Второй шанс или Волшебные приключения тети Петуньи

Внезапное перемещение закончилось также быстро, как началось. Просто сперва Петунья подавилась своим собственным воплем, а когда откашлялась, то с неприятным удивлением обнаружила, что и в самом деле оказалась в баре. Не то что бы она была хорошо знакома с тем, как должен выглядеть типичный бар. Все же это не место для приличной молодой девушки. Но пару раз, еще пока она обучалась на курсах машинисток, ей довелось одним глазком заглянуть в этот мир запретных мужских увлечений. Надо добавить, что ей не понравилось. И сейчас – тоже. Она стояла на небольшом порожке, уровнем выше остального помещения, и смотрела немного сверху. Это было не очень большое вытянутое помещение, разделенное барной стойкой на две неравные половины. Со стороны Петунии вдоль стойки стояло несколько высоких, барных стульев, с другой – возвышалась витрина с многочисленными бутылками. В полутьме, которую разгонял только слабый огонек в масляной лампе на дальнем конце стойки, больше ничего разглядеть не получалось. Все это очень не нравилось Петунии. Она повернулась, собираясь решительно покинуть это место, но обнаружила за спиной только ровную кирпичную стену и полное отсутствие двери. Осторожное прикосновение подтвердило – это точно стена. Холодная и сырая, как и полагается в конце февраля. Отчаявшись, Петунья с силой стукнула по стене кулаком, но только руку отбила. От резкой и острой боли на глаза навернулись слезы, отчего в ее поле зрения все расплылось, но, когда она утерла глаза, ровным счетом ничего не изменилось. – Эй, есть тут кто? – позвала она и шмыгнула носом. Как назло в голову тут же полезли слышанные в детстве страшилки про тех, кто спускался в незнакомый темный подвал и больше никогда оттуда не возвращался. Петунья напрягла слух. Сперва было тихо. Потом раздались шаги – она отшатнулась назад и вжалась спиной в холодную стену, – легко открылась невидимая ей дверь, и вдруг вспыхнул свет. Петунья вытаращилась. Свет лился из изящных ажурных круглых светильников, свисающих с потолка на цепях. Внутри них горел синий огонь, похожий на свет газовых фонарей, но ни неприятного запаха, ни других признаков, присущих ему, не было. – Так у меня гости, – глубокий мужской голос вернул ее в реальность. Он прозвучал так неожиданно, что Петунья перепугалась еще сильнее, неловко дернулась в глупой попытке убежать, ведь убегать было некуда, и, на секунду потеряв равновесие, стала падать. И ее тут же поймали. – Ну же, мисс, будьте осторожнее. Петунья внутренне съежилась – рука, поддерживающая ее за локоть, была большой и теплой. Ее усадили на один из стульев, и только теперь она смогла рассмотреть местного бармена. Он был высоким. Таким высоким, что, даже сидя на высоком стуле, ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Высокий и широкоплечий, похожий на спортсмена-тяжеловеса или, может быть, так выглядели кузнецы. Хотя Петунья, конечно, в жизни своей ни одного настоящего кузнеца не видела. У мужчины были длинные светлые волосы, убранные в прическу, и несколько свободных прядей обрамляли суровое, резкое, лицо. – Добро пожаловать в бар «Рука помощи», мисс, – своим глубоким голосом сказал бармен и пристально взглянул на нее черными, как сливы, глазами. Петунья вздрогнула. Под этим взглядом она чувствовала себя открытой книгой. – Здравствуйте, – пискнула она и крепко вцепилась в сумочку, как будто ничего более незыблемого в мире не было. Он кивнул и ушел за стойку, продемонстрировав свисающую вдоль спины длинную толстую косу. В нескольких местах коса была перехвачена красивыми металлическими зажимами. Золотые, наверное, с легкой завистью подумала Петунья и немного расслабила пальцы. – Это не золото, – словно бы угадав ее мысли, сказал бармен. Петунья почувствовала, как ее лицу стало жарко. – Электрум. Многие посетители часто спрашивают, – небрежно пояснил он. – Мое имя Мерль Кори. К ваши услугам, – он изобразил почтительный поклон. – Что предпочитает молодая леди? Бармен повернулся боком и широким жестом обвел затянутой в черную перчатку рукой витрину за своей спиной. Петунья машинально проследила взглядом за его рукой и мгновенно потерялась среди разнообразных бутылок и этикеток. Бутылки были разного размера, формы и цвета, и жидкости в них тоже были разного цвета. Дома не было принято употреблять алкоголь. Иногда, в особенности в конце тяжелой рабочей недели, отец позволял себе выпить немного бренди – но и только. Матушка порой добавляла ложечку ликера в кофе. Им же с Лили даже близко подходить к крепким напиткам запрещалось. Разумеется, как-то раз Петунья, украдкой, сунула нос в отцовскую бутылку с бренди. Напиток был горьким и обжег ей любопытный язык. После того раза она зареклась пить спиртное. Ну и еще не стоит забывать о папаше Снейпе. Весь городок знал, что он хорошо закладывает за воротник, и почти каждый хоть раз видел его совершенно пьяным. Быть похожей на эту пьяную свинью? Да ни за что. Мимолетное воспоминание заставило Петунию поморщиться и заявить: – Ничего. Я не пью… такое. И внутренне сжалась, готовая к тому, что сейчас это странный мужчина посмотрит на нее с презрением и велит выметаться и не занимать место. Иначе зачем же заходить в бар, если не пить алкоголь? Однако, его реакция удивила ее. Он просто кивнул, принимая к сведению, что мисс не пьет спиртное, и предложил ей молока. От неожиданности Петунья согласилась. Спустя несколько минут перед нею появилось молоко в большой глиняной кружке, похожей скорее на маленький кувшинчик. Стенки кружки были покрыты конденсатом, а над краями нависала гора пушистой молочной пены. Рядом с кружкой бармен поставил тарелочку с печеньем и приглашающе повел рукой. – Угощайтесь, мисс. В воздухе повис вопрос, и Петунья, потянувшись за молоком, представилась: – Петунья Эванс, сэр. – Рад знакомству. Молоко на вкус оказалось сладким и сливочным, в меру холодным, чтобы не заледенеть изнутри, а лишь приятно освежиться – почти такое же, каким было то молоко, что каждое утро молочник оставлял на крыльце их дома, но вкуснее. Вспомнив о родительском доме, Петунья почувствовала, как в носу засвербело, а на глаза наворачиваются слезы. Она заморгала, пытаясь согнать влагу, но одинокая слезинка упрямо скатилась по ее щеке и упала в кружку. В поле ее зрения появился бумажный платок. – Кажется, вы сильно скучаете по дому, мисс Эванс, – заметил Мерль Кори. Петунья бросила на него взгляд украдкой. Мужчина был занят делом – его руки ловко перебирали бутылки, перемещая их с место на место в одном ему известном порядке, подвешивали натертые до безупречной прозрачности бокалы на специальном держателе, звенели многочисленными ложечками, помешивателями и бог-знает-чем еще специально для смешивания коктейлей. И при всем при этом он умудрился заметить, что его ранняя гостья плачет. Петунья промолчала, а чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего, взяла с тарелочки печенье и прикусила его губами. Печенька аппетитно хрустнула и надломилась. Больший кусок остался у нее в руке, а меньший – во рту и тут же начал растворяться на языке, оставляя после себя невообразимую сладость. Петунья закрыла глаза, наслаждаясь вкусом, и вспомнила. Когда-то в детстве, когда она сама была еще совсем маленькой девочкой, а младшая сестра никак не проявляла свою волшебную сущность, и во всем свете не было сестренок дружнее, мама испекла печенье. У него был – точно такой же вкус. Как будто от одного кусочка мир становился сияющим и счастливым, и в нем не было места ни горю, ни печалям. Потом, по мере взросления, этот вкус пропал. И хотя мама все еще пекла то самое печенье, на вкус оно было совершенно другим. Сама того не заметив, она съела все печеньица, что были ей предложены и машинально ухватила пустой воздух, в то время как на тарелочке остались только крошки. – Очень вкусно, – смущенно пробормотала она и прикрылась пустой кружкой. Но этих простых слов ей показалось мало, и она расширила свою мысль: – Когда я была маленькой, мама пекла точно такое же печенье. Я никогда не смогу забыть этот вкус. Жаль только… Бармен без лишних слов долил молока в ее кружку. – Что вкус поменялся с тех пор, как вы выросли? – закончил он за нее фразу, сорвав эти слова буквально с ее языка. Потрясенная, Петунья уставилась на него огромными глазами. – Вы что, мысли читаете? – ее голос дрогнул. Она зашарила глазами по фигуре мистера Кори, ища, где он мог бы прятать свою волшебную палочку. Если верить Лили, большинство волшебников беспомощны без своей палочки. И даже маггл, если будет достаточно внезапен и проворен, сможет победить в драке один на один. – Создатель с вами, мисс Эванс, – его голос был серьезен, но черные глаза улыбались. – Хорошему бармену совершенно не нужно читать мысли. Я даже хочу заметить, что это было бы абсолютно бесполезное умение. – Но… тогда как? – в горле запершило, и Петунья глотнула молока, чтобы увлажнить горло. Мерль посмотрел на нее внимательно и спросил: – Вы первый раз в баре? – дождался ее согласного кивка и сказал: – Я так и думал. Он замолчал, задумчиво переставил несколько стаканов, перемешал щипцами горку кубиков льда, которые удивительным образом не таяли. Петунья напряженно ждала, что он скажет. – Бар, мисс Эванс, – наконец, сказал он, – не просто место, куда люди приходят провести время за выпивкой. Я бы даже сказал, что не выпивка здесь главное. Скорее, – он задумался, как будто подбирая слова, – бар – это то место, куда каждый человек может прийти, чтобы найти настоящего себя или решение своей проблемы. Услышав это, Петуния моментально вспомнила, как называется это место. «Рука помощи». Не слишком ли это хорошо звучит? – Разве это возможно без магии? – скептично спросила она. Мерль качнул головой. – Совсем нет. Достаточно знания психологии и жизненного опыта. От этого самоуверенного заявления скепсис Петуньи немного сдал позиции, и где-то снизу робко проглянула надежда. Немного поколебавшись, она спросила: – И что же, вы и мою проблему решить можете? Серьезный и внимательный взгляд черных глаз заставил ее поежиться и почувствовать себя неуютно. Но после всего, что сегодня случилось, Петунья просто закусила удила и вернула взгляд, хоть ей и было не по себе. Как будто человек за барной стойкой был кем-то сверхъестественным. Легкая улыбка тронула его губы, и он серьезно сказал: – Раз уж вы оказались здесь, то я определенно помогу вам. В конце концов, «Рука помощи» для того и нужна. Как самонадеянно, подумала Петунья и выпрямила спину. – Тогда, прошу вас. Решите мою проблему. Сказано это было сухо и вызывающе, подразумевая, что либо бармен ошибется с ее проблемой, либо никак не поможет ее решить. Да и что он может сделать? Сам сходить за нее на собеседование? Или дать денег, чтобы заплатить аренду за следующий месяц? Бармен вновь окинул ее внимательным, долгим взглядом, и только чистое упрямство заставило Петунью сидеть смирно и не ежиться – его взгляд был почти физически ощутимым, он как будто просвечивал ее насквозь, как рентген. А потом он сказал: – Ваша проблема, Петунья, вовсе не в том, что вас уволили, вам нечем платить за квартиру, а возвращаться в родительский дом – слишком сильно ударит по вашей гордости. – Петунья вздрогнула, как будто ей наотмашь залепили пощечину, и уставилась немигающими глазами на бармена. – И не в том, что вашей сестре досталось все то, чего вы, по вашему мнению, достойны больше нее. Она открыла рот, что спросить, откуда, черт его дери, он знает, но из пересохшего разом горла не вырвалось ни звука, один только слабый, полузадушенный сип. Как будто в насмешку, в ее кружку долили молока. – Самая главная ваша проблема, – он поднял руку и ткнул ей в лоб указательным пальцем, – это вы сама, Петунья. И то, с каким упорством вы закапываете саму себя в зависти к сестре и жадности к ее жизни, вместо того, чтобы разбираться в самой себе. Хотите, я расскажу, что вас ждет такими темпами? Она дернула головой, что можно было расценить как кивок, поэтому он продолжил. И каждое его слово вонзалось раскаленной иголкой в возбужденный разум девушки: – Лет эдак через пятьдесят вы обнаружите себя на смертном одре, обиженной и несчастной старой женщиной. Вся ваша жизнь будет впустую потрачена на нелюбимого и скучного мужа, а отведенные на вашу долю таланты уйдут на удовлетворение потребностей разбалованного сына. И, оглянувшись на прожитые годы, вы даже при встрече с Создателем не сможете сказать, что ваша жизнь стоила того. – Глядя на нее, он закончил без всякой жалости: – В конце концов, у вас не останется ни родителей, ни сестры, ни самой себя, только черная зависть, которая сожрет вас изнутри. Вот в чем ваша проблема, Петунья. А теперь, хотите ли вы, чтобы я помог вам?