Наследник

Их бы хватил удар. Джона, как остальных членов Малого совета, уж точно, если бы они знали, что Роберт взял приличную такую сумму из казны, доставшейся ему от Эйриса, чтобы купить в Эссосе Безупречных и еще кое-кого из прислуги. Купить рабов. Конечно, он мог нанять столько солдат, наемников или даже рыцарей, сколько захотел. Хоть сотню, хоть две, или даже пару тысяч. Он же пекло побери король!.. Но Роберт не мог допустить, чтобы хоть кто-то узнал о том, что было спрятано в больших и уцелевший до сего момента пещерах под Драконьим логовом. Не мог допустить, чтобы Варис, Селми, или еще какой лоялист павшей династии пронюхали, что под самым их носом был спрятан законнорожденный последний живой ребенок проклятого Рейегара Таргариена, который все-таки обставил его и переиграл, даже несмотря на то, что гнил в Трезубце, а Роберт был жив и носил эту неудобную корону. Даже у верных мужчин могут развязаться языки под пытками или за мешочек монет. Но не у Безупречных. Их растили для того, чтобы воевать и слушать только своего хозяина. Ему было противно от того, что он связался с работорговлей, ведь и у него были принципы, как и то, что первый его приказ этим вышколенным воинам, был убить всех тех, кто был с ним в Дорне, видел башню и младенца, которого он оттуда вынес. Но это был лучший способ сохранить эту тайну. Честно говоря, Роберт не знал, что ему впрямь делать с мальчишкой, чье имя, данное ему Лианной, даже мысленно произнести не мог. Его голова была как в тумане, когда он покинул Башню вместе с телом Лианны, сундуком, где нашел свидетельства о браке Лианны и этого ублюдка Рейегара, ее девичий плащ, свидетельство о рождении дитя, где осталось только указать имя, и окаменевшее яйцо дракона, из-за которого он так сильно разрезал руку, когда коснулся его, что на ладони остался шрам, и неожиданно прибившейся к ним леди Эшарой Дейн, несущей затихшего младенца. Нужно было решать, что теперь со всем этим делать, куда идти. Он был теперь проклятым королем, а этот мальчик был его главной угрозой. Роберт дважды за те три дня, что они добирались своей небольшой группой до Ночной Песни, дома Каронов, — верных его дому людей, — забирал у перепуганной леди Эшары, чья голова осталась цела только потому, что ее любил Нед, мальчика и отходил с ним на самый край лагеря. И все пытался разжать руки. Просто бросить это отродье на землю, и все. Ему было пару дней от роду, кости мягкие и хрупкие, а голова как яичная скорлупа. Расколется от легкого удара. И все. Все будет кончено, не будет больше угрозы, а род его кузена наконец будет полностью прерван. Но стоило даже об этом подумать, как в голове возникло лицо Лианны, ее шепот, а эти серые глаза… Они грустно смотрели на него из пеленок, будто зная, что Роберт хочет сделать, и ему становилось так херово. Ему хотелось напиться до потери сознания и забыть обо всем. О том, что его сердце разбито, что та, кого он любил, его не любила в ответ и что вся эта война была зря. Так он и сделал, когда прибыл в Ночную песнь. Один. Рыцарей, что были с ним, и леди Эшару, Роберт оставил в деревне, в единственной там таверне. Он был уверен, что сестра бывшего Меча Зари может попробовать сбежать. Впрочем, если учесть, что он отдал приказ их охране первым делом убить младенца, к которому та так быстро привязалась, если она дернется, то леди вряд ли предпримет такую попытку. В ту ночь был пир в его честь и он упился вусмерть. А по утру принял наконец окончательное решение. Роберт сдержит обещание Лианне. Мальчик будет жить. Сначала, он хотел отдать его Неду, вместе с костями сестры, который должны были подготовить местные Безмолвные сестры. Но передумал. Роберт был так зол на это предательством, на то, что даже подохнув, его кузен все же получил то, что желал он. Поэтому решил, что мальчик будет жить, но никогда не увидит солнца, лесов и неба. Он не попадет на Север, и не будет знать своих предков. Роберт решил его запереть. В Черных клетках или в Девичьем склепе. Впрочем, это было слишком близко. Он не хотел, чтобы кто-то узнал о таинственном пленнике. А потом вспомнил о Драконьем логове, где знал, что были обширные пещеры, все еще уцелевшие, в отличие от самого здания. Да, именно там будет хорошее место для пленения последнего дракона. Так он и сделал. Нанял трех наемников в Эшфорде и отправил их в Эссос, чтобы те купили ему пару десятков Безупречных солдат и нескольких слуг. Роберт не особо хотел думать, почему прилагает столько усилий для пленения мальчика, которого просто мог посадить на цепь в темноте и дать ему зачахнуть. И, конечно же, к этому не имел отношения кошмары с плачущей Лианной, которая явно хотела бы лучшей судьбы для своего ребенка, о чьем спасении молилась на смертном одре. Роберт тряхнул головой, вернувшись в реальность. Его тут же затошнило, а вино, которого было в нем больше, чем крови, попросилось обратно. Но он сдержал порыв и упрямо продолжил свой путь к логову, к которому запретил приближаться кому-либо. Пару внезапных смертей в окрестностях громадины быстро отвернули даже самых смелых от желания полазить по руинам, и породили стойкий слух среди черни, что они прокляты. Роберт только мог мрачно смеяться над этим, ведь они правы. Руины прокляты, да не так, как все эти глупцы думали. Но сегодня ему было не до смеха. Разбитые костяшки его пальцев горели, вино жгло желудок, а горе туманило разум. Его первенец умер. Он ненавидел Серсею, на которой был вынужден женится, чтобы закрепить союз с Западом, но хотел дитя, что она носила. Это был бы его наследник. Законнорожденный принц, унаследовавший бы после него этого проклятый трон. Но он умер, не прожив и дня. Мальчик, которого Роберт хотел именовать Стеффоном, как своего отца, просто перестал дышать в своей колыбели, хотя сразу после родов Пицель утверждал, что это был один из самых здоровых младенцев, чьему появлению на свет он способствовал. Повитухи говорили то же самое, и тем не менее его наследник ускользнул в объятия Неведомого также быстро, как пришел в этот мир. Серсея даже не плакала. Это чертова женщина, даром что была красива, была ему ненавистна от зеленых глаза до кончиков золотистых волос. А малейшее тепло или даже элементарные низменные желания явно погасли вместе с жизнью Стеффона. Роберт разбил кулаки о стены, когда узнал о смерти их сына, а она и слезы пожалела, чтобы оплакать их общую потерю, и показать, что ей небезразлично. И ему с ней жить до конца жизни. Возможно, это было его проклятие за все его прегрешения? Как по его мнению, это было слишком уж жестокое и суровое наказание за… за… — Мастер Роберт, — как всегда безэмоционально произнес капитан Безупречных, встретивший его, когда Роберт кое-как, чудом не выпав из седла, въехал на своей лошади в колизей. Он презрительно фыркнул, и отмахнулся от руки одного из этих евнухов, когда вместо того, чтобы приземлился на ноги, Роберт упал на колени, чудом не разбив себе нос. Это должно было быть жалкое зрелище, король Семь королевств, знаменитый Демон Трезубца, пьяный и развалившийся на земле как последний пьяница на заднем дворе самой захудалой таверны. Но Роберт не был при дворе или даже перед своими слугами. Безупречным было плевать как он выглядит и что делает. Они были рабами, а он был их хозяином, как ни крути, и их дело было только служить ему. Роберт с трудом поднялся и покачивающейся походкой поплелся к лестнице, ведущей вниз. Он не понимал, что вообще здесь делает, вместо того, чтобы завалится в свой любимый бордель неподалеку отсюда, куда с самого начала и направлялся, чтобы утопить свои печали в вине и нагих шлюхах. Роберт совсем не хотел видеть этих рабов, который купил, чтобы охранять и служить отродью Рейегара. Рабов, людей, которых должно было быть куда меньше. Но те бестолковые наемники, чья задача была купить для него Безупречных, вместо пары воинов и слуг, договорились с мастерами Тироша на сотню. Роберт совсем не собирался платить миллионы золотых монет прибывшему на трех кораблях с товаром сенешалю, служившему владельцу этих рабов. Он был готов отказаться от Безупречных и послать в пекло как наемников, трусливо унесших ноги, так и сенешаля с его забавной зеленой бородой. А потом Роберт просто представил, как позеленел был Рейегар, как бы плевался слюной Эйрис, если бы они узнали, что он потратил их золото на рабов, который должны были бы держать взаперти последнего сына первого. И заплатил за всех. Он до сих пор был поражен, что Безупречным и остальным невольникам удалось незаметно пересечь город и войти в логово, где первым же делом перебили первоначальную охрану мальчика и леди Эшары, как Роберт и велел сделать. Впрочем, это было бы не так уж и странно. Как раз тогда была его свадьба с этой драной кошкой Серсеей, и порт, как город, был полон прибывших как лордов, так и торговцев, который хотели продать свои товары многочисленным знатным гостям. Тайвин из своей казны оплатил все это сборище и совсем не скупился на празднества. Не то, чтобы Роберт многое их этого запомнил. Вкус вина и мимолетнее видение, даже иллюзия, где он наивно пытался представить, что Лианна не предала его и что это была именно их свадьба, их праздник и их брачная ночь; — это все, что он запомнил о том дне. Кстати, о вине. Роберт поднес к губам полупустой бурдюк, который чудом не потерял по пути сюда, и сделал щедрый глоток. С его губ сорвался вдруг смешок, когда зачем-то подумал о том, как этот дурак Селми и Цареубийца, не переносящие друг друга и которых он бросил на перекресте Хлебной улицы и улицы Сестер, сейчас бегают по городу и ищут его. Но веселье вновь быстро затухло, когда он вспомнил о своем мертвом наследнике и о тех, кто ждал его в глубине этих пещер. И самые главные причины, почему ему не хотелось быть здесь. Вид живого доказательства того, что Лианна выбрала не просто другого, а того, кого он убил во имя ее, думая, что тот причинил ей боль, вызывал у него прилив злобы и боли, а укоризненный взгляд этих отвратительно фиолетовых валирийских глаза леди Эшары Дейн, добровольно выбравшей заточение, кажется, до безумия влюбившись в отродье его кузена, заставлял распускаться в груди цветок огненной ярости смешанной с ненавистью. К себе. Так не должно быть! Он выиграл, честно выиграл эту войну и этот трон, и уж точно не должен был ощущать себя подонком из-за одного лишь взгляда глаз несостоявшейся жены Неда. Не должен, но так было. И именно поэтому Роберт не был здесь примерно с тех пор, как купил рабов и привел тех сюда. То есть примерно год, или даже полтора. Отродье Рейегара — сын Лианны — должно быть уже покинул пеленки и мог даже научится ходить. А его собственный сын, такой маленький и хрупкий, даже дня не прожил, никогда не пойдет и не скажет ни слова, и сейчас его тельце было завернуто в полотно из льна руками Безмолвных сестер, и поутру будет отправлено в Штормовой Предел, где его сбросят в море, прямо в объятия бога моря, чья дочь Эленея стала женой первого Штормового короля вопреки воли своих божественный родителей, как десятки Баратеонов, а до это Дюррандонов, до него. Роберт не заметил как преодолел весь путь до дальней пещеры, где обитал сын Последнего дракона. Его шаг замедлился только тогда, когда его мутный взор остановился на решетке, специально установленной между пещерами для дополнительной защиты. Роберт медленно доплелся до нее и, прислонившись лбом к холодным прутьям, вяло проскользил по большому помещению за ней. Теперь пещера была не так пуста. Тут появились свечи, освещающие пространство так, как того не было в первые дни, когда здесь было всего пару факелов, появились жаровни, деревянная платформа с книжными полками и некое каменное строение, напоминающее дом, явно построенное из камня колизея. Одновременно это было лучше и хуже, чем он думал, что получится сделать у тех строителей, которых также купил, чтобы создать здесь самые элементарные удобства для рабов и самых главных пленников. Вдруг он услышал смех. Звонкий, беззаботный и явно детский. Что-то в его груди сжалось до такой боли, что ему захотелось зажмуриться и вырвать себе сердце, а когда его мутный взгляд бессознательно нашел источник звука, прямо около самого большого очага, утопленного в землю посреди пещеры, то Роберт едва не сполз вниз, прямо на землю. За то время, что он не видел мальчика, ему удалось убедить себя, что у ребенка не было никакого сходства с Лианной. Что все это было только его воображением, которое пыталось придать сходства со Старками этому дитя Рейегара, чтобы элементарно не убить его. Что в следующий раз Роберт его увидит, вместо черных волос на голове мальчика будет серебряная шапка волос, в глазах больше пурпура, чем серости пасмурного неба во время шторма, а черты лица будут все принадлежать драконьей династии, из которой тот произошел. Роберт ошибался. Когда его взгляд сфокусировался на мальчике, который заливисто смеялся, хлопая в ладоши, когда рабы-служанки, чьих имен даже не знал, в четыре руки разыгрывали перед восторженным ребенком целый спектакль с помощью только самодельных подвижных плоских марионеток на палочках, отблеска огней и теней. Он сидел на подушке в одной длинной ночной рубашке, слегка подпрыгивая на месте от восторга, отчего его черные кудряшки, в которых затесалось всего пара серебряных прядок, подпрыгивали вместе с ним, а его серые глаза, на по-старковски вытянутом личике, блестели от восторга. Совсем как у Лианны. Его разбитые руки обожгло болью, когда Роберт стиснул решетки, к которым прислонялся, а на глазах выступили пьяные слезы. Это должен был быть его сын!.. Этот мальчик должен был быть их с Лианной наследником, носящим имя Стеффон, а может быть, Рикард в честь ее отца или Брандон в честь ее брата, но никак не имя принца-изгоя. Он должен был бы подпрыгивать на самых мягких шелковых подушках в просторных покоях Красного Замка, за чьей спиной должна была сидеть она, а не леди Эшара, чей фиолетовый взор с нежностью и материнской любовью смотрел на мальчика, и для кого спектакль должны были устраивать знаменитые артисты, а не пара служанок-рабынь, которые, наверное, и на общем-то не говорят, судя по тому, что он слышал. Роберт и сам не понял, как толкнул решетку, которую для него уже отпер один из Безупречных, и вошел в пещеру. Слезы туманили ему обзор, но ему не было до этого дела. Едва ли те, кто его видел сейчас смогут кому-либо рассказать о его позорном поведении. Его зашатало сильнее, чем прежде, пока он шел вперед, к этой небольшой компании, чей смех уже стих. Девушки-служанки испуганно опустили марионеток и, быстро поднявшись на ноги, опустили головы, сцепив руки перед собой, теплый взгляд леди Эшары стал холоден, как зима на самом Крайнем Севере, а ее спина выпрямилась так, как будто она проглотила копье. Но Роберт не смотрел на них. А только на притихшего мальчика, чьи серые глаза без испуга смотрели на него. Это было глупо, он должен был уйти. Но Роберт едва мог ясно мыслить, как от вина, так и от горестных мыслей о том, что все же судьба к нему несправедлива, почему боги отняли у него родителей, любимую женщину, а теперь и сына, что уж говорить о том, чтобы контролировать свое тело. Он рухнул как марионетка с обрезанными нитями перед подушкой, где сидел мальчик, который должен был быть его. Взгляд Роберта проскользил по бледным щекам с едва заметным румянцем, кудряшкам, любопытным глазам… К его горлу вновь подкатил большой горький ком, а потом он наклонился вдруг вперед и притянул пискнувшего мальчика к себе, вяло понимая, что должно быть напугал бедного ребенка. Но ничего не мог с собой поделать. — Ты должен был быть моим сыном, — хрипло прошептал Роберт заплетающимся языком, ощущая, как по щекам текут слезы. — Ты должен был быть моим… Его широкие плечи затряслись, из сорванной недавними криками глотки вырвались сиплые вдохи и выдохи, и он вновь ощутил себя полным неудачником, несмотря на завоеванную корону и выигранную войну. Он был женат на ненавистной ему женщине, сын которого он желал получить от той, кого любил, был сыном его ненавистного кузена, а сын, что был ему дарован был отнят в тот же день, как появился на свет. Судьба и боги были все же жестокими тварями, и Роберт остро сожалел, что не мог раздавить их головы своим молотом, чтобы они ощутили хоть толику его мук. — Ты должен бы быть моим… — вновь прошептал он совсем едва слышно, и, зажмурившись, зарылся носом в черные кудряшки, смутно ощущая, как его по макушке неловко похлопал маленькая хрупкая ладошка того, кого обрек на вечное заключение, хотя тот еще этого и не осознавал. Как еще не знал сам, что спустя годы и годы, сам же вернет тому и эту проклятую корону и даст свободу, которой сам его хотел лишить, мстя мертвецу, который все равно выиграл, чтобы Роберт не делал и какое бы место не занимал.