«For 12 — Other Lives»
***
Англию Артур запомнил именно такой: даже в середине лета, здесь довольно холодно, туманно и дождливо. Не то чтобы это вызывало у него какие-то эмоции, но всякий раз, прилетая на родину, хотелось увидеть выглядывающее из-за облаков солнце, приветствующее его, вместо противного мелкого дождя и почти гробовой тишины. После довольно шумной Италии ему всегда сложно адаптироваться к спокойствию аэропортов в Бирмингеме, нарушаемое только шумом взлёта или посадки самолётов, а также свистящим холодным ветром. Всегда складывается ощущение, что по прилёте даже люди начинают говорить почти шепотом, что больная из-за перелёта голова Артура в этот раз принимает с удовольствием. Конечно, ему всё ещё не нравится то, что пришлось вернуться в это место так скоро, после его, практически, побега, но работа не терпит отлагательств. Хотя за время в дали он так и не понял, почему сбежал и от чего вообще почувствовал в этом необходимость. Лишь где-то на грани сознания он снова услышал голос, требующий вернуться в горячие объятия Вероны*(Город на севере Италии), но он с трудом отмахнулся от него и отправился проходить паспортный контроль. — Артур Пендрагон? И снова эта изогнутая в недоверии бровь таможенника. В Италии на его имя практически не обращали внимания, но здесь… Это всегда было проблемой, начиная с несмешных поддразниваний в школе и заканчивая вот такими взглядами из-под лба в аэропорту. Да, редкая фамилия. Да, чёрт возьми, известная, и не так, как ему хотелось бы. И да, родители именно из-за этого и дали ему это чёртово имя. Артур Пендрагон — великий король, легендарная личность, которая правила вымышленным королевством, так как учёные до сих пор разводят руки, когда всплывает любой вопрос о существовании Камелота, от чего история уже давно считается сказкой, в отсутствии каких-либо доказательств её реальности. А он — простой реставратор, которому фамилия досталась от родителей, а тем от его дедушки, и так далее, до прапрабабушки, после которой любые упоминания его семьи заканчиваются. Да, фамилия известная и редкая, но это всё ещё не повод окидывать его этим взглядом каждый раз. — Проходите, — наконец выдохнул тучный мужчина и отдал Артуру его паспорт. Тот вздохнул с раздражением и рванул прочь из аэропорта. Такси он словит уже на выходе. Он, насупившись, вышел из тёплого помещения, тут же встречаясь с холодным порывом ветра и мелкими каплями дождя. Артур сосчитал до пяти и крепче сжал лямку своей дорожной сумки, после чего решительно направился к первому замеченному таксисту. Называл адрес и садился в машину он уже практически в автоматическом режиме, а стоило только двинуться с места и завидеть родные виды города, он и вовсе ушёл в свои мысли. Бирмингем — город его детства и юности. Он провёл в нём достаточно времени, чтобы понять, как тот давит на него. Однако Артур часто не знал, какова природа этого давления, ведь здесь, в этом самом городе, прошла вся его жизнь, и, уезжая, он оставил позади не только своё к нему отношение, но и людей, которыми так или иначе очень дорожил. Друзья, знакомые. Всё осталось в Англии, из которой он бежал как прокажённый, ведь на сердце, кажется, с самого его рождения была огромная тоска и печаль, которые она в нём побуждала. Психолог говорит, что на него так влияет погода, ведь в солнечной Италии он, по большей части, чувствует себя многим лучше, но он на уровне интуиции знает, что причина не в этом. Но и истина постоянно от него уходит. Часто, когда он случайно оказывается в каких-то определённых частях города, особенно за пределами его центра, в его душе кошки скребутся, и он чувствует, будто вот-вот найдёт что-то… А в следующий момент его отвлекает гудок грузовика, треск сухих веток или громкий крик птицы. Ему настолько это осточертело, что он уехал, чтобы снова оказаться здесь, спустя едва-ли год. Словно его привязали к этим всё время влажным землям. Артур покачал головой и со свистом выпустил воздух через нос. Машина остановилась, а из окна он видел жилой дом: старенький, краснокирпичный, невысокий, всего два этажа вверх, с четырьмя узкими деревянными дверьми и большой железной табличкой с названием улицы. Он расплатился с водителем и вышел из машины. Погода улучшилась, мелкий дождь больше не норовил залезть ему за воротник, но на небе всё ещё плотно сгущались тучи. Артур некоторое время дышал свежим влажным воздухом, даже наслаждаясь, и только после этого направился к одной из дверей дома. Прихожая встретила его темнотой, холодом и звенящим одиночеством. Сразу было заметно, что здесь никто не живёт уже довольно долгое время. Артур махнул головой и включил свет, поставил на пол свою сумку, снял грязную обувь, после чего медленно прошёл вперед, в такую же тёмную гостиную. Со смерти родителей этот дом совершенно перестал его радовать, перестал быть якорем, который держал его в этом городе, когда он набрался опыта и стал специалистом в своём деле. И хотя он уже давно смирился с потерей, каждое возвращение сюда оставляло неприятные ощущения и давило своей пустотой. Возможно, это было одной из причин, по которым он в итоге уехал в Верону. Артур не стал задумываться об этом, глазами тут же находя фото в старенькой рамке, стоящее на небольшом столике для телевизора. На нём он выпустился из университета, а отец гордо обнимал его за плечи. Приятное ощущение ностальгии заставило приподнять уголки губ и нежно провести пальцами по изображению ушедшего из его жизни человека. Как сейчас помнится: мама только-только перестала бороться с тяжёлой болезнью, — раком груди, и с похорон не прошло и года, как у отца выявили рак лёгких, вызванный ужасной привычкой выкуривать по две пачки в день и усугубившейся со смертью жены. Он тоже ненадолго задержался, хоть и успел провести сына во взрослую жизнь и переписать на него всё нажитое имущество. И Артур, в какой-то мере, был даже рад, что отец ушёл так скоро, ведь тот всегда любил его мать, да так сильно, что если бы не болезнь подкосила его — то глубокая печаль. Теперь он снова в этом доме, смотрит на фото и думает о том, насколько правильным было его решение согласиться и приехать. Артур, на самом-то деле, и не знает толком, как вообще умудрился в это вляпаться, просто словно что-то тянуло его, подмывало изнутри, заставляя согласиться. Словно конкретно эта работа принесёт что-то в его жизнь, даже если для этого придётся вернуться в Бирмингем. Чёртовы предчувствия. Убрав фото на место, Пендрагон решил отвлечь себя домашними хлопотами: включил отопление, разложил свои вещи из сумки в шкаф, проверил инструменты в своей небольшой мастерской и, отметив в голове все недостающие детали, отправился в душ, смывать с себя всю тяжесть перелёта. Горячая вода и прокручивание в голове списков всех нужных дел и покупок отвлекли его, от чего из душа он вышел уже более собранным и, даже, смирившимся. Как раз в тот момент, когда он высушил волосы и, вздрагивая от всё ещё низкой температуры в доме, вошёл в свою комнату, его телефон завибрировал и на него пришло сообщение: Миссис Грейси: Привет, Артур! Надеюсь, что перелёт не стал для тебя утруждающим и сегодня ты сможешь навестить меня в музее? Картина в ужасном состоянии, и чем раньше ты ознакомишься с масштабом проблемы, тем быстрее пойдёт работа, не так-ли? Пришли ответ, как только прочтёшь это! Артур тяжело вздохнул. Он не планировал сегодня куда-либо выходить из дома, перелёт и правда дался ему нелегко, и дело тут вовсе не в физической части. Но его работодательница была права, чем быстрее пойдёт дело, тем раньше он сможет вернуться в жаркие объятия Италии. К тому же, ему всё ещё стоит купить недостающие инструменты и снабдить себя едой. Поэтому он быстро печатает положительный ответ, вызывает такси и собирается, настоятельно игнорируя тот самый внутренний голос, ликующий от ожидания встречи с «загадочной, убитой временем и неправильным хранением» картиной.***
Бирмингемский Музей и Художественная Галерея. Когда-то в детстве Артур проводил здесь много времени: просил родителей отвести, сбегал после школы, приходил в праздничные дни. В те времена он с таким же энтузиазмом бегал и по остальным музеям города, но конкретно этот стал его любимым. Не ясно: из-за своей красоты, истории или количества самых разных вещей, взгляд на которые временно отправляет тебя в прошлое. Его в принципе всегда тянуло к чему-то старому и антикварному, поэтому и профессия реставратора стала для него делом жизни так легко. Но сегодня Артур словно впервые столкнулся с этим оживлённым местом. Высокая часовня притягивала взгляд и заставляла щуриться, ведь впервые за день город решило согреть ослепительно яркое солнце. Как ни странно, старые часы всё ещё работали и показывали точное время, вероятно, люди исправно за ними приглядывали, что не удивительно, ведь горожане, насколько он помнил, всегда любили Бирмингем и делали для него лучшее. Но ему не стоило задерживаться за разглядыванием давно изученного вида музея — впереди ещё много работы. На входе Артура уже ждала миссис Грейси: полная белокожая женщина с ярко-рыжими кудрями и ослепительной улыбкой. Она тепло поприветствовала его и, обменявшись рукопожатиями, провела вовнутрь. Пендрагон с теплотой отметил, что с его последнего визита в музее ничего не изменилось, только в некоторых из секций появились новые работы, реставрированные другими людьми или проданные перекупщиками. Но скорость передвижения его спутницы не дала насладиться моментом, маневрируя среди посетителей и работников к помещениям, в которых хранятся неготовые к выставке объекты. Так что добрались они в считанные секунды. Сразу было видно, что его работодательница желает как можно скорее начать сотрудничество. Оказавшись внутри длинной узкой комнаты, довольно холодной и плохо освещённой, Артур тут же стал глазами бегать по столам, над которыми горели яркие белые лампы. На каждом из этих столов находились в большинстве своём картины. Все они находились, в так или иначе, плачевном состоянии, отчего руки Артура зачесались в желании прикоснуться и начать с ними работу. Но они с Грейси продолжали проходить вперёд, пока вдруг не оказались в самом конце помещения, где на железном столе под лампой лежала очередная картина. — Вот, наша головная боль, — ответила женщина, тяжело вздыхая. — Путешественники нашли её такой в лесу, неподалёку от графства Хагли, и передали нам. Один из первых реставраторов, которых я пригласила, сказал, что из-за её ужасного состояния не может даже приблизительно определить ни возраст, ни вид картины, остальные только разводят руками, мол «слишком сложно и «много работы». — она подняла умоляющий взгляд на Артура. — Ты лучший специалист из всех, что я знаю, прошу, скажи, что её ещё возможно восстановить? Он сжал губы в тонкую полоску, сложил руки на груди и ещё раз посмотрел на картину, точнее на то, что ею подразумевалось. Очень толстый слой грязи, какой-то сажи и пыли на полотне не давал даже немного разглядеть изображение, словно тот, кто им обладал ранее специально обращался с картиной ужасно, насколько это вообще возможно. Зато рамка была в идеальном состоянии: витиеватая — сразу видно, что мастер потратил не один час, вырезая эти узоры на дереве. Даже лак не треснул ни в одном месте, что надвигало на мысль — эту рамку или заменили, или отреставрировали до него. Но отрицательный ответ Грейси, когда он обратил на это внимание, загнал его в тупик окончательно. — Это действительно будет очень сложная работа, — сказал наконец Артур, когда закончил оценивать общее состояние картины, — Я не могу гарантировать, что во время очистки не травмирую краски, ведь внешне нельзя сказать, чтобы на полотне был слой лака. — Всё хорошо, Артур! Главное, чтобы кто-то хотя бы попробовал сделать с ней что-то, — просияла Грейси. — Тогда могу я попросить Вас отправить её ко мне домой? Я изучу картину лучше и приступлю к работе. По ходу дела буду оповещать об открывшихся мне деталях. — Конечно! Я отправлю её к Вам завтра же, только скажите адрес! Артур быстро черкнул улицу и номер дома на планшете женщины и та вихрем унеслась прочь. Он только вздохнул ей вслед. Снова это ощущение, снова дикое желание вернуться в Верону, пока не поздно. Но он отнекивается от этих мыслей, возвращая задумчивый взгляд на полотно. Не важно, какие ощущения у него вызывает эта картина, любопытство и предвкушение работы уже появились, заставляя беспрерывно крутить в голове любые мысли, касающиеся картины.