* * *
На следующий день дитя не упоминал и не напоминал, что Небу не стоит лить слёзы, которых тот попросту и не мог лить, и не пробовал. Зато дитя впервые произнёс просьбу. Лёжа в высокой траве, щедро усыпанной белыми цветами-зонтиками, дитя, полностью утонувший в зелени, вытянул руки к голубому полуденному небу, прищурился и с солнечной улыбкой, от которой на щеках расцвели ямочки, произнёс: — Небо, могу я попросить кое о чём? — Конечно, — не раздумывая, отозвался Небо, стоящий под деревом сбоку от Первозданного. Исполнение просьб и помощь своим творениям — разве это не его прямая обязанность? Небо слегка прищурился, глядя на улыбающееся лицо и гадая, о чём же может желать лесное дитя, что изо дня в день сияло, озаряя светом лес и его жителей. — Тогда… — Зелёные глаза, вопреки солнцу, волнительно распахнулись. — Можешь дать мне имя? — Имя? Дать имя? Его только что попросили… дать имя? А как же мольба о колоссальной силе, долгой жизни, процветании и прочем? — Нельзя? — робко дрогнул тонкий голосок, и улыбка пропала, а руки опустились на оголённую грудь. — Конечно… можно, — через силу выдавил Небо и мотнул головой, чтобы стряхнуть потрясение. — Но я никогда не давал имён. — А как же Кадур и остальные? — Сами выбирали, — небрежно ответил Небо, — либо кто-то другой их нарекал… Лесное дитя осторожно сел и, обняв себя за ноги, устроил голову на коленях. Полные губы поджались, покрытый дымкой задумчивости взгляд устремился вперёд. — Небо… — Позволь подумать, — бормоча, оборвал его Небо. Зелень глаз тут же радостно сверкнула, и напряжённость ушла с лица и плеч, сменившись ожиданием. Небо же, склонив голову, перебирал в голове сотни и тысячи имён Первозданных, что жили и живут. Только ни одно не подходило. С другой же стороны… зачем ему так утруждаться? Но и безответственно подойти не мог. В тот же момент в будущем дитя, как и остальные Первозданные, позабудет о нём и сменит имя. Как же быть? Подняв голову, Небо шагнул и неспешно обошёл вокруг сидящего дитя, на чьих губах вновь заиграла улыбка — даже ярче прежнего. Солнечная улыбка, брызги солнца на щеках и теле, светлые волосы… Светлый и тёплый. «Бред, — подумал Небо, остановившись напротив хозяина леса, — но всё равно же сменит, не так ли? Тогда почему бы и нет? Вполне подходит» Присев на корточки, Небо заглянул в необычайную зелень глаз, что таила не менее прекрасную и необычную душу и смотрела сквозь него. — Солнце, — заключил Небо и не ошибся: веснушчатое лицо расцвело. На крохотное мгновение зелёный взгляд словно сфокусировался на нём, но всё дело оказалось в жёлтой бабочке, что пролетела сквозь бесплотное тело, стерев границы. Показалось.* * *
— Я не собираюсь спать! Не собираюсь! Нет, нет и нет!!! — злясь, кричал Солнце едва ли не на весь лес. Кружа меж деревьев и гневно размахивая руками, он проходил уже десятый круг, не переставая упрямиться, пока Небо спокойно сидел на нижней ветке и непонимающе поглядывал на гневающегося Первозданного. — Я не засну! Никакой спячки! — отчаянно рычал Солнце. — Я… Я… Всё это время мне и лесу не требовалась спячка!!! Тяжело пыхтя, Солнце остановился и притопнул, сжимая кулачки. — Неужели в снег лес был зелен? — удивился Небо. Насколько же силён этот ребёнок, раз сумел в одиночку подпитывать столько жизней? — Для чего, дитя? Зачем так истощать себя? Первозданный не ответил — поджал губы и опустил голову. — Солнце? — Боялся пропустить твоё возвращение, — заметно успокоившись, с трудом признался Солнце. Тонкие плечи понуро опустились. Ох. Не зная, как лучше отреагировать на то, что вызвало странное и горькое чувство, Небо решил обдумать ответ. — Поверь мне, Солнце, в этот раз я не исчезну. Я провожу и встречу тебя, хорошо? — Правда? — с сомнением переспросил юный Первозданный. — Конечно. Вскоре пышный зелёный лес сменил свои краски на тёплые жёлтые, красные и им подобные, оголился и заснул, покрывшись толстым слоем белого холода. Хозяин леса же, укрытый от целого мира корнями древней ивы, заснул вместе с ним. Небо ещё несколько дней поплутал по заснеженным тропинкам, наблюдая за оленьим стадом, а после, последовав за ветром, покинул лесные земли. Не всё же время уделять одному лесному ребёнку, когда весь свет усыпан другими, ничем не отличающимися для него детьми, Первозданными. Вот только никто его не замечал, никто его не звал. Холодные дни тянулись мучительно долго, а возвращаться в лес не хотелось. В один момент стало тягостно, но засыпать и не хотелось, и нельзя — он должен встретить Лесного Первозданного после пробуждения того, а после… А что после? Куда направится? Чем он вообще занимался до создания Солнца? Скитался по миру, пока не решился совместить нужное с желаемым: назначить хозяина леса и обрести того, кто его увидит. Только желаемое так и не исполнил. Не захотел. Не решился. Поймав тёплый южный ветер, Небо неспешно последовал за ним, направляясь обратно к оставленному позади лесу и его хозяину. Как раз должен успеть к моменту, когда сойдёт снег и появятся, но не распустятся почки на деревьях. На полпути Небо внезапно задался вопросом: для чего цепляться за того, кто в будущем его точно так же забудет? Смысл тратить время и лелеять надежды? А куда ему ещё тратить время? На создание ещё одних Первозданных? Куда? Может, уже стоит задуматься о том, чтобы покинуть этот мир? Но только как? Кто может убить его, духа, существо, породившее других сильнейших существ, что заняли земли и воды мира? Кто его вообще создал и как с ним связаться, чтобы его забрали обратно?.. Только часть его противилась уходу, стремилась поскорее вернуться в лес, вернуться к своему крошечному дитя, что умело удивлять и порождать в нём новые, неизвестные доселе чувства. Наконец, тёплые ветра окутали оголённый и ещё спящий лес, возвратив Небо обратно. Трепетное чувство окутало воздушное тело, и он мог поклясться, что ощущал нечто подобное на стук волнующегося сердце в своей груди. Сырой, студёный воздух полнился не только мускатными запахами живности, но и имел ту самую сладкую и тёплую нотку, которая принадлежала Солнцу. А ведь он, кажется, успел позабыть, насколько приятен и неотделим от леса запах юного Первозданного. Совсем неожиданно Небо понял то, что сладкий запах — это то, чего ему не хватало все эти холодные месяцы. Однако мысль показалась чересчур странной, и Небо выбросил её из головы. Бред. Ступив на небольшую полянку под спящей ивой, бесплотный дух наткнулся на стало оленей. Молодняк, с которым совсем недавно носился Солнце, вырос; во главе же стоял тот самый покрытый сединой старый олень, которого Солнце прозвал Ароном. Приглядевшись к усталым, повидавшим жизнь тёмным глазам, Небо и расстроился, и немного позавидовал смертному созданию. «Солнце будет страдать», — нерадостно подумал он, переводя взгляд на плотно сдвинутые друг к другу корни ивы. И тут же развернулся, встревоженный грохотом. Точнее, грохот — сильно сказано: никто из чувствительных к колебаниям животных и птиц и ухом не повёл, а сам всплеск напомнил волну, что мягко и кротко лизнула песчаный берег. Короткую волну, которую ощутил только он. «Показалось?» — предположил — понадеялся — Небо и теперь уже развернулся на более значимый скрип корней. Толстые ивовые корни, что могли сравниться шириной с одними из огромных деревьев леса, лениво раздвинулись, открыв всеобщему взору своего дремлющего хозяина. Свернувшись калачиком, Солнце лежал почти что неподвижно — только плечи едва заметно поднимались и опускались, намекая на размеренное дыхание, да крохотное сердце билось с долгими промежутками. Но несмотря на закрытую позу, не составило труда заметить, как тот подрос за время сна: конечности вытянулись, слегка вьющиеся волосы отросли до подбородка, а веснушчатое лицо немного заострилось, почти что растеряв детскую мягкость, но оттого не став дурнее. — Солнце, — мягко позвал Небо, не обращая внимания на то, как от холода голоса, которым он не пользовался всё то время, стайки птиц встрепенулись и отлетели подальше, а молодые олени, фыркая клубами пара, встревоженно затоптались на месте. Выделяющееся из общих звуков сердцебиение незначительно участилось, пушистые ресницы затрепетали, и вскоре веки приоткрылись. Стоящий дальше всех Небо непроизвольно выдохнул, увидев яркую зелень глаз, что даже в сонном состоянии сверкала ярче участка пушистого мха под Лесным Первозданным. Наконец, взгляд стал более осознанным и небрежно обвёл округу сверху вниз, от края до края, задев Небо. В этот миг сердцебиение напомнило птицу, что изо всех сил махала крыльями, взлетая, — настолько стремительно забилось живое сердце нимфы. Приподнявшись на локтях и после оперевшись на вытянутые руки, дитя ещё раз прошёлся взглядом по тихому лесу, пару раз забежав на пустой участок с Небом, и поднял голову к бледно-серому покрывалу облаков. — Небо? — хрипловатым после сна и не совсем знакомым голосом позвал Солнце. — Я здесь, Солнце. — Спасибо. Счастливая улыбка озарила хозяина леса, пока тот ненадолго прикрыл глаза. Вспыхнул свет — молодняк оленей отступил за спины старший. Небо же, не показываясь на глаза живым, подошёл поближе. Короткая вспышка света погасла — Солнце, моргнув, поднялся на четыре оленьих ноги, покидая укрытие. И правда вырос. За недолгие месяцы Солнце совершил скачок роста, равный тому, на который потребовалось года три: вытянулся на голову, но продолжал заметно уступать в росте Небу. Пятнышки, что покрывали спину, поредели, и шёрстка сверкала снежной белизной; рога посерели и больше не прятались парой бугорков в волосах — вытянулись, как и у остального молодняка, но в отличие от тех уже имели передние отростки. «Слишком быстро», — несколько обеспокоенно подумал Небо, глядя на повзрослевшее дитя. Там, где ступало серебристое копытце, из голой земли, утыканной редкими травинками, начала прорастать молоденькая изумрудная трава, которая сложилась в узкую тропинку, что тянулась за хозяином леса, который неспешно шёл к старому оленю. — Арон, — с толикой грусти шёпотом поприветствовал Солнце, обняв оленью голову ладонями и прислонившись щекой ко лбу. С того дня Солнце не произнёс ни слова, молча выполняя обязанности Лесного Первозданного. К следующему утру лес, что совсем недавно трясся под ветрами без зелёного покрывала, вновь приобрёл сочные краски и зацвёл всеми возможными цветами на земле и деревьях. Ко второму после пробуждения леса заходу солнца Арон, от которого лесное дитя, полностью приняв олений облик, не отходил, в последний раз вдохнул цветочного воздуха и закрыл глаза, став частью леса под раскидистым вишнёвым деревом. Оленье стадо последовало за непривычно молчаливым предводителем. Небо превратился в стороннего наблюдателя, коим и являлся, но сейчас… Сейчас его присутствие возле Солнца казалось немного угнетающим второго. Либо же Небу казалось, и всё дело в смерти давнего друга. А, может, и всё разом. Только уйти не мог. Не хотел. Его же всё равно не видно и не слышно — так зачем уходить? Солнце разве не желал, чтобы Небо побыл с ним? Разве не радовался тому, что Небо слышит его? И всё-таки Небу отчего-то было тяжко. Тяжко видеть некогда счастливое создание, что погрузилось в неведомые ему раздумья. К концу сезона цветения Солнце, в одиночестве прогуливаясь по своим владениям, наконец-то принял переходную форму и, закрыв глаза, долго выдохнул. — Небо. Голос изменился. Хрипловат, надломлен, звонкости почти не осталось. — Солнце, — как можно мягче и спокойнее отозвался Небо, скрывая радость того, что о нём не забыли. — Небо, я не знаю, что делать, — устало прошептал Первозданный и, прислонившись боком к шершавому стволу дерева, обнял себя за плечи. Зелёный взгляд устремился далеко вниз, на зелёную равнину, где сейчас, покинув границы леса, паслось разросшееся стадо оленей. Небо подошёл к Первозданному, встав в шаге, и заглянув в обеспокоенное лицо. — Я не знаю, как уберечь их, как уберечь всех, кто думает, что находится под моей защитой. — От смерти не укрыться. Таков порядок. — Да к змеям этот порядок! — прижав оленьи уши, всплеснул руками Солнце, ударив дерево, и тут же насупленно пробормотал извинения перед тем, погладив кору. — Я не собираюсь следовать законам, пока те, кто мне дорог, умирают! — на этот раз без лишних жестов воскликнул Солнце. — Я хочу… — Защитить их, — с кивком закончил Небо, внимательно наблюдая за сменой эмоций. Гнев от безысходности сменился странным удивлением и внезапным спокойствием. Оторвав взгляд от корней, Солнце поднял голову, всматриваясь в небо над равниной. «Я же здесь…» — хотелось подать голос, но Небо вовремя одёрнул себя. — Небо, подскажешь, что мне делать? — поджав губы, взмолился юный Первозданный. — Можно ли каким-то образом… сделать их похожими на меня? Отчаяние в юном голосе заставило Небо задумался. Для создания потомков Первозданным требовалась либо сила и предмет, как в случае с Кадуром, либо размножение, к которому прибегли подобные полузмеям. Лесные нимфы же… Как ещё можно создать нимфу из живого существа? По сути Солнце сам должен прийти к этому, используя травы и цветы, чтобы создать себе подобных, но сможет ли его сила провернуть нечто подобное с теми же оленями? — До тебя никто не пытался и не желал заниматься подобным, поэтому не могу дать подсказку, — наконец молвил Небо. — Но ты — творец. Должно получиться. Веснушчатое лицо просветлело на несколько мгновений, словно лучик света пробрался сквозь листву, и тут же приняло задумчиво-радостное выражение. Рука непроизвольно потянулась к русой макушке, но одёрнулась в последний момент, не достигнув цели. Да что на него нашло?!* * *
— Да, должно сработать, — через несколько дней пробормотал под нос Солнце, наблюдая за тройкой оленят, что, как и он совсем недавно, резвилась в корнях ивы. Сидя подальше и повыше, Небо всё равно услышал оживлённый бубнёж. — Поделишься? Ойкнув и закрыв рот ладонями, Солнце прижал уши и потупил взгляд. — Ты же что-то придумал? — не отставал Небо. — Ага, — уже уныло промычал Солнце, притоптав траву копытцем. Небо прищурился. Обычно дитя делился всем, чем можно, а сейчас скрывал свою задумку. В чём же дело? — И что же? — Увидишь, Небо. Сначала я должен узнать их мнение. Бросив слова, Солнце снова полностью обернулся оленем, наверняка позабыв двуногое передвижение, и понёсся к остальным. Небо же захлестнуло дурное предчувствие. Каким образом Солнце собрался передать частику себя животным не крови его? Ответ пришёл следующей ночью. Пространство под древней ивой, что надёжно скрывала двоих — молодую олениху и Лесного Первозданного — от посторонних, но только не Неба глаз, погрузилось во мрак, пока снаружи ярко сияла луна, а вместе с ней и тысячи звёзд, что на земле отражались светлячками. Стоя в шаге от оленихи и лицом к Солнцу, Небо недовольно хмурился, скрестив руки на груди. Допытаться, что же тот задумал, не получилось, но это «нечто» уже терзало и не нравилось заранее. Да и чего он переживает? Зачем ему так сильно волноваться за Первозданного? За судьбу остальных же так не беспокоится. Солнце в промежуточной форме поднял руку и, что-то пробормотав на своём певчем языке, сорвал продольный лист ивы. Олениха, что вела себя спокойно и просто наблюдала за происходящим, медленно поворачивая голову, подняла уши торчком и переступила с ноги на ногу. — Солнце, — предостерегающе позвал Небо. Тот и ухом не повёл. Сила лесного, что светилась жёлто-зелёным, наполнила ивовый лист до такой степени, что тот окрасился золотистым, а тьма вокруг немного рассеялась, озарив сосредоточенное веснушчатое лицо. «Что же ты задумал? — гадал Небо. — Неужели собираешься скормить ей лист? Но почему же мне так волнительно и тревожно?» — Солнце? Подойдя к ожидающей его оленихе, Солнце сжал левую руку в кулак и вытянул её вперёд. Зажатый меж двух пальцев лист завис над напряжённым предплечьем. Взмах по бледной коже — и шипение. — Солнце! Не думая, Небо рванул к нему, но застыл в полушаге. — Всё хорошо, Небо, всё хорошо, — быстро бормоча, заверил его Солнце и поднёс руку повыше к оленихе. Из длинной тонкой ранки, оставленной ивовым листом, что потерял свой свет и оказался отброшен под ноги, сочилось самое настоящее золото. Теперь тьму рассеивала золотая кровь, чей вид заставил Небо внутренне похолодеть и осесть наземь. Негромко цокая языком от полученной раны, Солнце дёрнулся, но, тряхнув головой, продолжил начатое. — Выпей, Аки, не бойся, — мягко прошептал Первозданный, и олениха, поняв его речь, заинтересованно понюхала предплечье, после чего всё-таки слизнула кровь нимфы. — Ну вот и всё. Наверное, — нервно хохотнул Солнце и опустил руку, из которой продолжала течь кровь. Оттолкнувшись, Небо положил бесплотные пальцы на ранку и быстро провёл по той сверху вниз. Как не бывало. Солнце вздрогнул, глядя на руку, и несколько раз провёл ладонью по той, обшаривая тьму взглядом ярких глаз. — Не стоило, Небо, — со странным чувством произнёс Солнце, — само бы затянулось. Спасибо. И под этим чувством скрывалось то, чего Небо не понял. Боль. Почему Солнцу всё ещё больно? Разве рана не затянулась? — Ну как ты, Аки? — вновь смягчив тон, обратился Первозданный к своей подопечной. Та наклонила голову. — Неужели не вышло?.. — Получилось, — бесцветно поведал Небо, бросив взгляд на животное. — Твоя… кровь пошла по жилам. Стоит подождать. — Понятно… — пробормотал Солнце и снова потёр руку, до которой дотронулся Небо. — Что ж, Аки… Аки?! Ноги подкосились, и олениха с глухим стуком упала на траву. Солнце тут же опустился рядом, поддерживая голову и не переставая звать. — Заснула. Тонкие плечи Солнца вздрогнули. — Небо… Раздвинув полог из свисающих листьев, сквозной ветер ворвался в укрытие. Небо ушёл. — Дитя! Безрассудный ребёнок! — негодовал Небо, пиная пышные верхушки деревьев. Потревоженная птица гаркнула и взмыла в тёмное небо. Небо проводил крылатое гневным взглядом, совсем не замечая своего состояния, но передышка и полная луна остудили разгорячённого духа. Шагнув, Небо тут же утонул в листве, стремительно падая с огромной для других, но незначительной для себя высоты, пугая птиц — из-за чего те кричащими стайками покидали спальные места, — пока туманом не растёкся по траве. Оставшись в таком несобранном состоянии, дух продолжил свой побег от раздражающих особ. Ругательства, некогда услышанные от Первозданных, обильным градом сыпались на ночной лес. Совсем на него непохоже, совсем не в его характере, но именно другое на язык и не шло. Спустя приличный отрезок времени, собравшись обратно в облачное тело, Небо остановился у древней ивы, что росла у воды. Зеркальная гладь, у берега поросшая кувшинками, отразила половинку лунного диска, — вторая скрывалась за лиственным пологом, который едва-едва касался воды. Присев и не примяв траву, Небо без всплеска опустил ступни в воду и обнял бесплотные колени, бесплотного себя. И чего он так вспылил? Почему поступок Солнца так задел его? Относилось ли это к личному, что Первозданный мог с лёгкостью убить себя, а он — нет, или за этим крылось что-то другое? А что ещё там может крыться? Тогда… Неужели беспокоился о том, что дитя может случайно или нет навредить себе? А зачем ему беспокоиться? К чему тревоги? Раньше же без них прекрасно жил! Пока не создал лесу хозяина с оленьими мозгами. Тогда почему же он не беспокоился за судьбы ушедших из жизни детей, Первозданных? И почему злился? И почему всё ещё находился здесь, когда мог пойти куда угодно и создать кого угодно, кто не будет действовать настолько опрометчиво, как это неразумное дитя? Ветер зашептал листвой. Небо зажмурился. Почему же так не хочется уходить? Разве его держат? Разве в нём настолько сильно нуждаются? Да Солнце даже не просит ни о чём! Солнце, Солнце, Солнце… — Почему ты такой слабый, Солнце? — шептал Небо. — Почему тебя так легко поранить? Почему… — Голос дрогнул. Почему мне хочется сберечь тебя? От всех и самого себя. И тебя. — Будь у меня возможность проникнуть в твою голову, — бормотал Небо, — я бы смог предотвратить любую безрассудную идею…* * *
К утру Небо осознал одну ужасную правду о самом себе: ему и правда хотелось защитить дитя, и почему-то это желание отличалось от ему подобных, когда остальным творениям в ранние годы требовалась помощь и защита. Неужели проснулся родительский инстинкт, о котором говорил Кадур?.. Не поздновато ли? — Нужно избавляться от этого чувства, — решил Небо и отправился обратно. Солнце нашёлся в полном одиночестве у той же ивы, меря шагами полянку и то заходя за ивовый полог, что тянулся вслед за ним, то выходя из него с другой стороны. Оленей, как и ту Аки, нигде не оказалось, но присутствие последней явственно ощущалось. Небо замер в тени дерева, пока Солнце продолжал носиться в том же виде, что и ночью. Только теперь на веснушчатом лице залегли тени беспокойства, усталости, а сам хозяин леса излучал не свет и тепло, как обычно, а кислое отчаяние. Отросшие волосы, что раньше лежали прямым проборчиком, оказались взлохмачены многократными зачёсываниями назад. Наконец, наполовину оставшись в листве ивы, что водопадом скатывался с оленьей спины, Солнце склонил голову и сжал виски, зажмурившись. Так что там хотел Небо? Избавиться от зародыша привязанности? Вот только… Почему теперь его обуревал не гнев, не решимость, а чувство вины за свои эмоции и уход? — Небо! — облегчённо выдохнув, воскликнул Солнце, и тонкие ноги всё-таки подкосились и опустили того на мягкую, истоптанную дорожку травы. Опешив, Небо сделал шаг назад. Это не просто выкрик. Это… — Как ты понял, что я здесь? — глухо прошептал дух. Услышав холодный голос, Солнце схватился за лицо, закрыв то ладонями, и, склонившись в поклоне, приник лбом к земле. — Прости, прости-прости-прости меня, Небо, — сломленным голосом протараторил Солнце. Тонкие плечи, покрытые крохотными веснушками, задрожали. — Я не хотел тебя разочаровывать, не хотел… — Как ты понял, что я здесь? — оборвав его, ледяным тоном повторил Небо. Солнце вздрогнул. Чувство, похожее на жалость, пришлось проглотить. Пускай откроет глаза, пускай перестанет питать себя иллюзией доброго творца и заживёт своей жизнью. — Запах, — тихо-тихо ответил Солнце, не поднимая головы. — Запах? — не понял Небо, неосознанно делая шаги вперёд. Разве у его тумана есть запах? — Да. Когда ты рядом… пахнет грозой, хотя небо чистое-чистое, как сейчас. Стоило метнуть взгляд вверх, как слова Первозданного про ясное небо подтвердились: ни облачка, одно лишь бледно-голубое полотно, обрамлённое изумрудной листвой. И это означало, что он, Небо, и правда имел… запах? Да ещё и грозы? И как проверить? Однако Небо поверил словам Солнца и присел на корточки в нескольких шагах от него. — Подними голову, дитя. Солнце, не слушаясь, упрямо промычал, и почему-то в этот раз Небо не разозлился, а только хмыкнул, снисходительно дёрнув уголком губ. — Разве я создал тебя для поклонов? Разве цель твоего создания — преклонять колени перед кем-то? — Нет, но… — Именно: нет. Поднимись, дитя, иначе взаправду расстроюсь. Слова подействовали махом: Солнце резко вскочил на ноги, мгновенно вернув двуногий образ нимфы, и едва не свалился обратно, покачнувшись. И снова это желание подорваться, помочь. Покачав головой, Небо, сжимая ладони в кулаки, поднялся и повернул голову в сторону, чтобы не смотреть на Солнце, который неловко потирал тонкие плечи и почему-то не переставал улыбаться. Никто не спешил нарушать тишину утра, кроме чириканья и… топота? Кто может настолько неуклюже нестись по лесу? Солнце охнул, словно вспомнив о чём-то, и веснушчатое лицо приняло озабоченный вид, когда Небо искоса взглянул на него. — У нас же получилось, — осторожно, будто боясь спугнуть, прошептал Солнце, но уголки полных губ так и рвались радостно приподняться. Небо недоумённо склонил голову к плечу, а поняв, огорчённо выдохнул. «Пусть делает, что хочет», — махнул на всё Небо. — Аки! Выходи сюда! Выходи под небо! — позвал Солнце, размахивая руками, чтобы привлечь олениху за спиной Неба. Топот ног замедлился, а потом вновь, сопровождаемый звонким, высоким и явно не оленьим возгласом, ускорился. Не видя смысла оборачиваться, Небо продолжал безразлично смотреть на довольного Солнце, что устремил взгляд сквозь него. Чем ближе становился топот, тем больше он походил на шлепки стоп… Шлепки стоп? Как у Солнца? Миг — и облачное тело Неба разлетелось клочками, как при сильном ветре. С тем же безразличием посматривая на уцелевшие руки и белые клочки дыма, коими стало всё, что ниже плеч, Небо медленно перевёл взгляд на радостно вопящее существо, которое разбило его. К Солнцу, чьи брови теперь сошлись к переносице, губы сжались в тонкую нить, а желваки заиграли на скулах, липло, обхватив руками за талию, пока тот держал руки на весу, подобное ему создание. Проявив чуть большую заинтересованность, Небо повнимательнее пригляделся к юному творению. Ещё одна лесная нимфа. И ведь создана не из листа, не травинки или цветка, а из зверя. Забавно. Облик и похож на тот, что у Солнца, и противоположен ему: ростом значительно ниже; с покатых плеч ниспадали бледно-золотистого оттенка локоны, что вились, как морские волны, и составляли почти что половину роста нимфы; зелёные глаза были глуповаты, совсем другой формы и устремлены к небу, а само лицо бледновато, постно и, если не учитывать полных губ и пушистых ресниц, не имело ничего общего с чертами Солнца. В остальном тело мельче, бледнее и без солнечных пятнышек, местами округлое, таз больше, грудь выделяется… С немым «А» Небо склонил голову к другому плечу и задумчиво приложил палец в губам. Взгляд забегал между Солнцем и Аки. А ведь он и позабыл о таких мелочах в жизни Первозданных. У первой нимфы — творения не его рук — появился половой признак, как и подобает потомкам его творений, Первозданных. Насколько же велико будет внешнее разнообразие, когда своевольный Солнце продолжит создавать себе подобных? Найдётся ли тот, кто действительно сможет перенять черты Солнца, или Солнце неповторим? «Посмотрим», — пожал плечами Небо, не восстанавливая форму тела, и незримой дымкой обошёл парочку нимф. — Небо? — видимо, не в первый раз позвал его Солнце обеспокоенным голосом, при этом смотря не вверх, как его нимфа, а под ноги. — Я здесь, — негромко отозвался Небо. Аки вздрогнула и сильнее прижалась к старшему под нечитаемым взглядом Неба. — У нас получилось, — с толикой гордости в скромной улыбке повторил Солнце. — И отняло намного меньше времени и сил, — подытожил Небо тем же скучающим голосом. Веснушчатое лицо застыло, уголки губ, как и руки, опустились. Тени усталости и печали вновь укутали солнечное лицо. «Не нужно, — хотел бы сказать Небо, — не стоит солнцу затухать посреди дня» Что же его расстроило? То, что рождение нимфы прошло без серьёзных, как то обычно принято, затрат? Что не так и почему опечаленное выражение лица вызывало странную смесь чувств, которые слишком слабы, чтобы Небо обратил на них внимание? — Теперь ты покинешь меня? — не громче выдоха прошептал Солнце, выпутываясь из цепкой хватки ручек нимфы и кивком указывая ей на лес. Вопросительно изогнув бровь, Аки всё же послушно потрусила к деревьям. Тихие слова укололи пустоту. — Небо никому не принадлежит и никого не покидает, — безразлично бросил дух, повернувшись к Первозданному спиной. Никому не принадлежит. Никого не слушает. Никому не подчиняется. Ни перед кем не опускается. — Но лес тих и спокоен, поэтому я задержусь здесь дольше, чем планировал. Лес громок, очень громок, как сердцебиение и нрав его молодого хозяина, и спокоен только в холодное время, когда его хозяин спит. И всё же древний лес, раскинувшийся меж двух равнин с вольными ветрами, привлёк духа скитальца своими непроходимыми стенами и чем-то ещё. Чем-то, чего Небо, возможно, никогда не поймёт и не захочет понять. Небо остался. Решил немного понаблюдать за ростом Лесного Первозданного и его подопечных, решил послушать песни ветров, что забегали за новостями со всех сторон света, решил понаслаждаться певчим языком нимф и солнечной улыбкой, которую никто из новорождённых нимф не смог повторить. Время бежало неспешно, сезоны сменяли друг друга. Цветы, зелень, закат и холод с пустотой, которую приходилось притуплять сном, — и так множество раз, что Небо и потерял счёт времени, о котором и так никогда не переживал. Зато Солнце вёл его и отсчитывал каждое своё пробуждение перед периодом цветения. Второе пробуждение прибавило к стайке животных нимф нескольких цветочных. В год третьего пробуждения Небо, не захотев снова бороться с щемящим чувством, что посещало его каждый раз, когда нимфы засыпали, тоже уснул и проснулся пораньше, чтобы успеть к Солнцу. Так и повелось: нимфы засыпают, а через некоторое время и Небо следом; Небо просыпается — нимфы, как подснежники, за ним. Солнце не догадывался об этом, как и остальные. А тем временем солнечные дни продолжали течь размеренным потоком. На двадцать первое пробуждение Небо понял, что, кажется, чуточку задержался в лесу и попривык к его обычаям, но покидать мирок, наполненный счастьем и теплом, о котором раньше не ведал, совершенно не хотелось! Поэтому Небо молчал, решив, что уйдёт тогда, когда надоест Солнцу или тот о нём забудет. Только Солнце не забывал о нём ни на миг, и даже в долгом чёрном сне Небо видел знакомые черты и ярчайшую из всех нимф улыбку. Скачков роста не произошло, но даже так Солнце немного изменился: чуть-чуть подрос, обрезал волосы, пока Небо с ветром обходил лесные земли, тело стало покрепче, оленьи рога немного вытянулись и обзавелись по одному отростку на рог. Не менялись только веснушки, задорные зелёные глаза, солнечная улыбка и своевольный характер. В год пятьдесят седьмого пробуждения Небо посетил страх. Его ужаснула мысль, что однажды он может наскучить Солнцу. Сама мысль о молчании Солнца никак не умещалась в голове и в тот же момент тревожной сойкой напевала где-то за спиной. Однако стоило услышать изменившийся, окрепший и покрытый медовой сладостью голос, который вещал обо всём на свете, включая события прошедшего дня, которые Небо видел собственными глазами, как сразу становилось легче дышать и бьющая тревогу птица замолкала. Небо дышал рядом с Солнцем. Жил той жизнью, о которой не ведал, о которой никогда бы не узнал, если бы не создал это чудесное лесное дитя, и от которой не был готов так легко отказаться. Небо не хотел отказываться. Не хотел уходить. Больше не хотел исчезнуть из этого мира или жить в том, где не будет Солнца. За всё то время, что прожил бок о бок с нимфами невидимым и зачастую слышимым только Солнцу духом, Небо не сожалел ни об этой прожитой секунде. Да, его не видят, но так даже лучше. Да, он — пустота, но так даже лучше, потому что можно остаться с Солнцем, а тот и не заметит. Да, он… Улыбающийся и самый счастливый дух на этом свете и вне его рамок. Дух, которому спустя целую вечность стало дозволено отдохнуть и подурачиться, заплетая различные травинки, зелёные веточки и сорванные цветы в пшеничные волосы хозяина леса, пока тот дремал под открытым небом, а потом смотреть, как с рассветом Солнце просыпался и некоторое время недоумевал, откуда в его волосах полевое сборище, но не избавлялся от цветочного безобразия — даже к голове лишний раз не прикасался и целый день улыбался. Небу нравилось. К цветущему сезону сто второго пробуждения Небо всё явственнее ощущал тепло в груди, которое из года в год крохотным цветком распускалось в пустой груди. И из года в год туманный бутон рос. Небо пытался и руку в себя запускать, и растворяться, и менять форму, но никак не мог нащупать этот «цветок», что лепестками щекотал внутренности, даже если те бесследно исчезали. «Заболел ли?» — гадал Небо. Только он и Первозданные болезням не подвержены. И ответа-то нет. Никто не сможет подсказать. Не зная, что и думать, Небо продолжил игнорировать некий цветок, что постоянно щекотал его: то тягостно, то радостно и тепло-тепло, как ветерок в приятную жару, когда взгляд падал на старшего Лесного Первозданного. На протяжении трёх лет чувство росло и готовилось перевалиться за край бесплотного тела. В этот же период Небо испытал жгучую потребность постоянно находиться вблизи Солнца, чем и так занимался ежедневно, но не просто находиться где-то на деревьях или в их тени, а… прикоснуться. За все те годы, которые Солнце неизвестно для чего считал и каким образом не сбивался, Небо, который так не показался и не признался, что голубое полотно над головой — не он, возжелал дотронуться до тёплой кожи нимфы, под которой бежало жидкое золото. И это желание напугало его. Одной из ночей, когда насекомые вовсю стрекотали в листве и траве, желание пересилило всё, что можно и нет. Солнце, как и обычно, спал под открытым небом прямо на траве, когда другие нимфы предпочли широкие ветви деревьев и только единицы повторили за старшим. Небо бесушмно подкрался к нему и сел на колени, утонув в траве. Наверное, будь у него сердце или потребность в воздухе, то точно бы выдал себя с головой, а так, задержав дыхание, смог стать ещё менее заметным, чем обычно. Кончики пальцев прямо-таки покалывало от напряжения и нетерпения свершить задуманное. Небо протянул руку к спящему на боку Солнцу. Ещё немного, ещё чуть-чуть и… Пушистые ресницы затрепетали, размеренное сердцебиение нимфы участилось. Небо одёрнул руку к груди и, так и не коснувшись кожи, исчез до утра, чтобы успокоить накатившую панику. С тех пор он больше не пытался и всеми силами — трусливо — игнорировал желание дотронуться до созданной им же нимфы. И молча завидовал тем, кто обладал плотью и возможностью держать Солнце за руку, обнимать его, быть с ним. Небо попробовал немного отдалиться от Первозданного, но каждый раз с удивлением находил себя в паре шагов от того. Тогда он продолжил попытки выдернуть мешающийся цветок из груди. Ничего не получилось ни через год, ни через три, ни через ещё пять. Всё случилось наоборот: Небо привязывался лишь больше, а среди нимф Солнце, который постоянно говорил с создателем и кликал того «небом», принялись называть «солнцем неба», из-за чего улыбка на веснушчатом лице становилась натянутой, а потом и вовсе исчезала, когда тот оставался один. Солнцу не нравилось быть чьим-то, — так считал Небо, и это осознание превращало бархатные лепестки разросшегося цветка в плоские зубья. Отрадно и больно. Отрадно слышать, что солнце принадлежит небу, но только больно, что не Солнце — ему, Небу. Когда в год сто пятьдесят второго пробуждения в который раз по всему лесу зацвели вишнёвые деревья, Небо успел поменять все свои взгляды на жизнь и Первозданных. Да, он не должен никого выделять из своих творений, которые о его существовании благополучно забыли. Да, то, что он стал незримым компаньоном Лесному Первозданному, — неправильно с его стороны. Да, он привязался к юному Первозданному, как муха к паутине, но, в отличие от мухи, не собирался вырываться на волю. Да, так нельзя. Да, так поступать странно. Непривычно. Не в его правилах. Раньше бы он на такое не пошёл. Но кто ему, самому Небу, запретит что-то делать? Разве что Солнце. Но Солнце, как Небу виделось, только светился, получая короткие ответы на свои нескончаемые монологи, которые Небо внимательно выслушивал от начала до конца. Поэтому Небо был намерен остаться и защитить Солнце от всех туч, что могли бы омрачить его лик. Защитить, сберечь, спрятать и смотреть только на него, слушать только его медовый голос, вдыхать только его сладкий солнечный запах… Небо нуждался во всём, что имело отношение к Солнцу. Но нуждался не так, как оленёнок в матери, а… иначе и больше. Невообразимо нуждался. Невообразимо желал видеть Солнце счастливым. И Небо совсем не знал названия этому чувству, этому цветку, к которому привык. Пора цветения вишни подсказала, что это за «болезнь», когда нуждаешься только в одном-единственном существе и забываешь про остальной мир. За полтора столетия количество нимф равнялось едва ли количеству цветков на молодой вишне, и ни одно дитя Первозданного не походило ни на другого, ни на своего создателя. В какой-то момент Солнце, конечно, перестал тратить свою кровь, но численность лесных нимф всё равно росла: те начали создавать собственные семьи, беря пример с животных, только такие союзы отчего-то оказывались крепче. Солнце пожимал плечами и радовался за потомков в тот момент, как Небо не понимал их. Однако, понимая, что в лесу слегка произошло перенаселение, Солнце распределил большую часть нимф по другим лесам, которые лежали ещё дальше и куда по неизвестной Небу причине сам не желал идти. В одиночестве прогуливаясь по цветущему лесу, Небо наткнулся на разросшуюся старую вишню, чьи цветы поблекли. И на пару нимф. Не понимая мотивов этих созданий, Небо решил понаблюдать за ними в тени других деревьев. Цветочная нимфа утопала в объятиях рогатого и безостановочно вышёптывала невнятные слова и имя, пока тот… Что? Зачем кусаться? Теперь хотя бы рот своим заткнул — удобный и надёжный способ, который у молодняка, кажется, звался поцелуем. Иногда бы Солнце так не помешало затыкать… Но какие чувства двигали этими двумя и остальными Первозданными, которые совокуплялись? В них же не должно быть инстинкта размножения. Тогда что же это? Подойти и прямо спросить что ли?.. Нет. Солнце хмурился, когда Небо с другими говорил. Продолжить стоять и додумываться самостоятельно? Передёрнув плечами, Небо потёр виски. Нет, так не пойдёт! Он не переживёт ещё минуту этих склизких, чавкающих и хлюпающих звуков. Нет, нет, нет! Поспешно ретировавшись, Небо поспешил на поиски создавшего весь этот разврат. Солнце, как то обычно и бывало, нашёлся за пологом ивы, что росла у озера. — Дитя, — чуть раздражённо позвал Небо, пройдя сквозь листу. Вытянувшись на нижней ветви и свесив руку, пока вторая покоилась на животе, Солнце сонно приоткрыл один глаз, обшарив зелёный полумрак, и неожиданно усмехнулся. Приподнявшись и согнув ногу в колене, хозяин леса сел и почесал короткие волосы, в которых спутались различные травы. Ещё одним изменением за этот век стало то, что даже в форме нимфы Солнце частенько оставлял отросшие на рога, с которых свисали ниточки паутины, оставленные крохами нимф. — Ну, Небо? На кого в этот раз наткнулся? — рассмеялся Солнце, почувствовав его настроение. Небо так и застыл, пока не кашлянул и не отвернулся от него. — Сколько можно? — пробубнил дух. Сдержанно смеясь, Солнце бесшумно спрыгнул на траву и прошёл уже на четырёх ногах возле него, задев наполовину. Небо вздрогнул и тут же собрался обратно, а тот и ухом не повёл. Не видит. Совсем не видит… Да и выше стал: теперь в промежуточном облике Солнце превосходил его на голову — и это не считая рогов, — но в обычном образе нимфы всё ещё уступал в росте больше, чем на ширину ладони. Приподняв изумрудный полог рукой, Солнце запустил свет внутрь и замер в таком положении, стоя к Небу спиной. Окрепшие плечи напряглись, а одна из задних ног буравила землю копытом. — Не злись на них, Небо, — прошептал Солнце, — они зелены, юны и влюблены. Не стоит вмешиваться с выдуманными правилами. — Влюблены? — переспросил Небо, едва ли не фыркнув. — И чём смысл этого… «влюблены»? — Большой и красивый смысл, прямо как ты, Небо! — торопливо, несколько нервно и раздражённо — оттого и дерзко — бросил Солнце и вышел на свет. Опешив, Небо двинулся за ним. Это ещё что за дела? Что за причуды? Чего дитя злится и дерзит на ровном месте? Что он не так сказал? — Солнце!.. — Земля дрожит, — уже обеспокоенно произнёс Первозданный, навострив уши. — И правда… Куда! Солнце, стой! Но тот уже вовсю нёсся белоснежным оленем по изумрудному покрывалу травы, шустрым ветром петляя меж многочисленных деревьев. «Не нужно идти одному!» — хотел крикнуть Небо, но не посмел — молча двинулся следом к тому, что вызвало незначительную тряску. И на полпути остановился, услышав голос, но потеряв Солнце из виду. «Здравствуй, Небо», — проскрипел каменный голос в голове. «Кадур!» — менее приветственно ответил Небо. — «Такими темпами ты мне срок жизни сократишь!» Земля затряслась от смеха великана, который наконец-то прибыл к лесу. «С каких пор, друг мой, тебя заботит срок жизни?» Проигнорировав вопрос, Небо двинулся за потоком ветра. Великан-Первозданный прибыл весьма неожиданно, но вражды не вызвал ни у кого. Точнее, о его прибытии знали только Небо да Солнце — нимф решили оставить в неведении. Радушно приняв древнего в свои владения и пообещав позаботиться о его сне, Солнце, через птиц общаясь с великаном, вовсю щебетал с новым знакомым у того на спине, позабыв об обязанностях и сне, что стал, скорее, привычкой, чем надобностью. Небо же остался в стороне. К концу третьего дня, когда солнце скрылось за линией горизонта, Кадур попрощался с Лесным Первозданным и позвал к себе Небо. «И вот это светлое дитя напугало тебя?» — подивился Кадур. — Бывало, — негромко бросил Небо, сидя на том же месте, где несколько дней пробыл Солнце. «Хмм… Знаешь, друг мой, с каждым новым посаженным ростком ты превосходишь самого себя. Каким же будет следующее твоё дитя?» — Я не собираюсь никого создавать, — отрезал Небо. Он больше не заснёт из-за потери сил, больше не оставит Солнце. Вороны лишь гаркнули. «Хорошо-хорошо», — медленно повторил Кадур в его мыслях. — «Но это дитя и правда прекрасно…» — И неповторимо, я знаю, — нетерпеливо оборвал Небо. — Я всё знаю, Кадур. «И даже то, что душа хозяина леса светится ярче солнца? И то, что юное сердце сгорает?» — Что? — услышав последнее, оторопел Небо, и внутри всё покрылось льдом от ужаса. — Сгорает? Почему? Из-за чего, Кадур?! Как он упустил такое?! Как не заметил, что Солнцу больно?! Как… Почему Солнце постоянно улыбался, если ему больно?! — Нужно вернуться, — подорвался Небо. «И что же ты сделаешь?» — остановил скрипучий голос. — «Ему не помочь» — Почему?! Почему Солнцу не помочь? Разве он, Небо, не всемогущ?.. Да какой же он создатель, какой же он всемогущий, если за столько проведённого бок о бок времени не заметил боль своего творения?! Ему нужно было увидеть Солнце, увидеть его лицо, заглянуть в зелёные глаза и убедиться, что слова Кадура — бред. Не может же лучик света гореть… Свет не сгорает. «А зелень — вполне», — поскрёб внутренний голос. — Почему моему Солнцу нельзя помочь? — надтреснутым голосом прошептал Небо, совершенно не замечая, что назвал хозяина леса своим. — Из-за чего сгорает его сердце? «Разве ты ничего не видел?» — Нет… Совсем забылся… «Ох, Небо», — и снова тон Кадура стал похож на родительский. — «Сам того не ведая, ты навлёк одну прекрасную беду на своих детей» — О чём ты? — с трудом соображал Небо, желая поскорее вернуться. — Что я сделал? Когда? «Никогда не задумывался, почему тебя проклинают?» — Предпочитаю не слушать. «Первозданные от мала до велика проклинают тебя за неразделённые чувства, что испытывают к другим. Другие же искренне благодарят…» — Ни разу не слышал благодарности, — рыком перебил Небо. — Не томи уже! Вздох каменного великана ветром пронёсся по округе. Птицы закричали, переполошились. «Хозяин леса совсем юн и уже попал в паучьи сети чувств, что сжигают его сердце, но, кажется, ему это только в радость. Он влюблён. Только не уверен, что его чувства разделяют, и именно это причиняет ему боль» Небо недоумённо нахмурился. — Влюблён? — осторожно озвучил дух странное слово, которое уже слышал. — Зачем? Вороны насмешливо закричали. «Ровня миру, а на деле птенец, что только-только проклюнул скорлупу» — Кадур, — выдохнул Небо, теряя терпение. — Что означает эта влюблённость? Что это за чувство? «Как создавший нас, Первозданных, ты должен знать ответ. Однако ты оказался всего лишь желторотым птенцом», — скрипуче медленно проговорил Кадур. — «Влюблённость — сильное чувство, дарованное немногим. Оно может либо сломить, либо сотворить жизнь. Влюблённый видит только одного, дышит им одним, живёт и грезит только о нём — о том, на кого упал тот самый взгляд» — Тот самый взгляд? «Да. Это самый первый взгляд на дарованного судьбой, после которого не смотришь на остальных. Ни я, ни мои дети не испытывали подобного, но наслышаны» — Раз он дарован… судьбой, то при чём тут я? Зачем проклинать меня? — безразлично интересовался Небо, бездумно смотря на бледные руки. «Не всегда чувства взаимны, как в случае с этим дитя» Небо медленно осел на землю. Цветок покрылся льдом. Солнце влюблён? Видит, дышит и живёт только одним? Кем? С каких пор? Кто привлёк взгляд его Солнца и почему от этого так больно? «Это не моё солнце», — покачал головой Небо. — Разволновался, извини, — спустя почти что вечность смог произнести Небо совершенно пустым голосом. — Я провожу тебя, друг мой. Кадур не ответил. Тёплый ветер раздул бесплотное тело, растащив его тонким туманом по всему великану.