Вестерос, 1974
— Отец настаивает на традиционной свадьбе, — Киара обреченно посмотрела на Деймона, положив трубку. — Ты имеешь в виду традиционную-традиционную, или просто традиционную? — он взглянул на нее поверх газеты. — Традиционную-традиционную. — На три дня? — его брови поползли вверх. — Да. — С кровью и ритуалами? — одна бровь выгнулась. — Да, Деймон, ту самую! — Так, — он медленно моргнул. Брови упали, — Значит, уважим старика. Но это же надо было такое выдумать… Это было забавно: жить с Деймоном в одном доме: в его доме, одним. Они замечали друг за другом привычки, которых раньше не было, предпочтения, так и не изменившиеся за семь лет. Очень много разговаривали: почти все время, что были вместе. Деймону часто приходилось отлучаться по работе, а Киаре — обниматься с унитазом. Но в остальном… они постепенно привыкали друг к другу, приспосабливались, но почти не прикасались — это была та грань, через которую им так и не удалось перейти. И тем не менее — Киара это прекрасно осознавала — она не только все еще его любила, но и начинала любить его по-новому — по-настоящему. — Ты сам еще и не так запоешь, когда эту девчонку замуж выдавать будешь, — она легонько похлопала себя по животу, усмехаясь. — О нет, — Деймон ответил ей взглядом, полным ужаса, — Нет, этого не будет. — Будет, Деймон, — она выгнула бровь, — Это и значит быть отцом! — Боги, а я в вас не верил…***
— Они пригласили всю семью! — она залетела в его кабинет, пытаясь отдышаться, — Вообще всю. Двадцать пять кузенов и шестнадцать кузин со всех четырех жен моего отца, их супруги и дети, их родители, бывшие и нынешние жены и любовницы моих братьев с их детьми и прочая, прочая, прочая… и еще друзья семьи! Деймон, это человек триста! — С моей стороны, конечно, поменьше… — он задумчиво качнул головой, — Но человек четыреста мы вдвоем с тобой наберем. — Деймон, это катастрофа. — Да нет, в бюджет уложимся, — спокойно ответил он. Она посмотрела на него широко открытыми глазами и немного нервно рассмеялась. Он подставил ей стул, и она села. Деймон уже со всем смирился — вообще. Хочет Бартоломью отпраздновать свадьбу единственной дочери с размахом — ладно, ему не жалко. Хочет провести пару древних обрядов — тоже ничего. А что придется руку резать и собственную кровь пить, так на нем все заживает, как на собаке. Деймону уже ничего было не страшно — лишь бы потом по-тихому увезти Киару в аэропорт и улететь обратно в Вестерос, пока их не хватились… — А если меня начнет тошнить прямо на свадьбе? — У меня всегда с собой коробка имбирных леденцов, и волосы тебе я уже не один раз держал. — Деймон, ты не помогаешь… — со стоном протянула Киара, хватаясь за голову руками. — Ну, ну, — он погладил ее по голове и взял ее ладони в свои, — Главное, что я буду рядом, и твоя семья тоже. Это же замечательно, что она такая большая… — Мать не приедет, — сухо, со скрытой обидой в голосе оборвала его Киара, — Я бы променяла их всех на нее одну. Но она все равно не приедет. — Киара, — он присел перед ней на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне, — Тебе правда так хочется, чтобы она приехала после всего, что между вами было? Она свела брови к переносице и шмыгнула носом. Тому, как они с Клариссой ругались, пока Киара не махнула рукой на взаимоотношения с матерью, Деймон и сам был невольным свидетелем. Тот самый случай, который отец ей никак не мог забыть — как и сломанная рука Деймона — тот самый, когда она ушла из дома, произошел именно после такой ссоры. Нынешняя Киара, окажись она в идентичной ситуации теперь, ни за что бы не убежала, поджав хвост, но тогда… Мать была единственной, кому Киара рассказала о своих чувствах к Деймону — специально ждала, когда та приедет, разыгрывала в голове возможные варианты диалога. Но мама… скажем так, ее реакция оказалась совсем не такой, как Киара ожидала. Ей было шестнадцать, и она все еще верила, что ее мама осталось той же, что была в ее детстве, несмотря на развод с отцом, многочисленных любовников и жизнь на другом конце света. Киара вздохнула. Как так вышло, что ее мать решила, что Деймон совратил ее, она так и не поняла, но переубедить Клариссу было невозможно. Когда она начала угрожать, что расскажет все отцу — именно в том свете, в каком увидела — в Киаре что-то перемкнуло, и она просто ушла, не дожидаясь отъезда матери. О том, что было потом, она старалась не вспоминать. — Я не знаю, — честно призналась она, — Я… хотела, чтобы она приехала. Я надеялась, что когда она узнает про свадьбу, что-то изменится, что рано или поздно она изменится. — Помнишь, ты сказала, что Рея ушла бы, даже если бы я попытался ее остановить? Здесь ситуация та же. Мы не в силах исправить других людей. Кому-то просто предназначено с нами попрощаться. — Но она моя мама. — Я знаю, — он вздохнул и обнял ее. Она уткнулась носом ему в плечо и устало выдохнула, — Но не всем, у кого есть дети, удается стать родителями. Гвейн Хайтауэр, Кларисса Келтигар, Рея Ройс. Так и не простившие в себе детей, могли ли они стать хорошими родителями? Деймон погладил Киару по волосам, думая, а сможет ли он сам стать достойным отцом для своей дочери? Сможет ли Киара стать хорошей матерью, оправившись от единственного, что заставило ее оставить ребенка — обиды на Гвейна? Киара и Деймон, бунтари, всю жизнь плывущие против течения — смогут ли они втолкнуть себя в тугое понятие «нормы», чтобы у их дочери была нормальная жизнь? Они не знали, не могли знать, но надеялись, что какими бы родителями они в конечном итоге не оказались — они будут любить свою дочь, и она будет любить их в ответ. Как уж смогут.***
Пентос, 1974
— Итак, вот что собрали мои вестеросские друзья на этого кренделя, — Джаррен положил перед Маэгросом увесистую папку, — Послужной список у него внушительный, ничего не скажешь. Бартоломью аж на месте подпрыгнул, когда понял, какого чудесного жениха отец нашел нашей зажигалке. Младший брат кивнул и растянул губы в довольной улыбке. — Это просто прекрасно. Джаррен вскинул брови. Посмотрел на него как на идиота, потом нахмурился и кивнул, поняв, к чему Маэгрос ведет. — Хочешь его прижать? Согласен, — Джаррен сел в кресло и потянулся к коробке с сигарами, — Конечно, все мы не святые, — он пожал плечами и прикурил, — Но мне бы не хотелось, чтобы мелкая жила в одном доме с этим психом. — Нет, пока нет, — младший брат покачал головой, — Для начала нужно дать Киаре выбор. В зависимости от того, что она скажет в ответ на это, будем решать, что делать с ее горе-женихом. — А если она и правда беременна? — Здесь же есть его перемещения? — Маэгрос кивнул на папку. — Конечно. — Значит, выясним, когда и где они могли пересечься, как давно все это продолжается и насколько она вообще отдает себе отчет о происходящем, — он потер переносицу, — А пока… готовимся к свадьбе. Джаррен ухмыльнулся: — Ты в курсе, что Аарон убедил отца провести валирийскую свадьбу? — Ну надо же, — он подался вперед, но, дернув щекой, недовольно произнес, — Думаешь, «Кровавого змея» это напугает? — Нет, но это дает нам лазейку: Бартоломью сейчас летит в Асшай за Красным Жрецом, чтобы можно было верифицировать легитимность ритуала. — О, — Маэгрос вскинул бровь и улыбнулся, — Насколько я помню, они признают действительными примерно 20% браков… — Если Владыка Света вдруг не зажжет руны — все, занавес. И прости-прощай, Деймон Таргариен. — А если зажжет? Если они действительно… родственные души? Чисто гипотетически, что мы тогда будем делать? — Маэгрос, ты правда в это веришь? Это же сказка, основанная на нестабильной химической реакции в какой-то каменной кастрюле. — Да черт его разберет, брат, — он поджал губы в сомнении, — Это уже вторая его попытка на ней жениться. Да и Киара его любит. — Даже если и любит — разлюбит, стоит ей увидеть содержимое этих бумаг, — отрезал Джаррен, постучав пальцем по столу, — Прочитай, тебе понравится.***
— Как ты? — он обеспокоенно вглядывался в ее нежно-салатовое лицо. — Как огурчик, — пошутила Киара, — Жду, когда эта дьявольская машина наконец приземлится. — Еще часа четыре — и будем в Пентосе. — Целых четыре часа… — Киара застонала. — А помнишь, как ты сидела со мной, когда я сломал руку? — попытался отвлечь ее Деймон. Это и правда было очень давно, и Киара на самом деле сидела с ним почти сутки, когда он лежал, очухиваясь от обезболивающих. Она тогда очень хорошо обогатила свой запас пошлых анекдотов, а он узнал, как выглядит с косичками. Благо, никто больше этого не видел. — Конечно, помню, — она с силой нажала на виски, — Это же я была виновата. — Вовсе нет, мне самому не стоило лезть в драку. — Я так и не поняла, почему вы с Харольдом сцепились. — Потому что его послала твоя мать, наговорив обо мне какой-то чуши. Она удивленно подняла на него глаза. Деймон неохотно пояснил: — Про то, что я злостный растлитель или что-то в таком роде. — О, Владыка, — Киара со стоном откинула голову на спинку кресла, — Как я вообще могла подумать, что она никому ничего не сказала… — Теперь мне интересно, — Деймон наклонился ближе к ней, и она закрыла лицо руками. — Да я сама, идиотка, все уши ей про тебя прожужжала, — она почувствовала, как кровь приливает к щекам. — Правда? — Да, — нехотя подтвердила Киара. Деймон усмехнулся. — Я мучил Визериса две недели, когда вернулся в Вестерос, пока он не спрятал весь алкоголь в доме и не завалил меня работой. — Да ну! — она распахнула глаза, глядя на него с хитрой ухмылкой, — Расскажи-ка мне об этом. — Это было давно, и я был по преимуществу пьян до неприличия, так что говорить особо не о чем. — Да, давно… — она вздохнула и сжала ручки кресла. Очередной приступ тошноты пришел очень не вовремя. — Ты все еще злишься на то, что я ушел тогда? Она свела брови к переносице. — Я… нет, я думаю, я уже не злюсь, но… — она сглотнула, пытаясь объяснить то странное, нестабильное чувство, что пришло на место безотчетному обожанию, которое в ней вызывал Деймон много лет назад, — Иногда я думаю, что в этот раз все может закончиться также, как и в тот. Что ты снова исчезнешь, а я останусь одна в темной комнате, вынужденная объяснять окружающим, как я в ней оказалась. Ведь и тогда, — она сглотнула, — Когда я пришла к отцу рассказывать о дочери, я была в такой же комнате. Но мне не было страшно — к тому моменту я уже научилась обходиться без света, ведь ты унес его с собой.***
Пентос, 1967
Она рвано дышала ему в губы, боясь посмотреть в глаза. Ее всю мелко трясло, и, хотя она всеми силами старалась этого не показать, он это чувствовал. Жар ее кожи, расширенные от возбуждения зрачки, горячее влажное дыхание и бесстрашная, бессовестная любовь, что горела в ее венах, что жгла изнутри не только ее, но и его самого вот уже больше года. Когда он понял, что ему не сбежать от нее, когда осознал, что его душа навсегда прикипела к ее, как бы далеко она не находилась, он почувствовал такой ужас, что все его существо воспротивилось этому, попыталось оттолкнуть ее, но не смогло — слишком ярко светились ее янтарные глаза — как два огонька, что могли осветить всю его непроглядно-темную жизнь. Деймон обреченно выдохнул, сжимая веки и прислоняясь своим лбом к ее. Киара как-то судорожно, отчаянно всхлипнула. — Ты должна уйти, — прошептал он, чувствуя, как ее ногти впиваются в его плечи, как она отчаянно цепляется за него, молча прося не прогонять, — Иначе плохо будет. — Кому? — выдохнула она в его шею. — Нам с тобой, — он чуть наклонил голову, прижимаясь своим виском к ее и проводя ладонью вверх по ее спине. Она замерла, чувствуя, как его пальцы замерли у нее на затылке, и с наслаждением прикрыла глаза, — Мы сожжем друг друга. — А если я хочу сгореть? — Только не по моей вине, — выдохнул Деймон, и на его месте осталась лишь холодная пустота. Киара вздрогнула, просыпаясь. Она огляделась. Деймон дремал в соседнем кресле, грудь его медленно вздымалась и опускалась. Все еще в самолете. Киара с силой провела руками по лицу, медленно выдыхая весь воздух, что был в ее легких. Она помнила звук хлопнувшей двери и собственный срывающийся на смех плач, помнила, как за ней пришел отец, как она проревела полночи, но так и не смогла уснуть — так и осталась лежать с распахнутыми глазами, как мертвая. Она помнила, что, попытавшись не дать ей сгореть, Деймон сжег ее заживо. Помнила, как тяжело было выращивать новую кожу, новые глаза и легкие, новое сердце, что больше никогда так не билось, как в ту ночь. Она не знала, что и ему пришлось сшивать себя заново, что никогда он уже не смог смотреть на открытое пламя и не видеть в ней ее, что даже крохотный огонек свечи заставляло ритм его сердца ускоряться, будто пытаясь угнаться за ней. А что еще он мог сделать в той ситуации? Киара снова посмотрела на него — совсем как тогда, когда она нашла его спящим на диване — перегоревшего из-за того, что она тоже все еще его любит. Что еще он мог сделать в ту ночь? Киара считала, что ей хватило бы простого разговора. Ей хватило бы одного его слова, чтобы понять, что ее чувства взаимны — чувства, даже названия которым она не могла придумать, потому что то, что переливалось в ней через край не было похоже на любовь — скорее на помешательство. Теперь Киара это понимала. Деймон понимал это уже тогда. Поэтому он не мог позволить себе любить ее тогда, семь лет назад — не мог воспользоваться состоянием, контролировать которое она не могла. Он был наркотиком, от которого она была зависима, от которого она пьянела, который отнимал у нее весь самоконтроль. Она просто была влюбленным подростком. Она была безрассудной и искренней, но не была она ни сумасшедшей, ни порочной, ни глупой. Ей просто было семнадцать лет. У нее не было опыта. Не было ни матери, ни друзей (с Лейной она познакомилась на пять лет позже) — не было человека, которому она могла бы довериться или попросить совета, не нарвавшись на осуждение или подозрения. По крайней мере, тогда она так думала. Она просто любила его — так, как еще не умела. А он любил ее — зная, что в их партии наступил цугцванг, и невредимыми им из этого боя не выйти. Мог ли он успокоить ее, дать ей надежду на то, что все получится? Окажись в такой ситуации Деймон нынешний — да, смог бы. Поговорил бы с ней, дал бы выговориться, сумел бы убедить подождать, перетерпеть, пока эта бешеная гонка не закончится, пока гормональный вихрь первой любви не уляжется. Подождать, пока он сам будет способен принять эту любовь. Но Деймон, что стоял напротив Киары в ту ночь — у него просто не было на это сил. Жизнь ему до этого так хребет переебала, что иногда у него не было сил даже на то, чтобы спать — не то что строить отношения. Даже с собственной родственной душой. И поэтому Киара простила его. Прощала каждое утро с самого первого и до сегодняшнего. Они оба поступили так, как могли поступить в тот момент, и мучились от этого — а разлитого назад не соберешь. Потому что и он простил ее тоже.***
Пентос, 1974
— Старик, ты знаешь, как я тебя уважаю, — Деймон поставил перед Бартоломью-старшим бокал виски. Киара уже ушла спать — перелет дался ей очень тяжело, — Но ты уверен, что поступаешь правильно? — Вполне, — Бартоломью пожал плечами, — К тому же, разве тебе самому не интересно, что покажут руны? Деймон посмотрел на Бартоломью, как на умалишенного. — Руны? — Деймон отпил прямо из бутылки, — Как-то мне в последнее время не до магии, знаешь ли. Тем более такой, которая может по щелчку пальцев сорвать мою свадьбу с твоей беременной дочерью. — Ты думаешь, жрецы реально запрещают брак, если кровь не загорится? — Бартоломью закатил глаза, — Деймон, мы же не в средневековье, эта традиция соблюдается как символ единения душ, подходят они друг другу или нет. Жрец для антуража стоит. Вы женитесь, вас регистрируют — а бумаге плевать, что на ней напишут. — Здесь ты прав, бумаге это безразлично, но не нескольким сотням людей, которые в этот момент будут смотреть на нас с Киарой в ожидании чуда, которого не произойдет. — Но ведь ты же не передумал жениться? — Нет, черт возьми! — он всплеснул руками, — Как тебе вообще это в голову пришло? — Вот и славно. Лучше присядь, — Бартоломью похлопал по ручке кресла слева от себя, — И расскажи мне, сынок, как прошла ваша поездка в Вестерос. Деймон упал в кресло, потер лоб руками и обновил бокалы. — Отлично, — он кивнул, вспоминая пару маленьких деталей, о которых Киара пока не догадывалась, — Просто прекрасно. Знаешь, я слышал, что наш общий знакомый Гвейн позавчера как-то так неудачно играл в гольф, что сломал себе колено и лодыжку… — Какая досада, бедный парень. Поди, хромать будет? — А то как же. Медицина, хотя и достигла неплохих высот, но чудес пока не совершает. Бартоломью расплылся в довольной улыбке и отсалютовал Деймону бокалом. — Выпьем же за его здоровье…***
— Скажи честно, ты беременна? Киара медленно подняла одну бровь, потом другую. Почесала голову и задумчиво посмотрела на братьев. Она сидела на краю своей кровати. Бартоломью сидел перед ней на корточках, держа одну ее ладонь в своих. Джаррен стоял у окна и корчил недовольную мину, Аарон читал какой-то модный журнал с ее комода, Маэгрос размеренно ходил взад-вперед, заложив руки за спину. Они приехали буквально пару часов назад, и уже устроили ей допрос с пристрастием. Что да как да где да каким образом. Мозги и так кипели от их вопросов, а этот вообще ввел ее в ступор. Деймон как раз улетел, чтобы закончить какие-то срочные дела в фирме перед тем, как пропасть на месяц в связи со свадьбой. Она тяжело вздохнула. Глаз Бартоломью дернулся. — Честно говоря, не задумывалась. Можешь спросить прачку, над моими простынями она матерится стабильно раз в месяц, — ответила Киара, смотря в лицо старшему брату. Прямо за его спиной среди флаконов с косметикой стояла и бутылочка искусственной крови, которая осталась у нее с какой-то студенческой вечеринки, — Прости за анатомическую подробность, но отношения у нас с Деймоном до сих пор исключительно платонические, к моему сожалению, но уж очень принципиальный человек попался, ничего не поделаешь. Она очень любила братьев — и всегда ценила их заботу о ней. Но то, что они иногда перегибали палку, было фактом. — Не врешь? — Бартоломью внимательно посмотрел ей в глаза, чуть сощурившись. — Честное слово, Барти, я даже не помню уже, что такое секс. — Это радует, — он облегченно вздохнул и поднялся на ноги. — Нет, это просто ужасно! — воскликнула она со смехом. — Самое лучшее средство контрацепции — это воздержание, — вставил пять копеек Джаррен. — Вот и следовал бы своему совету, отец троих неожиданных детей, — фыркнула Киара. — О, не напоминай мне про моих спиногрызов: они приедут только завтра. «Вроде пронесло» — думала Киара, не замечая задумчивого взгляда Маэгроса, направленного на стоящее рядом с полупустой чашкой блюдце с тонко нарезанным имбирем.***
Деймон провел руками по лицу, отпустив восвояси малый совет директоров. Он поднял глаза на календарь: до начала свадьбы оставалось двое суток, шесть часов из которых он проведет в самолете. Он осознавал, что совсем потерялся во времени: буквально пятнадцать часов назад он пил виски с Бартоломью в Пентосе, и вот уже сидел в своем офисе в Королевской Гавани. Мозги ощущались в черепе как горячее чугунное ядро. Он глубоко вздохнул. Киаре приходилось тяжелее: помимо подготовки к свадьбе, перепадов настроения и токсикоза, ей приходилось терпеть полетевшие в нее вопросы и комментарии семьи. Никто не женится так быстро, если не подгоняют обстоятельства — это понимали все. Рассказывать о завещании Бейлона было нельзя — ради наследства женятся только моральные инвалиды. Говорить о беременности — увольте, в этом доме пока сумасшедших нет. Деймон протянул руку к единственной фотографии, стоявшей в рамке на столе. Она была размытая: проявляли в кустарных условиях. На ней Киара в день своего семнадцатилетия улыбалась прямо в камеру, прижимая к себе двумя руками огромный букет белых лилий. Деймон мягко улыбнулся. Он никогда не держал подобных вещей: память причиняла ему боль. Он собрал и отдал Визерису все пленки, проявленные и непроявленные, все вещи родителей и дяди, что у него были, собрал в мешок и сжег во дворе все, что осталось после Реи: одежду, личные вещи, не пожалел даже дневники. Читать их не стал: хоть в чем-то, хоть где-то она имела право остаться свободной. Единственным, что он так и не смог убрать, была эта рамка с фотографией Киары. Она и дом его матери, куда он приезжал каждую годовщину ее смерти. Дом, который отошел бы Алисенте, если бы не появилась Киара. В первые месяцы это была его личная пытка: видеть улыбку Киары и знать, что где-то там, на другом континенте, она страдает также, как и он. Своего рода наказание за уход. И все же, он не мог заставить себя избавиться от нее: рассматривая черты ее лица, вспоминая ее смех, ее голос, ему было легче успокаивать огненный смерч, что бушевал внутри него после последнего визита в Пентос. Теперь все это закончится. Теперь она всегда будет рядом — так странно, ему нужно было сделать всего несколько шагов в ее сторону, чтобы это случилось. Он никогда не скажет ей об этом — никому не скажет, кроме, может быть, их дочери — но ему было безумно страшно, что она откажется. В тот вечер что-то другое говорило и двигалось за него — не он сам. Как на Ступенях, когда он принимал решения практически на инстинктах. Шаг, поворот, два шага, выстрел. Упасть, подняться, побежать, застыть, мысленно пересчитать патроны, выстрел, минус один, выстрел, бежать. И бежать, бежать, бежать… В те дни смерть наступала ему на пятки, перерезая глотки всем вокруг, но не ему — почему не ему? Он предупреждал Эймона, пытался отговорить Бейлона — пытался спасти его, но не успел. Каких-то жалких полчаса — труп еще не остыл. Не смог спасти Рею, был не в силах спасти Эймму и ее сына. Он видел много смертей, но после смерти своей жены и жены своего брата его стало мутить от вида крови. Чуть не потерял Рейниру. Потом — Киару. Он потер пальцами бровь, вглядываясь в веснушки на кончике ее носа — почему-то они появлялись только там. Теперь она их зачем-то закрашивала. Он улыбнулся. А ведь она его и правда спасла тогда, семь лет назад — если бы не она и ее сумасшедшая любовь, он бы в петлю полез сразу после того, как Визерис забрал дочь домой. Да что там — как только бы за ними закрылась дверь, и не осталось бы ни одного свидетеля его бессилия. На короткое мгновение он даже понял Рею — наконец-то он ее понял. И тогда в глубине снятого им пустого дома раздался звонок. И тогда в его жизни появилась Киара — и она спасла его, зажгла в нем жизнь, сгорая заживо и утягивая его за собой.