* * *
Следующее пробуждение произошло позже обычного, и это заставило Небо известись в волнениях, но, проснувшись, Солнце сразу же заверил его, что всё в порядке и лучше некуда, пока он рядом. Немного погодя некоторые нимфы покинули лес — Солнце не держал, лишь дал напутствий и частичку собственной силы, чтобы переход прошёл удачно. Ещё позже явился один из детей севера, на сей раз принеся с собой пару дюжин кувшинов и потому попав в милость хозяина леса — Солнце пропустил его. Короткая встреча, наполненная долей подколок и неприкрытым изумлением со стороны Габриэля. Первозданный Севера так и таращился на хозяина леса, который светился изнутри. Небо наблюдал сверху, стоя на верхушке дерева, куда так и норовил прильнуть зелёный взгляд, и время от времени самодовольно хмыкал про себя, слушая мысли северного. — Значит, услышал? — осторожно поинтересовался хладный, бросив взгляд на темнеющее небо. — Ага, — не вдаваясь в подробности, ответил Солнце, отпивая уже из второго кувшина в своём крошечном облике. Неспешная беседа, наполненная туманными вопросами, передачей каких-то слов и пожеланий от нимф своему отцу, упоминания о юге и недовольном западе, резко оборвалась к середине ночи. — Если продолжишь в том же духе… — Довольно, — грубо оборвал Солнце, тяжело выдохнув и запустив пальцы в волосы. — Не повторяйся. Ни тебя, ни кого-то ещё это волновать не должно. Я… всё знаю. Лучше поберегись Неба. Промолчав, Первозданный Севера опустил плечи и внимательно прищурился. — Так это правда? В небо? И как тебя угораздило? — Ни капли не жалею, — легко ответил Солнце и, бросив взгляд на серп луны, на чьём фоне виднелся неподвижный силуэт духа, улыбнулся тому. — Ни капли. Дни побежали однообразной волнительной чередой, сезоны сменяли друг друга. Мир людей креп, Первозданных — разваливался, вспыхивал и бунтовал. У севера произошла внутренняя стычка, и Небу пришлось прислушаться к скулящему зову одного из них и последовать его просьбе: запереть того во льдах. На западе Первозданные, вытесненные людьми, начали войны за территорию с собратьями. За считанные дни один вид истребил себе подобных. Небо слышал последний вздох дитя и вскоре потерял контроль над чужими и собственными чувствами. Тяжёлые тучи накрыли лес. Чем больше Первозданных умирало от рук собратьев, тем сильнее завывал ветер и быстрее расползались тучи, погружая не только лес, но и другие земли во мрак. Теряющий силу и расположение Первозданных Небо только и мог что стискивать голову, пытаясь заглушить голоса — тысячи голосов, что вопили, звали, ревели, пытаясь достучаться до своего создателя, чтобы он спас их, обратил своё внимание на них. «Но разве вы хоть раз вспоминали обо мне?!» — безумно шептал Небо, стремясь перебороть колющее чувство долга и совсем не замечая, сколько раз луна с солнцем, проглоченные тучами, менялись местами. И совсем не замечал, как хозяин леса склонился над ним, что-то шептал и безуспешно стремился обнять, помочь, но облачное тело, что чудом держалось на ветру и под дождём, разлеталось на клочки каждый раз, когда к нему прикасались. — Небо… Небо! Послушай меня! Услышь же меня! — из последних сил молил Солнце, и Небо обратил на него взор, продолжая стискивать голову. Что-то внутри с треском оборвалось, заставив позабыть о голосах и впиться взглядом в любимое лицо. Когда Солнце успел ещё вырасти? Куда он рос? Почему? Зачем? Сколько прошло времени? Приходил ли снег? Совсем неожиданно наполненное медовой сладостью время, которое должно было растянуться на долгие века, слилось в единое чёрное пятно, напоминающее тьму сна с голосами, но в этот раз во тьме вместе с ним оказался и Солнце. Солнце, которого он обязался защитить. И Солнце здесь, стоял на коленях в жидкой грязи и отчаянно пытался достучаться до него уже… Сколько? Спал ли Солнце? Непонятно. Но в какой-то миг пушистый зелёный лес, наполненный жизнью, силой и вещающий о своём долгом процветании, скрючился, как старик. Листья и трава поредели; чёрные ветки крючками цеплялись за порывистый ветер, а более слабые и вовсе трескались, ломались и безжизненно падали на грязную землю. Голубое небо застилали тёмные низкие тучи, из-за которых определить время суток становилось невозможным, но по крайней мере нет дождя… Это из-за него? Это он натворил? Это… неужели это ему настолько невыносимо терпеть страдания своих детей, бросивших его и вспомнивших о нём только в безвыходный момент, что чувства вылились в неконтролируемую бурю? Как же так? Неужели из-за его слабости, из-за которой пострадал древний лес, пострадал и Солнце, иначе почему тот выглядел настолько истощённым, уставшим, и откуда эти тени бессонных лет под глазами? Сколько же времени прошло? Совсем недавно же, пока он не закрыл глаза, пока не услышал крики, было тепло и солнечно… Разглядев бледность на мрачном фоне действительности и почти что полное отсутствие сил у хозяина леса, Небо в ужасе распахнул глаза и протянул дрожащую руку к тёплой щеке. — Солнце… Что я наделал? Солнце, явно поражённый новыми действиями и разумному бормотанию, прямо-таки ожил, распахнул глаза в ответ и аккуратно накрыл бесплотную ладонь своей. — Разве что только затопил половину земель слезами, — слабо усмехнулся Солнце, не переставая тепло улыбаться ему, — а так — ничего. Совсем нечего, Небо. — Что я сделал с тобой? С лесом? — надломленным голосом продолжал Небо, не смея отвести глаз, будто тот мог растаять. — О... — Веснушчатое лицо вытянулось, но удивление быстро сошло с него, будто того и не бывало, сменившись беззаботным безразличием. — Просто в последнее время я игрался с силами и потратил больше нужного. Это не твоя вина. Не переживай, Небо. Небо так и застыл. — Не переживать? — с трудом просипел Небо. — Ты предлагаешь мне… не переживать? Солнце моё… — Тебе тяжело, — качнул головой Солнце, пряча тревогу в глазах, но при этом продолжая говорить завораживающе мягко и успокаивающе. — Я чувствую — весь лес чувствует, — насколько тебе тяжело, Небо, поэтому… Иди к ним. Останови их. — А как же люди? Спокойствие Лесного Первозданного пошатнулось, но он быстро взял себя в руки. Разве что кривая улыбка стала вымученной. Долгое время Солнце молчал, пока пустой взгляд смотрел сквозь Небо, а ветер обдувал со всех сторон, теребя отросшие волосы, словно те — колосья. Привычной ниспадающей с плеча ткани не оказалось, и неровные длинные шрамы невольно приковывали взгляд, напоминая о собственной беспомощности. Но даже так — исхудавший, изувеченный, но не теряющий своего внутреннего света и величия, — Солнце оставался Солнцем — его прекрасным творением, благодаря которому в груди расцвёл такой же прекрасный цветок. Только одно не отпускало и не давало покоя: пустой взгляд. Зелень глаз утратила едва ли не весь свет, что подобно солнцу освещал тьму ночи, и теперь больше походила на животный или человеческий взор. «Как же всё исправить?» — крутилась мысль в голове. Помогут ли те крупицы силы, что у него остались, расцвести зелени? Стоит попытаться. И совсем не имело значения, что, истратив эти силы, он, видимо, не просто заснёт — растворится по-настоящему. Ради Солнца стоит попытаться… Мысли прервал осознанный, убедившийся в чём-то взгляд. Улыбка вновь прокралась на веснушчатое лицо, изогнув уголки губ. И Небу это совсем не понравилось — цветок в груди настороженно затрепетал лепестками. — Знаешь, Небо, — неторопливо начал Солнце, — все эти годы, проведённые в осознании, что тебе не сдался какой-то самовольный и упёртый лесной и потому ты ушёл, я следовал собственным целям, делал так, как будет лучше для себя, а не для всех. Желая обрести человеческое тело, которое послужит вечности, я… стольких использовал. — Солнце покачал головой, смотря на раскрытые и испачканные в грязи ладони. — И всё ради того, чтобы однажды услышать тебя. Зелень глаз обратилась к нему, кривая улыбка стала диковатой. — Мне стоило предупредить тебя, — осознав давнюю ошибку, прошептал Небо и искренне пожалел, что время не подвластно ему. Но Солнце просто передёрнул плечами. — Во всяком случае… — Я важен для тебя, — перебив, закончил за него Солнце. — Я знаю, Небо, знаю, и это знание — лучшее. — Замолчав на пару мгновений, Солнце вздохнул, чтобы после продолжить давние препирательства: — Но ты, будучи творцом, не можешь принадлежать одному. Небо не стал перебивать и доказывать обратное. Солнце и так это понимал, но не принимал. Повисла тишина, которую не смел нарушить ни ветер, ни шелест редких листьев. В обоих взглядах читались одинаковые и в тот же момент противоположные чувства: оба любили, оба обезумлены вечностью; один собирался бросить мир, другой, сколько бы не твердил о собственных целях и мечтах, — раскаивался и желал всё исправить; один стоял на краю пропасти, второй — на её дне размахивал руками и умолял не прыгать. Оба хотели защитить, оба хотели остаться подле друг друга. Оба хотели покоя. — Это тело долго не протянет, Небо. — Я не оставлю тебя, Солнце, — произнесли они одновременно и замерли. — Что ты только что сказал? — Небо почувствовал, как холодеет изнутри, как рушится его мир. — Почему, Солнце? — беспомощно спросил он, чувствуя себя новорождённым, которого выбросили в ледяную воду. — Это тело долго не протянет, Небо, — абсолютно спокойным голосом повторил Солнце. — Но, возможно… Нет! — с ужасом вскрикнул он и одёрнул руки, отшатываясь от Неба, который почти что прикоснулся к нему с намерением отдать остатки сил. — Не смей, Небо! Не смей! — уже более грозно запретил Солнце, прижимая руку к груди. — Тебя не станет… — протягивая руку вперёд, беспомощно прошелестел Небо, не в силах принять эту весть. И только сейчас заметил, что его тело было полупрозрачно, как лёгкий туман поутру. — Я буду, — резко, но недостаточно уверенно заявил хозяин леса, скосив взгляд вбок. — Буду, но нужно время. — Ты уходишь… Ты тоже уйдёшь от меня, — болезненно шептал дух, не слыша его. — Вы все забываете и покидаете меня… Но ты… ты… Кто угодно, но только не ты, Солнце… Голос оборвался. Цветок полоснул лепестками. — Нет-нет-нет, — поспешно забормотал Солнце, возвращаясь к нему, но на этот раз держа дистанцию, словно опасаясь внезапного выпада с передачей сил. Тёплые пальцы так и дрожали, стремясь обхватить бесплотное лицо напротив, пока не сжались в кулаки на коленях. — Я буду с тобой столько, сколько смогу, Небо. Столько, сколько смогу, обещаю. А потом ненадолго уйду, засну… — Небо сжал губы, медленно качая головой. — Поверь, в следующий раз, когда я проснусь, я обрету новое, чистое тело… — Мне нравится это... — сдавленно прошептал Небо. — Оно уродливо, — непонимающе улыбнулся Солнце. — Оно прекрасно! И ты прекрасен, Солнце. Любой. Кем бы ни был, — через силу и непривычное жжение в области горла настаивал Небо на своей правде. — Не нужно ничего менять, Солнце, — умолял он. Солнце только покачал головой. Ни один из них не слышал второго. Медленно выдохнув, Солнце всё же протянул руку, слегка касаясь прозрачной кожи. Небо прильнул к тёплой ладони, частично разлетаясь лицом на клочки тумана. — Небо, этому плану я следовал долгие годы — уже поздно что-то менять. Суть объясню после твоего возвращения, и она тебе понравится. Обещаю, — тихо молвил Солнце, и его лицо приняло самое мягкое, самое любящее выражение, с которым он обращался только к нему. — Но нужно остановить Первозданных, нужно как-то… не знаю. Мягкость приобрела обречённые черты, Солнце растерянно опустил взгляд. — Что-нибудь придумаю, — заверил Небо. — Ты же дождёшься меня? — Куда же я от тебя денусь? — усмехнулся Солнце. Резко выдохнув, Небо подался вперёд, заключая оторопевшего хозяина леса — своё дитя, своё солнце, свою радость, любовь и боль — в неуклюжее подобие объятий, которых раньше не пробовал. Туманное тело разбилось о живое, но он продолжал держать руки на оголённой спине, уткнувшись — прижавшись и разбившись — лицом тому в плечо. Мгновением позже материальные руки неловко обняли его в ответ, по большей части удерживаясь на весу. — Ты уж не усни, Небо, — несколько опасливо хмыкнул Солнце. — Разрешу конфликт и вернусь, Солнце, — окрепшим голосом пообещал Небо, и в ответ раздалось невнятное: «Очень на это надеюсь». Захотелось прижаться крепче, но единственное, что он мог, — немного поддерживать форму, облепляя прохладным туманом нимфу. — Они же недалеко от какого-то леса, да? Переживаешь за детей? Большинство голосов и правда раздавались с западных земель, в чьих лесах скопились нимфы, — так что гадать, что служило ещё одной причиной скрываемого Солнцем волнения, не пришлось. — Никто не пострадает. Никто из твоих детей не пострадает, Солнце. — Ты же знаешь, что я люблю тебя? — внезапно прохрипел Солнце. — Больше жизни, — ответил Небо теми же словами, что Солнце произносил из раза в раз, повторяя о своих чувствах. Отчего-то в груди заныло. Пообещав ещё пару раз, что справится, не уснёт и сохранит земли с нимфами, Небо покинул лес. Расставание далось тяжело, и, даже не покинув лесные границы, захотелось обратно. Только напоминание о том, что Солнце волнуется и смерти младших нимф могут плохо на нём сказаться, заставило следовать за ветром. Тучи не спешили расходиться, держа мир в тяжёлом мраке, как в пасти хищника. Чем меньше оставалось до цели, тем больше разрушений попадалось на глаза и тем чаще громыхало небо, извергаясь белыми змеями. Противостояние Первозданных пошатнуло мир: кругом хаос, затопленные и сожжённые участки земли, высушенные реки и перевёрнутые горы. И смерти. Множественные останки различных существ одиноко тлели на голой земле, и один только вид вызывал немой ужас и отзывался болью. Небо слышал умерших. Слышал их стенания, но уже ничего не мог сделать. Опустившись на самое дно высушенного озера, что некогда простиралось на многие дали и делило две равнины, Небо невидящим взглядом смотрел на выжженное и усеянное чёрными костями дно. Может, ошибся? Может, это совсем не то озеро, а обугленные останки перед ним — камни? Осмотревшись по сторонам тем же пустым взглядом в поисках жизни, он наткнулся только на крошечную птицу — одну из тех, что сопровождала Солнце. — Где же? Где же всё? — отстранённо шептал Небо, не замечая, что вообще что-то произносит вслух. — В чём же я ошибся? Позади чирикнули. Небо не обратил на него внимания, вставая на одно колено перед небольшим черепом, который лежал чуть дальше основного скелета водяного, чей длинный хребет с тоненькими косточками и множественными плавниками был частично сожжён в ничто. Прикоснувшись двумя пальцами ко лбу зубастого черепа, Небо резко выдохнул и одёрнул руку. Перед глазами замелькали последние воспоминания, включая мысли, водного. То была долгая и мучительная смерть в кипящей воде, пока та не испарилась и огонь не поглотил их заживо, — Небо уже слышал их голоса и ничего не сделал. Совсем ничем не помог. Невольно погрязнув в чужом ужасе и отчаянии, Небо не сразу услышал, как птица начала тревожно трещать и кружить вокруг него. — Да… Да, идём, — прошелестел он, разжимая пальцы, что успели впиться в голову, и поднялся на ноги. Погода тоже, подхватив его настроение, переменилась на моросящий дождь с далёкими громыханиями. Уже несколько дней прошло с тех пор, как он покинул лес, но тревожное чувство захлестнуло только сейчас: а успеет ли исполнить обещанное? И, как назло, голоса с этой стороны притихли. Добравшись до леса этим же днём, когда солнце за тучами покинуло небосвод, придав миру ещё больше отчаяния, Небо со сложным лицом огляделся. Земля оказалась совсем недавно выжжена — от неё так и исходил пар с дымом, — но ровно до деревьев, а сам лес остался цел и невредим. И нимфы были в полном порядке. Разве что сильно перепугались, сидели кучей в самом сердце своих земель и неразборчиво шептали о спасении и благодарности, обращаясь то к своему создателю, то к создателю создателя, пока по их щекам катились слёзы, вызванные страхом и облегчением. «Солнце постарался?» — с сомнением подумал Небо, глядя на кучку нимф с верхушки дерева и обнаруживая среди их числа не только взрослых, но и грудных детей, от которых не исходило силы леса. Человеческие дети? Нет, слишком красивы. У матери рыжие волчьи уши, но у дитя на её руках — ничего. Полукровки? Должно быть. Птица вновь тревожно защебетала, но, обернувшись, оказалось, что это уже другая и теперь их двое. Значит, всё же Солнце, даже находясь так далеко, защищал свой народ и, наверное, из-за этого выглядел столь изнеможённо. Но теперь-то всё кончилось, и нигде не было видно следов тех, кто сжёг земли. Значит, всё? «Нет, — качнул головой Небо, следуя за ветром и осматривая лес сверху. — Нужно остановить их» В этот же момент взгляд упал на широкую обугленную тропу, что проходила через весь лес. Что-то сжалось в туманном теле. Даже цветок в груди испуганно замер, когда взгляд проследил за направлением огненной тропы. — Это ведь огненные… — запоздало понял Небо. И понял то, что уже слышал их грохочущие голоса примерно в то же время, когда молили о спасении и пощаде водные создания. «Создатель нас не слышит!» — кричали огненные. «Создателю нет до нас дела!» — хором вопили они. И большего Небо не мог вспомнить, потерянно смотря на конец тропы, что вёл, сильно огибая, в то же направление, откуда пришёл он сам — откуда пришёл Небо, двигаясь по прямой. «Тогда мы сделаем так, что он услышит нас!» — трубили голоса, самостоятельно вырвавшиеся из памяти. Ветер поднялся, срывал листья с деревьев и траву, поднимал ветви и подгонял иссиня-чёрные тучи с красными прорезями медленно кружиться в вихре. Сопровождающая его птица испуганно метнулась в лес. Небо вернулся один.* * *
Воды взбунтовались. Они пенились и бились друг о друга рваными волнами, безостановочно кружась и создавая петлю из чёрных, синих, фиолетовых и алых всполохов, пока сердцевина не начала темнеть, постепенно поглощая яркие цвета. Но то оказались не воды в бурю, а небеса. Небеса гневались, впитывали ненависть земли, ненависть умерших и страхи живых, кружась в смертельном вихре, что поглощал любой свет. Небеса громыхали и плевались белыми костями, заставляя землю сотрясаться из раза в раз. Из раза в раз… Тьма медленно пожирала всё, до чего дотягивалась своими щупальцами, но некоторые оттенки небес — фиолетовый с красным — продолжали удирать от неё. Зубастая пасть должна была вот-вот сомкнуться над миром, но отчего-то не торопилась, оттягивая сладкий момент. Одни живые жались друг к другу, другие — замерли в предвкушении, с восторгом глядя на бурю. И только мёртвые с облегчением поднимались к небу, не в силах сопротивляться силе ветра, который поднимал их кости, словно те — перья. Однако, несмотря на бушующий ураган, что едва ли не переворачивал мир с ног на голову, вырывая молодые деревья с корнями, совсем другие звуки заполняли голову. Сверчки. Стрекот и жужжание. Шелест листвы и шёпот ветра. Шуршание изумрудной травы и мерное капанье дождя. И ничего более. Смесь привычных лесных звуков давила со всех сторон, нагнетая обстановку, которую Небо совсем не замечал. Не замечал ничего, кроме выжженной земли под своими ногами. Чёрный пепел аккуратно и надёжно укрывал землю, которая должна цвести, которая должна быть усеяна ровным зелёным полотном, а не… не этим. И из земли не должны торчать короткие чёрные столбы, не имеющие ничего схожего с деревьями! И в целом этой мёртвой дороги, принадлежавшей огненным землям, никогда не существовало в его лесу… Куда вела широкая тропа, почему цветок в груди больше не подавал признаков своего присутствия и что отражало небо над головой — не знал. Не понимал. Не ведал. Не хотел знать, но упрямо брёл вперёд, переставляя ноги и не оставляя следов на пепле. Точно ли пришёл туда? Точно ли вернулся в лес к Солнцу? Не перепутал ли в шуме лесные владения с чёрными горами? Грязно-зелёная полоса деревьев по обе стороны твердила: нет, не перепутал. Вернулся. С каждым пройденным шагом фантомные звуки, не вписывающиеся в пепельный путь, становились громче: насекомые жужжали, листва шелестела, вода капала. И так по бесконечному кругу, что сужался, давил со всех сторон, намереваясь расплющить одинокого духа. В какой-то момент тропа резко расширилась и оборвалась, образовав пепельное море — сожжённую поляну, что превосходила четверть древнего леса. Одно лишь бросалось в глаза: в самом сердце пепельного моря находился островок необычайно пышной зелени — намного пышнее и зеленее тлеющего кольца, в котором было заключено мёртвое море. Небо медленно огляделся, стоя на границе между тропой и морем. Взгляд скользил по множественным неглубоким рытвинам, которые, как оказалось, тянулись вдоль всего пути и заканчивались в незнакомом море. Сейчас же, заметив те, он смутно понял, что эти рытвины — следы неровных каменных стоп. Пребывая в оцепенении, Небо медленно моргнул, продолжая заторможенно осматриваться и пытаться понять, где находится и куда делся лес. Поверхность чёрного моря оказалась усеяна ещё более короткими и хрупкими столбами, чем те, что встречались на тропе. Обугленные и продолжающие тлеть, они искрились огненно-красными прожилками, испуская тонкие струйки дыма. В замершем и провонявшем гарью воздухе кружились чёрные щепки, неспешно оседая и теряясь на земле среди сотни тысяч таких же. В некоторых местах земля всё ещё горела, и взгляд рассеянно скользил по её поверхности, пока разум не мог собраться в кучу. Это ведь огненные горы, мёртвая пустыня, что лежала в их сердце, но никак не лес. Может, он всё-таки что-то напутал? Последние дни прошли как в тумане — вероятно, ошибся? Ошибся же? Фантомные звуки становились громче с каждым неуверенным шагом. Прибавился птичий щебет, далёкий и звонкий смех нимф, постукивание мягких лап и копыт по нагретой солнцем земле… Небо шёл на смех нимф, бездумно глядя под ноги, пока круглый камень не попался на глаза. Остановившись, Небо медленно наклонился к находке. Звуки разом стихли, и он остался в оглушающей тишине. Не камень. Это не камень. Абсолютно чёрный, как безлунная ночь, камень оказался черепом, что превосходил размеры водных тварей, обитавших в уже высушенном озере. Мелко дрожащие пальцы потянулись к высокому лбу над пустыми глазницами. Но не успел он притронуться к обугленным останкам, как те сдул, обратив в пыль, порыв ветра, пронёсшийся над морем. Небо медленно поднялся и оступился, оглядев поверхность моря ещё раз. И ещё раз. Ещё. И с каждым разом глаза цеплялись за эти камни, эти черепа и кости, что сливались с чёрным пеплом. Черепа, рога, звериные скелеты… нимфы. Море нимф. Чёрное море нимф. Он в лесу. — Солнце? — беспомощно позвал Небо глухим голосом, пытаясь найти среди этой тьмы белоснежного оленя, что прервёт его кошмар. В ответ — давящая тишина. И печать совсем не ощущалась. Рвано выдохнув и не замечая, как небо начало краснеть, походя на зарево, Небо последовал за единственным чувством, что населяло пустоту его груди, — за притяжением. И вело оно к зелёному островку. Совсем небольшой, одинокий посреди чёрных песков, но сильный, раз смог противостоять пеплу. По краю островок окружали различные кусты, под ними — изумрудная трава, за кустами — лиственные и даже хвойные деревья. Любая поверхность — будь то лист или травинка — сияла жизнью, чистотой и непорочностью, словно пепел не осмеливался осесть на неё, боясь гнева алеющих небес. Деревья тянулись ввысь, надёжно пряча внутренний мир островка от ветра, света и погружая его в приятный мрак. Десять медленных шагов сквозь растительность прошли в мгновение ока, но этого времени хватило, чтобы понять, что островок живой, он свободно дышал в гари и что-то охранял. Ещё шаг — Небо неловко остановился, растеряв все силы. Ещё немного — и он не понял, когда успел пасть на колени. Тишина окончательно добила его, и он невидящим взором смотрел перед собой, не подпуская ни одну мысль. Землю укрывал мягкий мох, переходящий в невысокую траву, из которой тянулись голые тонкие стебли, обещающие вскоре покрыться крохотными бутончиками. Кругом, почти что забираясь друг на друга, росли кусты и деревья, но возле изумрудной ели, чьи нижние ветви касались травы, оказалось и свободно, и вместе с тем занято. Прислонившись к пушистое опоре и частично утонув в её ветках, мирно полулежал-полусидел олень. Скелет оленя. Белоснежный и цельный, он, что удивительно, почти не выделялся среди растительности, словно так и должно было быть. Голова наклонена, ветвистые рога цеплялись за ель, нижняя часть туловища утопала в зелени. Небо пошёл бы дальше, если бы этот скелет не превосходил своими размерами обычных оленей. Стало пусто. Стало больно и пусто. И поздно. Ползком подобравшись ближе, Небо хотел лишь удостовериться, что ошибся. Обознался. И поднёс дрожащие, как листья на ветру, пальцы к широкому лбу умершего животного. Что-то оборвалось, что-то треснуло и захлестнуло его. Небеса разразились неистовым рёвом. Его солнце погасло. Небеса померкли. Буря поглотила мир и забрала жизни.* * *
Прошла целая вечность. Мир успел несколько раз умереть и восстать из пепла, с каждым разом меняясь всё сильнее. Время шло, материки отделялись друг от друга и сходились, бездушное белое солнце бесконечно кружилось вместе с луной, облака неслись, таяли и вновь росли на небе, что кружилось вместе с ними. Поколения сменяли друг друга. Одни виды вымирали, другие — только появлялись, но далёкий север оставался неизменным, застыв в круговороте жизни, как и его хранители. Кажется, он жил. Либо то было слишком давно, либо не было вовсе. Существовал. Пребывал. Но точно не жил. По большей части умер, унеся с собой в пустоту почти что всех творений — свои ошибки, но в тот же момент жил, находясь во тьме. И ждал. Ждал, когда его позовут. Боялся, что память сотрёт его голос, но та бережно хранила медовую сладость и тоже ждала её повторения. Ждала возвращения. Но никто не звал. Никто его не помнил. Никто его не знал. И не нужно. Нужен лишь… свет. Свет солнца — свет настоящего солнца, а не этого огненного шара над головой. Свет… Нужен его свет. Но он не зовёт. Его нет, как и всех остальных. Кроме далёкого севера. «Прости», — слышал он в той пустоте последние слова. «Дождись меня», — просил его тот голос. И он ждал. Ждал долго. Ждал вечность и ещё немного. В какой-то момент пустота оказалась миром. Пустым миром. В нём не было его, в нём не было его солнца. В нём не было ничего, что могло бы привлечь взгляд. Совсем ничего. Совсем один… А этот мир продолжал жить и радоваться новому дню, в котором не было его. Неправильный мир. И неправильный он, раз так и не смог умереть. С тех пор он перестал ждать и начал искать. Искал долго, тщательно. Заглядывал в каждое лицо, но не видел. Слушал каждый голос, но не слышал. Принюхивался, но не чувствовал. Ни зелени, ни мёда, ни солнца. «Неужели пропустил?» — безэмоционально ужаснулся он и начал заново. И ещё раз. И ещё. Ещё… Где же? Куда же идти? Кто-нибудь, подскажите… Время неумолимо шло вперёд, когда он молил его остановиться. «Я не проживу ещё день без него, — шептал он. — Мне холодно без моего солнца, мне пусто» Но незримым духом двигался дальше, искал дальше. И не находил. «Умереть, — молил он, — позвольте мне умереть и найти его там. Кто-нибудь… пожалуйста, убейте меня» Но никто его не слышал. Он шёл дальше. Время кружилось в вихре, но ничего не менялось для него. Совсем ничего. Он видел траву, видел небо, видел даже поддельное солнце, животных, людей, потомков нимф среди людей и красноглазых северных, но не видел его. Не видел его глаз, его веснушек, его лица. И однажды он рухнул посреди снега, поняв, что не помнит сладости голоса, не помнит цвета глаз и солнечной улыбки. Ни счастливых дней, ни леса, ни цветка, что рос в груди. Ничего не помнит, кроме пустоты. Даже не помнил, сколько времени прошло и откуда начал путь. И куда шёл. И для чего. Помнил лишь пустую боль. — Дитя вечности, помоги мне, — из последних сил взмолился он, последовав за ветром к брошенному зародышу севера. Такой же покинутый, такой же одинокий и ненужный миру. Шар белоснежно-голубого света молчал. — Я дарую тебе жизнь, дарую себя, а взамен прошу лишь об одной услуге: найди его. Найди и сбереги его вместо меня. И тогда, забывший даже имя, которое даровал ему его свет, Небо слился с нерождённым дитём севера, отдавая всего себя и теряясь в вечности. «Здравствуй, дитя»* * *
«Я просто хотел свою тайну… рассказать и правду даровать»* * *
— С ним всё нормально?.. Э… Эй?.. Ты чего замолчал?