Секрет госсекретаря

Когда Генрих сделал несколько шагов в дом Кромвеля, он и не думал, что весь интерьер будет отражением его хозяина. Бесконечное число книг, выставленных на книжных полках, занимающие всю стену, снова напоминали об эрудированности и начитанности первого министра. Генрих хотел было подойти ближе, посмотреть какие книги были интересны его слуге. Хотел узнать, было ли среди них что-то запретное. Но Грегори уже стоял у лестницы, которая должна была вести в спальню Кромвеля. Прежде чем пройти дальше, он заметил, что Грегори стоял на месте, словно окаменевший. Он все больше изливался потом. Казалось, что даже в уголках его глаз стала накапливаться влага. "Наверное, он понимает, что ждет его отца." - Подумал Генрих, даже немного пожалев юношу. - Тебе не нужно сопровождать меня дальше. Останься здесь. - Ваше Величество, - Грегори снова низко поклонился, но голову уже не поднимал. Генрих заметил как по линии носа юноши прошлась капля, опувшая вниз. Если бы парень поднял голову, он бы не удивился, увидев следы слез. "Какой отец будет так мучить своего сына." - С яростью подумал Генрих. Перед его глазами промчались образы его собственного недавно рожденного преемника, которого он любит всем своим сердцем. И потому он стал еще больше презирать Кромвеля. "Неужели у нас в королевстве нет приличных дам-бет? Неужели тебе нужно было возлечь с теми, с кем тебе не суждено быть? Ты должен был знать свое место, Томас." Поднимаясь наверх, Генрих все больше и больше корил Кромвеля. Но стоило ему подойти к закрытой двери, все его мысли были смыты волной забытого давно чувства. В нос ударил аромат настолько приятный, настолько изысканный, что король даже слегка потерял равновесие. Его тело стало напряженным, а ноги ватными, его зрачки расширились, а внутри не хватало воздуха. Он был не просто ошеломлен. Все его тело ударила молния, передавая неистовую энергию. В последний раз он такое ощущал, когда впервые столкнулся с течкой Анны Болейн, чей запах он до сих пор не мог забыть. И все же предательство этой шлюхи полностью испортило все его воспоминания. Сейчас же он находился в вихре противоречивых эмоций. Столь прекрасный запах был признаком такой же прекрасной омеги. Давно король не был в компании очаравательной дамы, которая могла бы вызвать дождь в его пустыне жизни. Он был рад, что наконец-то хоть кто-то зажег в нем вновь огонек страсти. Но вместе с радостью пришло сшибающее осознание, что столь прекрасная дама находилась сейчас в объятиях недостойного. В объятиях беты, который даже не способен уловить этот неописуемый запах. Нельзя сказать, что король был зол. Он был в бешенстве, которое накапливалось с растущем количеством холодных ночей и встреч с ненавистным платочком. Он был готов вырвать голову Кромвеля своими собственными руками. Он был готов взять силой бедную омегу прямо в его доме перед его безжизненными глазами. Он открыл дверь. Пока Лорду Саффолку было приказано оставаться внизу и ждать короля, растущее нетерпение герцога не оставляло его в покое. Заинтересованный подслушать хоть толику споров между королем и Кромвелем, он простил себе слабое неповиновение королевскому приказу и перешел порог дома. Войдя в дом, он нашел Грегори, тихо сопевшего у лестницы. Такое зрелище непроизвольно вызвала жалость у Чарльза, но он быстро замял ее в глубине души, напоминая себе в чьем доме он находится. Пока он находится во владениях дьявола, любая вещь может оказаться обманом. И все же, не слыша ни звука с верхнего этажа, он оказался раздосадованным и чтобы отвлечь себя хоть как-то, он решил заговорить с мальцом. - Скажи мне, Грегори, ты знаешь, что сейчас ждет твоего отца? - П-прошу вас, милорд, - Грегори старался скрытно вытереть влагу со своих глаз с помощью рукава, - мой отец честный и достойный человек. Все, что он хочет и всегда хотел - это процветание Англии и возвышение Его Величества. - Стой, стой, стой, Грегори, - Чарльз стал мотать головой, не желая слушать медовые речи сына Сатаны, - я начал разговор не для того, чтобы ты заговаривал мне зубы. - Да, милорд... - Грегори снова опустил взгляд вниз. - Прекрати реветь, ты же мужчина. Может твой отец и грешник, но тебя то еще можно хоть как-то спасти. - голос Чарльза стал равнодушным и отстраненным. Он не любил давать пустые обещания, - Ты можешь спасти себя, сказав, какие люди посещали твоего отца во время его периоды болезни. Может быть среди них есть дамы, чьи имена ты запомнил? "Если у нас будут имена омег, с которыми он спал, то ему точно не спастись от казни." - Чарльз уже представлял в своей голове, как стражи уводят Кромвеля в Тауэр, и как он приходит к нему для "допроса". Тем не менее, Грегори кажется не понял, что от него требует герцог: - Дамы? Простите, милорд, но я не совсем понимаю о каких дамах идет речь. - Во взгляде Грегори промелькнуло наконец-то что-то, кроме горя и сожалений. В его голове будто бы задвигались винтики, и его брови нахмурились. - Я не думаю, что ты настолько мал, чтобы не понимать, о чем я говорю, - Чарльз становился раздраженным. Он не мог поверить, что сын Кромвеля станет прикидываться дурачком, чтобы спасти честь отца. Особенно, когда уже и так все предрешено. - Извините, милорд, но я не могу вам помочь, поскольку, действительно, не понимаю. - Грегори поклонился, тем самым, намекая на то, что разговор стоит закончить. "Бессовестный мальчишка, еще и решает, когда я должен перестать спрашивать. Ничего, ладно, сейчас ты можешь строить из себя дурака, но когда мы возьмем тебя под стражу, ты уже, точно, ответишь на все мои вопросы." - Брендон недобро улыбнулся и с рвением вышел из злостного места, пропитанного обманом и распутством. Он уже не мог находиться там ни на секунду дольше. Грегори смотрел вслед уходящего лорда, и задумался о странных вопросах насчет посетителей. Когда Генрих вошел во внутрь, его встретила лишь темнота, которая заполонила всю комнату. Окон здесь не было, а из света горела только одна свеча, и то, тлеющая в дальнем углу спальни. Не видя, и не слыша никого, он уже думал, что здесь и никого и нет, однако четкий аромат феромонов омег, нависающий в комнате, был явным доказательством того, что он не единственный в этой комнате. Возможно, Кромвеля здесь не было, но бедная и прекрасная омега все еще находилась здесь. Когда он входил, он думал, что сразу заявит о себе грозным рычанием, выкрикивая при этом все известные ему ругательства в адрес Томаса. Однако сейчас, он не видел причину своего бешенства, а только еле заметные движения под одеялами и простынями. Он видел лишь руки, закиданные друг на друга и лоскуты черных кудрявых волос. Судя по всему коротких. "Неужели монахиня?" - подумал про себя Генрих. Это бы объясняло почему столь редкий драгоценный камень был скрыт с его взора. Хоть и омегам нельзя было идти в монахини, некоторые из них туда направлялись в слишком раннем возрасте и не знали о своей принадлежности к омегам до полового развития. Наверное, таким образом, Томас Кромвель и находил себе любовниц. Он мог держать лишенных пристанища недавно объявившихся омег. Уязвимых и беззащитных. Прям как одна из них, оставленная без присмотра и должной ласки. Течная омега в ожидании своего альфы. В ожидании Его Величества. Он хотел было приласкать прекрасную заложницу, но вместо этого решил осторожно подойти к краю кровати. Он рассмотрел, что в близи, оставленная омега была свернута клубком, скрытая под одеялом. Он также не мог не заметить, как на взъерошенной простыне были пятна от чего-то мокрого. "Либо смазка, либо..." - дальше король не хотел и думать, что это могло бы быть семя Кромвеля. Но все-таки Генрих был весьма опытным альфой, и был уверен в том, что это следы от смазки. Его член слегка дернулся от осознания того, насколько мокрой была сейчас омега, скрытая под одеялом. Наверное, член беты не доставил ей ни малейшего удовольствия, ни облегчения, раз она до сих пор была на пике своей течки. И тут король решил сделать первый шаг на встрече уже своей омеги. Он негромко представился, чтобы не пугать дрожащую бедняжку. - Прошу прощение за беспокойство. Я Генрих, король Англии, - его голос был невероятно нежным, хоть он уже и был на пределе своей сдержанности. Тяжелое дыхание, которое было заметно под одеялом, на пару секунд остановилось. Король понял, что его услышали и продолжил: - Тебе не стоит беспокоиться. Я здесь, чтобы облегчить твои страдания. Не бойся, я знаю, кто ты. "Ты бедная омега с необычайным запахом, и соответственно, красотой, которая была использована моим подлым и бесчестным слугой." Ладонь омеги сжало простынь под собой и из под одеяла король смог расслышать то ли всхлип, то ли вздох. Король принял это как знак того, что бедная заложница слишком долго ждала того, кто смог бы по достоинству оценить всю ее природу. И уделить ей соответствующее внимание. Однако терпение короля не вечное. Он слишком долго находился без ласки и тепла другого тела, и не может себя уже сдерживать. Он хочет, чтобы омега тоже пошла к нему навстречу. Он хочет, чтобы она раскрыла свои объятия и ноги перед ним. - Я понимаю, что ты сейчас находишься в состоянии течки. Но когда король к тебе обращается, не отвечать ему считается изменой. За такое следует свое наказание. В этот момент, рука, которая только и была видна королю, отпустила простынь и с колебаниями взялось за край одеяла. Медленно стянув его с себя, Томас Кромвель приподнялся, и поприветствовал короля: - Здра... Здраствуйте, Ваше Величество. В этот момент, мир короля перевернулся. Он с испугом отошел назад, чуть ли не запинаясь об собственные пятки. Он схватился за грудь, чтобы успокоить учащенное дыхание. Он не мог поверить, что источником столь прекрасного запаха оказался тот самый Томас Кромвель. Его Томас. Его Томас? Его слуга, первый министр, госсекретарь и хранитель малой печати оказался омегой? Он мужчина и он омега? Генрих никогда не видел, мужчин-омег, ведь еще до его рождения, таких как он либо изгнали, либо повесили. И вот, одно из этих грешных созданий, оказалось тем, кого он наделил чуть ли не абсолютной властью? Все это время, Англией правил мужчина-омега? Говорят, мужчины-омеги считаются грязнее женщин-альф. Те хоть не ложаться под каждого встречного в период течки. А такие, как Кромвель, признаны Папой самим воплощением греха, заслуживающие всеобщего отвращения и оправданной ненависти. И все же, Генрих его не ненавидит. Он не может ненавидеть Томаса Кромвеля, когда из-за него все его тело вспомнило свои основные инстинкты. Нет, сейчас он не чувствует ненависти. Он чувствует только похоть и желание. Но он также зол, что это желание вызвал этот Томас Кромвель. Как же он зол. Он хочет его разорвать на месте, но не знает каким именно способом. Больше всего он ненавидит то, что другие будут его осуждать, если он сделает из Томаса свою фаворитку. Фаворитку? Ты уже думаешь о том, чтобы сделать его своей любовницей? Неужели ты совсем не контроллируешь свои желания? Хотя Генрих всегда знал, что это желания властны над ним, а не он над ними. В это время, Томас Кромвель пытался собрать все свои мысли воедино, чтобы сообразить, что делать дальше. Король Англии пришел к нему домой и теперь, у Томаса нет никаких больше оправданий перед ним. Он теперь не сможет отрицать своей настоящей натуры, и по закону, его должны казнить. Мысль о казне быстро вернула Кромвеля в чувства. Он слегка нахмурился, вспоминая слова короля. "Не бойся, я знаю, кто ты." Сердце быстро заколотилось. Неужели, Генрих всегда знал, кем являлся его самый приближенный советник? "Не зови его Генрих, он твой король." - быстро упрекнул себя Томас. Но, если король знал о его природе, может быть для него все-таки есть спасение? И король прибыл сюда не для ареста его слуги? Нет, выводы делать рано. Его Величество не выглядит дружелюбным, а наоборот. Как всегда, его аура источает такой агрессией, которую Кромвель уже давно привык на себе ощущать. Но, к чему Кромвель не привык, так это запах альфы, желающего его. Да, он может ощущать, как тело короля стала выделять ответные феромоны на запах Томаса. Феромоны альфы служат для успокоения омеги во время течки. Они создают иллюзию безопасности и комфорта. Томас ненавидел это чувство. Еще до того, как он стал жить при дворе, во время течки, это ложное чувство защиты всегда мешало ему ясно расценивать мотивы альф возле него. И сейчас, спустя столько лет, он оказался в точно такой же ситуации. Он не может понять бояться ли ему, или пойти на встречу Королю. Имеет ли он право что-то сказать, или он должен ждать слова Короля? А кто еще здесь, кроме Его Величества? Голова Томаса так сильно кружилась, что он еле улавливал движения вокруг себя. Он лишь сейчас заметил, как его тело стало выделять больше смазки. Ему не стоило стыдиться, ведь это была ответная реакция на феромоны Его Величества. Но тем не менее, он не мог не чувствовать себя виноватым. Грязным. Как же он желал иметь контроль над своим телом. И все-таки, он не мог. Ведь он омега. Хоть ему и удавалось это скрывать, он знал, что когда-то вся правда выплывет наружу. Но, не думал, что именно король его разоблачит. И все же, судя по всему, Его Величество не собиралось его казнить. Приняв молчание короля за знак милости, Кромвель осмелился нарушить нависающую тишину между ними: - Ваше Величество, могу ли я узнать, по какому поводу вы здесь, - он говорил совсем тихо, чтобы скрыть неловкий дрожащий голос. Он постарался встать с кровати, но ноги его не слушались и он обратно упал на нее. Вспомнив, что на нем была только ночная рубашка, Томас стиснул ноги вместе. Но Генрих оставался нем, и только пристально следил за Кромвелем. Он заметил, как взгляд Его Величества остановился на месте, где он только что лежал. Когда Томас слегка повернул голову, чтобы взглянуть самому, он обнаружил большие мокрые следы. Он быстро отвел взгляд назад и почувствовал как к лицу прилила кровь от стыда. Он хотел объясниться перед Его Величеством. - Я-я прошу прощения за этот беспорядок, Ваше Величество, - он говорил быстро и неразборчиво, абсолютно противоположно его обычному образу. Он хотел было привстать и убрать грязную простынь, но его дрожащие руки были остановлены чужими. Генрих стоял буквально в сантиметре от него, возвыщаясь над грешным телом его слуги. Недавно слегка касаемая рука сжалась крепко вокруг его запястий словно тиски. От внезапной силы короля, Томас неслышно зашипел. Он поднял свои широко раскрытые глаза на своего повелителя и встретил в ответ привычный холод его очей. Генрих наклонился прям к уху Кромвеля, и последний оцепенел, затаив дыхание. - Ты знал, что ты прекрасно пахнешь? Сердце Томаса стучало громче его собственных мыслей. Загадочность и нежность этих слов вызвали негодование на лице секретаря. Но вместе с этим, он не мог отрицать нарастающее ощущение тепла в груди. Однако оно быстро сменилось страхом, когда Король поднял и швырнул Томаса к стене. Удар об твердую поверхность заставил легкие лишиться воздуха на какой-то момент. Когда Томас уже хотел наконец-то вдохнуть, король перекрыл ему горло локтем. Недавнее головокружение усилилось еще больше, вдобавок к тянущейся боли в спине. Хотя конечности Кромвеля уже хотели начать дрыгаться, чтобы убрать причину недостатка воздуха, он все же сумел побороть инстинкт самосохранения и заставил себя стоять смирно. Собрав себя воедино, он посмотрел на короля, уже с достаточно решительным, даже грозным взглядом. - Почему я вижу неповиновение в твоих глазах, Томас? Если король захочет взять омегу силой, разве кто-то скажет ему нет? Томас хотел выдавить из себя хоть что-то в свою защиту, но король быстро сменил локоть у горла - ладонью, перекрывающий рот своему лживому слуге. - Нет, Томас. На этот раз, говорю только я, - голубые глаза Генриха горели желанием убить и желанием взять, - Я тебя ненавижу, Томас. Ты клялся служить мне верой и правдой, и все равно, ты обманывал меня. Но главный твой грех это то, что ты заставил меня прийти сюда. Не оказавшись я тут во время твоей течки, я бы смог мыслить здраво, и вынести тебе подобающий приговор, - губы короля говорили прям под ухом Томаса, едва касаясь его шеи, - Но сейчас, я не могу думать ни о чем больше, кроме как воспользоваться твоим положением, - он стал говорить разрывисто, чуть ли не рыча через слово, - Ты и твое безбожное тело делаете из меня грешника, - его рука скользнула по талии Кромвеля, от чего тот задрожал, - Ты заставляешь меня согрешить, Томас. Генрих одновременно укусил мочку уха и сжал бок своего пленника. Он держал его так, словно хотел сорвать кожу. Томас невольно простонал от боли. Но судя по усмешке с другой стороны, можно предположить, что Генриха это только раззадорило. Кромвель не мог поверить, что сейчас с ним все это происходит. Он хотел бежать, но был прикован к стене чужим телом. Он боялся того, что сейчас сделает король. Он знал, что он сделает. Он чувствовал эту похоть с того момента, как только Генрих посмотрел на него. Как только осознал, что Томас был омегой. Ему было страшно. И ему было обидно. Все последние годы своей жизни он отдал на служение стране, и надеялся, что за свои заслуги он получит одобрение короля. Вместо этого, его правитель стоит над ним, тяжело дыша, лапая его самые интимные места. Он любил Генриха, как своего повелителя, и он верил в него, как в монарха, который мог бы очистить Англию от подлых папистов и их низконравных законов. Он надеялся, что Генрих, как и Кромвель, действительно верил в равенство между всеми людьми. Но оказалось, что Его Величество всегда был верен старым законам. Он, как и все другие, видели омегу только как мясо для собственных утех. Коим сейчас является Томас пред глазами Его Величества. "Я для него не ценее дичи, на которую он охотится." - Слезы, которые Кромвель так старался удержать, предательски упали с его глаз.