Наши семь жизней

Они встретились случайно, когда сакура только отцвела, а на Землю опустилось лето. Тогда небо было нежное, полупрозрачное, по нему плыли воздушные облака, кучерявыми овечками следуя за солнцем. Два дачных домика, низеньких и невзрачных, встретили своих хозяев, приехавших ненадолго, чтобы вдохнуть свежего воздуха, не запыленного городом. Деревья рядом приветственно шелестели, когда двое парней, почти мужчин, встретились глазами. — Капитан, — Джисон отдал честь, немного неловко и с запинками, потому что не ожидал увидеть военного в такой глуши. — Генерал-лейтенант, — Минхо ответил тем же, неловко переминаясь с ноги на ногу, потому что куртка уже снята, и не понятно, как военный напротив умудрился отыскать погоны, чтобы точно определить звание. А потом были столь же неловкие встречи, обрамлённые летней травой и лозами винограда. Вот они, не сговариваясь, пошли на речку, утолить жажду тела в прохладе, вот хозяйничают в саду, украдкой глядя на обнажённые торсы друг друга, и уже не помнят, как стали стучаться на чай и свежие пян-се. Джисон часто читает книги из скромной библиотеки дедушки, лежа на траве в своём дворике, а Минхо сидит на ступеньках дома, пьёт рисовое вино и наслаждается чужими волосами, кокетливо вьющимися из-под широкополой шляпы. Бывало, Минхо заиграется с котами, что вечно скачут по заборам и крышам, а Джисон наблюдает за ним в окно из-за полупрозрачных штор, боясь спугнуть. В эти моменты на капитана находит сильная игривость и ласковость, он становится мягким, как белые одуванчики в поле, и генерал-лейтенант, прячась за горшками на подоконнике, смотрит влюблёнными глазами. Парни играют в прятки, сами того не осознавая, наслаждаясь друг другом украдкой. Они делятся рисом и солью, а потом ходят друг к другу за тем же, просто чтобы был повод увидеться. Джисон иногда приглашает погулять, под закатным небом в очередной раз понимая, что с удовольствием променял бы тесные душные танки на свободный ветер рядом с Минхо. Ему отвечают тем же. Молчаливый взгляд столь же влюблён, потому сложно признаться в чувствах. В армии учили подчиняться приказам, тут же, на даче, нет вышестоящих, нет тех, кто подскажет, как действовать, поэтому Минхо тащит за шиворот смелость, улёгшуюся на краткий отдых в глубины души, и делает первый шаг. — Капитан? — Джисон оторопело уставился на Минхо, обводя глазами линию челюсти и контур губ, что недавно оставили свой след на его собственных. Сладость рисового вина смешалась с прохладой ветра, и Джисону захотелось ещё раз попробовать поцелуй. — Ты против? — Минхо с надеждой смотрит в чужие глаза, ищет ответ, но долго ждать не пришлось. Джисон с тихим «нет» притягивает к себе капитана, крепко сминая ворот его футболки, и целует глубоко, чтобы запомнить. Минхо в ответ водит руками по шее, груди, находит на ней военный жетон — символ вечной службы и отказ от собственного счастья — сжимает его всё сильнее. И сердце почему-то болезненно застонало, будто отголоски будущего звучат, как предвестники бури. — Почему ты приехал сюда? — Джисон щедро выкладывал рис на тарелку возлюбленному, а сам украдкой поглядывал, как перекатываются мышцы рук, не прикрытые рукавами привычных рубах. Он давно уже понял, что чувства какие-то проснулись, странные, необычные, но не спешил давать им определение, пока одним тёплым вечером его губ не коснулась чужая любовь. — Моя матушка недавно умерла, я приехал вместо неё поухаживать за домом, — Минхо благодарно принимает тарелку, вдыхая манящий аромат. Сколько бы раз капитан не готовил рис, но не получалось так же аппетитно, как у Джисона, потому хотелось чаще заглядывать на ужин и сидеть вот так, с ощущением, будто у него вновь есть крепкая семья. — Оу, сожалею, — Джисон присел рядом, совсем близко, почти касаясь своими локтями чужих, и это приятно будоражило сердце. Они целовались, зажимали друг друга в тесном сарайчике и распускали руки при людях, надеясь, что никто не заметит. Но сидеть при свечах рядом друг с другом было волнительнее всего, потому что нет никого, и чувства с лёгкостью читаешь по глазам. — Не стоит, я был готов к этому, — Минхо ободряющее улыбнулся, чтобы словить такую же улыбку на чужих губах. Нет, не такую же. У Джисона она мягче и ярче, словно робкое солнышко выглядывает из-за туч. — А расскажешь о своей семье? — Джисон передал приборы и поставил чашки для чая, разливая горячий напиток, заваренный из трав, что парни собрали накануне, пока гуляли по лесу. А Минхо рассказал. Ему было легко с генерал-лейтенантом, всегда есть что рассказать, и поделиться тревогами не трудно. Стоит только взглянуть на Джисона, и слова сами найдутся. Так просто не было ни с кем. Ни с той девчонкой, в которую был влюблён в школе, ни со своей бывшей девушкой, которая променяла Минхо на другого, завидев толстый кошелек и драгоценности на пальцах. С Джисоном дачный домик обрёл краски на белых стенах, а прогулки вечерами по полю напоминали далёкое детство, когда не боишься резвится в ручье без ботинок и плетёшь венки из диких цветов.

*** Джисон и Минхо лежат на стоге сена, колосья неприятно колются сквозь тонкую ткань одежды, зато сейчас они счастливы, наблюдая, как набирается сил солнце, прогоняя тьму. Генерал-лейтенант запрокинул руку за голову капитана, перебирая его волосы пальцами. Они лежат в поле почти час, любуясь природой и единением. В армии так нельзя — уйти в лес и надолго затеряться между деревьев, проникая в новый волшебный мир. В армии есть расписание и приказы, жизнь всегда куда-то спешит, потому Джисон с нежностью поглядывает на Минхо, который считает угасающих светлячков в траве. — О чём думаешь? — генерал-лейтенант ловит чужой взгляд и видит в нём целую галактику, мириады звёзд и планет, на каждой из которых выцарапаны далёкие мысли. — О нас, — просто отозвался Минхо, переворачиваясь на бок и удобнее устраиваясь в объятиях. Они сразу полюбили так проводить время, как только поцеловались и узнали, что были дураками целый месяц. Теперь объятия — ежедневная приятная рутина, которая восполняет силы и успокаивает душу. — И что мы? — Джисон проводит свободной рукой по волосам Минхо, заправляя выбившуюся прядку за ухо. Ему нравилось касаться этих шелковистых волос, сминать и расчесывать, потому что капитан в такие моменты льнёт словно кот к чужой руке, почти мурчит, если прислушаться. — Я не знаю, — Минхо приподнимается, чтобы в следующее мгновение увлечь в трепетный поцелуй. Таких гораздо больше в их отношениях, чем страстных и объятых огнём. Может, дело в спокойствии дачи, может, им хватает резкости на работе, но нежные касания приносят парням куда больше удовольствия, чем поцарапанные спины и расцветающие красные узоры на коже.

***

*** Почта пришла неожиданно, когда парни нежились в кровати, считая родинки друг у друга, и поцелуями покрывали обнажённые руки. Почтальон громогласно оповестил о прибытии, оставляя два конверта на крыльцах двух домов. Эти письма не унёс ветер, не сцапали птицы, и Джисон чуть не разорвал их сам, когда прочитал содержимое. Война настигла Корею. Минхо мрачно смотрит на чернильные строчки, особенно сильно сминает угол листа, где стоит печать. Джисон положил руку ему на плечо, молчаливо страдая внутри. Это утро потеряло краски, увяло, как сорванные цветы, разбросав лепестки по осколкам души. Минхо в скором времени взмоет высоко в небо, командуя своей 110-й эскадрильей. Джисон же останется на земле, в тесной кабинке танка с товарищами. Парни смотрят друг на друга, прощаясь, души скребут тоску внутри себя, но они не могут сдержать слез, когда собирают сумки. Джисон задушенно стонет в ладони, сидя на корточках, когда остаётся один в своей комнате. Минхо же потухшим взглядом смотрит в окно, роняя тихие слезы. Они оба разбились, понимая, что могут не встретиться вновь. Парни избегают взглядов друг на друга, потому что больно видеть чужую тоску. Они ещё не расстались, но надвигающаяся буря всё ближе. Джисон молча обнимает Минхо, поглаживая по спине, как тот любит. Капитан же сжигает в мыслях злосчастные письма, наблюдая, как тлеют их почерневшие листы. Парни стараются забыть взгляды друг друга, когда ночью ворочаться в постели. Они отгоняют видения о прекрасном, не замечая, как свеча сгорает до тла, погружая комнату в зловещую темноту. Минхо до крови искусал губы, когда сдерживал отчаянные крики. Джисон же свернулся калачиком на простынях, содрогаясь всем телом от плача. Два дачных домика теперь стоят уныло, создавая печальную ауру у кромки леса. Их краска всё больше трескается, покрывая дерево нитями шрамов, а окна собирают пыль, ставшую приютом отчаянию. Генерал-лейтенант 3-его танкового отряда взорвался, выполняя свой долг перед родиной. Капитан 110-й эскадрильи не смог долететь до взлетно-посадочной полосы, подбитый врагом. А на дачных участках до сих пор их любовь со сладостным привкусом рисового вина и мириадом звезд на утреннем небе