***
— И... в остальном мисс Грейнджер все еще в безопасности? — Нерешительно спросил Альбус, зная, что это вызовет гнев Северуса. Снова. Конечно же, выражение лица его подчиненного стало еще более мрачным, хотя Альбус был готов поклясться, что Северус вошел в его кабинет настолько раздраженным, насколько это вообще возможно. — Не из-за тебя! — Рявкнул Северус, прежде чем, казалось, взял себя в руки. — Мисс Грейнджер, кажется, на удивление спокойна, если не считать того злополучного обещания. — О да, но ее обещание, данное ему, будет способствовать осуществлению наших планов, — сказал Альбус с легкой улыбкой. — Том научится любить, и... — ...и мисс Грейнджер будет изнасилована снова и снова, — фыркнул Северус. — Ничто не указывает на то, что она испытывает хоть малейшую любовь к нему, все это односторонне, и ты оставил ее в руках сумасшедшего, Альбус! Ведьма-подросток, едва достигшая совершеннолетия, против самого могущественного волшебника за последние столетия, человека, который не остановится ни перед чем, и...! — Ты сказал, что она была спокойна, не похоже на жертву жестокого обращения... — Альбус вздохнул, почесывая ноющее запястье. Проклятие распространялось, отдаваясь болью в костях, хотя в последнее время кожа на его руке теряла способность чувствовать прикосновения, тепло и холод. Оно умирало, как и все остальное в нем, и по ночам он не мог не задаваться вопросом, не будет ли инфернал чувствовать себя примерно так же — пустой болью, как мертвая оболочка человека, бездумно следующего за теми немногими нейронными импульсами, которые у него остались. — Может быть, ей и не придется, — пробормотал Альбус, отворачиваясь, пытаясь разогнать постоянно бурлящую под кожей панику, — через несколько месяцев я стану инферналом, я умру для мира, но останется ли остаток, кричащий от ужаса, когда мое мертвое тело будет исполнять приказы Темного Лорда? Буду ли я помнить? Как меня запомнят? Глубоко вздохнув, он продолжил: — Может быть, он наконец-то научится любить. Может быть... Он будет лучше. Тем не менее. На мгновение Северус недоверчиво взглянул на Альбуса, после чего его плечи опустились. Устало вздохнув, шпион сказал: — Кстати, он спросил, как Поттер и Уизли восприняли новость. — И это прошло не очень хорошо, не так ли? — Альбус покачал головой, вспомнив глупость молодости. — Великое благо не было для них большим объяснением. — Ни для кого, кроме тебя, — с горечью сказал Северус, качая головой, и его длинные сальные волосы развевались от этого движения. — Они... Ты не можешь ожидать, что они увидят это так же, как ты, Альбус. Девушка явно не хотела уходить с ним, и я ни за что на свете не поверю, что она добровольно участвовала в получении метки. Но Поттер и Уизли никогда не поддержат ее теперь, не после того, что ты им рассказал, а девочка будет очень несчастна, потеряв своих друзей. — Ну что ж, я верю, что они придут в себя, — беззаботно сказал Альбус, хотя он тоже был обеспокоен. Пока что эти два юных негодяя были слишком вспыльчивы, чтобы вразумиться, и, насколько Альбусу было известно, все письма от мисс Грейнджер оставались без ответа. Возможно, Гарри потребуется немного подтолкнуть, чтобы он снова связался с мисс Грейнджер. Толчок от полумертвого человека, толчок от того, кто через несколько месяцев превратится в кошмарного монстра, — и мысли Альбуса снова погрузились в слепую панику.***
Как только Волдеморт приземлился в доме, он услышал стук ее каблуков, кипящую ярость, которая нарастала в этой связи, внезапно раскалившись добела. Выйдя из-за угла, девушка кипела, и он снова удивлялся ее гневу. У нее было такое неуважение к нему, как ни у кого другого, и почему это было просто очаровательно, и, клянусь Мерлином, почему слово «очаровательный» вдруг пришло ему в голову? — Ты утверждаешь, что сделаешь меня своей... своей... сам-знаешь-кем, — выплюнула она, дрожа от ярости, — и при этом не позволяешь мне даже покинуть территорию? Я что, пленница, да? Или ты так видишь эти... отношения... которые хочешь навязать мне? Волдеморт разгладил лацкан своей мантии, как будто она взъерошилась от аппарирования, и на мгновение задумался, прежде чем ответить. Она тяжело дышала, ее грудь вздымалась весьма интересным образом, и он решил еще больше разозлить ее, сказав правду. — Ты не пленница, моя дорогая, но я буду держать тебя взаперти, пока не добьюсь от тебя более прочного обета. — Я никогда не говорила «да»! — закричала она, чувствуя, как паника смешивается с яростью, и он не смог сдержать улыбки. — О, ты обещала мне все, что угодно, и я назвал тебе свою цену. Ты можешь почувствовать это, это магически связывает, но я отпущу тебя, когда захочешь, как только церемония и ритуал будут завершены. Взгляд, которым он одарил ее, должен был подчеркнуть значимость его слов, но девушка, казалось, не поняла их смысла, будучи слишком погруженной в свой собственный гнев. — Замужем за тобой, — пробормотала она, хмуро глядя на него глазами, в которых читалось желание убить, — как будто мы с тобой... В твоем возрасте ты выглядишь как чудовище, и ты заманил меня в ловушку здесь… с чего бы мне вообще давать тебе такое обещание по доброй воле? Кроме того, ты действительно думаешь, что я хочу жить здесь, в доме этих чертовых Малфоев? Волдеморт приподнял бровь, потому что ситуация с жильем, безусловно, была интересней, гораздо лучше, чем то, что было связано с возрастом и внешностью, и он сразу же ухватился за это, мягко сказав: — Мы, конечно, подыщем для нас другое место, но пока что это не так было бы благоразумно указать мое имя в документах о собственности, и... Он никогда не ожидал от нее одобрения своих действий, но не смог удержаться от смеха, когда она набросилась на него: — Ну, сделай это, чего бы это ни стоило! Я не собираюсь жить в доме Драко, каким бы красивым он ни был! Она вздернула нос и зашагала прочь, но он уже улыбался как дурак. Чего бы это ни стоило? О, ей следовало бы выражаться более осторожно, учитывая, с кем она разговаривает, но, возможно, пришло время ускорить события. А потом он всегда мог сказать ей, что просто сделал то, о чем она просила.***
После обеда он присоединился к ней в библиотеке. Эльфийка Родина появилась с роскошным подносом с чаем и пирожными, поставив его перед камином. Пирожные выглядели очень аппетитно, и она, почти против воли, оставила свой фолиант в глубине зала, чтобы присоединиться к нему у камина. Там стояли удобные кожаные кресла, а на столике между ними — изящная фарфоровая посуда и многоярусная подставка для пирожных. — Черный с сахаром? — спросил он, наливая ей. Удивившись, она кивнула, молча гадая, когда же он заметил ее привычки. — За завтраком, — ответил он и налил себе, напомнив ей о том, что он слишком легко читает ее мысли. Он взял свой чай с молоком, но без сахара, и она с ужасом поняла, что этот факт теперь засел в ее мозгу для дальнейшего использования. Угостившись кусочком прекрасного розово-желтого кекса Баттенберг, она снова вытащила книгу, продолжая читать любопытную теорию трансфигурации. У него была своя книга, и она не удивилась, что книга кричала о Темных искусствах, а страницы светились слабым, зловещим зеленым светом. И вдруг он откашлялся. — Я знаю, что это немного неожиданно для тебя, — сказал он, — но у меня были годы, чтобы подумать об этом, ожидая тебя. Приподняв бровь и не отрывая глаз от книги, она сказала: — Неожиданно — это одно слово. Нежелательно — другое, и не менее подходящее. Он вздохнул с таким нетерпением, словно только и ждал, что она отпустит какую-то детскую глупость. Напротив, это было далеко не так, как будто поступиться своей моралью, своими принципами и своей жизнью было пустяковым делом! Раздраженная, она подняла глаза и увидела, что крапинки пламени на его лице двигаются и колышутся в свете камина, пляшущем на его чертах. — Кроме того, ты выглядишь совсем иначе, чем... той ночью, — властно заявила она. Волдеморт закатил глаза, словно считая ее глупой. — Я могу изменить это, — уверенно сказал он, — если это потребуется. — Почему бы тебе не сделать себе хотя бы нос, — фыркнула она, зная, что навсегда изменить внешность практически невозможно. Даже в книге, которую она сейчас читала, говорилось об этом. Он встал. Вдохнув, она почувствовала прилив магии — столько силы, столько ослепительной силы, заставляющей сердце биться о грудную клетку, подавляющей своим удушающим присутствием, вызывающей легкое головокружение, тепло, словно она хотела впитать эту силу, прикоснуться к ней, пригласить в себя, наполниться ею, им — и вдруг во рту у нее пересохло, в груди заклокотало, но она решительно отвела взгляд, отказываясь удовлетворить свое любопытство, хотя ей казалось, что она отказывает себе в кусочке рая. Внезапно поток силы прекратился. На мгновение она пожалела об этом, страстно желая почувствовать себя частью его огромной силы. Как будто свет исчез из мира, сделав его еще более унылым и тусклым, и наконец она подняла глаза. И тут она закричала.