a quiet night

В течение следующих нескольких недель Нил пытается осмыслить произошедшее. Можно начать с того, что он встретил Эндрю и Аарона Миньярдов, поговорил с Ники Хэммиком по телефону и находился к Кевину Дэю ближе, чем за последние пятнадцать лет. Если бы Кевин не был так занят, отчитывая Эндрю, — и если бы Нил не сбежал при первом же взгляде на Кевина Дэя, — они, возможно, даже пересеклись бы взглядами. Что его зацепило, так это то, что Эндрю спросил о его шрамах. (Ладно, на самом деле он не спрашивал, просто пристально смотрел на Нила. И Нил предполагает, что именно так Эндрю задает вопросы). Конечно, он не первый, кто спрашивает о них. Обычно это любопытные дети, которым Нил говорит, что был очень неуклюжим и невезучим ребенком. Он потянулся за ножом, выронил его и порезал лицо. Его мама оставила плойку включенной, Нил потянул за шнур, и она обожгла его щеку и руки. Нет, это не странно, что Эндрю спросил. Странно, что Нил осознал, что он хотел сказать Эндрю правду. Он хотел открыться ему. Хотел рассказать ему об инциденте с утюгом. Хотел рассказать ему о ножах и крови и о жизни с Кевином в комнате на верхнем этаже Гнезда. Хотел рассказать ему о жизни в бегах, которую он провел со своей матерью, о том, как его подстрелили, о том, как его мать дала ему алкоголь, чтобы заглушить боль, пока она зашивала пулевое ранение. Хотел рассказать ему о том, как закапывал обгоревшие останки своей матери на пляже, о том, как крайне странные вещи в самые неподходящие моменты мысленно возвращают его в ту ночь. Он хотел рассказать ему, что работал в ночную смену в «Вафельном доме» в Джорджии и был Майклом Кеттерингом с золотисто-русыми волосами и карими глазами, пока Эндрю готовился к чемпионату на втором курсе. Хотел рассказать ему, что люди его отца схватили его, когда он шел к автобусу после смены, отвезли в Балтимор, в дом, где Нил провел свое детство, и пытали его. Хотел рассказать ему, что до сих пор не знает, как Лола нашла его, что он был в ужасе от мысли о том, что они все это время знали, где он, но ждали, пока его отец выйдет из тюрьмы, чтобы тот мог разобраться с ним лично. О программе защиты свидетелей и о том, что он уже не так напуган, как был семь лет назад, но у него все еще бывают кошмары и панические атаки, и он боится сближаться с кем-либо. Он хотел рассказать ему о том, как появился его дядя, как его отец умер прямо у него на глазах, как он узнал, что тот работал с Морияма и о том, как Нил сидел в штаб-квартире ФБР с очень добрым агентом, который улыбался ему и следил за тем, чтобы у него было достаточно еды, пока его допрашивали два дня подряд. Это желание было странным, потому что кто захочет полностью принять его таким? Кто останется рядом, услышав его ужасающую историю? Но было в Эндрю что-то такое, что заставляло Нила думать, что тот бы остался. Возможно, он бы даже не моргнул. Просто кивнул бы. Принял бы это. Принял бы его. Вот только Нилу нельзя никому говорить, кто он на самом деле. И как он может быть уверен, что Эндрю нужна такая правда? Вероятно, Миньярд ожидал услышать какую-нибудь неприятную историю о несчастном случае, насилии над детьми, неудачном ограблении. Не о серийных маньяках, мафии и убийствах. Это, наверное, слишком. Но дело в том, что бесполезно думать, что было бы. Он не рассказал ему. И он никогда больше не увидит его. Так какой смысл гадать, что сказал бы Эндрю? Однако три месяца спустя, в разгар напряженной смены в травматологическом отделении, он понимает, что ошибался. Он спешит в зал ожидания, чтобы вызвать следующего пациента, и успевает произнести только «Райан Стетт…», когда все же поднимает глаза. И вот он, с туго перебинтованной рукой, опирается на стойку регистрации. Его взгляд задерживается на Ниле, но лицо остается неизменным. — Эм… — Нил прочищает горло и обращает свое внимание на людей, которые ожидают приема. — Райан Стеттлер. Парень примерно возраста Нила поднимается с помощью своего, видимо, друга. Его голова перемотана чем-то, что выглядит как носок. Они следуют за Нилом в свободный больничный бокс, и Нил действует на автомате. Оказалось, что Райан решил перепрыгнуть через парковочные часы и упал головой вперед, когда его штаны зацепились за вершину таймера. Его друг, Бобби, оказался достаточно трезвым для того, чтобы снять свой носок и остановить кровь, хлеставшую из рваной раны над глазом. (Нил делает мысленную пометку хорошенько очистить рану от камушков чуть позже). Пока Райану на всякий случай делают рентген, Нил останавливается у медицинского поста, чтобы поболтать с Мартой. Прежде, чем он успевает поздороваться, она протягивает ему папку-планшет через стойку. — Я все еще занят предыдущим пациентом, — напоминает он ей. — Я займусь пьяным прыгуном через паркомат. Этот пациент просил именно тебя, — улыбается она. — Похоже, у тебя появился первый постоянный клиент, Джостен. — Нет, — качает головой Нил, — это Кайл, скейтбордист, помнишь? — он хмурится. — Я не видел его почти две недели. Надеюсь, он не умер. — Тебя бы пригласили на похороны, — она настойчивее подталкивает к нему клипборд. — Иди. Он пугает остальных людей в зале ожидания. Нил не знает, что чувствовать, пока идет в приемную. Он размышлял об этом, о том, как бы он отреагировал, если бы столкнулся с Эндрю лицом к лицу еще раз. Он просто никогда не думал, что это случится, тем более так скоро. Поэтому он пытается сохранить свой профессионализм. Он останавливается в дверях зала ожидания, осматривает ряды стульев, пока не замечает Эндрю, и зовет: — Эндрю Миньярд, — и надеется, что Эндрю не услышит, как срывается его голос в самом конце. Эндрю, как и всегда, выглядит абсолютно незаинтересованным во всем происходящем и непринужденно идет за Нилом в свободный бокс. — Что привело тебя сюда сегодня? — спрашивает Нил, надевая медицинские перчатки и усаживаясь на табуретку напротив пластмассового стула, на котором расположился Эндрю. — Как думаешь, умник? — приподняв бровь, Эндрю многозначительно смотрит на свою перевязанную руку. — Я вижу, — Нилу буквально приходится сжать челюсти, чтобы не закатить глаза. — Можно посмотреть? — Эндрю протягивает руку, и Нил начинает медленно разматывать впечатляюще хорошо наложенные бинты. — Что случилось? — Рене была в городе на выходных, и мы немного поспаринговали, — говорит Эндрю, не отрывая глаз от пальцев Нила. Мышца его челюсти дергается, когда марля прилипает к коже, натягивая ее. Нилу нужно немного времени, чтобы осознать, что Эндрю просто между делом упомянул Рене Уокер так, будто они обсуждают общего друга. Нилу хотелось бы, чтобы это было правдой. — Я списал все на простое растяжение, но рука все еще болит, хотя прошло несколько дней. Аарон сказал, что мне следует сходить провериться. Нил выбрасывает использованный бинт в мусорное ведро и взглядом спрашивает разрешения. Эндрю кивает, и Нил осторожно прощупывает кости, чтобы определить наличие повреждений. — Ну, я не думаю, что рука сломана, хотя не могу полностью исключить такую вероятность. Я отправлю тебя на рентген, чтобы убедиться. А пока обработаю твои костяшки. Они выглядят неплохо, но меня беспокоит сустав среднего пальца. Выглянув из-за шторки и попросив Марту сообщить ему, когда можно будет сделать рентген, Нил собирает кое-какие медицинские инструменты и пытается придумать, как задать вопрос, который его волнует. — Хватит мяться, скажи уже, что хочешь, — говорит Эндрю. Нил замирает и бросает на него взгляд, который, как он надеется, не выглядит слишком ошеломленным. Эндрю вздыхает. — Я отсюда слышу, как крутятся шестеренки в твоей голове. — Что же… мне интересно, почему ты попросил, чтобы именно я лечил тебя, — признается Нил, опускаясь на медицинскую табуретку и придвигая ее ближе к стулу Эндрю. — Сейчас я обработаю костяшки стерильной салфеткой, а затем нанесу мазь. Окей? Эндрю смотрит на него несколько долгих мгновений, и Нил ждет. — Вот почему. — Что? — хмурится Нил. — Просто обрабатывай мои разбитые костяшки, — фыркает Эндрю. Как только Нил начинает аккуратно промывать уже постепенно заживающие раны, Эндрю стискивает зубы и глубоко вздыхает. — У меня был не самый лучший опыт общения с врачами. Да и с людьми в целом. Ты и рентгенолог были единственными, кто действительно уважал мои границы в тот вечер. Но, насколько я понимаю, Боб не принимает пациентов. — Тебе повезло. Сегодня его смена. — К тому же, он не такой горячий, как ты. Нил замирает на долю секунды, и он уверен, что Эндрю это замечает. Но Нил убеждает себя не реагировать на это. Эндрю Миньярд не может флиртовать с ним. Хотя Аарон пошутил об этом, когда Нил попросил Эндрю снять футболку. Но это больше походило на обычную колкость в сторону брата. Нил продолжает обрабатывать руку Эндрю, стараясь придумать ответ. — Ну, я рад, что работаю сегодня, — это все, что приходит ему в голову. Слова звучат нелепо, когда он произносит их вслух. Усмешка Эндрю только подтверждает это. — Рентген скоро освободится, — заглядывает улыбающаяся Марта. — В очереди всего один пациент. На твоем месте я бы воспользовалась этим. Нил отправляет Эндрю на рентген и ждет его, используя это время, чтобы разобраться с бумажной волокитой и попросить одного из врачей на смене расшифровать рентгеновский снимок, когда тот будет готов. Эндрю возвращается через двадцать минут, выглядя раздраженными и дерганым. — Я сейчас схожу за врачом, — говорит Нил, указывая на бокс, как бы намекая Эндрю подождать его там. Джен Доуз, главный врач смены, устало вздыхает, когда вешает снимок на негатоскоп. — Ты был прав. Перелом пястной кости. Не похоже, что это перелом со смещением, поэтому ты не смог его нащупать. Наложим гипс, чтобы зафиксировать пальцы. Она снимает рентген с прибора и направляется в помещение, где их ждет Эндрю. Нил берет тележку с материалами и инструментами для наложения гипса и подходит как раз вовремя, чтобы услышать, как Джен Доуз сообщает Миньярду о переломе. — Не в первый раз. — Уверена, что так и есть, — улыбается ему Джен. Она показывает ему снимок и указывает на сломанную кость. Эндрю выглядит так, будто ему все равно. — Нил наложит гипс. Примерно на шесть недель. И вы будете свободны на сегодня. Договорились? — Да, мэм, — Нил готов поклясться, что Эндрю почти улыбнулся. — Отлично. Надеюсь, остаток этого дня пройдет для вас без происшествий, — она устало улыбается Нилу и уходит, оставляя его наедине с Эндрю. — Она гораздо приятнее, чем та, другая. — Согласен, — хмыкает Нил, ставя тележку около Эндрю. — Ну что, какой цвет? — он театрально указывает на ряды цветного гипса и выжидающе смотрит на Эндрю. Эндрю смотрит в ответ. — Хм. Дай угадаю… черный? — Эндрю никак не реагирует. Он мог бы неплохо зарабатывать на жизнь, просто изображая из себя живую статую в каком-нибудь парке. — Ну, черный так черный, — прежде чем начать накладывать гипс, он заканчивает обрабатывать те костяшки, которые не успел промыть ранее. — Как другая рука? Та, которую я зашивал. Эндрю протягивает Нилу ладонь, сжатую в кулак, чтобы тот мог увидеть костяшки пальцев. На них, конечно, остались шрамы, но Нил чрезвычайно гордится своей работой. Все могло быть намного хуже. — С плечом тоже все в порядке. Я выбыл из игры на несколько недель. Думаю, несколько раз Кевин искренне хотел убить меня во сне. — Это неудивительно. Нил берет первый слой гипса, еще раз уточняет, можно ли ему коснуться руки Эндрю, и начинает аккуратно обматывать ее. Прошло немало времени с тех пор, как он последний раз накладывал гипс, и он так сосредоточен, что не замечает, как Эндрю вздрагивает, пока не становится слишком поздно. Миньярд отдергивает свою руку, как раз когда Нил закрепляет первый слой, чтобы он не размотался. — Прости, — замирает Нил. — Все в порядке, — сквозь зубы говорит Эндрю. — Просто дай мне минутку. — Конечно, — вместо того, чтобы смотреть на Эндрю, пока тот приходит в себя, Нил начинает подготавливать для нанесения следующий слой гипса, стараясь придумать, что сказать, чтобы разрушить гнетущую тишину. — Так, ты спаринговался с Рене. Это она сломала тебе руку? — Нет, — фыркает Эндрю и расправляет плечи, — она слишком милая для того, чтобы так поступить. А вот бетонная стена оказалась не такой снисходительной, — он сжимает и разжимает кулак. — Ты ударил стену? — Да, — он снова протягивает руку и кладет ее на тележку, кивком давая Нилу понять, что можно продолжить. — И ты хочешь сказать, что всего лишь слегка повредил костяшки, ударив бетонную стену? Но разбил их так, что понадобились швы, о лицо Джонти? — Стену я ударил только один раз. — Почему? — Нилу не привыкать к насилию. Но набрасывать с кулаками на стену кажется слишком импульсивным поступком для Эндрю. — Я был зол на Кевина. — А, — так в этом появляется хотя бы немного смысла. Если бы Кевин говорил с Нилом так же, как в отделении с Эндрю в тот вечер, он бы, наверное, захотел задушить Дэя. — У вас с ним… интересные отношения. — Можно и так сказать. — По крайней мере, сейчас межсезонье, и он не будет злиться на тебя из-за перелома. — Я бы не был так уверен в этом, — Эндрю откидывается на спинку стула, но его челюсть все еще крепко сжата. — За что ты на него разозлился? — пытается поддержать разговор Нил, чтобы отвлечь Эндрю от того факта, что Джостену придется касаться его еще как минимум десять минут. — Мы спорили из-за тебя, — за этими словами следует тяжелая пауза, и мозг Нила пытается найти хоть какое-то объяснение, почему Эндрю Миньярд и Кевин Дэй могли говорить о нем. А затем Эндрю понижает голос почти до шепота. — Натаниэль Веснински. Нил перестает дышать. Это происходит не в первый раз. Это случилось через шесть месяцев после того, как Нил попал в программу защиты свидетелей, когда он работал продавцом в пригороде Феникса и ездил в город по сорок пять минут туда и обратно, чтобы иметь возможность посещать занятия в школе медсестер. Кто-то из его группы по анатомии был фанатом разных криминальных историй и по какой-то причине с самого начала следил за делом его отца. Она узнала его по одному из судебных процессов, транслируемых по телевидению, и однажды после лекции просто рассказала о нем половине группы. Нил сбежал и позвонил Брайану, получив от него по электронной почте билет на самолет до Денвера и сообщение о том, что его вещи будут доставлены ему в течение недели, еще до того, как успел добраться до своей квартиры. ФБР смогли быстро перевести его в другое медучилище и устроить собеседование в «Уолмарт». С тех пор никто ни разу не узнавал его, но ведь кто-то должен был рано или поздно. И этим «кем-то» просто обязан был стать Эндрю Миньярд. — Не убегай. Нил поднимает свои глаза на Эндрю. — И дыши, — приподнимает бровь Миньярд. Он делает вдох. И еще один. Но, кажется, это не сильно помогает. — Я никому не расскажу, — Эндрю пристально смотрит на него. — Как и Кевин. Предполагаю, ты находишься в какой-то программе защиты. Либо ты снова в бегах. Снова. Эндрю знает, что он беглец. Он знает все. Ладно, не все. Но все, что находится в открытом для широкой общественности доступе. — Как… — с трудом выдавливает из себя Нил. — Кевин связан с Мориама, что, я уверен, ты и так знаешь, — тяжелый пристальный взгляд Эндрю все еще направлен на лицо Нила. — Я понял, почему ты так быстро скрылся, когда Кевин объявился в тот вечер. Мы смотрели судебные процессы с твоим участием. В Пальметто об этом не сильно говорили. Но все в команде знали о Кевине и Рико и о том, что младший Мориама одержим идеей привлечь внимание отца и брата. Арест, связанный с Мориама? И кого-то настолько важного для якудза? Да мы смотрели эти эфиры вместо тимбилдинга. А у меня хорошая память на лица. Нил пытается осознать это. Лисы знают, кто он. Они видели, как он давал показания в суде. Они знают о том, какие ужасные вещи совершал его отец, о том, через что тот заставил пройти Нила. Он пытается вспомнить все, о чем говорил на тех первых судебных заседаниях, но с тех пор прошло слишком много времени. — Итак, когда… когда ты был здесь в прошлый раз… — Я был почти уверен, но не хотел говорить об этом при Аароне и сотрудниках больницы. — Конечно, — шепчет Нил, — лучше сказать об этом, когда я накладываю тебе гипс. Все встало на свои места. То, как Эндрю расспрашивал о его жизни. То, как он постоянно смотрел на него. Тот взгляд, который он бросил на Нила, когда пришел Кевин. О Боже. Кевин. — Кевин? Ты сказал ему о том, что я был здесь? Он меня видел? — Нет, он тебя не видел. Но я ему рассказал. Когда начались судебные разбирательства, он узнал тебя. И рассказал мне о том дне перед твоим побегом с матерью, когда твой отец расчленил кого-то на ваших глазах. Больше он ничего не знает. Только то, что ты не вернулся в Гнездо, хотя должен был. Он всегда немного завидовал, что тебе удалось сбежать. Гнев начал закипать внутри Нила. Это не было каким-то новым чувством. Больше половины своей жизни он жил в состоянии, где страх и ярость постоянно сменяли друг друга. Но Нил уже много лет не испытывал такого сильного отвращения к тому, когда едва знает, с того самого момента, когда сидел напротив людей своего отца в зале суда, чьи имена он знал только из приглушенных разговоров за закрытыми дверьми. — Он завидовал? Послушай, я знаю, что ему было тяжело. Рико был монстром и получил по заслугам, а Гнездо было адской дырой, и я рад, что не попал туда. Но разве похоже, что я избежал чего-либо? — Нил указывает на свое лицо и закатывает рукава, чтобы открыть шрамы и ожоги. Взгляд Эндрю задерживается на них. — Королева экси завидует моей жизни? Пожалуйста, пусть забирает мою прекрасную жизнь. — Нил, — говорит Эндрю, бросая взгляд на шторку, которая единственная отделяла их от хаоса зала ожидания, — сядь. Нил даже не заметил, что встал. Он садится обратно на табуретку и продолжает накладывать гипс, пока тот не успел полностью застыть. — В тебе все еще есть силы бороться. Я не был уверен, что после стольких лет игры в прятки от них хоть что-то осталось. Моргая, Нил пытается понять, каким тоном Эндрю сказал это. Оценочным? Осуждающим? Лицо Эндрю не дает никаких подсказок. — У тебя нет шанса вырасти, убегая от отца-маньяка, если ты не умеешь никак защищать себя, — было что-то странно приятное в том, чтобы сказать, кто его отец, вслух. Кто он сам. Кому-то кроме Брайана. В том, чтобы открыться с этой стороны, было что-то новое. А ведь Эндрю все еще относительно чужой человек. — Все это предложение — один сплошной оксюморон, — бормочет Эндрю. — И просто чтобы ты знал, Кевин больше так не думает. После суда и того, что он услышал о твоем детстве, Кевин изменил свое мнение. Нил использует свою работу как предлог, фокусируясь на финальной стадии гипсования и проверке того, как гипс держится, чтобы не отвечать ничего сразу. Он начинает молча убирать использованные инструменты, пока Эндрю наблюдает за ним. В конце концов, Нил больше не может его игнорировать и выпрямляется. Он задается вопросом, как долго он сидит здесь с Эндрю, и насколько сильно его отчитают за то, что он задерживает очередь. — Почему ты… Почему? — Почему что? Нил не совсем уверен, что именно он хочет сказать, поэтому он просто цепляется за один из вопросов, которые крутятся в его голове. — Почему вы с Кевином поспорили из-за меня? — Он сказал, что мы не должны говорить тебе, что знаем, кто ты, — закатывает глаза Эндрю. — Там было что-то о личных границах и, возможно, законе. Я не особо слушал. — Но ты хотел сказать? — Да. Я не люблю врать, — он многозначительно и сурово смотрит на Нила, как бы подкрепляя свои слова. — Я не врал тебе, — оправдывается Нил. — Ну ладно, врал. Моя мама не была врачом. Но это… я имею в виду, у меня должна быть какая-то история. Я не могу говорить детям, что мой отец был известным серийным убийцей, и поэтому я захотел стать медбратом, чтобы лечить людей, а не причинять им боль. — Можешь. — У ФБР меньше чем за год закончились бы города, где меня можно было бы спрятать, — теперь уже Нил смотрит на него с упреком. — Или ты мог бы перестать прятаться. — Это и есть настоящая причина, по которой ты хотел, чтобы именно я лечил тебя? Чтобы ты мог швырнуть мне в лицо мое прошлое и сказать, что я должен взять себя в руки? — Я уже сказал тебе, почему я хотел, чтобы меня лечил именно ты, — говорит Эндрю, равнодушно приподнимая бровь. — Точно. Ну что ж, я закончил. Не мочите гипс. Пару дней не подвергайте гипс какому-либо сильному внешнему воздействию, пока он полностью не затвердеет. Через несколько недель запишитесь на прием к врачу общей практики, чтобы вам сняли гипс, — Нил старается контролировать свой голос, чтобы тот не звучал раздраженно, но что-то в скучающем взгляде Эндрю заставляет его хотеть перевернуть стол. Он уже много лет не был так разъярен, чтобы у него появлялось желание швырять мебель. Может быть, он сможет уговорить Марту пойти с ним в какую-нибудь комнату ярости, где можно все крушить и ломать. — Вас беспокоит что-нибудь еще, мистер Миньярд? В глазах Эндрю мелькает едва заметная вспышка раздражения, но он быстро ее подавляет. — Нет. Спасибо, мистер… Кажется, я забыл вашу фамилию. — Джостен, — Нил с трудом сдерживается, чтобы не начать рвать на себе волосы. — Нил Джостен. — Мистер Джостен. Хорошего вечера. И он уходит. А Нилу остается только бегать туда-сюда по отделению неотложной медицинской помощи до конца своей двенадцатичасовой смены, стараясь успеть все и сразу, чувствуя, как тени прошлого терзают его.