Второй шанс или Волшебные приключения тети Петуньи

Тишина в баре была практически оглушительной. Мерль бесшумно протирал стойку, и без того идеально чистую. Петунья, выслушав неприятную правду, тупо смотрела на отсветы светильников в поверхности полированного дерева. В голове крутились слова «вы сама себе проблема», и невольно вспомнились все те слова, что она кинула в лицо родителям, прежде чем покинула дом. В груди сжалось, а к глазам подкатили злые слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони. – Как… – вырвалось у нее. – Откуда вы узнали?! – она вздернула голову и впилась требовательным взглядом в его лицо. Он остался таким же невозмутимым и просто продолжил натирать стойку. Закончив, педантично расправил тряпку, убрал ее куда-то вниз и посмотрел на нее в ответ. От его непроницаемых черных глаз пробирало до костей, но Петунья славилась упрямством. Стиснув зубы, она не отвела взгляда, хоть и чувствовала, что вот-вот провалится в какую-то пустоту. Потом он моргнул, и ощущение того, что ее просматривают насквозь, пропало. – Да просто я тоже когда-то был бунтующим старшим сыном. От неожиданности объяснения она вздрогнула и отвела взгляд. Потом снова посмотрела. Как ни крути, привлекательный мужчина за стойкой никак не тянул на бунтаря. – Вы были? – явное недоверие, с каким она сказала эти слова, кажется, позабавило его. Он улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой и какой-то саркастичной, как будто его лицо не привыкло выражать таких эмоций. – Был, конечно. – Он взял себе натертый до прозрачности бокал и кинул в него несколько кубиков льда. Кубики зазвенели, соприкоснувшись с стеклянным дном, и этот звук напомнил Петунии перезвон первой весенней капели. Мерль снял с витрины позади себя одну из бутылок, откупорил ее и наполнил бокал на два пальца зеленой жидкостью. Петунья безотчетно потянула носом – в воздухе запахло свежей весенней листвой, самыми первыми нежными листочками и трепетными почками, что, не боясь еще не отступивших морозов, спешат навстречу солнцу. Отсалютовав Петунье бокалом, Мерль отпил глоток. – Правда, в отличие от вас, я был одарен куда больше моих родичей. Не было у них ни одного умения или таланта, в котором я не мог бы похвастаться более впечатляющими успехами. Петунья озадаченно моргнула. В голове не складывалось. Она попробовала представить себе, что это она – волшебница, а не Лили, так неужто ей было бы против чего бунтовать? Когда вот, твоя мечта у тебя на ладони, разве может быть дело до чего-либо еще? Хотя… – Они вам завидовали? – осторожно предположила она. – Ваши родные? Ответом ей был веселый смех. – Завидовали? Создатель с вами, Петунья, скажете тоже. – Он отпил еще глоток своего зеленого напитка и прикрыл глаза, смакуя вкус. Он настолько откровенно наслаждался этим питьем, что Петунье на минуточку тоже захотелось попробовать. – Более того, даже тогда, когда я пал ниже самого низкого, и о делах, которые я сотворил, нельзя было говорить без омерзения, мой младший брат все еще любил меня. – Он покачал головой, словно удивляясь этому. – Тогда я не понимал этого и считал слабостью. От этих слов ее сердце заныло. Ведь Лили тоже любила ее. Хоть и бывала временами невыносимой зазнайкой. – А теперь? – нетерпеливо спросила она, но вместо ответа Мерль налил ей того же зеленого напитка и пододвинул. – Я… Он хмыкнул. – Я заметил, что вам тоже хочется. Попробуйте. Это домашняя настойка, она совсем не крепкая. Вполне подходящий напиток для благовоспитанной молодой леди, – в последних словах мелькнула легкая насмешка. В другое время Петунья не поддалась бы на подначивание и отказалась. С детских лет она следила за тем, что говорит и делает, иначе, как говорила мама, она не будет принята в обществе. Но в этом странном баре, куда не зашел ни один посетитель, кроме нее, почему-то было легче легкого отодвинуть в сторону вбитые воспитанием принципы и взять в руку бокал. Он был весомо тяжелым, холодным и чуть влажным. Кусочки льда в изумрудно-зеленой настойке на просвет казались драгоценными камнями и перекатывались и позвякивали, стоило немного покачать бокал. Поднеся бокал к носу, она принюхалась. Первое впечатление весенней зелени прошло, уступив аромату аниса и немного цитрусовым. Но аромат все равно нес в себе свежесть и легкость, как в детстве, когда для решения проблемы достаточно съесть любимую конфету или получить мамин поцелуй. Решившись, Петунья сделала осторожный глоток. Губы и кончик языка обожгло, и они немного потеряли чувствительность, но потом жидкость прокатилась по всему языку и достигла гортани. Петунья проглотила и ахнула. Ее язык прямо сейчас переживал феерию вкуса – сладость и горечь, легкая кислинка и летняя терпкость, все смешалось в неповторимый и уникальный вкус. – Как вам? – спросил Мерль. Он небрежно оперся спиной о витрину и, отпивая из своего бокала, внимательно смотрел на нее. – Потрясающе вкусно! – Петунья даже удивилась, когда эти слова вырвались из ее рта. Обычно она сказала бы «неплохо» или даже «достойно», но чтобы вот так, по-простому… впрочем, зайдя в этот бар, она только и делает, что поступает и говорит не так, как надо. – Я почувствовала кислинку. Это ведь какой-то цитрус? И горечь. Похоже на полынь. Я угадала? Но вот главный ингредиент не могу узнать. Точно не анис. Чувствуется свежесть, как от мяты, но… Мерль кивал на каждое ее предположение, а потом ответил: – Это всего лишь эстрагон. Петунья снова пригубила и покатала глоток на языке, смакуя вкус. На родительский кухне мама использовала, в основном, анис и фенхель. Эстрагона там не водилось. Не мудрено, что она не узнала. – Его также называют «тархун». Впрочем, в обоих случаях значение одно – «дракончик». – Интересно, почему, – пробормотала Петунья, чтобы поддержать беседу. Сама она смотрела на стакан в своей руке. Каким-то, не иначе как волшебным образом, напитка в нем стало вполовину меньше, чем было, и ледяные кубики торчали над поверхностью, как остров. Мерль протянул ей зеленую веточку. У растения были узкие и длинные листики без черенков, некоторые раздваивались на конце, как языки змей, и от них исходил тот самый запах. – Как можете видеть, листики похожи на языки драконов. Оттуда и пошло название. – Вам нравятся драконы? – спросила Петунья, и поразилась, как мгновенно изменилось лицо бармена. На несколько мгновений оно смягчилось, и в нем проглянула нежность, с какой обычно матери смотрят на своих драгоценных детей, а затем вернулось прежнее выражение. Но Петунье было уже все ясно. – А я никогда не видела ни одного. Только на картинках в учебнике сестры. – Вы таскали учебники у своей сестры-ведьмы? – с легким изумлением спросил бармен. Она покраснела и спряталась за полупустым бокалом. Затем он со всей серьезностью сказал: – Вы мне нравитесь, Петунья. Вашим поведением вы напоминаете мне меня самого. И мне хочется помочь вам, чтобы вы не пошли по той же дорожке. Поверьте, на ней нет ничего хорошего. Настойка в бокале закончилась, и разговор приобрел серьезный тон. Петунья поставила бокал на стойку, подложив мизинец, чтобы не стукнуть слишком сильно. Мерль забрал бокал и отправил его в мойку. – Пусть мой бар и называется «Рука помощи» и я обязан помочь всякому, кого судьба приведет сюда, все же, не каждому я готов помочь от всего сердца. – Он слегка поклонился, прижав правую руку к груди. – Примете ли вы мою помощь, Петунья? Петунья шмыгнула носом. К глазам снова подкатили слезы, с чего бы, спрашивается. Но в груди было тепло, и горько-сладкий вкус на языке вселял в нее небольшую надежду. – Как вы можете мне помочь, мистер Кори? – спросила она, смахнув слезы. – Я не могу стать такой как моя сестра, даже если буду стараться. Я… – и она рассказала о той давнишней истории с письмом. О том, как невыносимо было видеть и слушать кривляние сестры и ее дружка, когда они нашли ответ Дамблдора в ее комнате, среди ее вещей. И как потом, каждый год она видела, как Лили возвращается из своей школы, и слушала ее рассказы о творимых там чудесах, и была вынуждена справляться с тем, как зависть своей когтистой лапой все сильнее и сильнее сжимала ее нутро. В конце концов, она не смогла больше сдерживаться и наговорила родителям и сестре много, очень много нехороших слов. – Ну и вот… меня уволили, выходного пособия не хватит, чтобы оплатить еще один месяц аренды, а вернуться к родителям… нет. – Вам стыдно, и вам невыносимо просить прощения, потому что на самом деле вы не считаете себя полностью во всем виноватой, – озвучил ее мысли бармен, и она яростно кивнула. Он вздохнул. – Вы и в самом деле похожи на меня. Пусть масштабы несопоставимы, но я тоже когда-то очень сильно завидовал. – Кому же? Он криво усмехнулся. – Нашему отцу. Он… он Творец, и из его рук вышли многие неповторимые вещи. И я с самого… хм, с самого начала хотел уметь точно так же. Отец говорил, что мне не хватает искры, таланта, но я не слушал. Я пытался. – Он развел руками. – Но все, что выходило из моих рук, в лучшем случае было поделками, в худшем – издевательством. – Во время этой речи его лицо помрачнело, и Петунье вдруг снова показалось, что он куда больше, чем простой, пусть и в чем-то магический, бармен. – В конце концов, я скатился до того, что захотел уничтожить все им созданное. Все, до чего мог дотянуться. Петунья сглотнула и осторожно поинтересовалась: – И что случилось? Мерль ответил не сразу. Казалось, его захватили собственные тяжелые воспоминания, от которых на его лицо легли глубокие тени, изуродовав и исказив черты. На мгновение Петунье показалось, что она видит суровый, изможденный лик, увенчанный трехрогой короной, и расползающуюся во все стороны темнотуа, жадную и безжалостную. Она моргнула и видение исчезло. Мерль провел ладонью по лицу, стирая с него давнишнюю боль, и будничным тоном ответил: – Сперва меня наказали. Потом – помогли. И теперь я могу помочь вам, если вы, конечно, согласитесь. Вы согласны? – Вы так и не ответили, в чем будет ваша помощь, – сказала прагматичная и трезвомыслящая часть Петуньи, в то время как ее авантюрной и любопытной половине до смерти хотелось узнать, каким же было наказание. Он улыбнулся. – Мне жаль, но таковы правила. Без вашего согласия я ничего не могу сделать. Но… могу вас заверить, что ничего непоправимого не произойдет. Через год, если вас не устроит моя помощь, вы сможете отказаться и вернуться к прежней жизни. – И что, многие отказались? Ответа не прозвучало. Мерль принялся намывать стаканы, как будто не слышал ее вопроса. – Ну да, это, наверное, тайна, – пробормотала Петунья. Облизнула пересохшие губы. Полезла в сумочку в поисках бальзама для губ, и под руку ей подвернулся сперва конверт с жалким огрызком зарплаты, а потом газета с объявлениями. Лондону по-прежнему требовались медсестры и официантки, а ту вакансию в магазине, наверное, уже закрыли. Надо было сразу туда идти, а не сидеть в баре. Могло показаться, что Петунья уговаривает себя согласиться на авантюру, но на самом деле глубоко внутри нее маленькая девочка, которая хотела учиться магии, проснулась и, моментально приняв решение, с нетерпением ждала своего волшебного приключения. Противиться ей было решительно невозможно, и Петунья, капитулировав, сказала: – Я согласна, чтобы вы помогли мне. Мерль протянул ей руку для рукопожатия. Петунья осторожно вложила свою ладонь в его и охнула от силы пожатия. – С некоторых пор смертные нравятся мне куда больше, чем Первые Дети, – непонятно сказал он и довольно улыбнулся. – В вас больше потенциала, и почти идеально подходите мне. – Петунья моргала и растерянно улыбалась, не зная, как реагировать на эти слова. Он нагнулся, доставая что-то из ящика под стойкой, и затем вложил ей в руку две вещи: прямоугольный кусок картона и большой старый ключ. – Вот вам первая моя помощь: крыша над головой и работа. Может, не так престижно, как место машинистки в офисе, но не в вашем случае перебирать, верно? Петунья растерянно посмотрела на картон. Это оказался билет на автобус. Сверху был написан номер маршрута – 379-1, а чуть ниже место назначения. – Город Раздол? Одинокие земли? – Немного более одинокие, чем были когда-то, да, – подтвердил Мерль. – Но не волнуйтесь, Петунья, место весьма приятное. Не опаздывайте на автобус. Рейс, к сожалению, не регулярный. И как выйдете из автобуса, до забора и направо. Всего хорошего.