! Я же жена твоего отца, а тут такой сюрприз. Оказывается, он скоро дедушкой станет. Когда сообщить собирался, малыш? – Не смей меня так называть! И отцу ничего не вздумай сказать, дрянь! Девушка наигранно печально покачала головой, демонстративно складывая справку и убирая её в зону своего вульгарного декольте. Анжела слегка махнула переосветлёнными волосами, победоносно ухмыляясь. – Ну чего ты такой грубый, Серёженька? Я же со всей душой тебя поздравляю, а ты так несправедливо груб со мной! Ну же, прошу, расскажи, кто отец малыша? Тот гопник, который тебя встречает здесь, или дружок твой – Игорь? Или может… ты и вовсе не знаешь? Продавать себя стал, да? – Ч-что ты такое говоришь? – парень шокировано посмотрел на девушку. Как она могла вообще такое подумать? Он бы никогда не опустился до такой грязи, ни за что не стал бы продавать своё тело. Но, словно вспышками, стали появляться образы старых знакомых, которых он встречал во дворе. Презрение, жалость, отвращение. Вот чем были наполнены взгляды соседей. Разумовский сжал свою голову, пульсирующая боль нарастала в висках, готовясь разорвать его черепушку. Она опозорила его. Распустила грязные слухи. А эти люди поверили ей! Этой проститутке! Вот только в их глазах шлюха вовсе не она, а он… – Ой да ладно тебе, годом раньше, годом позже, ты бы всё равно дошёл бы до этого. Из детского дома путь один. У тебя ни дома, ни денег, а выживать пришлось бы. Это было несправедливо! Он не мог больше стоять на ногах и упал обратно на скамью. Как Серёжа мог снова появиться здесь? Эти люди презирают его, насмехаются над ним, зная, что ему пришлось пережить. А эта стерва только и рада. – За что? За что ты так меня ненавидишь? Ч-что я тебе сделал? – голос Разумовского задрожал, как и весь он сам. Почему? Чем он заслужил такое отношение? – М? – Анжела, собравшаяся уже уйти, притворно ласково посмотрела на разбитого парнишку и подошла, нежно запуская пальцы в его рыжие волосы. – Глупый маленький мальчик. Знаешь… жизнь, она… справедлива. Когда я встретила твоего отца, я удивилась узнав, что он Разумовский. А как оказалось, он взял фамилию жены. А вот жёнушка его… из тех самых Разумовских, потомков графьёв. Как же меня тогда зависть пробрала. Я приехала из небольшой деревни под Красноярском, всего добивалась сама, а кому-то просто повезло родиться в нужной семье. Это так несправедливо, тебе не кажется, малыш? – девушка продолжала гладить Серёжу, словно какую-то ручную зверушку. – Когда-то Разумовским принадлежал весь этот дом, можешь себе представить? Потом пришли большевики, и вам досталась одна небольшая комнатка, ужасно… справедливо. Вам наконец-то показали ваше место тем, что обошлись с вами ничем не лучше чем с обычными людьми. А потом случились 90-е… и твой покойный дедушка смог приватизировать самую большую квартиру. А затем пришла твоя мать, сильная, независимая и больно амбициозная. Представляешь? У неё были накопления, и она собиралась купить ещё квартиру в этом доме. Такими темпами ты бы смог вернуть весь дом себе! Это отвратительно, такого быть не должно, понимаешь, Серёженька? – девушка гладила юношу по голове, перебирая его шелковистые рыжие пряди. – Да и почему всё должно доставаться таким как вы? Думаете, у вас кровь голубая, да кость белая? Нет… вы такие же как я. Вот я и решила, что достойна жить, как графиня, как и моя дочь. Пришлось подсуетиться, и всё получилось. Представляешь, Серёженька, ты мог быть графом, а стал… никем, – женщина прошептала последние слава на ухо парнишке довольно хищно улыбаясь. Разумовский сидел, зажмурив глаза, сжавшись, пытаясь сильнее закутаться в свою куртку. – Прекрати… хватит. Ты победила, довольна? Что тебе от меня нужно? Ты забрала у меня всё! Почему ты продолжаешь портить мою жизнь?! – Почему же? Пока не всё, вот когда потеряешь свое достоинство, свою врожденную значимость и «знание», что ты человек высшего сорта. Тогда и отстану, – женщина спокойно встала и поцокала на своих высоких каблуках прямиком к подъезду. – Стой! Отдай справку хотя бы! Девушка словно не слышала Серёжу, но парень перегородил ей путь. Эта справка нужна была ему. Там было фото УЗИ, его ребёнка… он не мог позволить ему попасть ей в руки. Только не этой злобной суке. – Пропусти! – Анжела толкнула парня в грудь, собираясь пройти мимо него. Серёжа словно видел всё в замедленной съемке. Вот он хватает ненавистную девушку за руку, собираясь встряхнуть её. Вот она вырывает руку, что-то кричит ему в лицо, и он толкает её в грудь. Разумовский замер. Кровь из головы этой дряни текла прямо в водосток. Её безжизненный взгляд смотрел куда-то в сторону. Парень сглотнул и, осмотревшись, присел, пытаясь нащупать пульс на её шее и отшатнулся, падая назад. Она была мертва! – Господи… я убил её… нет… только не это! Твою мать! Серёжа тут же рванул к домофону, чтоб вызвонить Громов. Но только он набрал номер квартиры, как мурашки пробрали его. Нет, он не мог втягивать в это Игоря и его отца. Да и что они сделают? Константин Игоревич полицейский – арестует его. Игорь? А что Игорь? Возьмёт вину на себя? Вот только отец не даст. Нет он не может поставить Громов перед таким моральным выбором, особенно Игоря. Долг или любовь? А потом всю жизнь жалеть об этом? Он не мог так поступить с Игорем… он стал ему больше, чем другом. Дрожащими руками Серёжа достал свой телефон, нервно кусая свои губы из-за долгих гудков. – Олег…***
Старая девятка с каким-то противным скрипом припарковалась посреди огромной помойки. Даже находясь в плотно запертой машине, можно было прочувствовать все эти благовония. Лишь один вид помойки Зильченко вызывал приступ дурноты. – На месте сиди, – Олег грубо надавил на грудь парня и вышел, хлопнув дверью. Серёжа закрыл глаза и старался глубоко дышать, успокоиться. Разумовский был уверен, Волков надёжно спрячет тело. Почему-то сомнений в том, что Олег согласится помочь ему, не было. Парень не знал, сколько прошло времени, но, когда пришёл Волков, гнетущее молчание продолжилось вплоть до момента, пока они не доехали до детского дома. Серёжа стоял чуть в отдалении, пока Олег отдавал ключи от машины и о чём-то говорил с группой пацанов. Разумовского это напрягало, но он готов был потерпеть. Если бы не Олег, всё могло бы закончиться куда хуже. – Пошли спать, рыжуля. – Олег, постой… нам надо поговорить. – Поговорим, как решишь свою пузатую проблему. Я и так тебе авансом помог, завались. – Да постой ты, – Серёжа нервно выдохнул и схватил Олега за локоть аккуратно подтягивая его к себе. – Спасибо. Ты меня очень выручил. – Это называется – жопу спас, а выручаешь ты меня на дурацких контрольных. Разницу чувствуешь? – Волков нахмурился, но откинулся на стену приюта и достал сигарету, закурив, сверля взглядом стоящего напротив Разумовского. – Да… да, прости, за всё и за то, что втянул, и в общем тоже, – Серёжа неуверенно поправил прядь волос, не решаясь взглянуть в глаза напротив. Хоть Волков и помог ему, но продолжал вызывать ужас. – Ладно, проехали, аборт сделаешь – и всё будет как раньше. Не переживай, рыжуль, я отходчивый. – А… насчёт этого… я не буду делать аборт. Игорь признает его своим ребёнком, и тогда Константин Игоревич сможет забрать меня домой и … в общем, я завтра сообщу об этом директрисе, и на днях меня заберут Громы, так что… никакого как раньше не будет. Удачи тебе, надеюсь ты встретишь того, кто тебя полюбит. Серёжа постарался улыбнуться и поставить все точки над i. Он хотел, чтоб Волков перестал питать иллюзорные надежды на их светлое будущее, которого не будет. Они действительно из абсолютно разных миров, которые абсолютно случайно пересеклись. Им не быть вместе. Так будет лучше для них двоих. Разумовский вздрогнул почувствовав, как его схватили за плечи и с силой толкнули в стену, да так что голова снова начала болеть. Серёжа распахнул глаза и сглотнул. В паре сантиметров от него было лицо Олега. – Ха, какой ты интересный, Серёж. Значит, как труп вывезти, как кровь оттирать от асфальта, так это ты меня зовешь, а как остальное – так к Игорьку? Нееет, так дело не пойдет, милый мой. Только я, слышишь? Только я знаю, где труп той тёлки. Я в любой момент могу пойти в полицию и всё рассказать. Да, я определенно сяду, но и ты дорогой мой сядешь. Мы теперь связаны не только связью, теперь мы навсегда вместе Серёжа. Нав-сег-да.