***
Иван Николаевич любил дачу — он купил её для себя и обустроил по собственному вкусу. «Никакого огорода!» — решил он, и никакого огорода действительно не было. «Вырою пруд с карпами!» — решил он и с помощью нанятой бригады вырыл (хоть карпы и не прижились). «Разобью веранду!» — и он действительно сделал это. Жизнь была хороша. Иван Николаевич вышел на пенсию и почти поселился на даче. Утро у него начиналось м неспешного потягивания и осознания: он сам хозяин своей жизни! День был наполнен всяческими приятностями, и вечер был ничуть не хуже. «И почему это я раньше не поселился тут?» — удивлялся Иван Николаевич.***
Крумурикам не нравилось, когда Иван Николаевич был на даче. Они тогда не могли превращаться в него и гулять по участку и окрестностям. Крумкрики предпочитали действовать в отсутствие хозяина. Но если Ивана Николаевича убить, то дача достанется кому-нибудь другому. А крумкрикам нравилось превращаться именно в Ивана Николаевича. Можно было бы, конечно, посменно изображать уже покойного Ивана Николаевича перед соседями, но рано или поздно его долгая жизнь заставила бы их проверить, нет ли тут чего нечистого. И либо крумкрики были бы раскрыты, либо Иван Николаевич был признан мёртвым. Крумкрикам не нравилось, когда на даче было кто-то, кроме крумкриков. Иван Николаевич должен был находиться на даче. Компромисс был таков: сделать крумкриком Ивана Николаевича.***
Как-то раз, проснувшись утром, и осознав, что он — хозяин дачи, Иван Николаевич не нашёл свои тапочки. Стояло жаркое лето, но Иван Николаевич был человеком старой закалки и придерживался правила: проснулся — надень тапочки. Он искал их долго, заходя в самые далёкие уголки дома, и, к его большой радости, нашёл. Иван Николаевич с наслаждение всунул ноги в клетчатые тапки сорок третьего размера, чувствуя, как миропорядок восстанавливается, галактики скручиваются в аккуратные спирали, а со звёзд пропадают пятна. Вдруг его левую пятку что-то кольнуло. Иван Николаевич почти почувствовал себя преданным. Ещё бы — его любимые домашние тапочки вдруг его колют! Впрочем, об этом неприятном инциденте Иван Николаевич скоро забыл.***
Крумкрики потирали маленькие серые (совсем не мышиные!) лапки. Сознание Ивана Николаевича для них уже начинало пахнуть крумкриком. Их план сработал идеально.***
Вскоре Иван Николаевич понял, что уже не хочет просыпаться в одиннадцать утра, ложась в десять вечера. Он спокойно мог лечь в те же десять, но проснуться в семь. Это его не обрадовало. У него освободились четыре часа — но, во имя всего святого, ему вполне хватало старого времени! Он упорно продолжал лежать в постели хотя бы до девяти, пытаясь вернуть тело к обычному режиму, но оно отказывалось спать. «Старею», — подумал шестидесятивосьмилетний Иван Николаевич.***
Крумкрики продолжали потирать лапки. Кроме удачи в исполнении плана они имели ещё радость: в их колонии появился новый крумкрик, совсем маленький, ещё крумкрёныш. Он обожал копаться в земле и несколько раз чуть не попался на глаза Ивану Николаевичу.***
Однажды Иван Николаевич порезал палец краем газеты. Он собирался сунуть его в рот, но вдруг увидел, как крошечная царапина затягивается на глазах, смыкая края и покрываясь новой кожей. Иван Николаевич перекрестился и продолжил читать газету. Пару дней назад он, к слову, уронил себе на ногу немаленький чайник (по счастью, с холодной водой). Иван Николаевич рассчитывал по крайней мере на почерневшие отдавленные ногти, но ничего не было.***
Крумкрики были очень маленькими серыми существами. А ещё они очень любили растения. Когда нельзя было превращаться в Ивана Николаевича и бродить по участку и окрестностям, крумкрики бегали внутри стволов деревьев. Они не прогрызали в них ходы — они переходили на иной уровень организации пространства-времени. Крумкрики совсем не хотели вредить растениям.***
Иван Николаевич понял, что ложиться в десять для него рано. Потому что после этого он просыпался уже в пять утра и часа два просто лежал, слушая странные шорохи, раздававшиеся из леса. Казалось, кто-то бегал внутри стволов деревьев. Чтобы отвлечься от всех этих странностей (к врачу идти было не по-мужски), Иван Николаевич решил посадить куст помидоров. Всего один куст помидоров, не в качестве огорода, а, скорее, как домашнего питомца. Иван Николаевич ведь ненавидел огороды. Куст помидоров на маленьком раскопанном участке земли выглядел красивым, но очень одиноким.***
Крумкрики любили растения. В основном большие, внутри которых можно было бегать, не сжимаясь в несколько раз. Но маленькие тоже. Поэтому поведение Ивана Николаевича в качестве крумкрика было не вполне типичным, но нормальным. Маленький крумкрёныш, ещё не понявший, как здорово бегать, не сжимаясь, тоже любил этот куст помидоров, который посадил Иван Николаевич.***
Иван Николаевич долго крепился. Но в конце концов не смог пересилить жалость к одинокому кусту помидоров и засадил такими кустами свежевскопанную грядку. На этот год ему оказалось этого достаточно, хотя зимой он инстинктивно ходил по дорожкам, чтобы не затоптать фантомный огород.***
Крумкрикизация Ивана Николаевича шла полным ходом. Крумкрики были довольны. Он уже начал бродить по участку и окрестностям, закрепляя репутацию ведьмы. Маленького крумкрёныша приходилось останавливать от того, чтобы показаться Ивану Николаевичу. Крумкрёныш почему-то признал в нём родительскую фигуру.***
Через десять лет после того, как Ивана Николаевича предал любимый тапочек, все соседи уже точно знали: этот безумный старик-огородник — ведьма. Он всегда ложился в десять вечера и вставал в половину пятого летом т в половину шестого зимой. Он без устали копался в своих грядках, которые у него занимали весь участок. У него на плече сидел маленький серый зверёк, которого опасно было называть мышью (Зинаида Петровна как-то попробовала, а потом проснулась с аккуратными круговыми порезами вокруг и ног). А, да. Ещё он бродил по участку и окрестностям, иногда в нескольких экземплярах одновременно.