Вдох на прощание
Пообещай мне
Всё изменить!
Так бесполезно.
Это не честно, падая в бездну, —
Любить.
В какой-то момент ему дали сферу. Небольшой металлический шарик, уместившийся на ладони, а затем отправили в отдельную, крохотную каюту на шаттле. Дверь закрылась, и он не мог не ощутить себя снова в ловушке. Снова в одиночестве. Снова узником собственных навязчивых мыслей и страшных внутренних терзаний. Ему тяжело давалась каждая секунда существования: он страшился вновь увидеть образ страдающей сестры или жуткого монстра... Ведь именно таким Сандей запомнил Галлахера и его зверушку, что пронзила тело галовианца каких-то две с небольшим недели назад.
Сфера слабо засветилась, озарила практически пустую каюту нежно зелёным, а вскоре из неё послышался голос. Он звучал уверенно, но с уважением к собеседнику, а не как когда немногим ранее с ним пыталась связаться одна из охотниц.
— Господин Сандей, — в этот раз звук был чистым, без единой помехи, — я Элио, и я хочу предложить сотрудничество.
Сандей не был удивлён предложению, но всё-таки немного расслабился. Если они хотели убить его, то сделали бы это ранее. Но если они хотят сначала получить ответ? А если ответ им не понравится?.. Он вновь напрягся. Снова и снова искал момента, намёка, любого действия, когда его попытаются подставить. Ему сложно было довериться вновь.
Элио уловил заминку у собеседника и продолжил.
— Вам не стоит так переживать. Я понимаю, насколько тяжело оказаться между молотом и наковальней, особенно, когда обе стороны твои враги. Но мы не враги, Сандей. Вы нужны мне и нужны миру. И я смогу помочь Вам исполнить своё желание, — сказал он вкрадчивым и мягким голосом.
Рука Сандея нащупала край тюремной рубашки и крепко схватилась за неё. Пальцы не слушались и его начало трясти. Он одновременно и хотел поверить незнакомцу, и в тот же момент желал рассмеяться от переполняющих его эмоций, ведь он просто-напросто пешка для достижения чужих целей. Он не так и важен, как Элио пытается до него донести. А он когда-нибудь был важен? Или всё это было в его голове? А для добрых дел человек должен быть важным, или он просто должен делать своё дело?
Сандей разомкнул губы, готовый дать ответ. Здравый ответ, а не ту копну мыслей и теорий. Ведь он и сам, даже чувствуя безысходность, продолжал надеяться на лучшее.
— Почему я... — однако слова даются ему с трудом, и с ещё большим трудом сходятся в предложения. А в здравые и логичные, последовательные предложения, едва улавливаются собеседником, но Элио разбирал и понимал его. Во всяком случае, он представлял его недоверие и замешательство, и отталкивался от этого. — Вы думаете, Вы смогли бы предложить... что-то взамен? Меня это заинтересует? Должно заинтересовать?
Маленькая зелёная лампочка на несколько долгих секунд перестала мигать, и Сандей вновь вспомнил видеокамеру с заключения. Хотелось сломать эту сферу, выкинуть к чёрту, но вскоре та засветилась вновь, моргая в такт слов говорящего.
— Я понимаю, почему Вы беспокоитесь, Сандей. Знаю, как сложно довериться кому-то, особенно после того, что Вы пережили. Но наша цель не в том, чтобы причинить Вам боль или использовать Вас в своих гиблых интересах. Мы действительно хотим помогать людям.
Образ
Галлахера с нездоровой ухмылкой вновь проявился, внезапно образовался прямо перед носом галовианца. От неожиданности Сандей выронил сферу-передатчик, и та покатилась по полу, пока не ударилась о какой-то ящик.
— Господин Сандей?.. — раздался взволнованный голос Элио, и Сандей тут же подобрал сферу, прижавшись спиной к стене. Он смотрит. Этот чёртов
Галлахер смотрит на него, но не сходит с места.
— Я... Я здесь, — замявшись, ответил галовианец.
— Я знаю про Вашу болезнь, не стоит бояться за это, — продолжил он мягко, стараясь успокоить собеседника и придать тому уверенности в завтрашнем дне... или хотя бы в сегодняшнем вечере. — Главное сейчас - начать лечение, не так ли?
— Но Вы же хотели, чтобы я?..
— Что бы Вы перешли на нашу, так называемую, сторону? Право, не буду же я мучить человека, когда тот даже не готов к здравому разговору. У нас ещё будет много времени на это, господин Сандей, а сейчас... Скажите, Вы пытались бороться со своими недугами не только самостоятельно?
— Я... Нет. Я говорил?.. — он стал бросать нервные взгляды по сторонам, вновь заплетаясь в собственных словах. — Я никому не говорил... нет-нет... Я молчал, а другие проявились... уже в заточении?.. симптомы...
Он не хотел бы обсуждать подобное, но, может, всё-таки стоило попросить о помощи?.. Ему сообщили, что в металлическом ящике, на которую наткнулась ранее катящаяся сфера, лежат медикаменты. А после этого Элио отключился, дав другому личное время. Но он не решался. Так ли он хотел избавиться от образа Галлахера?.. Он точно некогда был его любовником? И хотя бы в редкий период времени им было хорошо вместе?.. Во всяком случае тогда он был не один, хоть и был с предателем.
Сандею тяжело давалось решение с нездоровой привязанностью, и
Галлахер, подошедший ближе, никак не помогал ситуации...
Гончий просто... Склонился и прижался своим лбом к его, закрыл глаза, а Сандей готов был простить ему всё. Все обиды и размолвки, только бы тот снова оказался рядом с галовианцем
по-настоящему и обнял его... Глубоко в душе он так боялся одиночества, что готов был искать отраду даже в такой нездоровой ситуации.
Его маленькие, светло-голубые крылья прижались к голове. Он ощущал прикосновение чужой руки, что с такой любовью поглаживала его по волосам, утешала, в то время как Сандей дал слабину и влажные дорожки побежали с крепко сомкнутых век. Он терялся в себе. Он знал, что
Галлахер никогда не будет рядом в том образе, который Сандей себе выдумал, как и не будет вовсе, но... Так ли это плохо?.. Видеть
дорого тебе человека хотя бы в таком виде?..
Он вспоминал
воображал, как Галлахер, ещё до предательства, сказал ему пару слов. И это не были слова любви, это были особенные, по-настоящему важные слова.
«Держись за то, во что веришь, — на удивление мягко шепнул ему гончий. Тогда он прижался носом к его виску и зарылся в светлые волосы. Тогда он трепетно лелеял Сандея, шепча ему всякие глупости, едва ощутимо касаясь его талии своими ладонями и пробираясь подушечками пальцев под гладкую ткань пиджака. — Ты не будешь сломлен, птенчик. Ты возродишься. Ты найдешь свой настоящий путь и расправишь свои прекрасные крылья, — тогда он подцепил его чёрные, почти всегда сложенные и обёрнутые вокруг талии Сандея, крылья, аккуратно раскрывая их в стороны. Он продолжал восхищённо и воодушевлённо проговаривать, оглаживать особо крупные перья на кончиках крыльев, в конце концов поднимая на него взгляд. — Но твои крылышки подходят только для того, чтобы парить, и даже для этого тебе нужны благоприятные условия... Но... кто сказал, что ты не можешь пойти против природы?.. Или найди уже эти самые "благоприятные условия". Даже если я не смогу этого увидеть, Сандей, ты должен выпорхнуть из собственной клетки.»
Тогда Галлахер посмотрел на него будто бы с вызовом. А сможет ли Сандей этого добиться? Или канет в то самое небытие?..
А затем поцелуй. Словно реальный и такой настоящий. И Сандей не желал открывать глаза, находясь в крохотной каюте шаттла Охотников. Ему становилось дурно от одной лишь мысли, что он действительно сошёл с ума. Но поцелуй казался таким приятным, родным, знакомым и... Сандей так в нём нуждался. Галовианец отвечает, размыкает губы и углубляет, хотя едва ли для постороннего он смотрелся бы нормальным человеком, что целует и обнимает пустоту... И руки
Галлахера ведут ниже, оглаживают шею и очерчивают кадык. Он поджимает пальцы под затылок и кладёт большие пальцы на линию подбородка галовианца, мягко запрокидывая его голову... Дурманит своим фальшиво нежным прикосновением... И неожиданная, резкая боль приходится на затылок, отчего Сандей в испуге распахивает глаза.
Его ослабшее тело подхватывают крепкие, мужские руки, не дают упасть. Пряди тёмно-синих, ниспадающих волос с плеч, вот и всё, что успело предстать пред взором Сандея, прежде чем он потерял сознание... Снов не было. Может, оно и к лучшему - он слишком много времени провёл в сладких грёзах и страшных кошмарах. Сейчас он наблюдал лишь беспросветный мрак и полное одиночество, пока он не очнулся вновь.
Ощущения после пробуждения запоздало возвращались к галовианцу. Тело ныло, было тяжёлым и будто бы вязким. Веки, будто бы налившись свинцом, слушались плохо - глаза открывались неохотно со второй или третьей попытки. Голова гудела. Сандей пытался сфокусировать взгляд, но пока не преуспел и в этом.
Вскоре он понял, что лежит на мягкой кровати, накрытый лёгким покрывалом. Несмотря на головные боли, разум его казался более чистым. Чей-то голос, донёсшийся со стороны двери, вырвал галовианца из тревожной задумчивости, заставил резко повернуть голову и снова ощутить приступ головокружения и неимоверной слабости. От этого движения перед глазами поплыли яркие круги, и он, шумно выдохнув и прикрыв глаза, осторожно приподнялся на локтях, дабы разглядеть собеседника, но тут же рухнул обратно на смятую подушку. Затем всё тот же грубый и хрипловатый голос повторил.
— Не делай резкий движений. Думаю, ты понимаешь.
В проёме стоял Блэйд, уставший или нет, может, он всегда так выглядел, но Сандею в целом было всё равно, особенно в этом состоянии. Блэйд подошёл к кровати и посмотрел вниз на этого дрожащего галовианца, сжимающего и сминая с остатками сил белоснежную простынь.
— Если тебя что-то тревожит — сообщи нам, и не играй в молчанку, — он достал из шкафа ещё одно покрывало и стал укрывать им лежавшего в лёгкой злости и недоумении Сандея.
— Меня, чёрт возьми, всё тревожит, — прошипел он ему сквозь стиснутые зубы, когда наркоз, или что бы там не было, начал отходить и внезапный холод стал ощущаться по всему его телу, а особенно мерзлота чувствовалась в дрожащих конечностях.
Глаза против воли закрывались и его вновь морило в сон.
— Что вы мне вкололи?..
— Метод лечения, выбранный Элио, — услышал он ответ, звучащий словно через толщу воды.
—
Я не выбирал это, — он всё ещё пытался бороться. Ему по-прежнему до противных мурашек и чесотки не нравилась идея контроля над ним и его телом, а ещё... Галлахер. Он больше его не увидит?.. Не будет больше его запаха, его прикосновений и он... больше не услышит его голоса? Не услышит слова мнимой поддержки... И вымученно он произносит, крепко жмурясь и судорожно выдыхая, — х-хватит уже... хватит всего этого...
Тишина затягивается, и, кажется, что ответа уже не последует, но чуть погодя он внезапно ощутил прикосновение к своему чёрному крылу. Он приоткрывает глаза и из-за щёлочек наблюдает, как Блэйд, присевший на рядом стоящий стул, бережно взял за предплечье его раскрытое и лежавшее рядом правое крыло, и стал обрабатывать рану. Рану, что поломала некоторые некогда прекрасные (по меркам
Галлахера) изящные перья. Кровь давно засохла и образовала багровые, неровные куски, которые Блэйд вымачивал тёплой водой и аккуратно избавлялся от тех.
«Ах... Да, меня же ранили... При побеге...» — он морщится время от времени от лёгкой боли на задворках сознания. То скидывает с себя второе одеяло, то вновь забирается под него. Мозг посылает в тело своеобразные сигналы, отчего он мечется. Его то бросало в жар, то в холод, но спать больше не хотелось. Оставалась спутанность сознания, головная боль и нежные прикосновения убийцы из Охотников. Он ничего более не говорил, устав и решив просто постараться отключить сознание. В конце концов, он словил себя на мыслях, что его молчаливый собеседник вовсе не осуждает его за такие проблемы с головой, или за его поступки на Пенаконии. Что мечник, с направленным на крыло взглядом, не тревожит его и, более того, даже вносит какой-то покой в его внутренние терзания.
И кстати о терзаниях. Сандей подметил, что Галлахера действительно нигде больше нет. Тот не маячит у двери, не пытается приласкать его по голове, не выдыхает несуществующий едкий дым ему в лицо. Его нет. Он ушёл и, может быть, на этот раз навсегда, оставив галовианца в новой компании.
Он не заметил, как прошло время, как крыло обработали и его вновь оставили в покое. Совсем ненадолго, поскольку вскоре в покои его вошла Кафка. Сандей запомнил её с этой лёгкой улыбкой, и с этой же улыбкой она встретилась ему вновь. Словно та тоже жила в своём собственном мирке, лишь изредка обращая свой взор на происходящее вокруг.